Глава II СВЯТОЕ СЕМЕЙСТВО

Глава II

СВЯТОЕ СЕМЕЙСТВО

Все мы признательны мистеру Эйнштейну[33] за то, что он сумел вышибить из Вселенной ту ось, которой у нее никогда не было. Вселенная — это не прялка. Она, скорее, туча летящих, роящихся пчел. Хвала провидению, ибо от сравнения ее с прялкой нас давно уже тошнит.

Таким образом, Вселенная наконец-то слетела с булавки, которая была продета сквозь нее и которой она, как муха, была приколота к какой-то непонятной поверхности, хотя и пыталась высвободиться. Нынче наша многосоставная Вселенная совершенно свободно следует траектории сложного полета, больше не попадая ни в какую наезженную колею, из которой, как оказалось, не так уж и просто ее извлечь.

Точно так же не должны быть приколоты булавкой к чему бы то ни было и мы сами. У нас больше нет всеобщего закона, который бы правил нами. На мой взгляд, есть лишь один закон: я — это я. И это даже не закон, а так, общее наблюдение. Каждый человек — это индивидуальная личность, но никто из нас не может считать себя полностью одиноким. Есть и другие звезды, кружащие по траектории собственного одиночества. И между ними нет прямого сообщения. Да, дорогой читатель, между мною и вами нет прямого сообщения, так что не обессудьте, если мои слова летят вам в глаза, как песок, и скрипят на зубах, вместо того чтобы музыкой ласкать ваши уши. Я — это я, ну а вы — это вы, и мы стоим перед лицом печальной необходимости создания своей собственной, человеческой, теории относительности. Мы нуждаемся в ней даже больше, чем Вселенная. Звезды уж как-то умудряются скользить бок о бок друг с другом, не очень мешая друг другу и не причиняя друг другу большого вреда. Но вы и я, дорогой мой читатель, пребывая в святом убеждении, что вы — это я, а я — это вы, продиктованном ничем иным, как благородным стремлением к общечеловеческому братству, — так вот, мы с вами в этом своем святом убеждении готовы втаптывать друг друга в грязь и таскать друг друга за волосы.

Вы — не я, дорогой мой читатель, даже и не надейтесь на это. А посему не слишком расстраивайтесь, если я что-то не так говорю. В конце концов, не ваш же священный рот произносит эти слова. А что до ваших оскорбленных священных ушей, давайте-ка лучше договоримся насчет нашей с вами маленькой теории относительности, договоримся вот в каком смысле: то, что я говорю, — это не совсем то, что вы слышите. То, что я говорю, представляет собой некий звук, вышедший из глубин моего одиночества, а затем по длинной кривой обогнувший оболочку окружающего вас одиночества и явившийся к вам до неузнаваемости истрепанным и измененным.

«Кыш! Кыш!» — кричу я гусям, но что именно слышат гуси — одному только небу известно. И будьте уверены, что красная тряпка для быка есть нечто более сложное и таинственное, чем красный галстук для социалиста.

Теперь, как мне кажется, я поставил все на свои места, дорогие читатели. Так что можете себе сидеть, как Надежда Уатта[34], на вашем собственном земном шаре, а я буду сидеть на своем, и постараемся, по мере возможности, не допускать столкновения наших планет. Можете себе бренчать на вашей ветхой лире надежды. Возможно, вам это кажется музыкой, и я не стану вас осуждать. Мне же ваша «музыка» терзает уши, но, быть может, во всем виновата та оболочка, что меня окружает, — ведь она не такая, как ваша, и звуки вашей музыки, пробиваясь сквозь разделяющее нас пространство, до неузнаваемости искажаются. Стоит мне услышать очередную песню про Возрождение Мира или про Вновь Воскресающую Надежду, как мои челюсти начинает сводить от оскомины и зубы начинают странно поскрипывать, подражая звукам бренчащих струн.

А теперь я изреку пару оригинальных мыслей, так что напрягите ваш притупившийся слух.

