27. Три эпохи «природного» цикла

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

27. Три эпохи «природного» цикла

Разумеется, XVII век в Европе и России не был тихим и спокойным, но тем более интересен феномен необычной устойчивости власти в ведущей стране Европы. Его нужно связать с основными процессами и общими установками элиты.

Мы уже выяснили, что одним из масштабных сообществ элиты, обеспечившим Подъём современной Науки, было глобальное сообщество торговли и финансов, центр которого в этот период перемещался из Италии в Нидерланды, а затем в Англию. В свою очередь, «торгово-финансовый интернационал» набирает влияние в союзе и конкуренции с другой глобальной силой в лице Церкви, католическая европейская ветвь которой получила финансовую и политическую опору после создания колониальных империй Испании и Португалии.

Как это постоянно случается в истории, факторы усиления и возвышения великих империй, превращающие их в гегемонов исторического периода, они же становятся и причиной последующего упадка влияния и ухода из гегемонов во второразрядные, но уважаемые державы. Огромные объёмы драгоценных металлов, полученные Испанией и Церковью из Нового Света, послужили не только установлению испанской гегемонии, но и самому глубокому кризису в экономике и идеологии европейской цивилизации. Эти не слишком праведные богатства гальванизировали авторитет Ватикана как политического центра. Но они же породили глобальную плутократию, которая через отмерянное закона­ми истории время задвинет и Церковь, и Испанию в дальний угол европейской политики. Это случится уже после следующей смены гегемона в Европе – от Франции к Британской империи. А в обозреваемом XVII веке идёт перемещение центра геополитики от Испании к Франции, а идеологии – от религиозных споров к национальным интересам в форме абсолютных монархий. Испания и Англия, католики и протестанты уже обозначены как полюса борьбы и в церковных вопросах, и в торгово-финансовых. Ватикан и католические банкиры становятся таким же центром одной из трёх ветвей «торгфининтерна», как Лондон и антикатолические банкиры.

Франция оказывается в этих условиях временного паритета арбитром и балансиром двухполюсной системы, то есть третьим полюсом. Можно увидеть эту триаду даже на уровне придворной интриги, разукрашенной талантом Дюма в трилогии о мушкетёрах. При парижском дворе неразрывно переплелись интересы знаменитого семейства Медичи с их вековым финансовым опытом, королевской династии, католических кардиналов. Но все три крыла равно заинтересованы в централизации власти, финансов, идеологии.

Перепроверим наши выводы, обратившись к биографии Блеза Паскаля – предтечи Лейбница и Ньютона, основоположника математического анализа, теории вероятностей, гидравлики. Паскаль происходил из семьи интенданта Нормандии, и многие его открытия, как первая механическая счётная машина, продиктованы потребностями таможенного и финансового учёта. То есть этим важным примером наш вывод о сыновних отношениях Науки к торгово-финансовой сфере чётко подтверждается.

С другой стороны, французский интендант – это не банкир, а агент государства. Нельзя отождествлять торгово-финансовую сферу лишь с банками и торговыми домами. В цене каждого товара есть три составляющие – себестоимость, налоги и прибыль. Поэтому и торгово-финансовое сообщество включает, кроме торговцев и банкиров, ещё сбыт и финансы производителей, а также портовый (транзитный) контроль и государственные финансы. На первоначальных этапах развития глобального «торгфининтерна» роль крупного производителя была замещена крупным грабителем – колониальной испанской империей. Таким образом, Мадрид, Лондон (с Амстердамом) и Париж были центрами трёх ветвей указанного глобального сообщества и развивали каждый свои институты, технологии и знания. Баланс противоречий и общих интересов между колониальным грабежом и торговлей, а также глобальный масштаб этого баланса выдвигает на повестку дня формирование централизованного государства, вокруг которого после Вестфальского мира (1648) выстраивается целая система национальных государств.

Однако при этом в центре новых национальных государств остаётся необходимый для баланса рудимент феодализма – семья монарха и соответствующие традиции двора, которые расцветают пышным цветом, орошаемые финансами. Собственно, этот ключевой момент и соответствует характерным психологическим установкам знаков «природного» цикла от Мирового Дерева до Зерна, ориентированным на семейные ценности, традиции, воспитание и обучение. Обустройство крупных национальных государств как семейных доменов монархов – необходимый переходный этап между феодализмом и капитализмом.

Важно отметить, что католическая ветвь Церкви, став орудием одной из трёх ветвей «торгфининтерна» делает ставку не только на финансы, но и на знания. Иезуиты действуют в странах Азии, Африки, Южной Америки, подкупая местную элиту научными знаниями, в том числе унаследованными от алхимического сообщества. Конкуренция и полемика между научным сообществом в северных странах, включая Францию, с учёным сообществом под эгидой папы составляет одну из центральных линий эпохи. Например, тот же Паскаль завершает свои искания философскими трудами, направленными против иезуитов. Иезуиты переводят алхимические «тайные знания» из архивов Церкви в обще­доступную форму, адепты рациональной науки критически перенимают это знание. То есть и в этом смысле четыре эпохи «природного» цикла являются переходными между феодализмом и капитализмом, алхимической и научной системами знаний.

