4. На пороге будущего

4. На пороге будущего

Процесс развития культуры нередко сравнивается с развитием индивида – то есть с процессом развития ребенка. Но ребенок вырастает и перестает расти. Если верно, что существуют общие законы роста живых систем, то возникает вопрос о «пределах роста»: можно спросить, когда же человечество будет «взрослым»?

Вспомним, однако, что развитие человечества – это развитие не только индивидов, а культуры, всё более – единой человеческой культуры. Культура аналогична видам животных, способным жить очень долго – по-видимому, сколь угодно долго. История человеческих культур свидетельствует, что в не слишком быстро меняющихся условиях они не погибают, а изменяются. Общечеловеческая культура очень молода, она только складывается. Все предшествующее ей развитие человека, по сравнению с временем жизни «обычных» видов, было очень коротким. Человечество не старо, а молодо. И поскольку это живая система, способная существовать неограниченно долго и наделенная разумом, можно полагать, что ее функция самооценки также эволюционирует вместе с ней.

Понимание кризиса нашей культуры, столь отчетливо сформулированное ее лучшими представителями ? такими, как Альберт Швейцер, Томас Манн и Конрад Лоренц - вовсе не означает фатальной неизбежности ее гибели. Напротив, это понимание представляет собой возникающую обратную связь, ощущение необходимой восстановительной работы, предотвращающей распад культуры. Ближайшая цель современной культуры состоит в ее спасении от гибели. Осознание этой цели может объединить людей разного мировоззрения и разных профессий, а дело спасения культуры может предохранить их от разрушительного пессимизма. Мы не безоружны перед слепыми силами истории и не обречены им покоряться, но для этого мы должны знать, что происходит.

Я позволю себе процитировать окончание «Оборотной стороны зеркала» - может быть, величайшей книги нашего времени:

«... Можно видеть верные признаки того, что начинает пробуждаться самосознание культурного человечества, основанное на естественнонаучных знаниях. Если – что вполне возможно – это самосознание расцветет и принесет свои плоды, то тем самым культурное духовное стремление человечества поднимется на высшую ступень, точно так же, как в глубокой древности фульгурация [Слово, введенное Лоренцем: быстрое, подобное вспышке молнии развитие] мышления подняла на новую, высшую ступень познавательную способность отдельного человека. До сих пор на нашей планете никогда не было разумного самоисследования человеческой культуры, точно так же, как до времени Галилея не было объективного в нашем смысле естествознания.

Задача естественнонаучного изучения системы, образуемой человеческим обществом и его духовной жизнью, необозримо огромна. Человеческое общество – самая сложная из всех живых систем нашей Земли. Наше научное знание о нем едва коснулось поверхности этого сложного целого, наше знание относится к нашему незнанию таким образом, что выразить его могут лишь астрономические числа. И все же я полагаю, что человек как вид находится сейчас у поворота времен, что именно сейчас есть потенциальная возможность невиданно высокого развития человечества.

Конечно, положение человечества теперь более опасно, чем было когда-либо в прошлом. Но потенциально мышление, обретенное нашей культурой благодаря естествознанию, дает ей возможность избежать гибели, постигшей все высокие культуры прошлого. Это происходит впервые в мировой истории.»

Здесь содержится, в сущности, предсказание возможного спасения культуры, в которой созревает оценивающий ее разум. Предсказание будущих событий невозможно, но можно предвидеть в общих чертах вероятное будущее. Конечно, можно возразить, что самый вероятный исход описанных выше явлений – это попросту гибель нашего вида. Сторонники такого взгляда никогда не боялись предсказывать будущее, но до сих пор их пророчество не оправдалось. Предположим, что они ошибаются. В таком случае возникает вопрос, каким образом человечество может выжить. Есть необходимые условия, без которых это заведомо невозможно. Я возьму на себя смелость их указать. Более того, можно заметить главные тенденции развития человеческого общества, которые могут определить историю ближайших столетий. Это не лозунги, а наблюдаемые тенденции, впервые явившиеся в истории и опровергающие старый философский предрассудок о «неизменности человеческой природы».

