ПРИМИТЕ АКСИОМУ...

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ПРИМИТЕ АКСИОМУ...

Приходилось ли вам в ответ на сделанное замечание слышать что-нибудь вроде следующего: «Ты думаешь так, а я иначе. Каждый человек прав по-своему». Или: «Я живу так, как считаю нужным, и нечего читать мне мораль». Наверное, приходилось.

А задумывались ли вы над тем, что это типично позитивистская точка зрения, даже если высказывающий ее никогда не слыхал о позитивизме?

Сразу же предупрежу читателя: называя чей-либо сформировавшийся взгляд позитивистским или экзистенциалистским, я не хочу навешивать ярлыки. Дело в том, что философские течения не конструируются в тиши кабинетов, а отражают определенные общественные умонастроения или просто настроения. Поэтому, диаг носцировав в каком-либо стихийном явлении симптомы вполне определенной философской концепции, легче вскрыть его корни и вести с ним борьбу.

Почему же эта точка зрения является позитивистской? Потому, что именно позитивисты считают, что разные принципы поведения выражают сугубо индивидуальные потребности, предпочтения, эмоции: «Мне нравится возиться с этой машиной, и мне некогда и неинтересно рассуждать о том, какие это может дать последствия для других».

Если позитивист отрицает научный подход к морали потому, что ему безразлична «вся эта лирика», то экзистенциалист, напротив, искренне озабочен гуманитарными проблемами. Но поскольку науку он так же как и позитивист понимает только как знание формул и деталей машин, а философию выводит за пределы науки, постольку он опасается, как бы грубые пальцы такой науки не покалечили нежную душу нравственных ценностей.

И противоположности снова сходятся, результат одинаков: отрицание возможности научного анализа и обоснования нравственного поведения человека.

К такому выводу пришел, например, в статье «Наука как источник знаний и суеверия» кибернетик Ю. Шрейдер. «Попытка рационального обоснования морали, - пишет этот автор, - это попытка вывести законы морали из понятия блага (общественного или индивидуального). Для этого требуется слишком точное представление о том, что есть благо».

Казалось бы, отсюда следует один правильный вывод: давайте уточнять! Но Ю. Шрейдер не доверяет возможностям точного научного подхода в этой области: «Напрасно ждать, что наука даст нам рецепты, гарантирующие от дурных этических решений». В основу этики он предлагает положить чувство ответственности и веру в бесконечную ценность человеческой личности: «Нельзя освобождаться от ответственности. Нельзя отказываться от веры в бесконечную ценность человеческой личности, не измеренную никем и ничем».

Конечно, нельзя. Но где гарантия, что самое искреннее (субъективно) чувство ответственности не приведет к самым безответственным (объективно) волевым решениям, если нет критериев для проверки адекватности этого чувства действительному положению вещей?! Некоторые полагают, что Гитлер искренне верил в то, что он отдает жизнь для блага немецкого народа...

Кроме того, как верить в бесконечную ценность человеческой личности, если этот объект нельзя ни определить, ни измерить? Или личность - это каждый, кто принадлежит к виду Homo sapiens? Тогда и Гитлер, и его подручные из концлагерей, ставившие опыты над живыми людьми, - тоже личности, и нам надлежит верить в их бесконечную ценность. Но тут наверняка взбунтуется наше чувство ответственности! Следовательно, ни вера, ни чувство, а только строгий логический анализ может распутать эти парадоксы.

Люди, отвергающие рациональное обоснование эти ки, бессильны навести разумный порядок в мире людей. Их взгляды неизбежно противоречат их действительному поведению. Вот характеристика реальной позиции позитивиста, данная Берроузом Данэмом: «В момент несчастья, во время ужаса и бойни он может только вздыхать (и предоставляет нам только вздыхать): «Мне это не нравится». А тем временем виновники несчастья, ужаса и бойни отвечают, не прекращая своего занятая: «Нам это очень нравится». Но позитивист - живой человек. И он приспособится, будет еще служить этим виновникам, не имея никаких конструктивных решений и компенсируя чувство собственной вины и бессилия разве что рассказыванием новейших анекдотов.

Экзистенциалист активнее. Он будет протестовать. Но как узнать, разумен ли и перспективен ли его протест? «Мы безотчетно ищем новое Евангелие, - говорил Антуан де Сент-Экзюпери, - возвышающее нас над нашими временными верованиями. Ведь из-за них проливается слишком много человеческой крови...» Это глубоко человеческая потребность, но никакая безотчетно найденная вера не остановит кровопролития. Вести людей в наше время может только отчетливо обоснованная разумная программа. Надо понять, что лишь в осознании необходимости научного подхода к принципам человеческого поведения проявляется подлинная ответственность социально развитой личности.