Как я уже говорил в своей маленькой, но, разумеется, бессмертной книжке «Психоанализ и бессознательное», все в этой жизни далеко не так просто, как представляется на первый взгляд. Вы, дорогие мои читатели, тоже не так просты, какими кажетесь на первый взгляд. Вы мне не верите? Думаете, вы так же понятны и очевидны, как крутое яйцо без скорлупы? Или так же просты, как какой-нибудь бедолага сумасшедший? О нет, дорогие читатели, даже не мечтайте о такой простоте. У вас, слава богу, еще работает солнечное сплетение и где-то в районе печени, видимо, вполне нормально функционирует спинной ганглий. Я сейчас вам все объясню. Расскажу вам всю правду. Одна только правда может заставить человека вновь стать самим собой. А я уж постараюсь сделать так, чтобы вы снова стали самими собой, вы слышите? Довольно уже вы бродили в опасной близости от моих частных владений, от моей собственной оболочки, пытаясь отождествить себя со мной, а меня с кем угодно. Хороши были бы порядки на звездном небе, если бы, например, Альдебаран[35], поймав за хвост Сириус[36], заявил ему:

— Эй ты, задавака несчастный! Нельзя ли светить не так ярко? Ты же нарушаешь звездные правила!

Мне вспомнилось арабское предание о том, что будто бы падающие звезды-метеориты — это камни, которые ангелы швыряют в бесов, когда видят, что те слишком приблизились к палисаду небес. Должен сказать, мне нравятся арабские ангелы. Озаритесь, мои небеса, звездным фейерверком, рассыпающим раскаленные добела звездные камни!

Но лучше бы мне не поддаваться на все эти арабские провокации. Да и вам, дорогой читатель, лучше бы не доводить меня до греха. Ибо когда я разговариваю с вами, мне кажется, будто я говорю с глухим, который подносит свое искусственное ухо, свой слуховой аппарат, к самым моим губам — и все равно ничего не слышит. И меня подмывает прокричать в это телефонное ухо все известные мне нецензурные слова, чтобы увидеть хоть какое-то движение мысли с того конца аппарата — на вашем глупом и симпатичном лице. Но от движения внутри механического прибора слова становятся совершенно иными. Что с ними только творится! Да и сам я, признаться, стал глуховат, и все это закончится тем, что я тоже буду совать свой слуховой аппарат прямо в открытые губы моих собеседников. Может быть, моя собственная глухота и заставляет меня так невежливо беседовать с вами? Право, не знаю: я вам говорю то, что чувствую. Уж не взыщите.

Прошу вас, помогите мне сохранять серьезность, дорогой мой читатель.

В упомянутой книжке «Психоанализ и бессознательное» я, не боясь показаться занудой, пытался вас убедить, дорогой мой читатель, в том, что у вас имеется солнечное сплетение, спинной ганглий и еще кое-что. Сам не знаю, зачем мне это понадобилось. Если кто-то не верит, что он обладатель носа, то лучший способ убедить его в обратном — потереть ему ноздри щепоткой перца. Вместо этого я до красноты тер свой собственный нос, заунывно уговаривая вас принять мои доказательства и поверить мне. Теперь я этого делать не буду.

Прежде всего, дорогой мой читатель, хочу вам сказать — а вы можете мне верить или не верить, — что у вас всегда было и, конечно, есть до сих пор солнечное сплетение. Солнечное сплетение — это большой нервный центр, который находится у вас за желудком. Вам не уличить меня в неточности или лжи, ибо о том же самом вы можете прочесть в любой научной или медицинской книге о нервной системе человека. Так что не отмахивайтесь от того факта, что у вас есть тело, и не пытайтесь казаться более духовным, чем вы есть на самом деле. Хотите вы или нет, но у вас, дорогой читатель, кроме всего прочего, имеется и солнечное сплетение. Так-то вот. Моя книга, уверяю вас, строго научна, и крыть вам здесь нечем.

Итак, любезнейший мой читатель, поговорим о солнечном сплетении. Это первейший, величайший и глубочайший центр сознания человека. И если вы хотите знать, когда и каким образом проявляется с его помощью ваше сознание, я вынужден отослать вас к помянутой книжке «Психоанализ и бессознательное».

В вашем солнечном сплетении — а оно, напоминаю, располагается у вас за желудком — вы сознательны изначально. Именно там обретается ваша глубокая изначальная уверенность в том, что вы — это вы. Только не говорите мне, что у вас нет подобной уверенности. Я ведь знаю, что она у вас есть. С равным успехом вы можете отрицать наличие того же носа у вас на лице. Ваше солнечное сплетение — средоточие вашей первейшей и глубочайшей уверенности в самом себе. Здесь вы торжествуете в этой своей уверенности, уверенности в своем индивидуальном существовании во Вселенной. Здесь и только здесь расположена главная и неприступная крепость вашего торжествующего сознательного «я». Здесь вы существуете, и сами в этом уверены. Так что можете, самодовольно похлопывая себя по животу, произнести на всех языках:

— Me voila!