Заметим, что громкая публикация критических «Писем к провинциалу» Паскаля (1756-57) совпадает со сменой «эпохи Ветра» на «эпоху Ночи». Произойдёт это вскоре после смерти отца и ухода сестры в монастырь. Природный дух семейной традиции сменится эмоциональной защитой духовной традиции (Ночь) от реальных или мнимых врагов. Однако обе установки образа действия – побудительная и критическая соединены общей мотивацией приобретения знаний (под знаком Орла).

В истории Франции «эпоха Ветра» (1637-57) связана с участием в Тридцатилетней войне при фактическом правителе Ришельё, плавно переходящей в войну гражданскую – Фронду (при первом министре Мазарини), завершением которой стал Пиренейский мир 1659 года. Однако разница двух десятилетий лишь в границах и территориях, за которые происходит соперничество между королевскими и великокняжескими семьями. Природ­ный дух семейной традиции вдохновляет и монархов, и мятежных принцев, но монархи опираются на глобальную тенденцию в политике.

«Эпоха Ночи» (1657-77) для Франции – это время финансиста Кольбера, активной критики и борьбы с явными, тайными и мнимыми врагами короля, за счёт которых закры­ты бреши в бюджете и осуществляется политика протекционизма, то есть опять же борьба с чужаками за свой интерес. Не менее важно и покровительство государства наукам и искусствам в продолжение линии Ришельё. В сфере науки – это время академических дискуссий под эгидой королевских академий, а также защита изобретений – усовершен­ствованных научных приборов (арифмометр Лейбница, телескоп-рефлектор Ньютона, часы с пружиной Гука)

Наконец, «эпоха Зерна» (1677-97) – время собирать плоды предшествующего раз­вития. Для Франции серия успехов внешней политики завершится истощением ресурсов и переходом к удержанию статус-кво как раз в 1697 году. Для созревшего сообщества Науки «эпоха Зерна» славна целой серией блестящих достижений: дифференциальное исчисление Ньютона-Лейбница, основы математического анализа, комбинаторика и иные открытия Лейбница, теория всемирного тяготения и механика Ньютона, законы Гука и Бойля-Мариотта и многие другое.

Эпохи Зерна и Змея похожи и взаимосвязаны посредством главных действующих лиц, институтов, процессов. Но есть одно важное отличие – в «эпоху Зерна» представлен в зрелом и законченном виде предшествующий опыт науки, а в эпоху Змея речь идёт о творческой работе, направленной в будущее.

Можно ещё проследить параллели в системе отношений Польши–Швеции–России вокруг балтийской торговли, повторяющие отношения атлантических держав Испании–Англии–Франции. Зажатая между двумя державами без выхода к морям Россия всё равно повторяет самодержавный образец Франции, несмотря на попытки удержать влияние знатных боярских родов и Земских соборов. Опала патриарха Никона совпадает со сменой образа действия элит от духовного побуждения к возрождению традиций (эпоха Ветра) к ревнивой эмоциональности «эпохи Ночи».

Соляной бунт (1648) против боярского влияния и Соборное уложение (1649) так же заложили правовую основу сильной центральной власти, как Вестфальский мир. Понятно, что элитные установки Европы действуют в России иначе, а с точки зрения развития науки и образования она остаётся глубокой провинцией. Тем не менее, и в России «эпоха Зерна» принесет свои учёные плоды в виде Славяно-греко-латинской академии, прообраза будущего Московского университета.

Пожалуй, мы не будем вдаваться в детали событий в других странах, хотя граждан­ская война в королевстве Англии и Шотландии параллельна Фронде, а казнь Карла I в 1649 году не только укрепила позиции Франции, но станет основой будущего английского государства. Ветер вольнолюбивых баронских традиций в 1658 году со смертью Кромвеля сменится критикой и реставрацией монархии, а затем – в «эпоху Зерна» культурной «Славной» революцией.

Пожалуй, мы не будет дальше вдаваться в исторические детали, как минимум, не противоречащие основной характеристике трёх эпох Ветра, Ночи и Зерна. Тем более что мы приблизились к самой интересной для нас параллели между «эпохой Мирового Дерева в Орле» (1618-1637) и неведомой пока для нас «эпохой Мирового Дерева в Мировом Дереве», которая должна начаться в июле 2012 года. Стоит внимательно присмотреться к событиям в Париже, Мадриде, других столицах в самом начале XVII века. Тем более что главный герой этой эпохи нам хорошо знаком по книгам Дюма – это кардинал Ришельё.