ОТКРЫТЬ СЕБЯ ЗАНОВО В КАЧЕСТВЕ «КАПЛИ ВЕЛИКОЙ РЕКИ»

ОТКРЫТЬ СЕБЯ ЗАНОВО В КАЧЕСТВЕ «КАПЛИ ВЕЛИКОЙ РЕКИ»

Вообразить невидимый глазу и лежащий за пределами реальности мир уже означает неосознанно соприкоснуться с основами религии. Допустимо сказать, что, пытаясь представить себе ад и ощущая его как «ад мира сего», человек, по сути дела, уже вступает в область религиозной веры.

Это может кого-то удивить, но мы, японцы, все живём бок о бок с религией. Когда, глядя на закат, мы впадаем в удивительное, непередаваемое словами настроение или же когда чувствуем страх и неприязнь к густому лесу, когда умиляемся пробившейся сквозь трещины асфальта траве, мы всякий раз невольно прикасаемся к невидимому миру.

Это называют анимизмом, но я не склонен принижать его и сводить к местным верованиям традиционного общества. Мне не по душе рассудочное иронизирование над исконным обычаем простых японцев одинаково почитать духов-ками и буддийских богов, мол, это глупая мешанина верований, синкретизм. Вера слагается не из догматов и религиозных институтов. Это что-то, что рождается из естественных человеческих эмоций.

Ученик средней школы, зарезавший складным ножом-бабочкой[12] учительницу английского языка, после этого, говорят, с рёвом убежал в туалет и зашёлся в жесточайшем приступе рвоты. Я и этот случай ощущаю, как яркий пример существования контакта с иным, невидимым глазу миром.

Не следует ли современному человеку несколько съёжиться в размерах? Может, не стоит, как в эпоху Ренессанса, без конца возвеличивать человека? Не лучше ли жить скромно, опустив глаза, и помнить о том, как мал и слаб человек?

Поистине, позитивная философия — это изумление человека, который потрясён до глубины души тем, что увидел свет на дне глубочайшего отчаяния. Но, чтобы прийти к этому, нужно непременно опуститься до самой крайней точки негатива, только с этого можно начать. Мы все действительно обитаем сейчас в аду. Но зато мы не будем низвергнуты в ад после смерти. Ведь в ад все люди приходят с рождением. Не в парадиз мечты, где цветут сады и щебечут птицы, являемся мы на свет, и нас здесь не приветствуют с фанфарами.

И всё же среди этого ада нам иногда доводится нежданно встретить маленькую радость, дружеское участие, доброе отношение незнакомого человека или чудо любви. Бывают минуты, когда душа и тело преисполнены отваги, когда наши мечты и стремления делают мир сияющим. Иногда даже бывают мгновения, когда от всей души благодаришь судьбу: как хорошо, что родился в этот мир человеком! А бывает — покатываешься от хохота и вместе с тобой смеются другие люди…

Вот эти мгновения — райские. Рай не где-то в мире ином, не на небесах, не в Западной Чистой земле. Он здесь, среди ада нашего существования. Рай, пожалуй, можно сравнить с маленькими сияющими пузырьками пены, всплывающими на тёмных волнах этого мира, который я называю адом. И уж никак не надо думать, что рай — это последнее пристанище, куда человек попадает после смерти.

«Ад мы уже изведали!» Стоит в этом увериться, и к вам непременно порой станет приходить светлое настроение, когда вы и не ждали. И наверняка вы, доселе корчившиеся в муках, захотите иногда и пошутить, поребячиться.

Хотя жизнь ставила меня в ситуации, когда я думал о самоубийстве, всё же я как-то сумел из этого выбраться — думаю, потому, что сумел задним числом осознать, что этот мир по сути своей хаотичен, жесток, полон горя и мук.

Дело уже давнее, но один мой друг как-то выдвинул себя на выборах кандидатом, и мне пришлось выйти на трибуну и произнести речь в его поддержку. Помню, что его тогдашний лозунг был: «Не хочу снова увидеть лица голодных детей». Указывая на плакат с этим изречением, я как бы в шутку сказал: «А я не хочу снова увидеть лица голодных взрослых. Так будет вернее».

На самом деле я не играл словами и не пытался вызвать смех — таково было моё искреннее убеждение, вынесенное из опыта детских лет. Я встретил окончание войны в северной части Кореи, колонии бывшей Японской империи, и тот период, когда мы были на положении беженцев, подчинявшихся военным властям армии тогдашнего СССР, оставил ряд неизгладимых отпечатков в моём сознании. Некоторые воспоминания живы и поныне, они меня не оставляют.