Первое необходимое условие развития человечества – это мир. Социальный инстинкт и построенные на нем инстинктивные правила морали, сначала запретив убийства в пределах своего племени, затем – своей нации, в наше время распространяют этот запрет на весь человеческий род. Две мировых войны, омрачившие первую половину двадцатого века, с предельной ясностью показали невозможность достижения спорных целей насильственным путем. Угроза ядерного оружия внушила представление, что война будет означать гибель для обеих сторон конфликта, что единственное спасение – отказ от войны. Вопреки всем ухищрениям политиков, эта идея, выраженная Хартией Объединенных Наций, одерживает верх. Народы не хотят войны. Уже больше полувека сильнейшие государства, что бы ни говорили провозглашаемые ими доктрины, воздерживаются от войн, и теперь приучаются совместно усмирять взрывы насилия во всех частях Земли. Появилась реальная перспектива прекращения войн.

Другое явление, впервые наблюдаемое в наше время, – это перспектива изобилия. В течение всей истории человечества неизменным условием существования подавляющего большинства людей была нищета. «Нищие всегда будут с вами», – говорил своим ученикам Христос. И мы видим, что даже в самых богатых странах, в самые просвещенные времена главным мотивом человеческой деятельности была угроза голодной смерти. В царствование «короля-солнца» Людовика XIV треть населения Франции умерла от голода – вследствие неурожаев и непосильных налогов; викторианская Англия, возглавлявшая победоносное шествие европейского капитализма, вынуждала своих рабочих под угрозой голода посылать на фабрики шестилетних детей, у которых было мало шансов остаться в живых.

В двадцатом веке, впервые в истории, развитые страны избавились от голода и нищеты. Условия жизни трудящихся в этих странах – во всяком случае, условия их материального обеспечения и труда – теперь лучше, чем в утопиях Мора и Кампанеллы. Эти условия, при сохранении резкого неравенства доходов и асоциального паразитизма богатых, возникли вследствие машинного производства, удешевившего и умножившего изготовление всего необходимого для жизни.

Исчезновение нищеты, наряду с устранением войны – одни из тех невероятных, немыслимых в прошлом фактов, к которым наши современники настолько привыкли, что перестали их замечать. Но причины, вызвавшие эти факты, продолжают действовать, даже в условиях нынешнего мира, с его архаическими культурными пережитками и бездумной конкуренцией. Можно предвидеть, что дешевизна и доступность предметов широкого потребления распространится на весь мир. Насколько быстро это произойдет, зависит от энергии. Если появится предсказанная физиками дешевая, практически даровая энергия, это радикально изменит мировую экономику и намного ускорит приход общества изобилия. Поскольку б?льшая часть мира все еще живет в условиях хронической бедности, мы не отдаем себе отчета в том, что главной проблемой будущего будет не нищета, а изобилие!

Война и нищета сопровождали человечество на всем протяжении его истории; с психологической стороны, причинами их были властолюбие и жадность. Вопреки мнению философов и моралистов, эти свойства вовсе не присущи «природе человека», то есть не входят в его генетическую программу, а обусловлены культурой и являются извращением его инстинктов. Карен Хорни показала в книге «Невротическая личность нашего времени» [Karen Horney. The Neurotic Personality of our Time, Norton & Co, New York - London, 1950], что в основе их лежат страх и голод, то есть неудовлетворенность инстинктов самосохранения и питания. В наше время в развитых странах созданы условия, в значительной мере устраняющие такие извращения. Было бы важно изучить, как это отражается на психологии разных слоев населения. Можно предположить, что уже сейчас там в некоторой степени уменьшились воинственность и скупость. Таким образом, необходимые условия развития человечества – устранение войны и нищеты – в наше время вполне достижимы.

Ближайшей задачей этого развития является спасение культуры. Возникает вопрос, что надо для этого делать. Очень медленно утверждается представление, что социальными процессами можно и нужно управлять. Для этого надо знать средства такого управления и его этически допустимые границы.

