3. ПОЛУПРАВДА: ЕЕ ПРИРОДА И СОЦИАЛЬНЫЕ ФУНКЦИИ

3.1. Целостность и полнота правды

За последние 15-20 лет в нашей общественной жизни были сокрушены многие догматы, произошли существенные изменения в массовом сознании. Но вместе с тем мы обнаруживаем на каждом шагу чрезвычайную устойчивость привычных символов веры, трудности усвоения массовым сознанием новых ценностных ориентаций, новых мировоззренческих установок, новых политических и правовых принципов. Это обусловлено многими объективными обстоятельствами. Среди них важную роль играют культурно-исторические и социально-психологические факторы. Власть наличных стереотипов и мифологем над умами людей поддерживается их склонностью выдавать желаемое за действительное, охотно принимать на веру такие положения, которые отвечают их текущим интересам, освобождают от мучительного выбора, принятия самостоятельного решения и, главное, от ответственности.

Но среди множества факторов, способствующих стойкости догматических стереотипов, весьма существенную роль играет феномен полуправды. Чтобы обрести устойчивость, укорененность в умах огромного множества людей, мифологема или символ веры должны быть правдоподобными, иметь ясную логическую форму и эмпирические подтверждения, способные обеспечить их убедительность для массового сознания.

Как антипод обмана правда характеризуется признаками подлинности и несомненности, целостности и неделимости. Она в принципе исключает какое-либо ее ущемление и дозирование. Выступая в качестве одной из высших ценностей, правда символизирует идеальные, предельно честные межличностные и социальные отношения, а постольку предполагает этический максимализм, должна противостоять не только обману, но и всевозможным релятивистским поползновениям, склонности стушевать острые грани, непримиримые оценки. Ведь такая склонность типична для человеческой натуры, выражает ее слабость, действие компенсаторных механизмов, используемых для облегчения мучительного процесса выбора. Действительная правда, полностью соответствующая своему понятию, - едина, неделима, не подлежит поправкам хитроумия и конъюнктуры.

Однако в жизни определить и распознать действительную правду не так-то просто. Под личиной правды не столь уж редко выступает самый гнусный обман, ее именем освящаются невежество и предрассудки, низменные побуждения и корысть. Люди склонны охотно подавлять свои сомнения и признавать за правду нечто такое, что является лишь надеждой на правду, довольствоваться крохами правды. Трудности различения правды и лжи усугубляются, когда ложная, искажающая суть дела информация включает истинные сведения, правдивые мотивы.

Процессы обновления, происшедшие в России, обострили и повысили нашу потребность в полной, несомненной истине и справедливости. Поэтому столь актуальным является ныне вопрос о действительной правде и феномене полуправды, о котором столь часто говорится со всевозможных трибун и в прессе.

Попытаемся вначале хотя бы в самых общих чертах определить то, что именуют полуправдой. Это, по-видимому, частичная правда, не вся правда о том, что нас интересует, или же это такое сообщение, которое является неправдой, хотя и содержит некоторую верную информацию. Но возможны и другие варианты полуправды, более хитроумной, многослойной, искусно организованной мастерами политических и иных социальных игр, тщательно загримиро-ваннс^й под откровение. И, наоборот, неловкой, плохо маскирующей свою частичность или дозирующей информацию из благих побуждений, в силу необходимости сохранения тайны, служебной субординации и т.д., и т.п.

Многообразие проявлений феномена полуправды требует тщательного анализа. Это довольно трудная задача. Не претендуя на ее разрешение, мы ограничимся рассмотрением лишь некоторых аспектов этой проблематики.

Прежде всего, надо указать на тот довольно типичный случай, который находится в центре внимания массовой прессы и публицистики. Речь идет о разновидности полуправды, названной в свое время И. Виноградовым «порционной» и «поэтапной». Приведем его слова, написанные в разгар борьбы за «перестройку» с характерным для того времени максимализмом требований и надежд: «Полнота правды о том, чем живет и что думает общество, нужна именно сейчас, сегодня, сразу, а не по кусочкам и когда-то в будущем. Точно так же, как не завтра и не послезавтра, а сейчас, сегодня, и не отмеренными порциями, в по возможности сразу и целиком нужна нам вся полнота правды о всех сферах реальности, которые входят сегодня в орбиту нашего внимания и осмысления в связи с процессом перестройки, - вся правда о жизни нашей страны, о ее прошлом и настоящем, о ее экономике и экологии, о ее социальных институтах и реально действующих механизмах правопорядка, о строении ее социальной психологии и ее физическом здоровье, о ее уголовной, медицинской и любой другой статистике, исключая разве лишь сферу военной тайны»⁹⁰.

Резкая критика И. Виноградовым принципа и политики «поэтапной» правды заслуживает, конечно, поддержки. Несомненно и то, что такого рода тактика информирования масс выражала интересы противников обновления нашего общества. В данном случае дозирует правду, компонует полуправдивое сообщение институциональный субъект в лице тех или иных своих представителей, располагающих реальной властью. Именно они выступали в качестве дирижеров полугласности, имея вытренированный ими оркестр средств массовой информации. Атмосфера полугласности обеспечивает политику дозированной правды, публичной полуправды, что оборачивается публичным полу-обманом, ибо сокрытие части фактов, подача других в непременно выгодном свете и т.п. способны вести к дезинформации.

Рассматриваемый случай полуправды весьма характерен для политической деятельности. В теоретическом отношении он является, пожалуй, наиболее осмысленным и сравнительно простым. В самом деле, о чем тут речь? Возможны две интерпретации, дополняющие друг друга.

1. Институциональному субъекту (правительству, ведомству и т.п.) известна полная правда, т.е. он располагает исчерпывающей информацией, точными сведениями, статистическими данными и т.д., но тщательно скрывает часть из них, публикуя, предавая гласности лишь «выгодные» с его точки зрения данные.

2. Институциональному субъекту неизвестна полная правда; она становится известной частным лицам или общественным организациям в результате специального изучения вопроса, поиска информации и т.п. Однако официальные органы налагают запрет на публикацию новых данных, препятствуют обнародованию исключительно важной информации, ставшей достоянием частных лиц, стремятся во что бы то ни стало сохранить прежнее половинчатое, «урезанное» отображение соответствующей области социальной действительности.

Ясно, что в обоих случаях проявляются консервативные и «эгоистические» черты институционального субъекта (представляющих его лиц), что необходима решительная борьба за право на полную информированность против бюрократических и всяких иных махинаций со статистическими данными и другой жизненно важной для широких масс информацией о действительном положении дел в стране и за рубежом.

