СКЕЛЕТ И ПЛОТЬ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

СКЕЛЕТ И ПЛОТЬ

Что может сказать философ о мире, об окружающей действительности? «Что-нибудь слишком общее и неопределенное». Вот ответ, который порой приходится слышать на этот вопрос. Иногда его облекают и в достаточно вежливую форму, например, что в отличие от эмпирических наук философия не имеет ясно очерченных рамок своего применения.

Мир

Так ли это? Попробуем показать, что столь категорический вывод получается только тогда, когда понятие «ясно Очерченные рамки» употребляется на уровне «домашнего обихода».

Анатом может указать пальцем изучаемую им структуру живого организма. Математик скажет, что он изучает разные структуры независимо от того, какие конкретные предметы они объединяют. Так, процессы, протекающие в организме человека при ходьбе, и явления распространения света в пространстве имеют одинаковую динамическую структуру — ритмические колебания, которые описываются одинаковыми математическими уравнениями. Такую структуру трудно представить зрительно, она выделяется силой мысли. Но разве становится она от этого менее определенной, чем структура анатомическая? Для современной науки вообще характерен переход к изучению объектов, не представимых наглядно. Ведь и физик, имеющий дело с элементарными частицами, не может зрительно очертить рамки изучаемого им предмета. Не может сделать этого и социальный психолог, исследующий отношения психологической совместимости и несовместимости в малых группах.

Отсюда следуют два вывода, «ясно очерченные рамки» отнюдь не обязательно являются зрительно, пространственно очерченными. В тех случаях, когда рамки исследуемого предмета не удается представить наглядно, не стоит говорить о неопределенности предмета, а необходимо напрячь свое абстрактное мышление и с его помощью четко провести границы.

Выделение предмета, изучаемого философией в явлениях объективной действительности, есть именно такой случай.

* * *

Уже известный нам Скептик решил взять реванш в споре с Философом.

С. В прошлый раз вы утверждали, что, кроме вещей, надо изучать отношения человека к миру, и это, мол, дело философа. Сейчас вы заговорили о предмете философии в самой окружающей нас природе. Пойдемте со мной в лабораторию, и я покажу вам, что изучает моя наука. Можете ли вы показать мне ваш предмет?

Ф. Если хотите, вы можете воспринять мой предмет даже на слух. Произнесите любую фразу.

С. Из какой области?

Ф. Из какой вам угодно.

С. Пожалуйста. «Сила — это количественная мера воздействия тел друг на друга».

Ф. Возьмите еще какой-нибудь пример, попроще.

С. Хорошо. «У меня есть новая газета».

Ф. А теперь скажите, какие из понятий, употребляемых в первом примере, являются специфическими для какой-то определенной науки?

С. Сила и тело. Это понятия физики.

Ф. А остальные: скажем, «количественная мера», «воздействие»?

С. Ну, это общеупотребляемые выражения.

Ф. Во втором примере к числу «общеупотребляемых» вы отнесете, конечно, понятия «есть» и «новое». Действительно, это общеупотребляемые, или, как говорят в философии, всеобщие понятия, категории. Мы можем говорить о мере воздействия тел друг на друга, о мере человеческой жизни, о мере вкуса и т. д. Новыми могут быть не только газета, но и общество, и звезда, и мысль — все они в каком-то отношении могут являться новыми. Понятием «есть» мы характеризуем все существующее.

С. К чему вы клоните?

Ф. К тому, что, как говорил Гегель, нефилософу «...никогда не приходила мысль сделать «есть» предметом нашего рассмотрения». В самом деле, кто же будет исследовать отношения между явлениями действительности, которые отражаются всеобщими понятиями? Физик объяснит свойства тел, социолог исследует функции газеты, но кто раскроет понятие меры или характер отношений между новым и старым в любом процессе развития?

С. Боже мой, какая схоластика! Что тут изучать и кому это нужно?

Ф. Не спешите с эмоциональными оценками. Я хочу, чтобы вы сначала четко представили, что изучает философия в любых явлениях действительности, а потом уж займемся вопросом «кому это нужно?». Думаю, вы согласитесь с тем, что в любой области знаний, так же как в рассмотренных нами примерах, можно выделить две группы понятий: общие для всех областей действительности и специфические, относящиеся только к той области, которую изучает данная наука (физика, биология и т. д.).

С. Допустим, что можно. Но нужно ли?

Ф. Еще Джон Локк, английский философ XVIII века, выдвинул идею минимальных словарей для различных наук. В настоящее время эта идея становится реальностью. Лингвисты берут какую-то отрасль знаний, выделяют в ней несводимые друг к другу понятия, так называемые семантические множители, и через них определяются все другие понятия данной области. Это упорядочивает знания и создает возможность машинного перевода. Созданы, например, информационный язык Л. Кларка для гуманитарных наук, в котором 710 семантических множителей, язык Кента для металлургии, насчитывающий 214 исходных смысловых единиц и т. д.

С. Лингвисты делают дело. А при чем тут философы ?

