Приложение III

Историческую закономерность печальных для поляков Трёх Разделов страны подтверждают как старые источники, так и работы современных учёных.

Польский мыслитель Анджей Моджевский уже в XVI в. обрисовал полякам невесёлые перспективы: «Не нужно предсказаний астрологов, чтобы увидеть, что спесь и крайний произвол приведут это королевство ни к чему иному, как только к гибели».[11]

Его современник русский князь Андрей Курбский, после разрыва с Иваном Грозным нашедший пристанище в Польше, в таком же тоне характеризовал местную аристократию:

«Вельможи знают только пить да есть сладко; пьяные они очень храбры: берут и Москву и Константинополь, и если бы даже на небо забился турок, то и оттуда готовы его снять».

Через сто лет польский полководец Ян Собеский на одном из сеймов укорял поляков в том же: идеал у шляхты один – «сидеть дома, налогов не платить, солдат не кормить, а Господь Бог чтоб за нас воевал».

Старший современник Собеского хорват Юрий Крижанич – крупнейший представитель и подвижник славянского единства во времена царствования Алексея Михайловича, прекрасно зная устройство различных государств, отмечал, что «Польское государство находится в состоянии величайшего упадка».[12]

По мнению Крижанича, богатый шляхтич презирал бедного, а вместе они ненавидели народ, за счёт которого они жили. Не удивительно, что последний отвечал им тем же. Польский публицист Рафаил Земкевич, которого можно упрекнуть в чём угодно, только не в полонофобии,[13] в книге «Поляцтво» с горечью пишет: Речь Посполитая «была редким примером полной непродуктивности и невероятного растранжиривания огромных ресурсов. Её хозяйственная деятельность ограничивалась продажей на запад плодов земли и природы.

Единственным известным нашим предкам методом максимализации прибыли было всё более усиливающееся обирание крестьян – даже до уровня, означающего заталкивание их в нищету и отсталость…».

Земкевич подчёркивает, что в Польше не было никакого производства, что шляхта покупала в европейских странах всё необходимое «в наилучшем виде», будучи убеждённой, что «всякий труд позорит, что нахождение в доме какого-нибудь изделия, произведённого в собственной стране, – это попросту последнее дело». Польский историк Павел Ясеница указывает и на другую особенность весьма обширной, но политически бестолковой Речи Посполитой: «несчастье государства состояло в том, что центральная власть не могла вырвать страну из-под влияния магнатов… Король был королём только в Варшаве, но не в магнатских владениях».

С беззаконием и безответственностью в Польше могло соперничать лишь предательство национальных интересов, воровство и жульничество «высших слоёв» общества, среди которых выделялись Януш и Богуслав Радзивиллы, политический авантюрист Иероним Радзаевский и в буквальном смысле разбойник Самуил Лащ. Последний неустанно разорял имения небогатых и маловлиятельных шляхтичей, но при этом «продолжал нести государственные обязанности», – пишет белорусский историк М. В. Довнар-Запольский. В когорту «непотопляемых» входил ещё министр финансов короля Станислава Понятовского Адам Пониньский, который, доверимся Земкевичу: «грабил государство сотнями способов, собирал дань и взятки, продавал ордена, должности, военные звания – всё, что кто-то мог купить». А когда его-таки осудили в Варшаве за злоупотребления, то Пониньский за городом закатил бал для высших чиновников. И никто из них не отказался распить с ним дружескую чарку… Историки единодушно отмечают, что рядом с Радзивиллами, Сапегами, Чарторыйскими, Пацами, Огинскими, Тышкевичами и Массальскими польский король был почти нищим. Потому Кароль Радзивилл, по свидетельствам современников, не умевший читать до пятнадцати лет, не убоялся выпустить в обращение полновесные золотые монеты. Всё бы ничего, но на монетах Радзивилла был изображен король Станислав Август Понятовский и выбиты слова «Krоl Poniatowski! Kieр z ?aski Boskiey», то есть – «Король Понятовский! Божьей милостью – дурак». «Смелость» надписи Кароля, как то можно понять из его «весёлой» биографии, была вызвана не столько неумением читать, сколько банальной дурью, и в ещё большей степени – личным богатством. По оценкам историков, он имел от сорока до двухсот миллионов злотых в год.

Прослеживая судьбу своего многострадального отечества, Р. Земкевич утверждает, что польское государство «разлетелось, как карточный домик, не потому, что на него наехала какая-то сила, которой нечего было противопоставить, не в результате каких-либо катаклизмов, эпидемии, землетрясения и наводнения, а потому, что попросту насквозь прогнило». Так как в нём не было «ни власти, ни подтверждения прав, ни успешного хозяйства, ни государственного аппарата, ни армии, ни граждан, которые были бы готовы во имя общего добра отказаться хотя бы от малой части своих основных привилегий». После чего Земкевич заключает: Речь Посполитую убила «только глупость её собственных жителей, их умиление всеобщим балаганом, который они привыкли отождествлять со свободой, а также безответственность, интеллектуальный и моральный упадок и, наконец, полное отсутствие политических элит, способных определить народные интересы и ими руководствоваться». Станислав Козьмян в своём историческом эссе «Безнаказанность» утверждает, что безнаказанность шляхты была основой жизни в Речи Посполитой. Она и привела к падению государства, поскольку для общественного строя нет загнивания более опасного, чем «отсутствие кары за зло». Исследования современных литовских историков лишь подтверждают вышесказанное: «шляхетская демократия… к концу XVIII века выродилась в полную анархию».[14]