Но для того чтобы глубже осмыслить феномен полуправды даже в его простейших проявлениях, надо вначале выяснить, что такое «полная правда». А это - далеко не простой вопрос, ибо не всегда ясно даже то, в каком смысле говорится о полной правде. Если имеется в виду полное знание о некотором фрагменте социальной действительности или о тенденциях ее развития, то такая трактовка «полной правды» заведомо сомнительна. Одно дело - полные статистические сведения: честное их опубликование без каких-либо изъятий может именоваться полной правдой, в противоположность неполной правде, когда часть сведений утаивается, остается достоянием лишь узкого круга руководителей. Другое дело, когда речь заходит об истории нашего общества, о полноте исторической правды. Тут тоже сравнительно легко можно установить случаи полуправды, если удается показать, что официальные органы или отдельные лица, описывая и объясняя события прошлого, намеренно или ненамеренно оставляют в тени существенные факты. Однако каким образом определить полную правду, каковы критерии подобной полноты? Имеется ли в виду полнота фактического описания (невозможность дополнения его новыми фактами) или некая завершенность объяснений и оценок (невозможность дальнейшего их уточнения или даже пересмотра)? И то, и другое вряд ли достижимо.

Как видим, вопрос о полноте правды, «всей правде» требует серьезного анализа. Если взятый в абстрактной форме тезис о неделимости и полноте правды («нужна нам вся полнота правды о всех сферах реальности...») является, конечно, истинным, ибо противоречащий ему тезис будет заведомо ложным, то в каждом конкретном случае реализация требования о полноте и неделимости правды оказывается проблематичной.

Бесспорным остается следующий смысл обсуждаемого требования: не должно быть запретных для критики областей социальной действительности, запретных вопросов и фактов; недопустимы меры официальных и частных органов, олигархических групп, владельцев средств массовых коммуникаций по ограничению и селекции общественно значимой информации; нетерпимо дозирование такой информации, тем более сокрытие «негативных фактов», особенно тех, которые касаются деятельности государственного аппарата, руководящих лиц, крупнейших корпораций и т.п.; официальные органы не должны чинить препятствия компетентному изучению социальной жизни и обнародованию новых результатов, способствующих уточнению,

углублению или даже пересмотру сложившихся представлений и оценок. Кроме того, требование полноты и неделимости правды, очевидно, означает требование логической определенности соответствующих суждений: если правда выражает истину и справедливость, то она не может быть полуистиной или полусправедливостью, она или есть или ее нет.

Однако отмеченное выше противоречие, или лучше сказать несоответствие, между абстрактной формулой о полноте правды и ее конкретной реализацией свидетельствует о серьезных трудностях, возникающих при попытках четкого описания феномена полуправды во всем диапазоне ее конкретных проявлений, а, следовательно, четкого отграничения ее от того, что полагается действительной правдой. Для того чтобы хоть в какой-то мере прояснить данный вопрос, нужно рассмотреть его в двух различных, но взаимосвязанных планах - эпистемологическом и коммуникативном.

3.2. Неполная правда и ее разновидности

Уточним понимание того, что именуется правдой. Это прежде всего определенное знание и определенная оценка. Правда есть не просто истинное знание, она представляет высокозначимое знание, несущее положительный или отрицательный ценностный заряд. Даже если оставить в стороне ту ипостась правды, которую называют правдой-справедливостью и ограничиться правдой-истиной, то не трудно увидеть, что содержание ее включает момент твердой оценки, имеющей форму убеждения, уверенности, веры. Но оценка определяется системой ценностей, и там, где правда-истина связана с высшими ценностями, она непременно оказывается также и правдой-справедливостью. Поэтому неверно считать эти две ипостаси правды альтернативными, они взаимообусловлены в такой же степени, как знание и ценность. Но поскольку правда выступает в виде некоторого знания, последнее всегда выражено в той или иной его форме (суждение, комплекс взаимосвязанных утверждений, мнение, концепция, художественная идея, идеологическое образование, теория и т.п.). Это же относится и к тому, что мы называем полуправдой.

Следовательно, весьма полезен эпистемологический анализ тех высказываний, сообщений, идей, которые претендуют на статус правды. В ряде случаев такой анализ совершенно необходим. Вы заявляете нам, что ваши утверждения - несомненная правда и что вы разоблачаете ложь: давайте посмотрим, в чем подлинный смысл ваших утверждений, какую проверку они допускают и т.п. Мы получаем возможность если не подтвердить, то, по крайней мере, опровергнуть претензию на правду, доказав ложность приводимых утверждений. Эпистемологический анализ позволяет серьезно осмыслить и вопрос о полноте правды (к нему мы вернемся ниже).

Как отмечалось, правда есть коммуникативный феномен, она имеет обязательно своего субьекта-заявителя, т.е. того, кто проникся ею, в чьем сознании она укоренена, образует смысложизненный пункт или во всяком случае существенный смысловой пункт в ценностной и в интен-ционально-волевой структуре сознания. Но правда коммуникативна потому, что она имеет не только субъекта-носителя и транслятора, своего заступника, хранителя, пропагандиста, но и того субъекта, которому она адресована и которого по большей части субъект-транслятор желает обратить в свою веру. Это желание не раз бывало настолько сильным, что иногда адресату приходилось платить жизнью за медлительность в усвоении сообщаемой ему правды. Нельзя поэтому серьезно обсуждать тему правды и полуправды, если остаются в тени следующие вопросы: 1) кто является заявителем, творцом, пропагандистом, защитником правды (кто является ее субъектом - здесь требуется по возможности более точное описание); 2) кому адресована эта правда (какому субъекту) и 3) с какой целью, зачем (этот вопрос часто оказывается весьма существенным еще и потому, что вскрывает парадоксы прокламирования правды). Чтобы завершить минимальную систему координат рассмотрения правды, надо добавить еще один, 4-й вопрос: что представляет собой заявляемая правда (требуется корректное описание ее содержания).

Эта четырехмерная система координат позволяет, как мне кажется, основательно проанализировать и феномен полуправды. Какой бы ни была полуправда, она прямо о себе не заявляет, а выступает в общем-то под именем полной и несомненной правды.

