3. Момент истины и после него

3. Момент истины и после него

В момент истины космоса, Я, космический разум, оказался перед источником и целью всех смертных существ.

Разумеется, в этот момент я не воспринимал бессмертный дух – Создателя Звезд в категориях чувственного восприятия. Если говорить о чувственном восприятии, о, тут ничего не изменилось: я по-прежнему ощущал только густонаселенные полые сферы умирающих звездных миров. Но, благодаря тому, что в этой книге называется телепатией, я был способен на духовное восприятие. Я почувствовал непосредственное присутствие Создателя Звезд. Я уже говорил, что незадолго до этого мною овладело непреодолимое ощущение скрытого присутствия какого-то существа, отличного от меня, отличного от моего космического тела и осознающего разума, отличного от моих живых составляющих частей, отличного от сонмов отдавших все свое, тепло звезд. Но сейчас мысленный глаз увидел, как покров заколебался и стал полупрозрачным. Источник и цель всего сущего – Создатель Звезд – предстал передо мной в смутной форме существа, действительно отличного от моего осознающего «я», и, в то же время, находящегося глубоко внутри меня. В сущности, это было мое «я», только бесконечно большее, чем мое «я».

Мне показалось, что я увидел Создателя Звезд в двух аспектах: как особую, творящую форму духа, давшую жизнь мне, космосу, нечто, внушающее наибольший ужас, нечто более величественное, чем творчество, то-есть, установленное раз и навсегда совершенство абсолютного духа.

Бесконечно жалкие и банальные слова. Но в самом ощущении не было ничего жалкого.

Увидев эту бесконечность, то есть нечто, чего нельзя объять, Я, космический разум, цвет всех звезд и планет, – пришел в такой же ужас, в какой приходит дикарь при блеске молнии и раскатах грома. И когда я пал ниц перед Создателем Звезд, мой разум захлестнуло половодье образов. Вновь передо мной возникла несметная толпа выдуманных божеств всех времен, народов и миров – символов величия и нежности, безжалостной силы, слепого творчества и всевидящей мудрости. И хотя эти образы были ничем иным, как фантазиями сотворенных разумов, мне показалось, что каждый из них и все они, вместе взятые, действительно являются воплощением образа, оставленного Создателем Звезд на сотворенных им существах.

Когда я созерцал эту армию божеств, поднимавшуюся ко мне из разных миров, словно облако дыма, – в мой разум проник новый образ бессмертного духа. Этот образ был порожден моим космическим воображением, и в то же время чем-то большим, чем я сам. В памяти автора этой книги, человека, остались лишь обрывки этого видения, которое так потрясло и взволновало его, когда он был космическим разумом. И все же я должен стремиться поймать это ощущение в очень непрочную сеть слов.

Мне показалось, что я проделал путешествие во времени в обратном направлении до самого момента творения. Я наблюдал рождение космоса.

Дух был погружен в печальные раздумья. Будучи бесконечным и вечным, он сам ограничил себя конечным и временным бытием и сейчас размышлял о прошлом, которое ему не нравилось. Он был не удовлетворен каким-то творением в прошлом, мне неизвестным; и он был также неудовлетворен своей нынешней временной природой. Эта неудовлетворенность подтолкнула дух к новому творению.

И вот, в соответствии с возникшей в моем космическом разуме фантазией, абсолютный дух, ограничивающий себя во имя творчества, исторг из себя атом своего бесконечного потенциала.

Этот микрокосм нес в себе зародыш пространства, времени и всех видов космических существ.

Внутри этого точечного космоса многочисленные, но не исчисляемые, центры физической энергии, которые человек смутно представляет как электроны, протоны и прочее, – поначалу совпадали друг с другом. И они пребывали в состоянии покоя. В состоянии покоя находилась собранная в одной точке материя десяти миллионов галактик.

Затем Создатель Звезд сказал: «Да будет свет». И стал свет.

