Глава 7 ВСЕ УПИРАЕТСЯ В ЛИЧНОСТЬ (И ДОБРОДЕТЕЛЬ)

Только обдумай, за сколько ты продаешь свою свободу воли, человек. Во всяком случае не продавай ее дешево.

«Беседы Эпиктета», I.2

Для прояснения своего философского учения Эпиктет любил приводить примеры из жизни. Одна из его историй касается Гельвидия Приска — римского государственного деятеля (и убежденного приверженца стоицизма). Несмотря на свою прямолинейность, он пережил нескольких императоров, в том числе Нерона, Гальба, Отона и Вителлия. Судьба отвернулась от него лишь при правлении Веспасиана. Но послушаем лучше Эпиктета: «Когда Веспасиан повелел ему[71], чтобы он не являлся в сенат, он ответил: "От тебя зависит не дозволить мне быть сенатором, но пока я буду им, я должен являться". — "Ну являйся, — говорит тот, — но молчи". — "Не запрашивай моего мнения, и я буду молчать". — "Но я должен запросить мнение". — "А я — сказать то, что представляется справедливым". — "Но если ты скажешь, я убью тебя". — "Когда же я говорил тебе, что я бессмертен? И ты сделаешь то, что твое, и я — то, что мое. Твое — убить, мое — умереть без трепета. Твое — изгнать, мое — отправиться без печали". Какую же пользу принес Приск, один? А какую пользу приносит пурпурная полоса тоге? Да какую иную, как не ту, что блистает на ней пурпурной полосой и для всего остального служит прекрасным примером?»

Веспасиан сдержал свои угрозы: Приск был изгнан из Рима и вскоре после этого убит по приказу императора. Риторический вопрос Эпиктета: «Какую же пользу принес Приск, один?» — очень непрост для ответа. Приск был ярым республиканцем, отказавшимся признавать власть Веспасиана как императора, но борьбу за Республику он проиграл. Гибель Приска повлекла за собой страдания других людей: его жена Фанния заказала Гереннию Сенециону (который также входил в стоическую оппозицию, только уже при следующем императоре из династии Флавиев — Домициане) написать панегирик о жизни убитого мужа. В результате Сенециона тоже приговорили к смерти. Однако Эпиктет был прав в том, что такое проявление человеческого мужества и чести «для всего остального служит прекрасным примером». Именно поэтому и сегодня, спустя почти два тысячелетия после самопожертвования Гельвидия Приска, мы восхищаемся им и подобными ему личностями.

Существует множество историй, произошедших в старые и новые времена, которые Эпиктет мог бы рассказать своим ученикам. Они показывают, что такое хорошо и что такое плохо, а также то, что со времен Древнего Рима человеческая природа изменилась мало. Возьмем для примера хотя бы широко известный случай с Малалой Юсуфзай. Когда ей было одиннадцать лет, долину Сват в Пакистане, где она жила, захватили талибы. Вскоре Малала начала вести анонимный блог на сайте британской телекомпании Би-би-си, где рассказывала о жизни местного населения при режиме талибов — а те, помимо прочего, запретили девочкам ходить в школу. В 2011 году Малала стала героиней документального фильма о талибских притеснениях, снятого по заказу газеты The New York Times, и после этого о девочке заговорили во всем мире. 9 октября 2012 года она ехала в школьном автобусе. Неожиданно его остановили исламистские боевики. Они ворвались внутрь и выстрелили в Малалу три раза. К счастью, ей удалось выжить и даже полностью восстановиться после ранения.

Да, Малала была совсем юной, но то, что с ней произошло, ставит ее в один ряд с Приском и многими другими людьми из разных эпох и культур, которые осмелились бороться против варварства и бесправия. Кстати, то покушение стало не окончанием, а кульминацией в истории Малалы. Несмотря на угрозы со стороны талибов, она и ее отец Зияуддин продолжают активно отстаивать право женщин на образование. Их усилия уже привели к принятию первого в истории Пакистана Закона о праве на образование. В 2014 году, в возрасте 17 лет, Малала стала самым молодым в истории лауреатом Нобелевской премии мира. Я уверен, что она продолжит свое дело, а жизнь ее будет долгой и счастливой. Но хочу вернуться к вопросу Эпиктета, немного перефразировав его: «Принесла ли Малала какую-либо пользу?» Да, уже можно видеть практические результаты ее борьбы (в этом отношении она удачливее Приска). Кроме того, Малала — пример для многих других людей.

