Механомания
Механомания
Деловые люди, интеллектуалы и революционеры раннего индустриального периода испытывали магнетическое тяготение к технике. Они были зачарованы паровыми машинами, часами, ткацкими станками, насосами, поршнями и постоянно проводили аналогии, основанные на элементарной механистической технологии своего времени. И вовсе не случайно, что люди, подобные Бенджамину Франклину или Томасу Джефферсону[110], были не только революционерами в политике, но и учеными и изобретателями.
Они появлялись во вспененном культурном кильватере великих открытий Ньютона. Он проник в небеса и пришел к выводу, что вся вселенная представляет собой гигантский часовой механизм, работающий с высокой степенью точности[111]. Французский врач и философ Ламетри[112] в 1748 г. объявил, что сам человек подобен механизму[113]. Адам Смит позже распространил аналогию с машиной на политическую экономию, доказывая, что экономика — это система, а системы «во многих отношениях имеют сходство с машинами»[114].
Джеймс Медисон[115], описывая дебаты вокруг проекта конституции США, говорил о необходимости «реконструкции системы», изменении «структуры» политической власти и выборах должностных лиц методом «последовательной фильтрации». Сама конституция была наполнена «пружинками и балансирами», напоминая механизм гигантских часов[116]. Джефферсон говорил о «механизме управления»[117].
Американская политическая мысль продолжала двигаться с шумом маховых колес, цепей, пружинок и балансиров. Мартин Ван Бурен изобрел «политическую машину». Поколения американских политиков вплоть до сегодняшних дней готовили политические «проекты», «разрабытывали планы избирательных кампаний», «раскатывали паровыми катками» или «укладывали на рельсы» законопроекты, проходящие через Конгресс и законодательные органы штатов. В XIX в. в Англии лорд Кромер задумал создать имперское правительство, которое «гарантировало бы согласованную работу разных частей механизма»[118]. Но такой механистический менталитет не был продуктом капитализма. Ленин, например, писал, что государство — это «не что иное, как машина, используемая капиталистами для подавления рабочих». Троцкий говорил о «колесиках и болтах буржуазного социального механизма» и продолжал описывать работу революционной партии в таких же механистических выражениях. Называя ее мощным «орудием», он указывал, что, «как всякий механизм, она по своей природе статична... движение масс должно... преодолеть инерцию... Так живая сила пара преодолевает инерцию машины, перед тем как она может привести в действие маховое колесо»[119].
И нет ничего удивительного, что революционно настроенные основатели обществ Второй волны, будь те капиталистическими или социалистическими, усвоив подобный механистический подход, проникшись слепой верой в мощь и пользу машин, придумывали политические институты, которые обладали многими свойствами первых промышленных изобретений.