Представлявшие собой единое целое центры энергий излучали ослепительный свет. Космос взорвался, реализовав свой потенциал пространства и времени. Центры энергии разлетелись в разные стороны, словно осколки разорвавшейся бомбы. Но каждый центр сохранил память о едином духе целого и желание вернуться к нему; и каждый центр был отражением сущности всех остальных центров, разбросанных во времени и пространстве.

Перестав быть точечным, космос превратился в объем невообразимо плотной материи и сильного излучения, и постоянно расширялся. Он был спящим и бесконечно разъединенным духом.

Но сказать, что космос расширялся, все равно, что сказать – его члены сокращались. Центры абсолютной энергии, поначалу совпадавшие с точечным космосом, теперь сами генерировали космическое пространство, отделяясь друг от друга. Расширение космоса, как целого, было ничем иным, как сжатием его физических составляющих частей и его световых волн.

Хотя размеры космоса всегда были конечны, у него не было ни границ, ни центра его маленьких световых волн. Как у расширяющейся сферы отсутствуют границы и центр, так и у расширяющегося объема космоса отсутствовали границы и центр. Но если центром сферической поверхности является точка, расположенная вне этой поверхности – в «третьем измерении», то и центр объема космоса находился вне его – в «четвертом измерении».

Плотное взрывающееся огненное облако разбухло до размеров планеты, потом до размеров звезды, затем до размеров галактики, а следом и до размеров десяти миллионов галактик. И по мере своего разбухания оно становилось более тонким, менее ослепительным, менее беспокойным.

Затем космическое облако разрушилось в результате противоречия между его тенденцией к расширению и притяжению составляющих его частей. Оно развалилось на многие миллионы облачков, превратившись в рой огромных туманностей.

Некоторое время туманности располагались так же близко друг к другу, как тучи на грозовом небе. Но просветы между ними расширялись, пока они не стали такими же обособленными, как цветы на кусте, как пчелы в летящем рое, как птицы в мигрирующей стае, как корабли на море. Они удалялись друг от друга со все нараставшей скоростью; одновременно с этим каждое облако сжималось, превращаясь сначала в комок пуха, потом во вращающуюся линзу, а потом в хорошо нам знакомое кружение звездных потоков.

А космос все расширялся, и наиболее удаленные друг от друга галактики разлетались в разные стороны с такой скоростью, что ползущий черепашьим шагом свет космоса уже не мог преодолеть настояние между ними.

Но Я в своем воображении видел их все. У меня было такое впечатление, что все было освещено каким-то другим, внутренним, сверхкосмическим и сверхскоростным светом, источник которого находился вне пределов космоса.

Вновь, но уже в новом, холодном, всепроникающем свете, передо мной проходили жизни всех звезд, миров, галактических сообществ и моя собственная жизнь вплоть до этого самого момента, когда я предстал перед бесконечностью, которую люди называют Богом и представляют себе в образе, соответствующем их человеческим желаниям.

Сейчас Я и сам пытался представить этот бесконечный дух – Создателя Звезд, в образе, рожденном моей, пусть и космической, но все же смертной природой. Ибо сейчас мне показалось, что я неожиданно вышел за пределы трехмерного видения, свойственного всем созданиям и увидел физический облик Создателя Звезд. Я увидел, правда за пределами космического пространства, сияющий источник сверхкосмического света. Он представлял собой невыносимо яркую точку, звезду, солнце, более мощное, чем все солнца вместе взятые. Мне показалось, что эта лучезарная звезда была центром четырехмерной сферы, изогнутой поверхностью которой являлся трехмерный космос. Эта сверхзвезда, которая и была Создателем Звезд, была увидена мною, сотворенным ею космическим созданием, на одно короткое мгновение, прежде чем ее сияние не обожгло мои «глаза». И в это момент я понял, что действительно увидел истинный источник всего космического света, жизни и разума, а также еще многого другого, о чем Я не имел никакого представления.

