Становление и развитие первобытного строя

Становление и развитие первобытного строя

Воспроизведя в своей книге разработанную Морганом структуру эпохи дикости, Энгельс в значительной мере проясняет и углубляет ее материалистическую сущность. Он анализирует формирование речи, переход к постоянному употреблению огня и изобретение лука со стрелами не со стороны приведших к этому интеллектуальных усилий, а со стороны закономерностей поступательного развития производительных сил человечества. В трактовке Энгельса импульс к такого рода интеллектуальным усилиям, характер и результативность последних и, наконец, сама потребность в открытиях и изобретениях определенного типа были глубочайшим образом детерминированы достигнутой ступенью взаимодействия людей с природой и друг с другом, развитием труда как общественного феномена.

Ранняя ступень дикости – по существу грань между биологическим и социальным уровнями материального мира, этап завершения антропосоциогенеза и начала собственно общественной истории. О том, что начальный этап дикости – по сути дела не что иное, как аналог эпохи первобытного стада «переходных существ», о чем Энгельс писал в очерке «Роль труда в процессе превращения обезьяны в человека» (1876), а еще раньше в одном из писем П. Лаврову (1875)[778], свидетельствует фраза, завершающая в «Происхождении семьи, частной собственности и государства» характеристику низшей ступени дикости: «Из всех народов, ставших известными в исторический период, уже ни один не находился в этом первобытном состоянии. И хотя оно длилось, вероятно, много тысячелетий, доказать его существование на основании прямых свидетельств мы не можем; но, признав происхождение человека из царства животных, необходимо допустить такое переходное состояние»[779].

Средняя ступень дикости начинается с изобретения «энергетического орудия» – огня и знаменует собой становление классических форм первобытного строя. Огонь не только принципиально новое орудие охоты, средство приготовления пищи, защиты от хищников и холода. Огонь коренным образом изменил демографическую структуру и обычаи первобытных людей. Он открыл возможность старикам доживать свой век в качестве «хранителей огня». Это способствовало удлинению времени контакта быстро сменяющихся поколений, конденсации и передаче производственного и социального опыта, открыло возможность освоения новых природных зон и новых мест обитания (пещер), стало стимулом к миграциям и оседлости. Наконец, задача поддержания огня, очевидно, явилась первой нитью «зримой», а потому легко осознаваемой преемственности поколений, символом единства и связи членов коллектива.

Но даже отвлекаясь от столь удивившей Маркса недооценки Морганом роли огня в жизни первобытных людей, ибо он совершенно неправомерно поставил открытие способов получения огня трением в один ряд с изобретением мокасин и лыж[780], можно назвать целый ряд важных деталей мысленного «образа» средней ступени дикости, в которых Энгельс идет существенно дальше автора «Древнего общества». Главное, что Энгельс, будучи последовательным материалистом, не ограничивается констатацией расширения источников средств к жизни, и в первую очередь пищи, а делает акцент на переходе от грубо сделанных неотшлифованных каменных орудий палеолита к созданию первого орудия – дубины и копья, а также от использования «дикого» огня к добыванию последнего трением. Кроме того, он подчеркнул важное значение не столько употребления в пищу испеченных в золе или земляных печах содержащих крахмал корней и клубней, сколько ловли дичи, начатков охоты.

Высшая ступень дикости характеризует классический первобытнообщинный строй. Охота как наиболее продуктивный вид пищедобывательного труда теснит по своему значению в хозяйстве растительное собирательство. А главное – наряду с ними расширяется и усложняется орудийная деятельность, причем не только по применению, но и по изготовлению средств труда, а также передвижения, перевозки грузов, жилья, одежды и т.п. Все это, вместе взятое, обеспечивало, по справедливому замечанию Энгельса, «известную степень овладения производством средств существования» и «некоторые зачатки поселения деревнями». Стойбища приобретают черты оседлых, либо рассчитанных на длительный срок жилищ, для изготовления которых используются обработанные шлифованным каменным топором бревна и доски[781].

Энгельс не сводил, подобно Моргану, характеристику высшей ступени дикости к использованию лука со стрелами и не ограничивает ее знакомством с гончарным искусством. Ясно, что для него этот признак не относится к числу значительных. Напротив, шлифованный каменный топор и огонь важны для Энгельса именно как средства производства средств производства, в то время как лук со стрелами – лишь одно из средств добычи животной пищи, обеспечения личной безопасности и захвата (охраны) природных предпосылок жизнедеятельности первобытных людей. Именно в этом смысле «для эпохи дикости лук и стрела были тем же, чем стал железный меч для варварства и огнестрельное оружие для цивилизации, – решающим оружием»[782].

Морган невольно вносил в свою классификацию стадий древнего общества известный налет дарвиновского биоэволюционизма. Он акцентировал внимание на формах непосредственного удовлетворения индивидуальных биологических жизненно необходимых потребностей, формировавших индивидов на расширении ими природных источников потребления (перехода от «природных средств существования, состоящих из плодов и корней и добываемых в ограниченном месте обитания», к рыбной пище и т.п.) и рационализации последнего путем координации совместных действий с помощью речи, а также использования огня и оружия, вершиной которого на ступени дикости в его глазах было изобретение лука со стрелами. Маркс в конспекте моргановского «Древнего общества» и Энгельс в «Происхождении семьи, частной собственности и государства» выдвинули в качестве движущей силы становления и развития первобытнообщинной формации не столько сразу же бросающееся в глаза непосредственное производство средств к жизни и самого человека, сколько менее заметное на той ступени истории примитивное производство простейших средств производства (прежде всего орудий труда) и традиционное воспроизводство естественно сложившихся форм и стереотипов общения людей – производственных и иных еще не отпочковавшихся от них социальных отношений. Моргановская низшая ступень дикости предстала у Энгельса эпохой стада переходных существ. Соответственно, средняя ступень дикости выступает в его книге неким аналогом стадии становящихся, формирующихся людей, завершающих процесс антропосоциогенеза кристаллизацией рода. Высшая ступень дикости, как уже отмечалось, знаменует в интерпретации Энгельса зрелый, классический первобытнообщинный строй.

«Происхождение семьи, частной собственности и государства» содержит материалистическую оценку первобытнообщинной формации как такой социальной ступени, которая явилась объективно обусловленной формой закрепления социальной материи на Земле и подготовки предпосылок ее последующего перехода к более развитым формам. Последние складывались на развалинах первобытного строя, развивались из продуктов его разложения. Этот момент важно подчеркнуть, ибо до сих пор нередки мнения о вызревании классовых антагонизмов непосредственно в недрах классических форм первобытнообщинной формации.