Рассмотрим подробнее вопрос о содержании правды (или того, что на нее претендует). Это можно делать, отвлекаясь от описания субъекта-транслятора и субъекта-адресата, а также от выяснения цели трансляции указанного содержания (хотя, конечно, для более глубокого его выяснения весьма существенно привлечение остальных координат). Заметим, что как в роли субъекта-транслятора (который может быть автором, соавтором или просто ретранслятором), так и в роли субъекта-адресата (который может активно принимать или не принимать сообщаемую ему правду или колебаться, сомневаться) способны выступать, помимо индивидуального субъекта, институциональный субъект (фирма, общественная организация, ведомство, государство), а также и коллективный субъект, массовый субъект (социальная группа, народ, человечество).

Соответственно следует учитывать основные варианты социальной коммуникации, допускающие аналитическое описание (один человек, осененный правдой, сообщает ее народу, нации, человечеству; наоборот, человечество, нация или государство в форме сложившихся идей, верований, ценностей навязывает ее индивидам; аналогично коллективный субъект адресуется к правительству, в суд или к своему индивидуальному члену и т.д.). Все это важно для понимания исключительно сложной структуры социальных коммуникаций, а соответственно и форм, способов циркуляции, живучести и столь частой неуязвимости полуправды.

Итак, правда имеет форму знания о том или ином объекте, включающего его оценку. Это знание доступно проверке, в том числе и на полноту. Поскольку полуправда рассматривается как неполная, частичная правда, что ведет к утрате качества правды, то указанное знание должно обладать признаками целостности и полноты. Но в каком смысле допустимо тут говорить о целостности и полноте?

Возьмем вначале эпистемологический план вопроса о полноте. С этой точки зрения (да, по-видимому, и со всякой другой) во многих случаях наши знания, оценки, утверждения, сведения, представления, мысли и т.д. не могут быть полностью охвачены альтернативой истины и лжи, правды и обмана, справедливого и несправедливого, верного и неверного, положительного и отрицательного. За пределами подобной альтернативы остается необъятное содержание нашего опыта, разверзается бездна неопределенности. Как часто, при ответе на вопрос, никто не может точно сказать, имеем ли мы дело с правдой или неправдой, и эта неопределенность способна длиться веками. Ведь надо учитывать и неведение субъекта о своем невежестве.

Не знающий о том, что он обманут, спокоен. Мы постоянно находимся не только в проблемной ситуации, задающей поиск истины и правды, но и в допроблемной ситуации, т.е. ситуации незнания о незнании. Если в проблемной ситуации выясняется наше незнание чего-то и формируется новый вопрос, ставится исследовательская задача, то в допроблемной ситуации у нас нет еще самого вопроса. Обратившись к прошлому, мы узнаём о такой ситуации. Скажем, лет двести тому назад никто не только не знал ничего о существовании позитрона или радиоактивного излучения, но и не подозревал о своем незнании этого. Но и сейчас мы находимся в аналогичном состоянии⁹¹. Это касается множества объектов внешнего мира, нашего организма и внутреннего психического мира - пока абсолютно никому неведомых объектов, которые в будущем обретут для нас реальность и станут определять содержание целого ряда идей, убеждений, объяснений, претендующих на статус истины, правды. Надо полагать, что эта «будущая правда» способна существенно повлиять на содержание «нынешней правды».

Подобная историческая конкретность, ограниченность, относительность и неточность наших знаний и оценок, образующих содержание прокламируемой правды, имеет самое непосредственное отношение к пониманию полноты и неполноты правды. Правда чаще всего заявляется более или менее компетентным субъектом, но неизбежно подверженным исторической ограниченности. И, конечно, не существует такого индивидуального, коллективного или институционального субъекта, социальный статус которого обеспечивал бы ему обладание непререкаемой правдой, монополией на нее. Однако такие претензии наблюдались в истории постоянно, более того, они утверждались иногда огнем и мечом, да и сейчас подобные претензии не перевелись, выступая то в форме непогрешимых провидений религиозного вождя, то в виде заявки на некую предельную мудрость со стороны отдельных политиков, экономистов, журналистов или коллективных органов.

Содержание прокламируемой правды должно быть открыто для обсуждения в процессе обоснования и проверки, должно выдерживать испытания инакомыслием, подтверждаться ходом общественной жизни (редким исключением тут бывают лишь простейшие фактические констатации).

Таким образом, с эпистемологической точки зрения, содержание того, что полагается субъектом в качестве правды во всех нетривиальных случаях, остается неполным, незавершенным, допускающим уточнения, конкретизацию, развитие, коррекцию оценок. Эта принципиальная неполнота обнаруживается и при подходе к анализу феномена правды со стороны выяснения ее объекта. Под объектом имеется в виду то, о чем нечто утверждается или отрицается и что оценивается субъектом-транслятором правды (это может быть какая-либо вещь, личность, группа, страна, нация, некоторое историческое событие и т.д., и т.п., причем взятые чаще всего в каком-то определенном отношении). Тут всегда возникает проблема корректной дискретизации данного объекта, ограничения числа приписываемых ему свойств, подразделение их на существенные и несущественные, а, следовательно, присутствует момент неопределенности. Возникают серьезные трудности адекватного описания объекта, трудности, о которых мы далеко не всегда отдаем себе ясный отчет.

Все это особенно остро ощущается, когда говорят, что нам нужна «вся правда о жизни нашей страны, о ее прошлом и настоящем, о ее экономике и экологии, о ее социальных институтах...». Интуитивно здесь вроде бы все понятно. Но, согласитесь, что такие объекты как «жизнь нашей страны», «ее прошлое и настоящее», «ее экономика» и т.п. чрезвычайно сложны по содержанию, и «вся правда» о них в целом и о том, что составляет их компоненты, -дело крайне проблематичное, не реальное, если под «всей правдой» понимать не просто истинные и справедливые утверждения, исключение ложных, неверных, несправедливых утверждений, а вполне адекватное выражение и представление всего богатства многомерного содержания указанных объектов.

Как уже отмечалось, в данном случае требование «всей правды» означает (в противоположность «полуправде» и лжи) открытость наличной информации, находящейся в распоряжении государственных и общественных органов, экономических субъектов, группы лиц или отдельных лиц, возможность доступа к пей и ее обнародования, обеспечения свободы выбора жизненно важной информации, изучения указанных объектов, концептуального оформления и трансляции полученных результатов, свободы публичного разоблачения фальсификаций и подтасовок, критики любых официальных и вообще публичных оценок, заключений, утверждений и, конечно, снятие официальных запретов и ограничений на публикацию всех достоверных данных об отрицательных явлениях в «жизни нашей страны», о «ее прошлом», «ее экономике» и т.д.

