15 ноября
15 ноября
Наступил рассвет; холмы были в облаках; птицы пели и призывно кричали или издавали клёкот; мычала корова, выла собака. Это было приятное утро, и свет был мягким, солнце же скрывалось за облаками и холмами. Под большим старым баньяном играла флейта, и ей аккомпанировал маленький барабан. Флейта преобладала над барабаном, её мелодия наполняла воздух; своими мягкими, нежными звуками она, казалось, пронизывала всё ваше существо; вы слушали её, хотя до вас доходили и иные звуки; меняющийся ритм ударов маленького барабана приходил к вам на волнах флейты, резкий же крик вороны сопутствовал барабану. Каждый звук входит внутрь, и некоторым звукам вы сопротивляетесь, другие встречаете радушно; приятный и неприятный — так вы что-то упускаете, теряете. Голос вороны сопутствовал барабану, а удары барабана приносила нежная мелодия флейты, и потому весь звук мог проникнуть глубоко, за пределы всякого сопротивления и удовольствия. И в этом была великая красота, не та красота, которую знают мысль и чувство. И на этом звуке плыла взрывающаяся медитация; в этой медитации соединялись флейта, дробь барабана, пронзительное карканье вороны и всё земное, сообщая тем самым глубину и широту взрыву. Взрыв разрушителен, как разрушительны земля и жизнь, как разрушительна любовь. Звук флейты взрывает, если вы ему это позволите, но вы не хотите, ибо хотите спокойной, безопасной жизни, вот жизнь и становится таким скучным делом; и сделав её скучной, вы потом пытаетесь придавать значение или смысл уродству с его тривиальной красотой. И потому музыка есть нечто доставляющее удовольствие, возбуждающее массу чувств, — как футбол или какой-нибудь религиозный ритуал. Чувство, эмоция расходует энергию и так легко обращается в ненависть. Но любовь — не яркое ощущение, не что-то такое, что находится в плену у чувства.
Слушать полностью, без сопротивления, без какого-либо барьера есть чудо взрыва, разрушение известного, и слушать такой взрыв, без всякого мотива, без направления, это значит войти туда, куда не могут войти мысль и время.
Долина, по-видимому, имеет около мили в ширину в самом узком месте, где холмы сходятся и разбегаются к востоку и западу, хотя один-два холма мешают им разбегаться свободно; они находятся на западе, где солнце появляется открыто. Эти холмы постепенно исчезают, сливаясь с горизонтом с удивительной точностью; холмы обладают тем необыкновенным сине-фиолетовым цветом, который даётся почтенным возрастом и жарким солнцем. По вечерам холмы улавливают свет заходящего солнца, и тогда они становятся совершенно нереальными и удивительными по цвету; тогда небо на востоке расцветает всеми красками заходящего солнца, и можно подумать, что солнце село там. Это был вечер светло-розовых и тёмных облаков. В момент, когда выходил из дома, разговаривая с другим о самых разных вещах, то иное, непознаваемое, появилось здесь. Оно было таким неожиданным, потому что появилось посреди серьёзного разговора и с такой настойчивостью. Все разговоры пришли к концу, очень легко и естественно. Другой не заметил перемены в качестве атмосферы, он продолжал говорить что-то, не требующее ответа. Мы прошли всю эту милю почти без слова; мы шли с этим иным, с ним и под ним и в нём. Оно есть абсолютно неизвестное, хотя приходит и уходит; всякое узнавание прекратилось, ведь узнавание есть всё же путь известного. С каждым разом всё «больше» красоты, интенсивности и непостижимой силы. Это также и природа любви.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.