Однако эта глава посвящена не образцам для подражания (о них мы поговорим отдельно, поскольку они играют важную роль в учении стоицизма), а человеческой личности и связанному с ней понятию добродетели. Сегодня эти две темы вызывают острую дискуссию между правой и левой сторонами политического спектра. Особенно это актуально для Соединенных Штатов: консерваторы много говорят о личности и добродетели, даже если не подтверждают свои слова делом, а либералы относятся к таким разговорам как к замаскированному способу урезания личной свободы. Кроме того, после двух тысячелетий существования христианства трудно не спутать христианское понимание «добродетели» с предшествовавшим ему и легшим в его основу греко-римским трактованием. Тем не менее между ними важно провести различие — это позволит нам вернуться к тем понятиям личности и добродетели, которые стоят выше любых политических разногласий. Я считаю, что в соответствии с ними должны жить и консерваторы, и либералы, если они действительно заботятся о ценностях, которые пропагандируют.

А теперь давайте подробно рассмотрим, что представляют собой четыре основные стоические добродетели, о которых уже упоминалось выше, и как они соотносятся с их современными христианскими версиями. Затем я приведу вам результаты исследований, и вы увидите, что эти добродетели или по крайней мере очень близкие к ним личностные черты на удивление одинаковы в разных эпохах и культурах. Это как минимум подтверждает, что мы имеем дело с чем-то действительно важным для человечества как культурного социального вида.

Стоики позаимствовали свое понимание добродетели у Сократа, а тот считал, что все добродетели — это различные аспекты одного основополагающего качества — мудрости. Причина, по которой Сократ считал мудрость «высшей добродетелью»[72], довольно проста: это единственное человеческое качество, которое полезно и благотворно при любых обстоятельствах. Другие желательные вещи, такие хорошие в одних обстоятельствах, при их изменении становятся лишними и даже вредными. От них можно и нужно отказаться. Понятно, что лучше быть здоровым и богатым, чем бедным и больным. И образованным быть лучше, чем неучем. (Я привел стандартные пары предпочтительных и непредпочтительных безразличных вещей.) Но мы должны знать, как справиться с любой из этих ситуаций. Другими словами, нам нужна мудрость[73] — умение ориентироваться в разнообразных, сложных, а иногда и противоречивых обстоятельствах жизни.

Стоики позаимствовали у Сократа и классификацию четырех типов добродетели, которые они рассматривали как четыре тесно взаимосвязанных свойства личности: это практическая мудрость, мужество, умеренность и справедливость. Практическая мудрость (или разумность) позволяет нам принимать решения, которые улучшают нашу эвдемонию, этически правильную жизнь. У мужества очень широкий смысл: это, с одной стороны, храбрость и способность к решительным действиям (например, на поле боя) и моральная, психологическая сила, в частности способность выполнять свой долг, несмотря на грозящую опасность и вопреки трудностям, как это делали Приск и Малала. Умеренность позволяет нам контролировать наши желания и поступки, не поддаваясь разного рода эксцессам. Под справедливостью же Сократ и стоики понимали не абстрактную теорию о том, как должно быть устроено общество, а достойное и справедливое обращение с другими людьми в повседневной жизни.

Важная особенность стоического (и сократовского) учения о нравственности заключается в том, что человек должен практиковать все виды добродетели, они не должны существовать по отдельности: нельзя быть одновременно невоздержанным и мужественным в стоически-сократовском понимании этих качеств. Конечно, мы можем возразить, что существуют люди, которые совершают подвиги на поле боя и при этом совершенно невоздержанны в употреблении спиртных напитков или обладают взрывным характером, — как быть с ними? Однозначно, стоики не назвали бы такого человека добродетельным, потому что добродетельность для них — это все или ничего. В этом отношении стоическая философия весьма категорична.