В эпистемологическом смысле «вся правда» остается тем идеалом, к которому стремится общественное и индивидуальное познание и самопознание. Историческая ограниченность наших знаний и оценок, безусловно, влияет на характер отношений между правдой и неправдой, содействует искажению правды, заигрыванию с ней, успеху всевозможных псевдоправедников, способствует хитроумным, незаметным для простого глаза деформациям. Но то, что обычно называется полуправдой, есть прежде всего феномен коммуникативный, ибо в эпистемологическом смысле, как мы пытались показать, правда практически никогда не является полной, завершенной, исчерпывающей.

Это означает, что вопрос о полноте и неполноте правды должен ставиться в коммуникативном смысле. Дело не в полноте знания о соответствующем объекте (присущем носителю, транслятору правды), а в полноте сообщения адресату того комплекса знаний и оценок, касающихся данного объекта, той информации о нем, которой действительно располагает субъект-транслятор.

Полуправда - это неполное и часто не вполне точное транслирование информации адресату. Можно выделить две типичные разновидности полуправды.

1. Когда один субъект, располагающий разнообразной информацией, сообщает другому лишь часть ее, создавая видимость полного, честного его информирования; при этом та часть информации, которая сообщается адресату (индивиду, коллективному субъекту, народу и т.п.), вполне адекватна, не содержит намеренных искажений.

2. Когда субъект-транслятор опять-таки под видом полного и правдивого сообщения передает адресату такую информацию, в которой истинные моменты сочетаются с ложными, т.е. адекватные описания объекта и истинные высказывания о нем правдоподобно компонуются с ложными описаниями и высказываниями; при этом обычно утаивается часть весьма существенной для адресата информации. В обоих случаях адресат, как правило, не имеет достаточных средств проверки получаемых сообщений и вынужден принимать их на веру, опираясь на авторитет субъекта-транслятора, на свой прошлый опыт, разделяемые им принципы и символы веры, на логические соображения и т.п.

Полуправда чаще всего является актом намеренного действия субъекта-транслятора, преследующего определенную цель. Однако не следует сбрасывать со счета и ненамеренную полуправду. В подобных случаях субъект-транслятор, хотя и сообщает другому субъекту неполную информацию, но делает это не умышленно, а по рассеянности, забывчивости, в силу непонимания важного значения для адресата ряда сведений или по другим причинам. Бывают*- случаи, когда субъект-транслятор полуправды вообще не ведает, что творит, является лишь орудием другого субъекта - подлинного творца и транслятора целенаправленной дезинформации. Возможно и такое, что один субъект сообщает другому все, что ему известно. Но последний знает больше первого и считает, что тот намеренно утаивает часть информации.

Наконец, мы часто встречаем и такие проявления намеренной полуправды, которые коренятся в проблемности и проективности человеческого существования, обусловлены неточностью, вероятностью передаваемых сведений, плюрализмом мнений и оценок, издержками аутокоммуникации, неуверенностью в результатах самопознания и самооценки.

Вопрос о полуправде в общении с самим собой, близкий по ряду существенных пунктов к проблеме самообмана, требует специального рассмотрения. Но уже здесь надо заметить, что боязнь, нежелание, неумение глубоко и честно заглядывать в самого себя, компенсируемые повышенным вниманием к явлениям внешней действительности, ведут к привычной полуправде в общении с самим собой -полуправде нерефлексируемой в большей части своего объема, и эта неистребимая полуправда жизни в себе и для себя образует источник нерефлексируемой или крайне слабо рефлексируемой полуправды в межличностных и социальных отношениях, а в конечном итоге - человеческой склонности к полуправде и полуобману, выполняющих функции психологической защиты. Все это свидетельствует о необходимой взаимообусловленности внешних и внутренних коммуникаций субъекта. В социальном плане наибольший интерес вызывает, конечно, рассмотрение намеренной полуправды.

3.3. Цели полуправды.

Всегда ли она означает обман?

Намеренная полуправда - средство защиты интересов субъекта, выигрыша в социальных играх, достижения цели. Несомненно, что в большинстве случаев цель полуправды - обман. Однако стремление ввести таким путем в заблуждение другого субъекта имеет различные мотивы, часть которых могут быть оправданы в нравственном отношении или признаны этически нейтральными (случаи добродетельного обмана или умалчивания о каких-то аспектах действительности, вызванные служебными обязанностями, требованиями этикета, обычая и т.п.).

Утаивание части информации, уход от прямого вопроса и искреннего ответа, двусмысленность выражений, намеки вместо ясного утверждения или отрицания - все это, в об-щем-то, типичные моменты реальных коммуникативных процессов, происходящих на всех уровнях организации общества. Но эти моменты гипертрофируются и приобретают особенно изощренные формы в условиях тоталитарного режима, антидемократических форм правления, отнимающих у граждан элементарные свободы. В таких условиях деформируются естественные способы самовыражения, усиливается разрыв между личным и публичным, умножается двуличие и лицемерие. Здесь действуют страх, опасения, конформистская перестраховка, изощренная внутренняя цензура, усиливающая склонность к самооправданию и этическому релятивизму.

Когда намеренная полуправда (ниже будет рассматриваться лишь ее разновидность) имеет своей целью дезинформацию того или иного субъекта, ее различные проявления располагаются в широчайшем диапазоне - от вполне невинного сокрытия некоторых интимных сторон жизни до корыстного, злонамеренного и даже смертоносного обмана.

Мы наблюдаем сейчас особую нетерпимость к привычным для прошлых времен формам дозированной, «взвешенной», обтекаемой речи, к той повседневной и повсеместной околоправде, которая была столь характерна для публичных выступлений в советские времена. Острая эмоциональная реакция на полуправду - это во многом компенсация прошлых унижений, вынужденных умолчаний, насилий над совестью. Вот слова академика Д.С. Лихачева, сказанные в начале периода так называемой перестройки и первых успехов гласности: «Разучились говорить правду - полную правду, а полуправда есть худший вид лжи: в полуправде ложь подделывается под правду, прикрывается щитом частичной правды»^{92 93}.

Действительно, есть основания говорить о полуправде как особенно зловредной форме лжи", развращающей моральное сознание, волю к истине и справедливости, как убогом детище полугласности, некоем обволакивающем амебообразном способе изъятия справедливости, как способе утонченного сервилизма, обслуживания амбиций и фрагментарности личности, оправдания неопределенности интенций (вспомним Чехова: чего-то очень хочется - не то осетрины, не то конституции), примирения с низостью, пошлостью, серостью, со скукой и абсурдом бытия. Трудно принимать себя всерьез, когда вдруг встречаешь и узнаешь свою, невольно взращенную, удивительно правдоподобную неправду. Такое творчество тоже имеет свои образцы: «Ложь иной раз так ловко прикидывается истиной, - говорил Ларошфуко, - что не поддаться обману значило бы изменить здравому смыслу»¹.

