Адаптема 16. Отказ от гуттенберговского текстоцентризма

Письмо и печать приучили нас, что основным способом распространения информации на расстояние и во времени является текст. Текст чрезвычайно удобен для этого, потому что делает второй мир — мир наших представлений — транспортабельным. Ведь до изобретения письма/ печати единственным средством транспортировки представлений был сам человек.

Но огромные объемы информации уже передаются не текстом, а звучащим изображением — телевидением. В оф-лайне этот канал трансляции был узурпирован формальными авторитетами — властью, капиталом. Однако мультимедиа освобождают и мультимедийное авторство. Публикаторы-любители неизбежно получат чрезвычайно удобные способы создания и раздачи мультимедийного контента. Уже сегодня эти способы доступны каждому, а телесмотрение в интернете — самый быстрорастущий способ потребления информации. Догоняет текст.

Объем текстов не сокращается, хотя доля, вероятно, — сокращается. Но главное — сокращается длина чтения. Глобально это означает, что если нам становятся доступны иные способы символизации и передачи смысла, кроме текста, то они будут обязательно использованы. Текст не отменяется, но урезается. И в планетарном масштабе, и в конкретных коммуникативных актах.

Отдельного упоминания заслуживает тот ущерб традиционной культуре, который наносится сокращением длины чтения. Да, воспитанные на усилии текста, мы ассоциируем знание с большим и сложным текстом. Твиттер-стиль не может родить или поддерживать науку. Это серьезная проблема, мы пока не можем оценить ее последствия, и лишь ощущаем предстоящий вред с точки зрения передачи фундаментальных знаний. Возможно, длинное чтение сохранится именно как усилие послушника, как элитарный фильтр, отбирающий когорту тех, кто способен работать с серьезными знаниями, а не только с мимолетной информацией. Иногда даже кажется, что неизбежное сокращение длины чтения грозит человечеству разделением на эллоев и морлоков.