Что же сделали христиане с сократовским набором добродетелей? Они взяли его за основу и расширили «список». Фома Аквинский, один из самых влиятельных христианских богословов всех времен, в своем трактате «Сумма теологии», написанном в 1273 году, ввел понятие «высшие добродетели». По сути, Аквинский сохранил четыре стоические добродетели, добавив к ним три специфически-христианские, первоначально предложенные апостолом Павлом: веру, надежду и любовь. Таким образом, система Фомы Аквинского включала четыре кардинальные и три теологические добродетели. Самой важной кардинальной добродетелью (как и Сократ) Фома Аквинский считал мудрость. Однако все четыре кардинальные добродетели стоят на «иерархической лестнице» ниже высших трансцендентных добродетелей, главная среди которых — любовь.

Другие культуры более или менее независимо друг от друга развили собственные наборы добродетелей как социально значимых черт личности, и у каждой появилась своя классификация отношений между добродетелями. Интересно, что здесь мы наблюдаем гораздо больше конвергенции, чем можно было бы ожидать в наши дни, когда культурный релятивизм часто представляется как норма. Команда ученых, в которую входили Кэтрин Далсгаард[74], Кристофер Петерсон и Мартин Селигман, исследовала формулировки добродетелей в буддизме, христианстве, конфуцианстве, индуизме, иудаизме, даосизме и так называемой «афинской философии» (куда они включили Сократа, Платона и Аристотеля). Они обнаружили удивительное единодушие между этими религиозно-философскими традициями и выделили набор из шести универсальных, или «основных», добродетелей[75].

Мужество: психологические качества, благодаря которым мы способны к волевым усилиям для достижения цели и исполнения долга перед лицом опасности или в трудных обстоятельствах. Это храбрость, упорство и цельность характера (честность).

Справедливость: гражданские качества, которые лежат в основе здоровой социальной жизни. Это справедливость, лидерство, командный дух и чувство гражданского долга.

Человечность (гуманизм): межличностные качества, которые проявляются в общении с другими людьми, в умении заботиться и дружить. Это любовь и доброта.

Умеренность: качества, делающие нас способными к самоограничению и защищающие от разного рода эксцессов. Это самоконтроль, смирение, благоразумие и скромность.

Мудрость: когнитивные качества, связанные с приобретением и применением знаний, — любознательность, творческий ум, способность к суждению и умение видеть перспективу (и давать советы другим).

Трансцендентность: качества, которые обеспечивают связь человека с чем-то бо?льшим и более долговечным, чем он сам, — со всем человечеством, с Божественным началом, со Вселенной. Это благодарность, надежда и духовность.

Как мы видим, в этот универсальный набор входят четыре стоические добродетели. Стоики также признавали важность «человечности» и «трансцендентности», однако рассматривали их не как добродетели, а как отношение к другим людям (человечность) и отношение к Вселенной в целом (трансцендентность). Стоическая версия человечности воплощена в концепции oikei?sis (требование относиться к заботам других людей как к своим собственным) и в модели концентрических кругов заботы Гиерокла, которая лежит в основе кинико-стоической концепции космополитизма: идеи о том, что мы должны распространять свою заботу не только на себя, своих родственников и близких друзей, но и на всех своих соотечественников и далее на все человечество (и даже, как настаивали некоторые стоики, на живую природу).

Что касается трансцендентности, то Логос стоиков позволяет увидеть наши отношения с космосом и наше место в нем в поистине космической перспективе. Вот один из моих любимых пассажей стоической прозы, где Марк Аврелий описывает тип размышлений, которым он регулярно предавался: «Пифагорейцы советовали[76] бросать по утрам взгляд на небо, чтобы вспоминать о том, что оно всегда исполняет свое дело, оставаясь верным своему пути и образу действий, и о порядке, чистоте и обнажении. Ибо светила не знают покровов». Я следую его совету, особенно во время путешествий по миру: стараюсь «бросать по утрам взгляд на небо», предаваться указанным размышлениям. Надо сказать, это всегда действует на меня умиротворяющее и служит полезным напоминанием о том, в сколь огромной и прекрасной Вселенной мы живем, о чем мы часто забываем в суете повседневной жизни.