Особая роль полуправды в достижении разнообразных целей злонамеренного обмана не вызывает сомнения, подтверждается историческим и личным опытом. Тем не менее надо признать, что полуправда способна обладать и совершенно другими коммуникативными функциями.

Всегда ли полуправда означает ложь или полуобман?

На этот вопрос, как отчасти уже отмечалось выше, следует дать отрицательный ответ. Такой ответ касается весьма различных проявлений полуправды, которые должны быть рассмотрены и оценены.

Главное - не допускать упрощенных комфортных решений, не игнорировать и не приглаживать парадоксальности некоторых коммуникативных процессов, обусловленных феноменом полуправды, т.е. стараться, рассуждая о полуправде, не впадать в нее.

Те проявления полуправды, которые нельзя причислить к обману и которые, следовательно, не теряют качества правды, принадлежат к описанной выше первой разновидности полуправды (когда субъект сообщает адресату лишь часть известной ему информации, скрывая остальную). _L_

¹ Ларошфуко. Мемуары. Максимы. Л., 1971. С. 173.

Здесь обнаруживается своего рода «голографический» эффект: часть сохраняет свойства целого. Такое возможно лишь при определенной структуре информационного содержания, полагаемого в качестве правды. Эта структура допускает дискретизацию, при которой элементы несут ту же ценностную и истинностную характеристику, что и образуемая их связью целостность.

Например, в печать просачивается лишь малая часть правды о преступной деятельности какого-либо должностного лица (мы читаем об этом в газетах чуть ли не каждый день). Хотя компетентным органам известно гораздо большее и они, в силу заинтересованности в этом правительственных чиновников или по другим причинам, тщательно скрывают другие факты преступлений указанного лица, то немногое, что уже стало предметом гласности, вполне достаточно для определенной этической и юридической оценки этого человека. Вся последующая информация о его преступной деятельности является, конечно, необходимой для восстановления полной правды, но это не изменяет характера оценки и сути дела.

Таким образом, в отдельных случаях фактическая неполнота сообщения не нарушает качества правды. Чтобы это установить, необходим, однако, тщательный конкретный анализ, проводимый в каждом таком случае, ибо неполнота сообщаемых фактов, те или иные умолчания вызывают естественное недоверие к субъекту-транслятору и требуют расследования причин такого рода поведения. Заметим, что не только в подобных, но и в других случаях необходима диагностика политических, этических, правовых и т.п. установок субъекта-транслятора, а также актуализация вопроса о его ответственности (моральной и юридической) перед адресатом.

Разумеется, неполнота сообщаемых фактов часто ведет к нарушению правды, служит целям отдельных лиц или бюрократического аппарата, является средством обмана. Это зависит от организации фактического содержания правды, не допускающего произвольного членения, от соотношения фактического и теоретического содержания, эмпирических констатаций и общих оценок. Однозначно упорядочить все эти соотношения, создать некую концептуальную модель для различения полуправды-правды и полуправды-лжи, на мой взгляд, не представляется возможным. Однако это не означает бесполезности попыток осмысления разнообразия такого рода феноменов, стремления к хотя бы частичному их упорядочению и расшифровке их подлинного эпистемологического или коммуникативного значения. Это способно содействовать повышению коммуникативной культуры, борьбе против утонченных форм социального обмана и самообмана.

Само качество правды зависит, конечно, не только от содержания сообщения самого по себе, но и от систем ценностей субъекта-транслятора и субъекта-адресата. Утверждение правды - это победа над ложью, преодоление обмана. Поэтому то, что претендует на правду, является большей частью новостью, сообщением, вступающим в противоречие с известным и привычным. С другой стороны, утверждение правды может означать публичное санкционирование (на уровне государственных и общественных органов, например) информации, давно известной отдельным лицам, но не получившей широкого распространения и признания в силу помех, которые до этого чинились определенными инстанциями. Победа правды означает вместе с тем и торжество справедливости.

Вернемся к примеру, когда частичная информация (сообщение одних фактов и сокрытие других) не утрачивает качества правды. Обычно это такой факт или такие факты, которые предопределяют верную общую оценку соответствующего объекта, хотя сама эта оценка может и не фигурировать в сообщении. Здесь качество правды определяется не только достоверностью факта, но и достоверностью выводимой из него общей оценки.

Другой вариант частичной правды связан с прокламированием общей оценки, в целом правильно отражающей действительность, но специально не подтверждаемой соответствующими фактами, конкретными иллюстрациями. Неполнота информации тут выражается в абстрактности утверждений, в стремлении вообще избежать эмпирического рассмотрения. Например, говорят о неуязвимости чиновников, совершающих преступные действии, или о засильи серых, посредственных писателей, мнящих себя к тому же чуть ли не гениями и увенчанных в духе времени множеством регалий, но фамилии при этом не называются. Иногда их, конечно, устанавливает сам читатель, легко догадывается, о ком речь. Но бывает так, что подобная эмпирическая подстановка вызывает трудности и принципиальные разногласия у различных групп читателей. Подобная «бесфамильная гласность» есть, конечно, проявление полуправды, но вместе с тем и свидетельство трудностей, препятствий на пути к полной правде. Эти препятствия порождаются не только малодушием, робостью, но и этическими факторами, различными объективными причинами.

Так, в блестящих статьях академика Д.С. Лихачева можно найти немало примеров верных и крайне актуальных критических оценок бесфамильного образца. Но иногда они все же плохо согласуются с его резким осуждением полуправды. Отвечая на упреки в «бесфамильной» критике, Д.С. Лихачев убедительно говорит о трудностях акта обличения, чрезвычайной ответственности обличителя, о проблематичности морального права обвинять и судить другого⁹⁴. Кроме того, по его словам, «серых писателей невероятное множество», всех не назовешь, а приводить лишь фамилии некоторых, значит допускать несправедливость⁹⁵. Нельзя не учитывать и другие моменты объективного и альтруистического свойства: возможность изменения человека к лучшему, нежелание причинять обиду, ударять по самым болезненным точкам личности (пусть у нее, действительно, нет таланта, но она ведь прошла тернистый жизненный путь, обладает многими положительными качествами и т.п.). Тут проявляется и деликатность и мило-сердность, свойственные истинному русскому интеллигенту.