Но этот образ, этот символ, постигнутый моим космическим разумом в результате стресса, вызванного непостижимым ощущением, – разрушился и трансформировался уже в самом процессе постижения, настолько неадекватен он был самому ощущению. Когда ко мне вернулось «зрение», я понял, что эту звезду, которая и была Создателем Звезд и постоянным центром всего бытия, Я воспринял, как глядящую на меня, ее творение, с высоты ее бессмертия. Когда Я увидел Создателя Звезд, Я раскрыл жалкие крылья своего духа и воспарил к нему только для того, чтобы обжечься, ослепнуть и рухнуть вниз. Мне представилось, что в момент моего видения все надежды всех смертных духовных существ на единение с бессмертным духом стали силой моих крыльев. Мне казалось, что Звезда, мой Создатель, должна наклониться мне навстречу, поднять меня и обнять своими лучами. Ибо мне показалось, что Я, дух стольких миров, цвет стольких эпох, был Космической Церковью, наконец-то достойной того, чтобы стать Божьей невестой. Но вместо этого я был обожжен, ослеплен и низвергнут ужасным светом.

Но не только физический нестерпимо яркий свет сокрушил меня в момент истины моей жизни. В этот момент я догадался, в каком настроении находился бессмертный дух, создавший космос, постоянно поддерживавший его жизнедеятельность и следивший за его развитием, полным мучений. Вот это открытие и сокрушило меня.

Ибо я столкнулся не с доброжелательностью, нежностью и любовью, а с совершенно другим духом. И Я сразу понял, что Создатель Звезд создал меня не для того, чтобы я был его «невестой», его любимым чадом, а с совсем другими намерениями.

Мне показалось, что он смотрит на меня с высоты своей божественности с пусть и страстным, но надменным вниманием художника, оценивающего свое завершенное произведение. Художника, спокойно наслаждающегося своим произведением, но заметившего, наконец, непоправимые недостатки изначальной концепции, и уже жаждущего нового творения.

Он исследовал меня со спокойствием мастера, отбрасывая все мои недостатки и обогащая себя теми моими немногими прекрасными чертами, которые Я обрел в ходе наполненных борьбою эпох.

Вне себя от ярости, я послал проклятье своему безжалостному творцу. Я крикнул, что его творение оказалось благороднее творца; что это творение любило и жаждало любви, даже от звезды, которая была Создателем Звезд. Но творец, Создатель Звезд, не любил и не нуждался в любви.

Но, как только Я, ослепший и страдающий, выкрикнул это проклятие, Я оцепенел от стыда. Ибо мне внезапно стало ясно, что добродетель творца отлична от добродетели творения. Ибо если творец возлюбит свое творение, он возлюбит только какую-то одну часть самого себя. Но творение, восхваляя творца, восхваляет недоступную творению бесконечность. Я понял, что добродетелью творения являются любовь и поклонение, а добродетелями творца являются способность к творению и бессмертие – недостижимая и непостижимая цель всех поклоняющихся творений.

И снова, но теперь уже пристыжено и восхищенно, Я обратился к своему создателю. Я сказал: «Мне более чем достаточно быть творением столь ужасного и столь очаровательного духа, возможности которого безграничны, природа которого недоступна пониманию даже разумного космоса. Мне достаточно быть сотворенным и на какое-то мгновение воплотить бессмертный, беспокойный, творящий дух. Мне более, чем достаточно быть использованным в качестве грубого наброска к какому-то совершенному творению».

И тут на меня снизошли странное спокойствие и странная радость.

Заглянув в будущее, я увидел свой упадок и свою гибель, но это не повергло меня в отчаяние, а лишь вызвало спокойный интерес. Я видел, как обитатели звездных миров все больше и больше истощали источники существования своих убогих цивилизаций. Они разложили на атомы столько внутренней материи звезд, что их миры были готовы развалиться. И некоторые небесные тела действительно треснули, что привело к гибели рас, обитавших в их полых внутренностях. Большинство цивилизаций не стало дожидаться критического момента и терпеливо разобрало свои небесные тела на куски, восстановив их в более маленьком размере. Одна за другой, звезды превратились в небесные тела, размером с планету. Размеры некоторых из них не превышали размеры луны. Их население уменьшилось в миллионы раз. Оно сохраняло внутри этих полых зерен только общий каркас цивилизации и вело все более скудное существование.