Ф. При том, что в любом из этих языков есть понятия типа «свойства», «состояния», «части» (то есть всеобщие категории), которые до сих пор не систематизированы, не выведены друг из друга и в каждом информационном языке берутся как самостоятельные семантические множители. А ведь и для всеобщих категорий можно составить «минимальный словарь» не хуже, чем для специфических.

С. Вы предлагаете построить информационный язык из всеобщих понятий?

Ф. Вот именно. Правда, в философии эту задачу привыкли называть построением системы категорий. Представьте себе, что мы перечислили все всеобщие характеристики любого предмета: качество, количество, содержание, форму, развитие и т. д. Затем нам удалось увязать их в какую-то единую систему, например, определить друг через друга. Не правда ли, что полученный результат можно уподобить общему каркасу, скелету любого предмета, а специфические черты данного предмета — живой плоти?

С. Туманно.

Ф. А ведь если я поясню примером, вы скажете другое: тривиально.

С. Не скажу.

Ф. Хорошо. Так вот, биология изучает развитие жиз ни на Земле, общая социология — развитие общества, астрофизика стремится познать развитие галактик, психология — развитие человеческой личности. Все эти процессы развития, конечно, имеют свою биологическую, социальную, физическую, психологическую специфику. Но за ней — за этой специфической плотью — находится общий скелет: общие законы любого развития в природе, обществе, мышлении.

С. Такие каркасы современная наука изучает и без философии. Например, общая теория систем.

Ф. Любая всеобщая характеристика достойна специальной теории: теория систем, теория вероятностей, теория структур и т. д. Но вспомним хейердаловского «специалиста наверху»: кто перекинет мостики между результатами, добытыми из отдельных «ям»? Ведь любое явление обладает полным набором всеобщих характеристик: и системностью, и развитием, и другими чертами. Философия стремится дать исходное описание этих всеобщих свойств в их взаимной связи и тем самым создает стартовую площадку для их более углубленного изучения на уровне специальных теорий.

* * *

Прервем этот несколько затянувшийся диалог. Спор не окончен, Скептик далеко не переубежден, но и реванш ему взять не удалось: Философ очертил свой предмет среди явлений, изучаемых частными науками.

Несколько слов о том, как строится система категорий, отражающая общий «скелет» любого явления действительности. Согласно В. И. Ленину, категории — это не только «результат отражения в практике обычных отношений вещей», но и одновременно «шаги, ступени, моменты познания». В объективной действительности все всеобщие характеристики одновременно присущи любой ее части: от мельчайшей элементарной частицы до вселенной в целом. В процессе же познания эти всеобщие характеристики отражаются последовательно. Нельзя, например, изучать направление развития предмета, не установив сначала самого факта развития; нельзя познать причину изменения поведения предмета, не определив сначала качество изменения. Следовательно, развитие и направление развития, качество и причина — это именно ступеньки познания любого явления.

Установив место каждой категории как ступеньки познания, можно тем самым определить ее, вывести из предшествующих всеобщих понятий. В. И. Ленин предлагал построить таким путем систему всеобщих категорий, проследив их последовательность как ступенек познания в истории развития человеческой мысли. Советские философы успешно выполняют этот ленинский завет.

Допустим, что философам удалось самым детальным образом вскрыть анатомию общего скелета любого явления. Так кому же это нужно?

В следующих главах постараемся ответить на этот вопрос более конкретно. А сейчас отметим пока одно, но основное обстоятельство. По мере развития науки человек шел от представления о мире как случайном сборище изолированных друг от друга сфер к представлению о нем как целостной системе, где все связано взаимными переходами. Частные науки открывают все более и более широкие связи, поставляют факты, подтверждающие единство развивающейся материи. Философия как учение об общих законах связи и развития любых явлений выступает организующим ядром этого общенаучного движения.

Систему философских понятий можно сравнить с множеством переменных, в которые подставляются те или иные частные значения (специфические понятия частных наук), подобно тому как в алгебре вместо букв подставляют те или иные числа: развитие — переменная, биологическое или социальное развитие — ее значения.

Система переменных, конечно, не является застывшей. Она меняется вместе с развитием знания в целом, но на каждом этапе этого развития выполняет упорядочивающую функцию.

Поясним это примером. Некоторые парадоксальные результаты, полученные в физике элементарных частиц, привели к гипотезе, что при рассмотрении исчезаюше малых пространственно-временных интервалов понятия пространства и времени утрачивают всеобщее значение. Допустим, что эта гипотеза подтверждается. Тогда философам придется самым существенным образом перестраивать свою систему представлений о всеобщем каркасе действительности: ведь в этом случае одни из фундаментальнейших категорий современного каркаса попадают в разряд частных характеристик, приложимых только в некоторой (пусть очень большой) области материи. По всей вероятности этого не случится, но в принципе тут нет ничего страшного, ничего «противоречащего диалектическому материализму». История науки знает много таких прецедентов: признание невсеобщего характера однозначной причинной зависимости, движения по траектории и т. д.

Но как бы ни менялись наши представления о мире, наведение относительного порядка на каждом данном этапе остается насущной необходимостью. Ибо не стоит придерживаться «философии» сизифова труда, выраженной в печально известном девизе ревизиониста Бернштейна: «Движение все, а цель — ничто».