Возвращаясь к разговору о добродетелях: смысл вышесказанного состоит не в первичности стоической или любой другой традиции, а в том, что разные человеческие общества развили мировоззренческие системы, основанные на тех же принципах, что и наши добродетели. Не хочу углубляться в рассуждения, кроются ли причины такой конвергенции в истоках биологической эволюции человечества, хотя исследования в области сравнительной приматологии ясно показали: у человека и у других видов приматов есть общие просоциальные модели поведения, которые принято называть нравственными. Кэтрин Далсгаард и ее коллеги также отмечают, что исследования добродетелей в бесписьменных обществах (а это, например, инуиты в Северной Гренландии и масаи в Западной Кении) дают результаты, аналогичные тем, что были получены ими. Чем бы это ни объяснялось — биологией, культурой или, что наиболее вероятно, комбинацией того и другого, факт остается фактом: очень разнородные человеческие общества, придерживающиеся очень разных религиозно-философских традиций, ценят в своих членах одинаковый набор личностных качеств. Именно эти личностные качества восхваляли и этим отношениям учили античные стоики более двух тысячелетий назад.

Как я уже говорил, реакция на слова «личность» и «нравственность» в наши дни стала лакмусовой бумажкой, которая позволяет мгновенно отличить политических консерваторов от либералов. Первые настаивают на том, что мы должны вернуться к нравственному воспитанию в школах, семьях и вообще во всей стране, а вторые считают эти призывы скрытой попыткой сохранить белые мужские привилегии, патриархат и тому подобное. Я же нахожу это весьма прискорбным. Ведь всем человеческим культурам присуща универсальность в оценке личностных и нравственных качеств, так что совершенно непонятно, почему в современном западном дискурсе эти идеи должны связываться только с одной стороной политического спектра. Эпиктет и другие античные мыслители считали, что личность — это одновременно продукт психологического развития человека и основа нашей персональной идентичности: «"Скинь тогу с широкой пурпурной полосой[77], надень лохмотья и выступи в такой роли". Что же, разве не дано мне явить хороший голос? "Кем же ты выступаешь теперь?"» Эпиктет напоминает нам: какие бы одежды мы ни носили — сенаторскую тогу, деловой костюм биржевика с Уолл-стрит или твидовый пиджак университетского профессора с заплатками на локтях, истинная ценность человека заключается в его личности. И эта личность не зависит от роли, которую мы играем в обществе — по собственному выбору, в силу случайности или необходимости.

Отсюда следует и еще одно: с точки зрения социальной жизни важно не только работать над совершенствованием собственной личности, но и уметь прозорливо оценивать личности других людей. Конечно же, у Эпиктета есть подходящая история на эту тему — о Диогене Синопском. Предположительно, дело было еще до того, как Диоген стал полноценным философом, и пока он помогал своему отцу в банковских делах. Однажды его попросили написать рекомендательное письмо, на что тот ответил следующее: «Что ты человек[78], он и увидя тебя узнает, а добродетельный ли или порочный, то, если он опытен в распознании добродетельных и порочных, сам узнает, а если неопытен, то не узнает, даже если я напишу ему много тысяч раз». Далее Эпиктет разъясняет эту мысль: «Ведь это все равно как если бы драхма просила представить ее кому-то, чтобы ее одобрили. Если это опытный пробирщик серебра, ты сама представишь ему себя. Так вот, нам следовало бы иметь и в жизни нечто такое, что имеется, когда дело касается серебра, чтобы я мог сказать, как говорит пробирщик серебра: "Подавай какую хочешь драхму, и я распознаю ее"». Другими словами, ваша личность — это ваша лучшая визитная карточка и рекомендательное письмо, большего вам и не требуется, если вы, конечно, общаетесь с опытными людьми.

