ДИСЦИПЛИНА

ДИСЦИПЛИНА

Мы проехали полосу оживленного движения и с главной улицы свернули в тихий переулок. Оставив машину, пошли по дороге, которая вилась среди пальмовых рощ и вдоль зеленого, уже созревающего рисового поля. Как прекрасно было это длинное, изогнутое рисовое поле, обрамленное высокими пальмами! Был прохладный вечер, и слабый ветерок слегка колыхал на деревьях густую листву. Неожиданно за поворотом дороги показалось озеро. Оно было длинное, неширокое и глубокое. Пальмы по обеим его сторонам стояли так тесно одна к другой, что пройти между ними было почти невозможно. Ветерок по воде гнал рябь, а вдоль берега слышалось журчание и приглушенный шум голосов. Несколько мальчиков купались нагишом, не стыдящиеся и свободные. Их тела блестели и были прекрасны, хорошо сложенные, стройные и гибкие. Они заплывали до середины озера, потом возвращались и плыли снова. Тропа вела мимо деревни. На обратном пути над водой сияла полная луна. Мальчики ушли. Лунный свет отражался в воде, а пальмы стояли, как белые колонны в тенистом мраке.

Он приехал издалека и жаждал выяснить вопрос о том, как подчинить ум. Он сказал, что вполне сознательно удалился от мира и вел весьма простую жизнь с родственниками, и все время тратил на то, чтобы побороть свой ум. В течение многих лет он делал упражнения по определенной системе, но ум все еще не находился под контролем и всегда готов был вырваться на свободу, подобно животному на привязи. Он подвергал себя голоданию, но это не помогало; производил эксперименты с диетой — это немного улучшило дело, но не внесло мира. Его ум постоянно создавал те или иные образы, восстанавливая сцены прошлого, уже пережитые чувства и события, или же думал о том, что вот завтра он достигнет тишины. Но это завтра никогда не наступало, а упражнения сделались сплошным кошмаром. Чрезвычайно редко ум бывал безмолвен, но и это безмолвие вскоре становилось предметом воспоминаний, событием прошлого.

— То, что человек преодолел, он должен преодолевать вновь и вновь. Подавление — одна из форм преодоления, так же как замена одного другим и сублимация. Желание победить неизбежно порождает новый конфликт. Почему вы хотите покорить свой ум, успокоить его.

«Я всегда интересовался религиозными вопросами, изучал многие религии. Все они говорят, что для познания Бога ум должен стать безмолвным. С тех пор, как я себя помню, я всегда жаждал найти Бога, непреходящую красоту мира, красоту вот этого рисового поля и этой запущенной деревни. Передо мной раскрывалась весьма многообещающая карьера; я был за границей и все прочее; но однажды я просто ушел от этого в поисках безмолвия. Я слышал то, что вы говорили вчера о безмолвии, и вот я пришел сюда».

— Для того чтобы найти Бога, вы стараетесь подчинить свой ум. Но разве тишина ума — это путь к Богу? Разве безмолвие — это монета, которая раскроет врата небес? Вы хотите купить себе путь к Богу, к истине — назовите это как угодно. Но можно ли купить вечное за добродетели, отречение или умерщвление плоти. Мы думаем, что если будем выполнять определенные действия, упражняться в добродетели, соблюдать целомудрие, удаляться от мира, то сможем измерить неизмеримое. Но ведь это — коммерческая сделка, разве не так? Наша «добродетель» оказывается средством для достижения цели.

«Однако дисциплина необходима для того, чтобы подчинить ум, а иначе не наступит мир. Я просто-напросто в недостаточной степени прошел курс дисциплины, и это — моя ошибка, а не вина дисциплины».

— Дисциплина — это средство для достижения цели. Но ведь ваша цель — неведомое. Истина — это неизвестное, она не может быть известным; если она является известным, то это не истина. Если вы можете измерить неизмеримое, то это не есть неизмеримое. Наша мерка — слово; но слово не есть реальное. Дисциплина — это средство, а средство и цель — совсем не два различных явления, не правда ли? Несомненно, цель и ведущие к ней средства — это одно. Средства — это цель, единственная цель; не существует цели вне средств. Насилие как средство достижения мира — это лишь продолжение насилия. Средства — вот все, что имеет для вас значение, а совсем не цель; цель определяется средствами; цель — не нечто отдельное, существующее вне средств.

«Я хочу внимательно все выслушать и постараться понять то, что вы говорите. Если мне не все будет понятно, я переспрошу».