Льщу себя надеждой, что мой старый противник, скептически относившийся к философии еще в самом начале книги, проникся теперь к ней большим уважением. «Но претендовать еще и на научное обоснование нравственности? - возмущается он. - Не слишком ли это?» И вот наш заключительный диалог.

С. Вы хотите построить научно обоснованную систему норм поведения, в которой одни нормы будут вытекать из других, более фундаментальных? Не означает ли это, что вы верите в возможность аксиоматизации этики?

Ф. Да.

С. Но ведь еще Спиноза оставил нам «Этику, доказанную в геометрическом порядке». Что-то незаметно, чтобы она повлияла на нравы людей.

Ф. Попытки такого рода говорят о непреходящей потребности иметь соответствующий результат. Спиноза наиболее ярко выразил эту тенденцию по форме (у него действительно имеются этические аксиомы, теоремы и т. д.). Но и по существу все сколько-нибудь крупные философы стремились в конечном счете к обоснованию человеческого поведения («Что Человек должен делать?» - таков, согласно Иммануилу Канту, заключительный из вопросов, подлежащих ведению философии) . Однако чтобы достичь этой цели, недостаточно быть хорошим логиком, необходим целый ряд общефилософских, социологических и психологических предпосылок, которыми ни Спиноза, ни другие домарксовские философы не обладали. Марксистско-ленинская философия дает предпосылки, необходимые для реализации этой программы.

С. И вы претендуете на эту реализацию?

Ф. Нет. Это не так просто сделать. Может быть, это самая сложная из всех философских проблем. Пока я хочу показать необходимость и возможность этого да высказать кое-какие соображения, которые могут пригодиться в дальнейшей работе.

С. Что ж, поговорим о предпосылках. Вы, конечно, мечтаете о самой лучшей, о единственно верной системе норм поведения. Но аксиоматических систем можно построить сколько угодно. Напомню вам слова Станислава Лема: «Мораль в той же мере произвольна, как и математика, поскольку обе выводятся с помощью логических рассуждений из принятых аксиом». Что вы на это скажете?

Ф. То, что Лем не прав ни относительно математики, ни, тем более, относительно морали. Математические аксиомы отражают реальное соотношение явлений на различных уровнях действительности. Аксиомы морали отражают столь же объективные отношения человека к окружающей среде, в том числе и к другим людям. Поскольку эти отношения различны, то различны и моральные нормы. Нельзя построить этическую систему, верную для всех времен и народов, но можно и нужно вырабатывать наиболее эффективную систему норм, отражающую объективное положение ведущих прогрессивных сил данной эпохи.

С. Но вы же сами сказали, что разные этические системы отражают объективно разные отношения людей к миру. Следовательно, каждая из них хороша для своего времени и класса. Как же выбрать из них наиболее эффективную «вообще»?

Ф. Не вообще. Разные отношения людей к миру неодинаково совершенны. Следовательно, неодинаково совершенны и отражающие их моральные нормы. Существует прогресс в самом обществе, есть он и в нравственности. Жизнь, которую ведут люди, нормы, которым они следуют, могут в разной степени соответствовать или не соответствовать человеческой природе.

С. Это, кажется, утописты любили апеллировать к человеческой природе?

Ф. Верно. Но они понимали под ней либо неизменную биологическую сущность Homo sapiens, либо называли подлинной природой человека свои собственные представления о ней, частенько скопированные со своей же собственной натуры. Чтобы рассеять ваши недоумения и пойти дальше, надо вспомнить кое-что из сказанного ранее и связать с тем вопросом, который мы обсуждаем сейчас. Потому, если позволите, я вынужден прочесть небольшую лекцию.

С. Я вас слушаю.

Ф. Общечеловеческая мораль может существовать только в коммунистическом обществе, ибо только там достигается единство интересов всех членов общества. Моральные системы, возникающие в предыстории и выражающие интересы различных общественных групп, классов, должны оцениваться также и с точки зрения их общечеловеческой значимости: способны ли они эффективно регулировать поведение всех людей или же являются корыстной защитой интересов определенной группы. Чем больше в системе нравственных норм общечеловеческих элементов, тем она прогрессивнее. Кстати, нормы поведения эксплуататорских групп в принципе нельзя организовать в непротиворечивую систему, ибо они обязательно противоречат социальной природе человека, а аксиомы общечеловеческой коммунистической нравственности должны исходить из этой природы.

В основе научной этики должны лежать четкие определения по крайней мере двух понятий: природы человека (кто является субъектом этического отношения, на кого распространяются нормы данной системы) и блага (опять-таки не вообще, но для человека, обладающего подлинной социальностью). Позвольте предложить некоторые наметки.

С. Интересно.

Ф. Человек обладает социальной природой, если его основные интересы и цели согласуются с основными интересами и целями общества. «Если правильно понятый интерес составляет принцип всей морали, - указывали Маркс и Энгельс, - то надо, стало быть, стремиться к тому, чтобы частный интерес совпадал с общечеловеческими интересами».