— Here I am!

— Ecco mi!

— Da bin Ich![37]

Да, здесь, именно в этом месте вы существуете, дорогой мой читатель.

Но здесь обитает не только трогательная уверенность в том, что вы существуете. Здесь есть еще и ликующая уверенность в том, что за пределами неприступной крепости вашего пупка лежит целый мир, в жизнь которого вы должны внести и свой вклад. Но с самого момента вашего рождения центральные ворота этой крепости наглухо закрыты. Слишком опасно оставлять их открытыми. Слишком близко к жизненному центру. Есть, правда, и другие ворота. Есть глаза, есть губы, есть уши, есть ноздри, а также закрытые, но не наглухо запечатанные ворота груди. Словом, много ворот. А кроме ворот есть еще и «беспроволочные» коммуникации между большими нервными центрами и окружающим, или сопредельным, миром.

От научных авторитетов вы можете узнать, что это большое сплетение, этот всемогущий нервный центр, отвечающий за сознание и жизненную активность человека, является симпатическим центром. Из солнечного сплетения, как из неприступной крепости, вы оглядываете свои владения — возделанные земли, колосящиеся поля, плодоносные сады, тучные стада. Вы хозяйским оком окидываете хижины своих подданных и дворцы своих возлюбленных. Ваше солнечное сплетение наполняет вас уверенностью, что весь мир ваш и что он к вам добр.

Это тот великий центр, в котором, когда вы были еще в утробе матери, ваша жизнь впервые вспыхнула искрой индивидуальности. Это тот центр, который, в период вашего девятимесячного пребывания в потаенном убежище, ради вашего роста и развития притягивал к вам живительный поток материнской крови. Это тот центр, где происходит отрезание пуповины и откуда берет начало та незримая нить динамического сознания, что, как невидимый поток электричества, связывает вас со всей прочей жизнью, — и эта связь не прервется, пока вы будете жить, пока вы будете оставаться в пределах своей совокупной живой индивидуальности.

Между прочим, я слышал, что нынче врачи проделывают над новорожденными маленькую операцию, добиваясь того, чтобы пупок не торчал над поверхностью живота. А это значит, дорогой мой читатель, что они срезают этот нежный бутон! Вам еще повезло, что вы относитесь к тому поколению, о внешнем виде которого врачи не проявляли столь трогательной заботы. Однако же, caro mio[38], выступает у вас пупок над животом или нет, но это то самое место, через которое вы некогда имели непосредственный доступ к потоку материнской крови. Благодаря тому что мужская клетка, происходящая от вашего отца, по-прежнему процветает внутри вашего солнечного сплетения, этот великий центр все еще хранит в себе непосредственное знание о вашем отце, хрупкую, но, как и прежде, живую связь. Мы зовем это кровными узами. Пусть будет так. Это и на самом деле кровные узы. Но только в гораздо более широком смысле, чем мы это обычно себе представляем. Ибо истина заключается в том, что та единственная мужская клетка, которая привела к вашему рождению, питалась кровью вашего отца. И точно так же истинно то, что эта же самая мужская клетка, неутоленная и неутолимая, живет в самом центре вашего естества, в пресловутом солнечном сплетении. Более того, истина заключается также и в том, что эта неутоленная мужская клетка внутри вас непрерывно рассылает во все стороны вибрации и смутные потоки витальности — и это прямая связь с вашим отцом. И пока вы живы, вам от нее никуда не уйти.

Возможно, связь с матерью представляется вам намного более очевидной. Разве не очевидно место вашего с ней разрыва? Ведь это и есть ваш пупок. Можно ли, однако, отношения матери и ребенка считать более глубокими, более жизненно важными, более существенными, нежели отношения отца и ребенка, — на том лишь основании, что отношения матери и ребенка более явные и более напряженные? Нет, конечно, нельзя! Если большая материнская клетка по-прежнему полнокровно и ярко живет и действует в вашем солнечном сплетении, выросшем непосредственно из оплодотворенной яйцеклетки, означает ли это, что меньшая мужская искорка-клеточка, происходящая от вашего отца, является хоть на йоту менее яркой? Ни в коей мере! Она просто другая, менее очевидная. Меньшая по размеру, она, может быть, даже ярче в своих проявлениях и существеннее в своем воздействии. Так что остерегайтесь отвергать в себе отцовское, дабы не отвергнуть в себе самое жизненное и существенное.