Нельзя отрицать, однако, и того, что общие утверждения (не подкрепленные эмпирически) могут выполнять сами по себе важную информативную функцию - обнажать правду, резко формулировать суть негативных явлений, разоблачать их камуфляж, содействовать кристаллизации опыта и формированию прогрессивных убеждений. Адресатом таких сообщений служит массовый субъект. Но и содержание их касается массовых явлений.

И тем не менее правда должна быть действенной, а для этого крайне важно, чтобы ее содержание могло выступать в единстве абстрактного и конкретного, общего и единичного, целого и частного. Такое единство - обязательная предпосылка ее жизнеутверждения, практической реализации ее как ценности. В противном случае, оставаясь лишь повторяемой словесностью, правда постепенно теряет свой интенциональный заряд, свою социальную силу.

3.4. Процессуальность правды и двоякая функция полуправды

Оценка различных проявлений полуправды в социальных коммуникациях и ее роли в общественной жизни предполагает понимание процессуальное™ правды. Она включает процесс своего формирования, а потом процесс своего утверждения в сознании того субъекта, которому адресована. В большинстве случаев правда не является уже «готовой» и окончательно установившейся, которую остается только пропагандировать, внушать другим, придерживаясь строгого стандарта. Она - живое образование, открытое для корректирующих воздействий жизни. Поэтому и в процессе ее формирования, и в процессе ее утверждения содержание правды развивается и шлифуется, что оказывает существенное влияние на ценностно-смысловые структуры сознания субъекта. Это нередко весьма болезненный процесс преодоления привычного, устоявшегося. На этапе формирования правды - это борьба с собой, на этапе ее утверждения - борьба с другими: с ее противниками, с обстоятельствами.

Процессуальность означает постепенность, иногда поэтапность. Откровение правды зачастую не есть разовый, мгновенный акт. Она формируется и утверждается шаг за шагом в борьбе с неведением, ложью и половинчатой правдой. Все это позволяет показать недостаточность, упрощенность чисто морализаторского решения вопроса о полуправде. На наш взгляд, в реальных процессах развития общества, на той или иной стадии социальных преобразований, в политической деятельности полуправда неизбежна, и она способна выполнять позитивные, а не только негативные функции. Такова противоречивая природа общественных коммуникаций.

Более того, полуправда может выполнять позитивные функции помимо тех случаев, когда она выступает в виде частичной информации, не искажающей общей картины. Имеется в виду тот вариант полуправды, когда скрываемая часть информации заметно деформирует общую картину и оценку, но, несмотря на это, содействует все же более адекватному пониманию действительного положения вещей. Речь идет о различии между состоянием косности, непробудного самообмана, полного господства привычных идеологических клише и состоянием пробуждения общественного сознания, начавшимся робким движением к правде о прошлом и настоящем. Это - весьма противоречивый и многоплановый процесс, затрагивающий интересы различных коллективных и массовых субъектов, встречающий сильную оппозицию и потому протекающий, как правило, неравномерно - с приливами и отливами, когда то нарастает голос правды, то заглушается.

Этот процесс влечет постепенную переоценку привычных ценностей, ломку устоявшихся стереотипов сознания, идет весьма болезненно, посредством поэтапных сдвигов и преобразований в сложившихся и обычно весьма инертных ценностно-смысловых структурах. Сиюминутное крутое изменение их невозможно. Опыт доказывает, что радикально противоречащие сложившимся представлениям утверждения и оценки вызывают в большинстве случаев негативную реакцию, не воспринимаются массовым сознанием, сравнительно быстро вытесняются. Радикальная переоценка ценностей, предлагаемая чрезвычайно авторитетным субъектом (располагающим полным доверием адресата) вызывает изумление, растерянность, своего рода идеологический шок. Но и в этом случае новые взгляды и оценки сразу не укореняются. Необходимо время - и часто немалое, - чтобы произошли преобразования и новооб-пз

разования в системе ценностей и возникло новое, более адекватное понимание действительности, чтобы восторжествовала подлинная справедливость.

Обычно процесс идет от неправды к частичной правде и ко все более полной правде. Нынешние оценки Сталина были бы немыслимы в 1954 году. Картина негативных деяний Сталина, нарисованная Н.С. Хрущевым на XX съезде КПСС, являлась полуправдой, даже чем-то гораздо меньшим, она содержала к тому же явно ложные, неверные включения, касавшиеся оценок сталинского периода и положительных сторон деятельности «вождя народов». Тем не менее эта полу- и четверть-правда была огромным шагом вперед, сыграла, бесспорно, историческую роль во всей последующей духовной жизни страны. Надо ли доказывать, что каждая новая крупица правды о прошлом, добавлявшаяся к тому, что впервые было открыто Н.С. Хрущевым, являлась прогрессивным актом, хотя это и не меняло по сути общего состояния полуправды, в котором пребывало общественное сознание.

В этих условиях полуправда, хотя и продолжает служить целям консерваторов, использоваться для ограждения неправды от разоблачающих действий, но в то же время она способна выступать средством постепенного разрушения закоренелого монолита неправды.

Полуправда, как видим, и движет и тормозит, и приоткрывает и прикрывает, она двусмысленна, двулична; сегодня она способна увеличивать, а завтра уменьшать долю правды или даже одновременно в одном отношении увеличивать, а в другом уменьшать, затемнять. Такова ее двойственная природа.

Преодоление полуправды во многом зависит от нас самих - от нашей социальной активности, воли к духовному обновлению, к борьбе с самообманом.

Важнейшим условием непреклонного устремления к полной правде является развитие альтернативности мыги-ления, позволяющего выявлять новые духовные ресурсы, новые смысловые измерения, новые ценностные ориентиры, а тем самым обнажать ограниченность, упрощенность, робость, посредственность наличных решений, представлений, оценок. Отсутствие цепной реакции альтернатив -выражение инертности и робости общественной мысли, клишированное™ многих измерений духовной жизни.

Серьезной помехой на пути к полной правде является слишком сильная тенденция к групповой консолидации, слишком высокая активность группового сознания, берущего верх над подлинно широким общественным, государственным подходом к делу, испытывающего раздражение от инакомыслия, склонного навязывать - безаппеляцион-но - «свою» самую что ни на есть «прогрессивную» правду всем остальным. Это усиливает асимметрию между субъектом-транслятором и субъектом-адресатом, что неизбежно делает коммуникацию полуправдивой. Фактически тут исключается подлинная диалогичность, мы слышим сплошные монологи.