Лоренц обращает внимание на преимущества, доставляемые человеку его научным знанием. При всем несовершенстве этого знания, оно дает нам отчетливую картину нынешнего положения нашего вида. В течение его долгой истории социальные процессы происходили стихийно, наподобие эволюции геологических формаций. Но в последние десятилетия развились простейшие методы управления этими процессами, до сих пор основанные на использовании только одного параметра – денег. Эти методы позволили справиться с экономическими кризисами и привели к возникновению системы стимулируемого потребления, доставившей развитым странам хотя бы временную устойчивость. Конечно, люди всегда пытались улучшить свое положение, не полагаясь на естественный ход событий; но в наше время впервые предпринимаются глобальные действия, согласуемые правительствами сильнейших государств. Без этих мер вся мировая культура несомненно развалилась бы: достаточно вспомнить, к каким последствиям привел последний всемирный кризис. Как бы мы ни оценивали возникающие отсюда культурные явления, перед нами сознательная попытка воздействия на историю, и эту попытку надо признать небезуспешной.

Но спасение культуры требует более содержательного подхода, не сводящегося к одним только денежным расчетам, требует готовности к временным убыткам и длительным усилиям, к которым не способна современная государственная машина. Государственное вмешательство породило бюрократический аппарат, преследующий не общественные, а чаще всего свои собственные цели, и по существу не зависящий от общественного мнения. Контроль над этим аппаратом предполагает бдительность избирателей, не дающих себя обмануть сиюминутными выгодами и вовремя меняющих своих служащих. Но упрощенный человек на это не способен. Некультурную демократию нельзя спасти, потому что разрастающаяся бюрократия убьет все, что еще осталось от эффективности рыночного хозяйства, и застынет в виде цемента, связывающего застрявшие механизмы представительного правления. Без сознательных усилий, без изучения и воспитания культуры у человечества нет никакого будущего! Нам нужна культурная демократия и демократическая культура.

Общая черта всех социальных исследований нашего времени – их локальность: все анализы производятся в предположении, что основные черты сложившейся системы нельзя менять. Серьезные изменения общества могут быть только нелокальными, а это предполагает временные жертвы и приспособления, необычные для нынешнего общества. Это общество цепляется за свой «уровень потребления», и ему трудно будет решиться на такие жертвы. Но одно лишь потребление не может быть целью цивилизации. Общество без целей бессмысленно и обречено. Культуры, потерявшие духовные мотивы развития, достигшие материального изобилия и застывшие в самодовольстве, неизменно гибли, и нашей культуре угрожает та же судьба. Спасение культуры является духовной целью, потому что речь идет не только о наших личных интересах, но и о будущем человечества.

Самой очевидной является экологическая реформа. В экологическом смысле Земля неделима: ее атмосфера и мировой океан должны быть предметом заботы всех людей, поскольку промышленное загрязнение среды отражается не только на ближайшем окружении, но и на жизни всей планеты. Наши научные знания уже достаточны для принятия самых неотложных мер, но эти меры сталкиваются с национальным эгоизмом и примитивным непониманием надвигающейся катастрофы. С непониманием можно бороться, распространяя честную научную информацию (что далеко не тривиально, поскольку в экологии особенно щедро оплачивается как раз нечестная информация). Что же касается эгоизма отдельных наций – особенно самых богатых и экологически опасных – то здесь может понадобиться нечто вроде мирового правительства. Эта идея, давно уже выдвинутая Эйнштейном и Расселом, теперь не кажется столь утопической, как прежде. Как мы уже видели, в наше время воздействие человека на природу впервые приняло космические масштабы. Такие уже доказанные преступления, как загрязнение атмосферы углекислым газом, или загрязнение мирового океана химическими и радиоактивными веществами, не могут быть остановлены изолированными мерами отдельных стран. Унаследованный от феодального прошлого принцип национального суверенитета препятствует эффективным действиям, защищая частные интересы против общего интереса всех людей. Экологическое тупоумие происходит от того, что здесь речь идет о медленно нарастающих бедствиях, подобных мягким симптомам неосознанной болезни. Некоторые пессимисты предсказывают уже «экологические войны», но я думаю, что в этом смысле опаснее экономические конфликты.