В свою очередь, общество будет подлинно человеческим, если его основные цели согласуются с основными целями людей, обладающих социальной природой. Цели общества и личности замкнулись в кольцо: они одновременно и цели, и средства по отношению друг к другу. Чтобы органично отзываться на нужды общества, такой человек неизбежно должен быть гармонично развитой личностью. Поэтому, если благо есть все то, что удовлетворяет потребности социально развитой личности, оно (благо) также будет гармоничным, создаваясь из основных ценностей, которые регулируют социальное поведение человека: истины, красоты и пользы. Иными словами, в каждом поступке (акте поведения) должны проявляться культура знания, переживания и умения.

Данные характеристики социальной природы человека и блага позволяют предложить исходную моральную аксиому: поступок будет нравственным, если он способствует достижению блага социальной личности и подлинно человеческого общества. Конкретизируя это общее положение в применении к нашей эпохе, мы получим основной критерий коммунистической морали, сформулированный В. И. Лениным на III съезде комсомола: борьба за победу коммунистического общества.

Конечно, я дал лишь краткий набросок, но почувствовали ли вы дух и тенденцию предлагаемой программы?

С. Почувствовал. Но что дальше? Допустим, кто-то просто не примет ваши определения и аксиомы и выдвинет совершенно другие. Что вы будете делать?

Ф. Тут возможны два варианта. Во-первых, можно доказать человеку, что отвергаемые им положения на самом деле соответствуют его объективным интересам, то есть он ошибается.

С. Простите, я вас прерву: аксиомы не доказываются.

Ф. Они не доказываются только в рамках определенной теории. То, что аксиоматично в этике, может и должно быть доказано в социологии и психологии. Неизбежность коммунистической морали обосновывается неизбежностью коммунистического общества в целом.

Во-вторых, наши положения могут действительно противоречить интересам определенного человека, например, представителя эксплуататорских классов. Зачем ему коммунизм? У него другие аксиомы, и доказать такому справедливость коммунизма невозможна В этом случае приходится драться. Интересно отметить, однако, что принятие противоположных аксиом приводит не только к противоречиям в системе норм поведения, но и к распаду общества и личности, принявших такую систему. Мы, например, не сомневаемся в моральности борьбы за мир, за сохранение человеческих жизней. А психопат-преступник поставит выше чужой (а иногда и своей) жизни удовлетворение сиюминутного желания и возьмет в качестве аксиомы свое «святое право» «прекословить» кому угодно и когда угодно. Естественно, что это несет гибель не только его жертвам, но и ему самому, и его группе (бандитской шайке, фашистской организации и т. д.).

С. Хорошо, допустим, что я предлагаемые положения принял. Но не слишком ли они абстрактны, чтобы служить руководством в реальной жизни? Не собираетесь ли вы поручить выведение из них всех возможных следствий этическим машинам? Тут мне вспоминается один научно-фантастический рассказ, в котором космические существа, задумавшие подобное предприятие, превратили в такую машину всю свою планету, а потом покинули ее: размеры планеты послужили фактором ограничения, машина все еще работала неудовлетворительно...

Ф. Ну, это уже последний аргумент. Когда образованного противника логически припрешь к стенке, он тебя обязательно с машиной сравнит. Позвольте мне предоставить слово философу прошлого столетия Зиг-варту: «Вероятность играет роль и в нравственном поведении. Если бы человек... был вправе совершать поступок только в тех случаях, когда он достоверно и несомненно знает, что его поступок правилен, то он часто вовсе не смог бы совершать никаких поступков.

Так что никто не собирается перекладывать ответственность на всезнающую машину. Она всегда будет лишь помощником человека, обладающего интуицией, убеждениями. Но откуда же топка интуиции берет свое горючее?

Она с помощью мгновенной вспышки соединяет, «сваривает» знания, взятые из самых различных уголков памяти, и выдает нам решение: «Эврика!» Однако знания-то эти уже должны быть. И чем системней взгляд человека на мир, тем легче ему будет ориентироваться и в новой ситуации. Как знание математики и физики не заменит инженеру чутья и смекалки при доводке машины, так и знание этики не заменит человеку этих же качеств при организации поведения. Однако ни там, ни тут не стоит идеализировать «метод тыка».

А потому давайте работать над систематизацией и обоснованием норм поведения, дабы руководствоваться в нем не «принципами» тина «на вкус, на цвет...» или « - свободная личность», а научными нормативами, вытекающими из знания социологии и психологии. Для руководства отношениями людей в сложном современном обществе недостаточно добрых чувств и самого горячего энтузиазма. Наука и здесь должна превратиться в непосредственную производительную силу. И этой аксиомы нельзя не принять.