Из этого также следует, что, поскольку родные братья и сестры имеют одних и тех же отца и мать, между ними существует прямая связь, невозможная между чужими людьми. Родительские клетки в новых клетках не умирают. Они остаются в них как динамические жизненные центры, оголенные и искрящиеся, как узлы и источники самой жизни. Таким образом, родительские клетки, живущие в каждом индивиде, обеспечивают ту прямую связь, которую мы называем кровной, — связь со всеми остальными членами семьи. Это и в самом деле кровная связь. Ибо детородные клетки — квинтэссенция крови. И на протяжении всей жизни родительские клетки не теряют центрального положения и динамического значения внутри солнечного сплетения человека. Так что в каждом индивиде в полном смысле слова живут и его отец, и его мать.

Но все это скорее предпосылка к истине, нежели ее суть. Суть же каждого индивида состоит в новой целостности единственной и неповторимой личности, зарождающейся в оплодотворенной яйцеклетке. Эта целостность и есть тот непостижимый Святой Дух, который живет в каждом из нас — у каждого свой. Когда в момент зачатия две родительские клетки сливаются, формируя новую целостность жизни, совершается великое таинство творения. На свет является новая личность, но не просто как результат одного лишь слияния клеток. Новый индивид — нечто большее. Индивидуальность как качество приходит к нему как бы ниоткуда. Появившийся на свет индивид, в единстве и единственности своего бытия, есть совершенно новая целостность. Он не просто перестановка и новая комбинация старых элементов, привнесенных родителями. Нет, это нечто, явившееся ниоткуда, нечто беспрецедентное, единственное и неповторимое — новая душа.

Это качество чистой индивидуальности — высшее качество. Но, вбирая в себя все прочие качества, высшее качество не поглощает их. Все они также присутствуют в нем. И лишь на своем пределе индивид действительно превосходит сумму составляющих его элементов и в чистом виде становится самим собой. Но большинство людей так никогда и не достигают своего предела. В своей собственной чистой индивидуальности индивид превосходит своих отца и мать и представляется им совершенным незнакомцем. «Что Мне и Тебе, женщина?»[39] Однако это вовсе не означает, что в нем не продолжают жить отцовское и материнское начала. Невзирая на свое превосходство над ними, он их скорее вбирает в себя, чем поглощает, и они остаются с ним. Точно так же сказанное не означает, что в наши дни так уж много людей превосходят своих отца и мать, что они приобретают некую индивидуальность, превосходящую индивидуальность родителей. Многие люди рождаются полурабами: та маленькая душа, с которой они являются на свет, постепенно атрофируется у них, и это свое новое «я», свою новую душу они являют одним лишь своим «физическим» присутствием — они словно новые наросты на теле человечества, этакие отпочковавшиеся картофелины-переростки.

Но если даже взять человека в его самом совершенном виде, то и он с самого начала сталкивается с огромной проблемой. Ему предстоит принять на себя бремя тройственного бытия — бытия в себе матери, бытия в себе отца и бытия Святого Духа, то есть своего собственного «я». Каждое бытие он должен вобрать в себя, переработать, переплавить воедино, но, увы, в большинстве случаев этого не происходит.

И вот вам поразительный физиологический факт. В момент нашего зачатия отцовская клетка сливается с материнской и совершается чудо: является новое «я», новая душа, новая индивидуальная клетка. Но внутри этой новой клетки отцовская клетка и материнская клетка не теряют своей собственной индивидуальности. Они навсегда остаются в ней самими собой — вобранными ею, но не погасшими. Таким образом, кровные связи людей прочны и непреходящи, а кровяной поток человечества всегда останется единым потоком. Но если таинство рождения новой, чистой индивидуальности перестанет свершаться, этот кровяной поток иссякнет и прекратится. А это означает, что человечество перестанет существовать.