В исключительных обстоятельствах военного поражения и эвакуации на родину взрослые были для детей существами опасными. Потому что нередко тот батат, рисовые лепёшки или чёрный хлеб, которые детям из жалости давали корейцы и советские солдаты, взрослые, пользуясь своей силой, отнимали. Дети тогда каждой клеточкой тела впитали истину: «Нет никого страшней голодных взрослых».

А ведь был ещё самосуд, изнасилования, доносы, торговля детьми. При этом мой опыт не идёт ни в какое сравнение с тем, что испытали японские поселенцы на территориях, приграничных с тогдашним СССР.

Один старший товарищ, вернувшийся из сибирского плена, с усмешкой рассказывал мне: «Когда зимней ночью вдруг почувствуешь, что на тебя ползёт целая туча вшей, сердце невольно прыгает от радости. Ведь это верный знак, что сосед твой уже лежит холодный. Когда человек умирал, вши разом перекидывались на тёплое тело. Стало быть, завтра утром достанется что-то из одежды товарища — ну и радуешься этим вшам. Если кто-то умирал, то лежавшие с двух сторон от него имели право поделить между собой имущество: обувь, бельё, набрюшник, перчатки…»

Однако впоследствии меня спасло от самоубийства не только сознание того, что «наш мир — это ад». Даже в той исключительной, трагической обстановке, как ни трудно в это поверить, мне ярко запомнилось, что в людях оставалось хорошее: была и честность, и доброта, и взаимопомощь, а иногда и улыбка, даже счастливые и трогательные минуты были, даже свобода была… И среди взрослых тоже были некоторые, кто держал слово и делился едой. Когда такие попадались, мне казалось, что я встретил Будду.

Среди ада был и рай, это правда.

Теперь мы живём, начисто позабыв о том времени. Я и сам такой. Это же надо — порой в итальянском ресторане сетую на качество оливкового масла, в которое макаю хлеб, а в скоростном поезде ругаю обогреватель, поставленный на полную мощность. Какие уж тут вши или блохи, если мы покупаем средства, чтобы обезопасить себя даже от бактерий!

Люди уже с самого рождения появляются в этом мире, отягощённые болезнями. В буддизме считается, что у каждого человека изначально имеется четыреста четыре недуга. И рак, и СПИД когда-нибудь, возможно, будут побеждены. Но преодолеть смерть люди не в силах. С самого момента появления на свет изо дня в день двигаться к своей кончине — вот и вся наша жизнь. Жить — это значит каждодневно идти к смерти, все мы — носители смертельной бациллы, и вакцины против неё не будет открыто во веки веков.

Все встретившие друг друга неизбежно расстанутся. Самые любящие и преданные супруги обречены разлучиться, кто-то уйдёт первым. И лишь до этого дня продлится задушевная близость, которой они сумели достичь. Родители расстанутся с детьми. Как правило, родители уходят и оставляют детей одних на этом свете. Часто бывает и наоборот — как бы то ни было, люди уходят.

Считать, что люди жалки и жизнь их полна горестей, вполне естественно. Не нужно бояться, что такой взгляд на вещи пессимистичен. Ну нельзя же, в самом деле, думать, что от скептического отношения к жизни в мозгу вырабатывается разъедающее организм вредное химическое соединение! Лу Синь[13] говорил: «Обманутое разочарование равносильно надежде».

Жизнь — это могучая река, а мы подобны каплям, несущимся в её потоке. Иногда вода вздымается стремниной, иногда журчит свои песни, иногда безмолвно катится к морю. И Синран с его «естественным законом», и Нацумэ Сосэки, решивший «довериться небесам, отрешиться от эго»,[14] наверное, думали так же.

Наша жизнь — всего лишь капля в огромной реке. Но вместе с бесчисленным множеством других капель она составляет могучий поток, и он неизбежно вольётся в океан. Не пришло ли время нам, мечтавшим лишь о покорении высоких вершин и из последних сил бежавшим к финишу, оглянуться на те полвека, что минули после окончания войны, и увидеть свою теперешнюю жизнь как неспешный ток реки к морю, представить, как капли вновь вернутся на небо?

Каждый человек — капля великой реки. Думается мне, что нам следует опять к этому вернуться и заново начать разговор.