Я много думал об этом, наблюдая за президентской избирательной кампанией в США в 2016 году, а также за проходившими примерно в то же время местными выборами в Италии, в том числе выборами мэра Рима. Сходства между этими событиями в двух странах были столь же поразительными, сколь и удручающими. Было ясно, что Диоген обнаружил бы вопиющие изъяны в личностях большинства (хотя, возможно, и не всех) основных кандидатов всех политических окрасов в обеих странах. Возможно, стандарты киников недостижимо высоки для большинства человеческих существ. Но тем не менее разрыв между высокими идеалами и суровой реальностью зиял передо мной колоссальной пропастью, слишком широкой для того, чтобы считать этих людей достойными победы на выборах и тем более достойными стать президентом самой могущественной страны на планете.

Справедливости ради надо сказать, что нелегко судить о личности человека, не будучи знакомым с ним лично и не имея опыта многократных взаимодействий. Но когда речь идет о видных публичных фигурах, СМИ предлагают нам изобилие информации о них. На основе того, что эти люди говорят, как они это говорят и, главное, что они делают, вполне можно сделать ключевые выводы о качестве их личности. Так, проанализировав «добродетели» кандидатов, я с удивлением обнаружил почти полное отсутствие мужества и умеренности, невнятные жесты в сторону справедливости и удручающе мало практической мудрости, которая в данном случае является самым важных из достоинств.

Отношение к личности играло в этих избирательных кампаниях предсказуемую роль. Консерваторы делали акцент на личности своих кандидатов в ущерб конкретным программным платформам, а либералы поступали с точностью до наоборот. Но в политике, как и в повседневной жизни, нет резкого разграничения между тем и другим: я хочу знать позицию каждого кандидата в президенты или мэры по вопросам, с которыми ему предстоит столкнуться в случае победы на выборах. Что он думает об изменении климата, международных отношениях, политическом и экономическом неравенстве, правах личности и так далее? Но также очевидно, что для успешной навигации по тому сложнейшему политическому, экономическому и социальному ландшафту, с которым его столкнет судьба, от него потребуется нечто гораздо большее, чем общие представления о том, в каком направлении следует двигаться. Ему не обойтись без фундаментальных добродетелей: мужества, чтобы делать правильные вещи в трудных обстоятельствах; умеренности, чтобы принимать взвешенные решения; справедливости, чтобы оценивать последствия этих решений для других людей; и, разумеется, практической мудрости, чтобы прокладывать путь в коварных и изменчивых водах современной действительности.

Эпиктет озвучивает сходную мысль, используя в качестве меткой метафоры морское путешествие:

Чтобы у кормчего произошло кораблекрушение[79], ему не нужно столько же подготовленности, сколько для спасения корабля: стоит ему чуточку повернуть против ветра — он погиб; и стоит ему, даже не по своей воле, все же чуть ослабить внимание — он погиб. Нечто подобное и здесь: стоит тебе чуточку задремать — пропало все до сих пор накопленное. Так посвяти же все свои усилия представлениям, проведи ночи в трудах над ними. Не незначительно ведь оберегаемое: это совесть, честность, стойкость, неподверженность страстям, неподвластность печалям, неподвластность страхам, невозмутимость, словом, свобода. На что готов ты продавать это? Смотри, на сколько стоящее.

И государственным деятелям, и всем нам следует усердно воспитывать свой характер и свои добродетели, а также бдительность, чтобы не вызвать крушение корабля — будь то наша страна или наша личная жизнь. Ведь даже незначительная оплошность может привести к катастрофе. И самое главное: мы должны осознавать ценность нашей личностной целостности — существуют ли на свете вещи, ради которых стоит ее «продавать»? Читая это, вы наверняка думаете о политических скандалах и коррупции, которых так много в наши дни. Однако наведение порядка следует начинать со своего дома, с собственного поведения, со своей готовности поступаться принципами ради удобства, в чем мы обычно отказываемся себе признаваться. Начинать надо с воспитания в себе мужества, потому что часто мы не можем проявить его в моменты, когда это так необходимо. Начинать нужно с нашего понимания справедливости, пока что преимущественно теоретического, с обуздания нашего темперамента, подверженного любым эксцессам, и с обретения мудрости. А то мы слишком часто демонстрируем ее прискорбный недостаток в игре с мячами, которые подкидывает нам жизнь.