Отсюда и претензии на «всю» правду, громко заявляемые как отдельными личностями, так и коллективными и особенно институциональными субъектами, особенно теми, в чьих руках находятся мощные средства массовой информации. От таких претензий - один шаг до узурпации права провозглашения правды, а затем и права отлучать от правды инакомыслящих. Новоявленные пророки и институциональные оракулы не могут утверждать это свое «право», не проклиная вероотступников и еретиков. Сколько раз уже в истории разворачивались события именно по такому сценарию!

«Держатель» полной, безусловной, абсолютной правды один обладает способностью точно фиксировать случаи отступления от этой правды и правом карать отступника, того, кто пытается подменить «своей» полуправдой чистую, сияющую, великую и нераздельную правду (вспомним о святейшей инквизиции или о «врагах народа» и о «ревизионистских поползновениях», «протаскивании чуждых идеек», «идеологических диверсиях» и т.п. в СССР). Вот вам еще один аспект соотношения правды и полуправды, для рассмотрения которого в нашем распоряжении огромный исторический материал.

Необходимо отметить и то обстоятельство, что в многомерных коммуникативных контурах социума всегда существенное место занимают и такие формы коммуникации, в которых транслятор и адресат выделяются резкой асимметричностью. Таковы, например, отношения между родителями и малым ребенком, между чиновниками высшего и низшего ранга, между гением и средним представителем данной области науки или искусства, между образованным и полуграмотным человеком, между правительством и массой и т.п.

В условиях такой асимметрии (даже если у субъекта-транслятора, занимающего высшую ступень, нет корыстных интересов и намерения обманывать) вряд ли возможно избежать полуправды, т.е. неполной, упрощенной информации, ограничения общения лишь определенным, зачастую весьма специальным кругом вопросов. Эти ограничения вызваны как бы объективными причинами: неспособностью адресата воспринять соответствующую информацию или высокой вероятностью неверного ее истолкования, вредными для адресата последствиями получения данной информации, соображениями служебной субординации, секретности, закрытостью информации для нижестоящих звеньев аппарата управления и т.д.

Подобная асимметричность в коммуникативных контурах неустранима в целом на нынешнем уровне цивилизации. И это служит почвой оправдания намеренной полуправды, многие проявления которой представляют собой неправду или равнозначны полуобману - диффузному образованию из истинных и ложных моментов, которое в одних отношениях верно ориентирует адресата, а в других -целиком его дезориентирует. Важно учитывать такие комбинированные, «амбивалентные», противоречивые случаи полуправды. Они не столь уж редки в повседневных коммуникациях, выражая недостаточную интенциональную определенность субъекта-транслятора, его фрагментарность и другие формы ограниченности.

Чтобы говорить всю правду о полуправде, надо прежде всего признать ее полифункциональность, а также то, что она выступает неизбежным следствием асимметрии между коммуникантами и проявлением частичной «закрытости» субъекта (откровенность последнего с другими всегда избирательна, зависит от степени доверия и других условий; вместе с тем субъект частично «закрыт» и для самого себя).

3.5. Полуправда как средство обмана

Чтобы обман состоялся, ложное сообщение должно быть принято за истинное, несправедливая оценка за справедливую. Надо сохранить веру адресата в правдивость сообщения. Поэтому задача обманывающего состоит в том, чтобы рассеять сомнения, устранить или резко ослабить критическую интенцию, найти действенные средства им-митации подлинности.

Чаще всего обман - способ защиты интереса, достижения эгоистической цели. Поэтому субъект, творящий обман, обычно не слишком щепетилен в выборе средств, и он способен проявлять подлинно творческую изобретательность,^стремится глубоко проникнуть в психологию обманываемого.

Несмотря на чрезвычайную вариативность средств и приемов обмана, все они так или иначе включают феномен полуправды, удобный для иммитации подлинности. Особенно значительна роль полуправды в тех случаях, когда объектом обмана становится множество людей, массы, а творцом обмана выступает институциональный субъект, оправдывающий обычно свои действия интересами общества, народа, государства.

Обманное действие в форме полуправды, производимое институциональным субъектом, имеет системный характер. Это ясно проявляется, когда в роли институционального субъекта выступают государство или его органы. Тут характер полуправды детерминирован всей наличной информационно-пропагандистско-управленческой системой, задающей фильтры и каналы распространения информации, допустимые способы ее оценки и интерпретации. Эта система определяет, так сказать, категориальную структуру полуправды, т.е. те общие параметры смыслового и ценностного структурирования сообщения, которые удовлетворяют наличным идеологическим установкам и политическим целям власть имущих. Официальная, «государственная» правда - это сообщение, целиком соответствующее указанным параметрам. Восприятие такого сообщения массами как действительного достигается, с одной стороны, благодаря устойчивой вере в правдивость надличностного субъекта (врут люди, а не государство, официальные органы не должны лгать), а с другой - обеспечением высокой степени правдоподобия сообщений. Создание правдоподобия зависит от формулировок, способов подачи материала, его интерпретации, других факторов -это дело рук специальных чиновников, наемных профессионалов из сферы массовых коммуникаций, сервильно ориентированных деятелей литературы и искусства.

Мы помним, как в советские времена государство энергично поощряло совершенствование правдоподобности официальных объяснений, идеологических клише, теоретических конструкций, призванных оправдывать и возвеличивать наличное социальное бытие. Оно щедро награждало и возносило мастеров правдоподобия как верных слуг отечества и народа. Это были, конечно, мастера-попу-правдисты - те, кто искусно компоновал ложное с истинным, правду и вымысел, стремясь внушить массе то, что желали власть имущие. Возносились до самых высших званий и чинов безотказные угодливые полуталанты, творившие полуправду на поприще литературы и искусства.

Все эти мастера-полуправдисты были призваны поддерживать, постоянно подпитывать «жизненным содержанием» основные стереотипы массового сознания, выполнявшие охранительную и оправдательную функции. Полуправда - важнейшее средство формирования и сохранения правдоподобия таких стереотипов (как, например, «образ врага» - внешнего и внутреннего, ведь для его подкрепления всегда можно найти реальные факты).

Здесь нет возможности рассматривать весь чрезвычайно разнообразный ассортимент приемов использования полуправды в целях манипуляции сознанием массового субъекта. Отметим лишь некоторые, наиболее типичные.