Но вернемся к солнечному сплетению. К тому месту, где искрятся и сверкают вобранные нами материнская и отцовская клетки, посредством которых мы обретаем прямые кровные узы, семейные связи. Эта связь такая же прямая и такая же невидимая, как между станциями Маркони[40] — двумя мощными беспроволочными станциями. Семья — это, если угодно, группа радиопередатчиков, настроенных на одну и ту же волну. Они постоянно передают друг другу некие колебания, и между членами одной семьи, находящимися в своего рода жизненном унисоне, происходит непрерывный взаимообмен потоками витальной информации. Пульс жизни в нескольких отдельных индивидах бьется как в одном. Но в то же время происходят постоянные встряски, взрывы индивидуализма, попытки некоторых индивидов утвердить свое собственное «я» превыше всех связей и родственных притязаний. Высшая цель каждого человека — чисто индивидуальное бытие. Но это та цель, которой вы не сумеете достичь ценою разрыва всех связей. Чтобы родить дитя, недостаточно просто извлечь его из утробы. Дитя должно родиться естественным путем, и если при этом и происходит какой-то разрыв, то он минимален. Но и после рождения связи не рвутся окончательно. Они лишь становятся более тонкими.

Из солнечного сплетения, в первую очередь, исходит та огромная витальная сила, что связывает дитя и родителей, прелюдия изначального, дорационального знания, прелюдия изначальной любви. Эта великая и нежная прелюдия созидает дитя — его тело и душу. Побуждаемое изначальным центром сознания в брюшной полости, дитя ищет мать, ищет ее грудь, жадными губами слепо нащупывает сосок. Еще не проснувшийся разум ребенка не имеет определенного направления — и в то же время имеет. Направленность эта берет начало из темного дорационального центра солнечного сплетения. Из этого центра направляется поиск ребенка, из него же черпает свое знание и мать. Отсюда происходит «безрассудочность» неиспорченной, здоровой матери. Ей не нужно рассуждать, ей не нужно знать разумом. Ибо она получает из своего великого жизненного центра, расположенного в брюшной полости, глубокое, действенное знание.

Но если ребенок так тянется к матери, означает ли это, что он знает одну только мать? Да, безусловно, мать для младенца — это целая Вселенная. И все же ему нужно знать и многое другое. Прежде всего, ему нужно присутствие мужчины, вибрация, исходящая от находящегося рядом мужского тела. Речь не обязательно идет о непосредственном, ощутимом соприкосновении. Но из большого волевого центра мужчины исходят некие новые, еще незнакомые младенцу сигналы, полезная для него «питательная» эманация мужской крови. Мы не видим этих сигналов, мы не видим этих лучей и на этом основании ничего не хотим о них знать. Тем не менее они существуют, эти лучи, исходящие из большого темного жизненного центра в брюшной полости отца, и играют эти лучи чрезвычайно важную стимулирующую роль. Они воздействуют на такой же центр у ребенка. Эти лучи, эти вибрации не похожи на материнские. Они совершенно иные. Им не нужен прямой контакт, прикосновения и ласки. Напротив, мужской инстинкт заставляет мужчину избегать прямых контактов с младенцем. Здесь даже не обязательно физическое присутствие отца. Но между отцом, присутствующим или отсутствующим, и его ребенком возникает странная, непостижимая связь, какое-то необъяснимое притяжение — подобное тому, посредством которого полюс притягивает к себе стрелку компаса. Возникает своего рода виталистический магнетизм, выстраивающий всю жизненную протоплазму младенца по линии витальной стимуляции, витальной энергии, витального знания. И любая нехватка этой жизненно важной циркуляции, жизненно важного взаимообмена между отцом и младенцем, между мужчиной и его дочерью или сыном неизбежно приводит к замедлению развития ребенка.

Младенец существует в поле взаимодействия двух великих жизненных излучений — женского и мужского. На первый взгляд, мать для ребенка является всем. И действительно, активная роль отца очень невелика. Даже если он редко видит своего младенца — небольшая беда. И все-таки он должен его видеть, хотя бы изредка должен прикасаться к нему и таким образом поддерживать с ним необходимую для обоих связь. Он должен обеспечивать жизненно важную циркуляцию между ними, не давать ей иссякнуть, ибо если она иссякнет, то это истощит жизненный потенциал ребенка.

Но прошу вас, дорогой читатель, не забывать, что вы совершенно не обязаны мне верить и даже читать все это. Верить мне или не верить, читать мои книги или не читать — это ваше личное дело, и прошу меня в него не впутывать.