СОХРАНЕНИЕ И ИЗУЧЕНИЕ ПАМЯТНИКОВ РЕЛИГИОЗНОГО ИСКУССТВА

СОХРАНЕНИЕ И ИЗУЧЕНИЕ ПАМЯТНИКОВ РЕЛИГИОЗНОГО ИСКУССТВА

«Предисловие к каталогу» было написано А. В. Луначарским, вероятно, для каталогов «Антиквариата», издававшихся в 1929 г. Внешторгом. Впервые опубликовано в сб.: Луначарский А. В. Почему нельзя верить в бога? М.,

ПРЕДИСЛОВИЕ К КАТАЛОГУ

Порою встречается вульгарное представление о революциях как о переворотах, проникнутых безразборчивой ненавистью ко всему старому. Такое представление покоится на нескольких предпосылках весьма существенного характера, в которых много правды. Народная революция не может не сопровождаться взрывами мстительного чувства долго порабощаемого и обираемого народа против господствующих классов. Отсюда и естественна стихийная неприязнь ко всему бытовому укладу этих господствующих классов, к окружающей их роскоши, а следовательно, и к их искусству. Если мы имеем перед собою революцию в форме крестьянского бунта, то слепое разрушение даже первоклассных, имеющих громадное эстетическое и историческое значение, сокровищ культуры может иметь место.

С другой стороны, подлинно великие социальные революции представляют собою переход власти из рук одного класса в руки другого. Вся культура носит на себе классовую печать. В каждую эпоху культура находится в более или менее полном соответствии с интересами, с мировоззрением господствующих классов, господствующих групп. Новый класс несет с собою новые интересы, новые мировоззрения и либо (как это было с буржуазией) несет с собою свои собственные вкусы (иногда в разной степени уже развернувшееся собственное классовое искусство), либо (как это имеет место с пролетариатом СССР) начинает быстро развивать новое творчество в области литературы, театра, музыки, пластического искусства, творчество, являющееся выражением его новой социально–психологической природы. Исходя отсюда, некоторые представители буржуазной мысли или просто обыватели старого мира могут высказывать крайние опасения, как бы пролетариат, класс, имеющий столь ярко выраженное собственное лицо, не отнесся к старому искусству, к старой культуре, как к чему–то чужому, враждебному и ненужному.

Нельзя даже отрицать, что иные представители рабочего класса, в особенности отдельные, более или менее фанатически настроенные интеллигенты, к нему примыкающие, не прочь прийти к такому выводу. К этим немногим голосам в процессе нашей революции присоединился еще и голос некоторых футуристов, которые, как известно, еще недавно настроены были в высшей степени «иконоборчески», и у нас, подчас в грозные времена самого начала революции, шалили такими выражениями, как, например, «Растрелли расстреливай!»

Но все это нужно рассматривать только как заблуждение, проявленное отдельными лицами и незначительными группами.

На самом деле пролетариат есть культурнейший класс: как в основном явлении общественной жизни, в экономике, он прекрасно сознает необходимость взять в свои руки технику, развитую капитализмом на началах точной науки, — и не только не разрушать и не понижать ее, но самым заботливым образом стараться ее повысить в дальнейшем, — так же точно в области всех знаний, всех искусств, в области всего культурного строительства он твердо придерживается идеи, которую великий учитель Ленин преподал в своей знаменитой речи к комсомолу: «Только усвоив себе всю культуру прошлого, вы можете строить пролетарскую культуру».

Что значит, однако, усвоить себе культуру прошлого?

Это прежде всего значит сохранить ее, это значит бережно относиться к ее памятникам; во–вторых, это значит и изучить художественные памятники, идеологические построения различных эпох в их связи с этой эпохой, т. е. научно–исторически; в–третьих, это значит использовать все те их положительные черты идеологического, тематического и в особенности технического порядка, которые могут пригодиться при создании новых творений; это значит, наконец, непосредственно использовать в качестве источника высокой эстетической эволюции то, что в сознании прошлого является действительно прекрасным и может найти отклик и в современном сознании.