Для антидемократических режимов, для разнообразных институциональных структур, сильно озабоченных укреплением своей стабильности, это - прежде всего приемы сокрытия или скрупулезного дозирования «плохого» и постоянного прокламирования «хорошего». При этом некоторые виды «плохого» вообще закрываются для публичного освещения; «хорошее» же гипертрофируется под предлогом государственных интересов, повышения благосостояния народа, защиты национального достоинства, патриотизма, оптимизма, борьбы с врагами и т.п. Отсюда атмосфера славословия, рафинированной словесности, сквозь сито которой пропускалось все, что говорилось для массы. Впрочем, некоторым тут может прийти на ум аналогия с тяжело больным человеком. Как и ему, больному обществу сообщают только хорошие новости.

Однако в иные времена и в других социальных обстоятельствах, как в наши дни, мы видим доминирование противоположной тенденции - «очернения» действительности, нагнетания в прессе, по телевидению, в Интернете негатива, суперкритицизма, «катастрофизма», циничного восприятия явлений общественной жизни, намеренного затемнения ее позитивных сторон, в том числе в истории нашей страны. Такого типа полуправда способна не только потакать инстинктам массовой аудитории, но и отвечать интересам владельцев средств массовых коммуникаций, служить определенным политическим стремлениям.

Типичный прием фабрикации и использования полуправды связан с искусной подменой одного основания объяснения другим, с тонкими смысловыми деформациями и всем арсеналом софистических ухищрений.

Бюрократические, политические, мощные институциональные структуры имеют хорошо развитый и постоянно совершенствуемый язык формально-правильных объяснений, широкий набор правдоподобных клише, позволяющих построить «убедительное» обоснование своих действий и причин происшедших событий. Исходной посылкой таких клише служит общее истинное утверждение, касающееся объективных социальных процессов, целей и интересов широких масс. Эти общие утверждения непременно сочетаются с понятиями, выражающими высшие ценности. Бюрократический аппарат, политические лидеры непременно используют в своем языке абстрактные формулы высших ценностей. Именно абстрактность их выражения обеспечивает широкое поле маневра в интерпретации и в способах применения их для конкретных нужд. Отсюда возможность искусной демагогии, также всегда опирающейся на полуправду, на некоторые истинные, верные положения. Сколько раз личные, групповые, узкие институциональные интересы весьма правдоподобно выдавались за общенародные. Во всех этих случаях полуправда выступает непременным средством дезинформации, инспирирования «нужных» общественных настроений и векторов активности (т.е. организации общественного мнения, конструирования объектов общественной любви и ненависти, восхищения, презрения, осуждения и т.п.).

На уровне институционального субъекта используются в основном те же приемы, которые применяются на индивидуальном уровне, например, всевозможными лже-пред-сказателями, лже-целителями и т.п. Обман общественности требует, конечно, соблюдения чувства меры, тонкой интуиции в определении дозы истинного и ложного в зависимости от конкретных обстоятельств, умелого обхода, затушевывания «опасных» пунктов, своевременного корректирования «слабых» мест, срочного и «убедительного» камуфляжа открывшихся вдруг противоречий и несуразиц. В общем, творцы и охранители общественного обмана должны быть постоянно начеку.

В условиях информационного общества постоянно растет наемная армия политтехнологов, имиджмейкеров, рекламистов, профессиональных психологов, разрабатывающих стратегию и тактику манипуляции массовым сознанием. Технологии обмана совершенствуются, становятся все более изощренными. Но это влечет и развитие средств разоблачения обмана, способствует развитию своего рода герменевтики обманных действий, которая учит расшифровывать скрытые значения и смыслы, содержащиеся в сообщении, его подлинные цели, те условия конкретной коммуникации, благодаря которым адресат намеренно вводится в заблуждение.

Анализ, показывает, что фактор полуправды является типичным в структуре обманного действия. Эта структура охватывает наряду с интенциями производителя обмана и содержанием его сообщений также и наличную способность восприятия и усвоения этих сообщений адресатом (в силу его определенных психологических свойств, текущих обстоятельств, настроений, ожиданий и т.п.). Ведь сам феномен полуправды, как уже отмечалось, носит коммуникативный характер, а постольку обусловлен определенными качествами информанта и адресата. В звене информанта - его намерений, целей, рефлексий - полуправда играет существенную роль в защите его интересов, в формировании самооправдания, способов самоутверждения и самореализации; в звене адресата полуправда выступает зачастую в тех же формах, что и у информанта, но тут важную функцию выполняют и такие ее проявления, которые связаны с оценкой вероятности наступления желаемых событий, с информацией, получаемой по не зависимым от данного коммуникативного контура каналам и частично подтверждающей сообщения информанта. Таковы существенные условия результативной манипуляции как общественным, так и индивидуальным сознанием.

Правдоподобность сообщения обеспечивается тем, что содержание его заключено в традиционные для адресата рамки (нормативы, установки, уже сформированные символы веры и т.п.), обусловлено высокой вероятностью, освящено авторитетом, «приклеиванием» сообщаемого содержания к высшим ценностям (справедливость, добро, благо народа и т.п.)⁹⁶, апелляцией к «объективным законам», «государственной необходимости» и тому подобным надличностным категориям, олицетворяющим такие сверхмощные силы и процессы, перед которыми воля отдельного человека - ничто.

Последние два десятилетия нашей истории, при всей неоднозначности совершившихся преобразований, ознаменовали несомненный поворот к живой человеческой личности, переоценку действительной роли всевозможных надличностных субъектов («народ», «партия», «прогрессивное человечество» и т.п.), от имени которых орудовали весьма конкретные, как правило, посредственные, духовно убогие личности. Теперь мы ясно видим, что народ или какая-либо социальная группа не могут совершить великого деяния, если его не совершают отдельные люди. Поэтому резко упала обманная функция той повсеместной полуправды, которая строилась на апелляции ко всемогущим надличностным субъектам и «объективным историческим законам». Сейчас уже слишком трудно выступать в роли оракула, устами которого говорит «народ» и т.п.

Каждый обязан говорить от себя лично, нести ответственность за свои слова, которые должны быть проверены, сопоставлены с делами, реальной жизнью, - в процессе свободного обмена мнениями, свободной дискуссии, свободного исследования и публичного оглашения выводов и оценок.

В таких условиях, при наличии сил, кровно заинтересованных в полноте правды и способных проявлять высокую активность, общественный обман будет под угрозой разоблачения. Под прицелом общественности окажутся и многоходовые комбинации политических деятелей и групп, их сложные (а нередко и примитивные) информационные игры, питающие зыбучую среду полуправды-полунеправды, в которой формируется и обретает свой правдоподобный лик социальный обман.