— Вы используете дисциплину, контроль в качестве средства для достижения тишины ума, разве не так? Дисциплина предполагает сообразование с образцом; вы устанавливаете внутренний контроль для того, чтобы быть тем или иным. Не является ли дисциплина, в сущности, насилием? Когда вы дисциплинируете себя, это, может быть, доставляет вам удовлетворение; но не является ли само это удовлетворение какой-то формой сопротивления, которое культивирует новый конфликт? Не оказывается ли так, что практическое применение дисциплины равносильно культивированию самозащиты? Но ведь то, что является предметом защиты, всегда будет подвергаться нападению. Не влечет ли за собой дисциплина подавление того, что есть, с целью достижения желаемого результата? Подавление, замена одного другим, сублимация — все это укрепляет усилие и вызывает новый конфликт. Вы можете добиться успеха в подавлении какого-нибудь заболевания, но оно снова появится в другой форме, пока вы не вырвете его с корнем. Дисциплина — это подавление, преодоление того, что есть. Дисциплина — это насилие; итак, с помощью «ложных» средств мы надеемся достичь «истинной» цели. Но возможно ли, чтобы благодаря сопротивлению проявилась свобода, истина? Свобода существует с самого начала, а не в конце: цель — это первый шаг, а средства — это результат. Первым шагом должна быть свобода, а не последним. Дисциплина включает принуждение, в тонкой или грубой форме, исходящее извне или наложенное на себя изнутри. Но где имеется принуждение, там страх. Страх, принуждение используются как средство для достижения цели, цели, являющейся любовью. Но может ли любовь быть достигнута через страх? Любовь существует тогда, когда нет страха, на каком бы то ни было уровне.

«Но без некоторого принуждения, приноравливания может ли вообще функционировать ум?»

— Сама деятельность ума есть препятствие к его собственному пониманию. Вы никогда не замечали, что понимание приходит лишь тогда, когда ум, как мысль, перестает действовать? Понимание приходит с прекращением процесса мышления, в интервале между двумя мыслями. Вы говорите, что ум должен быть безмолвен и, однако, выражаете желание, чтобы он продолжал функционировать. Если в отношении к своему уму мы сумеем проявить искреннее внимание, наблюдательность — мы его поймем; но наш подход настолько сложен, что он препятствует пониманию. Мы не говорим, конечно, о дисциплине, контроле, подавлении, сопротивлении, но о процессе и прекращении самой мысли. Когда мы говорим, что ум блуждает, то что это значит? Это просто означает, что мысль непрестанно перескакивает от одного соблазна к другому, от одной ассоциации к другой и находится в постоянном возбуждении. Возможно ли для мысли прийти к концу?

«Как раз к этому и сводится моя проблема. Я хочу прекратите мысль. Мне понятна теперь бесполезность дисциплины; я действительно вижу всю ложность и неразумность этого курса и в дальнейшем не буду его придерживаться. Но как мне покончить с мыслью?»

— Опять-таки прошу вас выслушать без предубеждений, не противопоставляя друг другу своих или чужих выводов; слушайте, чтобы понять, а не просто для того, чтобы принять или отвергнуть. Вы спрашиваете, каким образом можно покончить с мыслью. Являетесь ли вы, мыслящий, сущностью, отдельной от ваших мыслей? Полностью ли вы отличны от них? Не являетесь ли вы вашими собственными мыслями? Мысль может поставить мыслящего на весьма высокий уровень, назвать его тем или иным именем, отделить от себя — и, тем не менее, мыслящий продолжает оставаться в рамках мыслительного процесса, не так ли? Существует лишь мысль, и эта мысль создает того, кто мыслит; она придает ему форму и делает его перманентной, отдельной сущностью. Мысль видит, что она сама непостоянна, находится в непрестанном движении; поэтому она порождает мыслящего, как неизменную сущность, отдельную и отличную от нее самой. Вот теперь мыслящий начинает оперировать мыслью; мыслящий говорит: «Я должен покончить с мыслью». На самом деле, существует только процесс мысли и не существует того, кто мыслит, находясь вне мысли. Крайне важно пережить эту истину, чтобы не было простого повторения фраз. Существуют только мысли, но не мыслящий, который ими мыслит.

«Но каким образом первоначально возникает сама мысль?»

— Она появляется благодаря восприятию, соприкосновению, ощущению, желанию и отождествлению, «я хочу», «я не хочу» и т.д. Это довольно просто, не правда ли? Наша проблема состоит в том, каким образом мысль может прийти к концу. Любая форма принуждения, сознательная или бессознательная, совершенно бесполезна, так как предполагает существование того, кто контролирует, того, кто дисциплинирует; а такой сущности, как мы видели, нет. Дисциплина — это процесс осуждения, сравнения, оправдания. Но когда нам совершенно ясно, что не существует такой отдельной единицы, как мыслящий, как тот, кто дисциплинирует, тогда остаются только мысль и процесс мышления. Мышление — это ответ памяти, опыта, прошлого. Это опять-таки необходимо понять, и не на словесном уровне: это должно стать предметом переживания. Вот тогда появляется пассивная бдительность, при которой нет мыслящего, приходит такое осознание, при котором мысль полностью отсутствует. Ум — это совокупность прошлого опыта, сознание «я», которое всегда пребывает в прошлом; он спокоен лишь тогда, когда не проецирует себя, то есть когда в нем отсутствует желание становления.

Ум пуст только тогда, когда мысль отсутствует. Мысль может прийти к концу не иначе, как через пассивное наблюдение каждой мысли. В таком осознании нет наблюдающего, нет критика; а при отсутствии критического взгляда существует одно только переживание. В состоянии переживания нет ни того, кто переживает, ни того, что является предметом переживания. Предмет переживания — это мысль, которая порождает мыслящего. Только тогда, когда ум находится в состоянии переживания, приходит тишина, безмолвие, которое не создано, не составлено из частиц. Только в таком безмолвии может проявиться реальное. Реальное — вне времени и вне измерения.