Экономическая реформа необходима для сокращения разрыва между богатыми и бедными народами Земли. Мы рассматривали классовый антагонизм в его наиболее современных формах, на материале стран «западной цивилизации». Но подавляющее большинство человечества живет вне этих особых условий, по-прежнему в нищете и бесправии, унаследованных от прошлого. Люди, живущие в Азии, Африке и Латинской Америке, имеют свои причины жаловаться на социальную несправедливость. Один и тот же труд оплачивается в Соединенных Штатах в десятки раз выше, чем в России, и в сто раз выше, чем в Китае. Экономическое просвещение уже достигло всех стран, и все знают свое положение. Разрыв между уровнем жизни «западных» стран и остального мира, кажется, никого не беспокоит.

Отсталые страны теперь независимы и должны сами заботиться о своей судьбе. Пример Японии показывает, что это положение может быть изменено в течение одного поколения. Три великих страны ? Россия, Индия и Китай ? не могут выйти из кризиса. Они ищут свой путь. Россия и Китай уже пережили тоталитарный строй, а Индия к нему не склонна. Будем надеяться, что эти страны изберут демократию. Экономическая наука, уже в ее нынешнем состоянии, может обеспечить глобальные реформы, хотя и с неизбежным нарушением некоторых привилегий.

Наконец, нужна реформа образования. Она необходима и самым передовым странам, где школьное обучение уже не дает простой грамотности, и отсталым странам, часто не имеющим даже начальной школы. Но, по-видимому, особенно важна реформа высшей школы, без которой не будет грамотных учителей. Образование сильно зависит от местных культурных условий и не допускает унификации. Наши научные знания о процессах обучения еще недостаточны для решения этой задачи, от которой зависит воспитание будущих поколений. В этой области надежнее полагаться на опыт прошлого, избегая поспешных экспериментов; поскольку система образования особенно пострадала от общего упадка культуры, здесь может быть полезно возвращение к лучшим образцам прошлого! Вспомним, что Возрождение началось с воспоминания о прошлом.

В наше время происходит процесс глобализации культуры, создающий единую мировую культуру. В основе этой культуры будут лежать ценности гуманизма, выработанные людьми всех народов и получившие свою наиболее отчетливую форму в европейской культуре. Эта культура, именуемая также западной, несомненно является самой высокой и, следовательно, самой сильной в нынешнем мире. Она отказалась теперь от прямого насилия и «завоевывает» мир экономическими средствами.

Единственный способ противостоять этому завоеванию – это развивать собственную промышленность, способную изготовлять более дешевые товары и, самое главное, те же технологически сложные и уже незаменимые товары. Наша российская промышленность неспособна даже изготовлять компьютеры, и уже по этой причине Россия не может сохранить свою экономическую изоляцию – если бы и не было множества других причин! Как только отсталые страны начинают развивать современную технику, они обнаруживают, что она неразрывно связана с другими основами западного образа жизни, в особенности со свободной экономикой и, тем самым, с гражданской свободой – с теми правами человека, без которых пытаются обойтись все тоталитарные режимы на Земле. Таким образом глобализация экономики неизбежно влечет за собой культурную глобализацию.

Очевидная необходимость серьезных реформ наталкивается на устаревшие, часто архаические политические системы, неспособные ни к каким реформам, и на нелепости международного права, признающего суверенитет любых захвативших власть бандитов. Происходящий теперь процесс демократизации будет неизбежно расширяться и углубляться, размывая все оставшиеся пережитки средневековья и древности, а международные отношения будут подчинены главной задаче – охране прав человека.

