Систематическое место возвышенного в «Критике способности суждения»

Почему для анализа способности суждения Кант был вынужден ввести понятие возвышенного? Пытаясь ответить на этот вопрос, обратимся к первой редакции кантовского введения к «Критике способности суждения», ибо здесь Кант наиболее основательным образом набрасывает общую структуру способности суждения, которая в противовес другим способностям души обладает характером целесообразности. Принцип, лежащий в основе данной целесообразности, Кант именует принципом удовольствия и неудовольствия. Именно в чувстве удовольствия и неудовольствия Кант усматривает радикальную возможность сделать очевидным априорность способности суждения, т. е. возможность показать чистые, независимые от эмпирического опыта, правила рассуждения. Вместе с тем под способностью, которая несет с собой эту самостоятельную априорность, подразумевается уже не логическая (или, как ее называет Кант в «Критике способности суждения», определяющая) способность суждения, поскольку последняя функционирует согласно категориальным правилам, т. е. согласно законам рассудка, но «рефлектирующая способность суждения».

Сама целесообразность разделяется Кантом на субъективную и объективную, причем анализ последней составляет вторую, телеологическую, часть третьей «Критики». Суждение, соотносящееся только с субъективностью, Кант называет эстетическим, и только на его основе возможен «опыт» прекрасного и возвышенного.[66] Вместе с этим Кант делит также «всякую целесообразность, будь она объективной или субъективной, на внутреннюю и относительную».[67]

По — видимому, Кант действительно придавал особое преимущество категории прекрасного для своего анализа способности суждения, и не в последнюю очередь это можно заключить уже из того, что он в своем анализе исходит из внутренней целесообразности прекрасного в противовес относительной целесообразности возвышенного, аргументируя это тем, что если суждение первого вида придает предметам природы красоту, второго же возвышенность, а именно оба вида чисто в качестве эстетических (рефлективных) суждений, не прибегая к понятиям об объекте, чисто в соотнесенности с субъективной целесообразностью, то все же для последнего [вида суждения] не предполагается никакой особой техники природы, поскольку здесь дело заключено просто в случайном использовании представления, не для потребности познания объекта, а для другого чувства, а именно для потребности внутренней целесообразности в устройстве душевных сил.[68]

Преимущество прекрасного перед возвышенным можно отчетливо усмотреть и в отсутствии особенной дедукции возвышенного, поскольку оно несет в себе общезначимое применение не к конкретным предметам природы, а просто к идее, «бесконечной, дикой» природы.

Эстетические суждения о возвышенном не нуждаются согласно Канту ни в какой дедукции; их экспозиции достаточно, чтобы показать их правомерность и общезначимость. Причина тому, что они (по Канту) относятся не к предметам природы (как суждения о прекрасном), а к тому, что лежит в основе душевного состояния субъекта. Тем самым аналитика возвышенного, с одной стороны, впадает в известного рода изоляцию по отношению к общему движению мысли критики эстетической способности суждения.[69]

Но несмотря на свой относительный статус, суждение возвышенного выражает, как и суждение прекрасного, именно субъективную целесообразность, «которая покоится не на понятии об объекте»,[70] а значит, не может быть вынесено за скобки общего анализа способности суждения. Исходя из этого аналитика субъективной способности суждения состоит из двух частей, первая из которых исследует вкус, вторая же — некое «состояние духа» (Geistesgeffihl), которым Кант предварительно именует нашу «способность предметно представлять возвышенное».[71]