Казалось бы, в наибольшем противоречии с пролетариатом и его строительной работой, с его строгой материалистической философией, его практическим, жизнерадостным умонаклоном стоит религия вообще и православная монашеская, азиатски аскетическая религия господствовавшей в России церкви. Еще до сих пор раздаются иногда голоса о том, что вряд ли стоит сохранять церкви как архитектурные памятники большой художественной ценности или исторического значения. Еще до сих пор имеются сомнения относительно того, насколько можно поощрять исполнение церковных песнопений или любовно заботиться о церковной утвари, иконописи и т. п.

Такого рода сомнения возникают, конечно, не потому, чтобы передовые круги нашей общественности просто выражали в них свою ненависть к чуждому им миросозерцанию, а потому, что, к сожалению, это чуждое миросозерцание еще проявляет некоторую жизненность.

Правда, религиозность среди народов нашего Союза быстро падает. Быстрее всего падает само православие, распавшееся на две церкви и теряющее власть над умами как в городе, так и в деревне.

Все же формы религии, тесно связанные с отсталыми формами хозяйства, все еще не вырваны из нашей почвы. Среди людей более старого возраста, отчасти среди женщин и, как это ни странно, среди нервничающей и мудрствующей части интеллигенции имеются еще поклонники церковщиыы. К тому же кое–где, правда, в довольно яркой вражде к православной церковщине, развертываются секты евангелического и баптистского толка.

Все это заставляет часть нашей общественности чрезвычайно недружелюбно относиться к церковному искусству, как к силе, которая так или иначе во всяком случае является союзником этих еще живых, застарелых предрассудков.

Есть удачное выражение: «боги становятся прекрасными, когда они умирают». Почему это так? Потому, что религия, являясь совершенно естественным порождением определенных эпох, и выражала собою глубокую неудовлетворенность человека условиями действительности, его тоску по другому миру, его мечту о счастье; возвеличенные, гиперболические образы того, что человек считает благом, порождают, естественно, огромной силы эстетическое творчество…

В тех случаях, когда новый класс вынужден еще продолжать борьбу со старыми предрассудками, — ненависть к этим предрассудкам, естественно, бросает широкую, густую тень и на лицо искусства, окружающее не умерших, еще воинствующих богов. Но по мере того, как они окончательно умирают и от Них остаются только их величественные мумии, эти последние, эти чудесные одежды ушедшего религиозного содержания получают громадный исторический интерес для понимания внутренней сущности усопшего прошлого и вместе с тем громадный эстетический интерес, как источник различных, в особенности технических импульсов и как источник высокого наслаждения, уже совершенно не отравляемого наличием какихнибудь могущих воздействовать на живую жизнь ядов.

Церковная жизнь нашей великой страны создала за время своего многовекового существования немало прекрасного в области архитектуры, музыки, художественного ремесла и, быть может, с особенной красотою, выдержанностью проявилась в высоких образцах нашей иконописи, начиная с XII и приблизительно по начало XVII в. Успокаивая нетерпеливые проявления энергичнейших из числа борцов против религии, Советское правительство, отнюдь не поощряя какого–нибудь особенного подчеркивания «красот» былой религиозной жизни, не только посчитало своим долгом предотвратить всякого рода разрушения действительно ценных исторических и эстетических памятников религиозной старины, но нашло возможным приступить сейчас же к тем мерам не только охраны, но и научной реставрации, о которых говорит в своей статье один из основных работников в этой области И. Э. Грабарь[314].

Именно за трудные годы этого первого десятилетия, после великого переворота, удалось проделать огромную работу по части выявления методов, действительно гарантирующих хорошие результаты охраны, осторожного и мудрого реставрирования старины, не в Смысле ее подновлений, а исключительно в смысле восстановления первоначальных форм. Благодаря этому, удалось развернуть страницы истории искусства, имеющие значение не только для нашей страны, но и для всего мира, которые были до сих пор как бы склеены или как бы выцвели, а сейчас стали совершенно удобочитаемыми.

Наркомпрос РСФСР посчитал целесообразным уже теперь представить в практически возможном виде некоторые результаты этого восстановления, этого изучения целого особого пластического мира пятисотлетнего развития русской религиозной живописи. Он выражает полную уверенность, что культурная Европа отнесется с одобрением к проделанной работе, к самым методам охраны и реставрирования и с глубоким интересом к самим столь характерным, неожиданным в своем роде и в Своем стиле, столь совершенным в своем духе, столь истинным и выдержанным шедеврам искусства.