У нас есть технические средства, нужные для глобальных реформ, и научные знания, нужные для того, чтобы их начать. В развитых странах есть уже производство, способное создать материальное изобилие, и сильнейшие страны очевидным образом отказываются от войны. Но эти преимущества не могут использовать люди, мыслящие в денежных категориях. Культуру можно спасти, если возникнет гуманистическая субкультура, бескорыстно стремящаяся к своей цели. Как мы видели, такие субкультуры стояли на рубеже великих исторических эпох. Мыслящая элита может состоять из людей любого происхождения, готовых бескорыстно служить человечеству, как это делали их предшественники. Такую элиту можно было бы назвать «аристократией духа», потому что она должна выделяться не особыми привилегиями, а особыми обязанностями. Но лучше назвать носителей этой культуры будущего русским словом интеллигенция.

Конечно, большинство образованной публики в наше время ориентировано на деньги и карьеру, но интеллигенция – мыслящая элита –это творчески активное меньшинство. Можно заметить, что подлинная элита науки и искусства во всех странах единодушно презирает современную псевдокультуру с ее средствами массовой информации и коммерцией развлечений, что она враждебна господствующей психологии, сводящей все ценности к деньгам. Лучшие люди ищут выход из тупика стимулируемого потребления. Можно надеяться, что они найдут этот выход, доставив нашей культуре необходимую обратную связь. Как мы видели, так было уже не раз!

Интеллигенция будущего должна служить человечеству убеждением и примером. Новые идеалы рождаются во всех слоях общества, но пробивают себе путь в будущее лишь в том случае, когда навстречу стремлениям народных масс идет движение образованного, мыслящего меньшинства, способного выработать новые формы общественной жизни и дать им отчетливое выражение. В наши дни мыслящих людей трагически не хватает. Воспитание культурных людей заменяют теперь массовым производством специалистов. С помощью компьютеров и приборов обучают человека, способного обслуживать эти машины для выполнения какой-нибудь специальной работы. Таким образом не может быть воспитан культурный человек.

Главное бедствие нашей культуры – разрушение культурной традиции. Передача традиции неизбежно происходит от учителя к ученику, из уст в уста. Механические средства обучения не могут заменить прямую связь поколений. Чтобы воспитать мыслителя, не нужны дорогие средства: достаточно карандаша и бумаги, мела и доски. Надо учить молодого человека думать, а не нажимать клавиши, читать книги и вырабатывать собственное мнение, а не повторять общепринятые штампы. Мотивом обучения должен быть бескорыстный энтузиазм, а не карьерный успех. Но для этого нужен человек, передающий традицию, – учитель. Разрушение связи между учителем и учеником есть разрушение культуры. Воспитание – это неторопливое постижение, озаряемое вспышками интуитивного прозрения. Воспитание – это теснейшая связь между людьми. Сидя в одиночестве за своими компьютерами, люди не чувствуют, как «распалась связь времен»!

Высокая культура складывается в небольших группах и постепенно расширяет свое влияние. Если в обществе нет мыслящей элиты, если его лидеры ничем не лучше «среднего человека», их не принимают всерьез. Спасение культуры должно быть делом культурных людей, способных организовать общественное сознание. Будущая интеллигенция, подобно прошлой, должна научиться объединять свои усилия. Люди, знающие друг друга, должны научиться работать вместе, высказывать свои взгляды и искать единомышленников.

Дети культурных людей должны стать культурными людьми. Мы должны спасти наших детей от разлагающего влияния нездоровой среды. На нашей стороне инстинктивное стремление самих детей, ищущих руководство и пример своих родителей. Уверенные в себе родители сильнее любого влияния среды. Во время фашизма в семьях убежденных антифашистов вырастали чистые дети. Для этого надо сознательно воспитывать детей похожими на нас самих, как это предусмотрено наследственной программой нашего вида. У детей черно- белое восприятие мира, они требуют ответа, что хорошо и что плохо. Отвечайте на их вопросы, не делайте вида, будто перед вами маленькие мудрецы: чего вы им не скажете, скажет за вас улица и скверная школа, и продуктом этого влияния будут не ваши дети. Чтобы сохранить культуру, мы должны прежде всего сохранить наших детей.