Взглянув в будущие эпохи из момента истины космоса, Я увидел существа, которые по-прежнему напрягали все свои силы, чтобы сохранить основы своей древней культуры; по-прежнему вели активную личную жизнь, постоянно находя в ней что-то новое; по-прежнему поддерживали телепатическое общение между мирами; по-прежнему, с помощью телепатии, делились всем, что у них было хорошего; по-прежнему поддерживали истинно космическое сообщество с его единым космическим разумом. Я увидел себя самого, сохраняющего со все большим трудом ясность сознания, борющегося с сонливостью и дряхлостью. Не для того, чтобы обрести какое-то прежде неизведанное величественное состояние, или принести еще один ничтожный дар к трону Создателя Звезд, а просто из жажды новых ощущений и верности духу.

Но я был не в силах остановить распад. Одна за другой, цивилизации были вынуждены сокращать численность населения до уровня, на котором уже было невозможно сохранять коллективное мышление расы. Цивилизация, как дегенерировавший мозговой центр, уже не могла выполнять свою роль в общекосмическом восприятии.

Глядя в будущее из момента истины космоса, Я увидел, как Я сам, космический разум, неуклонно приближаюсь к смерти. Но и в мою последнюю эпоху, когда все мои силы угасали, когда мое разлагающееся тело лежало тяжелой ношей на плечах моей иссякнувшей отваги, смутное воспоминание о былой ясности мышления по-прежнему утешало меня. Ибо Я смутно понимал, что даже в свою последнюю, наиболее убогую эпоху, Я нахожусь под пристальным, хотя и равнодушным взглядом Создателя Звезд.

По-прежнему вглядываясь в будущее с высоты своей абсолютной зрелости, Я увидел свою смерть – окончательный разрыв телепатических связей, от которых зависело мое существование. После этого несколько уцелевших миров жили в абсолютной изоляции и тех варварских условиях, которые мы, земляне, величаем цивилизацией. Затем дали трещину основы материальной цивилизации – разложение материи на атомы и фотосинтез. Иногда происходил случайный взрыв еще оставшихся небольших запасов материи, и мир превращался в быстро разбухающую, а потом исчезавшую в невероятной тьме сферу. Иногда цивилизация мучительно умирала от голода и холода. А потом в космосе остались только тьма да белые облачка пыли, которые когда-то были галактиками. Прошло бессчетное количество эпох. Постепенно каждое облачко пылинок сжималось в силу гравитационного воздействия друг на друга его частей; наконец, хотя дело и не обошлось без столкновений блуждающих зернышек, материя каждого облачка сконцентрировалась в один плотный комок. Давление внешней среды раскалил центр каждого комка добела, а иногда и до кипения. Но постепенно последние силы космоса покинули остывающие осколки, и в вечно «расширяющемся» космосе остались лишь камни да слабенькие потоки излучения, распространявшиеся во всех направлениях настолько медленно, что они уже не могли преодолеть расстояние между одинокими кусочками камня.

Между тем, поскольку все эти каменные сферы, когда-то бывшие галактиками, не оказывали друг на друга никакого физического воздействия, и на них не существовало разума, который мог бы поддерживать между ними телепатические контакты, – каждая такая сфера представляла собой отдельную вселенную. А поскольку каждая пустынная вселенная не претерпевала никаких изменений, то и время на ней тоже остановилось.

Поскольку это и был тот самый «вечный покой», Я вновь обратил свой усталый взор на момент истины, который был моим настоящим, а, вернее, моим недавним прошлым. И, напрягая всю силу своего зрелого разума, Я попытался более четко представить, что же Я увидел в этом самом недавнем прошлом. Ибо в тот момент, когда Я увидел ослепительную звезду, которая была Создателем Звезд, Я, на какую-то долю секунды, заметил в самом центре этого величественного существа открывающуюся странную перспективу: словно в вечных глубинах сверхкосмического прошлого и сверхкосмического будущего за одним космосом следовал другой, и так до бесконечности.