Человеческое общество – не муравейник, где все неразличимы. Оно нуждается в духовном руководстве, и можно надеяться, что оно его найдет. Духовное руководство – это не власть. В демократическом обществе власть должна принадлежать всему обществу, и можно надеяться, что область применения власти в будущем резко уменьшится – сведется к согласованию стандартов и, в самом широком смысле, к общественной медицине. Но руководство необходимо людям. Люди не равны по способностям. Лучшие – умные и мудрые – должны иметь не власть, а влияние и почтение. Конечно, демократическое общество будущего не будет бесформенно, как нынешнее. В нем будет иерархия, какая была некогда во всех человеческих племенах – иерархия, предусмотренная системой наших инстинктов. Но это не будет иерархия принуждения и страха. Уже и сейчас авторитет не прибегает к виселицам и позорным столбам, как это было в недавнем прошлом. Культура развивается, и самый ужас перед бесчеловечностью – при всем, что происходит в нынешнем мире – отличает нас от наших предков.

Глобализация социального инстинкта, начавшаяся с племенной морали и продолженная мировыми религиями прошлого, составляет теперь задачу гуманистической философии, постепенно объединяющей все человечество. Задача гуманистического воспитания людей может быть выполнена – и несомненно будет выполнена – интеллигенцией будущего.

Можно спросить себя, оправдан ли этот оптимизм? Есть ли будущее у современного общества? Как мы видели, начиная с середины девятнадцатого века, когда европейская культура достигла своего высшего выражения, ее человеческие идеалы оказались недостаточными для дальнейшего развития, что привело к катастрофическим последствиям: буржуазному перерождению рабочего движения, агрессивному национализму и двум чудовищно бессмысленным и разрушительным мировым войнам. В наше время часто можно услышать мнение, что европейская культура, с ее гуманистической философией и научным знанием, уже сыграла свою историческую роль и теперь клонится к неизбежному упадку, подобно всем высоким культурам прошлого.

У нас и в самом деле более чем достаточно оснований для пессимизма! Кто решится предсказать такой культуре лучшее будущее? Но представим себе, чт? подумал бы о перспективах нашего вида объективный наблюдатель, рассматривая наших предков, живших в пещерах сорок тысяч лет назад. Такой наблюдатель, зная судьбу всех предыдущих гоминид, тщетно пытавшихся стать людьми, мог бы не заметить особые свойства сапиенсов, уже сделавшие эти существа людьми – без их ведома и понимания!

Мы способны уже перейти от слепого повиновения животным инстинктам, выражающим страх и голод, к сознательному творению своей культуры, удовлетворяющему наш единственный в мире, давно уже человеческий социальный инстинкт. Мы находимся на пороге новой эпохи, и в нашей власти переступить этот порог.

История учит нас, что глубокая реформа культуры требует обращения к опыту предков – к их высшим достижениям и надеждам. Уже древние греки времен Гомера знали, что их предшественники, ахейцы, обладали утраченной высокой культурой, и не переставали думать об этом прошлом. Итальянцы эпохи Возрождения знали, что их предки превосходили их знанием и могуществом, изучали древнюю культуру и стремились с ней сравняться. Наша западная культура достигла своей вершины, по-видимому, в девятнадцатом веке, и мы напрасно думаем, что превзошли ее, впадая в комфортабельное варварство «потребительского общества». Нам недостает больших идей и далеких целей.

Россия достигла высокого развития культуры в том же девятнадцатом веке, усвоив и своеобразно преломив европейскую культуру в ее лучших достижениях. Изучение и понимание этого прошлого составляет необходимую предпосылку нашего Возрождения. Мы должны сделать свободный выбор – не подражания худшим образцам западного общества, а спасения и развития нашей культуры. Традиция, к которой мы должны обратиться – это не узкая традиция русского рабства, а широкая традиция русского освободительного движения. Это и будет наш путь к единой культуре будущего.