Глава I. Этапы жизни: книги, имена, события
Глава I. Этапы жизни: книги, имена, события
енри Дэвид Торо родился 12 июля 1817 г. Его ближайшие предки, представители трех национальностей — французы, англичане, шотландцы, переселились в США незадолго до революции 1776 г. Дед Торо по отцовской линии нажил немалое состояние выгодными торговыми операциями. Однако его сын — отец Генри, Джон, — не был столь удачлив и быстро растратил унаследованный капитал. Оказавшись без средств к существованию, отец Торо решил заняться кустарным производством карандашных грифелей. Это давало семье небольшой, но устойчивый источник доходов. Правда, о процветании не могло быть и речи.
Мать Дэвида, Синтия Торо, дочь священника, была энергичной, общительной женщиной. Генри Дэвид стал ее третьим ребенком. Его старшие брат и сестра — Джон и Элен хотя и не получили систематического образования, но были людьми просвещенными и в течение нескольких лет преподавали в конкордской школе. Оба умерли в молодости. Младшая сестра, София, опекала Торо в конце его жизни и много сделала для сбора и обработки литературно-философского наследия мыслителя.
Детство Торо ничем не отличалось от детства его сверстников. Но следует отметить, что с ранних лет мальчику была привита трепетная любовь к природе. Особая заслуга в этом принадлежала матери. Большую часть времени юный Торо проводил вне дома — в лесу, в полях, на берегу реки. Близкие отмечали необычную для его возраста склонность к созерцательности и даже самоуглубленности. Позднее он писал в своем дневнике: «Когда я был молод и мне приходилось проводить воскресенье в стенах дома, не имея под рукой интересной книги, я бывало просиживал несколько часов перед окном в ожидании захода солнца, наблюдая за высоко парящими в небе городскими ласточками» (цит. по: 85, 19).
Кроме природы излюбленной темой в семейном кругу была религия. В оживленных и даже порой бурных дискуссиях обсуждались преимущества и недостатки двух соперничавших тогда религиозных направлений: тринитарианства (пуританизма) и унитарианства. И дело не кончалось словесными спорами: родители Торо спешили вычеркнуть свои имена из списков одной общины и присоединиться к другой. Решения эти менялись довольно часто. Вопрос вероисповедания был в Конкорде далеко не второстепенным. О том, что существование бога можно отрицать, даже не помышляли. Атеисты, если они и были, предпочитали молчать о своих взглядах: ведь безбожие отождествлялось с национальной изменой. Так было не только в Конкорде, но и во всех северо-восточных штатах, составлявших так называемую Новую Англию.
Первые 102 поселенца, бежавшие от притеснения англиканской церкви и высадившиеся на территории Массачусетса в 1620 г. с борта «Мэйфлауэра», были пуританами. Многочисленные невзгоды ничуть не ослабили их религиозного рвения. Оказавшись на новых землях, они установили порядок, отличавшийся даже еще большей религиозной нетерпимостью. Пуритане Новой Англии — «эти виртуозы трезвого протестантизма» (1, 23, 763) — были одержимы идеей установления в Массачусетсе теократического политического строя, соответствовавшего идеям Кальвина. Ими руководили, конечно, не только религиозные мотивы, но и чисто экономические соображения. Первоначальное накопление капитала в Англии вызвало бурное развитие промышленности и рост городов, которые, однако, лишь частично поглощали деревенское население, лишенное земли. Крестьяне, дабы поддержать свое существование, на самых кабальных условиях соглашались на переселение за океан, где они надеялись обрести землю и свободу. Новую перспективу открыл для себя и английский торговый капитал, увидевший в природных богатствах Американского континента выгодный источник прибыли.
Стоит ли удивляться тому, что «в Новой Англии ранних дней главными фигурами в обществе были священник и купец и обе эти облеченные властью фигуры (после революции к ним присоединилась идущая в гору юридическая каста) по-патриархальному правили бессловесной фермерской массой» (36, 2, 316). Среди предков Торо мы видим и купцов и священников. И в этом смысле семейные традиции, казалось, должны были аккумулировать в себе характернейшие черты новоанглийского типа «образцовой» личности.
Годы формирования взглядов молодого Торо пришлись на бурный период религиозных распрей — «развенчание Жана Кальвина» (так назвал кризис пуританизма вдумчивый и трезвый историк американской философии В. Л. Паррингтон) и утверждение унитарианства, которое в большей степени отвечало интересам прогрессировавшей новоанглийской буржуазии. Являясь направлением протестантизма, унитарианство в отличие от него отвергало догмат о троице, церковное учение о грехопадении и таинствах, признавало равенство людей. Однако, став на глазах Торо главенствующим религиозным течением, унитарианство незамедлительно адаптировалось к структуре новоанглийского общества и приобрело черты ортодоксальности, против которой раньше столь рьяно протестовало само. Достигнув официального совершеннолетия, Торо выносит собственное суждение в споре протестантских сект: получив налоговый лист унитарианской церкви, он отказался уплачивать подать и заявил о выходе из этой общины. Однако он не присоединился ни к какой другой. Это вызвало удивление и негодование сограждан, и за Торо с тех пор прочно укрепилось прозвище «безбожник». Когда перед смертью его все же спросили, приготовился ли он к «другому» миру, он ответил: «Не стоит думать о двух мирах сразу».
Еще более решительно будущий философ отвергал торговлю, свою вторую наследственную профессию, рассматривая ее как одно из главных зол современной ему эпохи.
В 1827–1830 гг. Торо учился сначала в Конкордской академии, а затем в лицее. Несмотря на громкие названия, это были лишь начальные учебные заведения, в которых молодым людям давался минимум знаний, необходимых для дальнейшей жизни.
В 1883 г. Торо поступил в один из старейших в США, Гарвардский университет, расположенный в городке Кэмбридж, недалеко от Бостона. Впоследствии Торо редко вспоминал университетские годы. Систему образования Гарвардского университета он приводил как пример системы обучения, чуждой подлинным интересам людей. Когда много лет спустя в беседе с Торо Ральф У. Эмерсон сказал, что в Гарварде были представлены все отрасли знания, Торо, используя многозначность английского слова[2], саркастически заметил: «Вот именно, все ветви и ни одного корня» (85, 22). Впрочем, критицизм в отношении Гарварда не помешал Торо с большой пользой для себя провести студенческие годы. Он настойчиво изучал античную культуру, древние и современные языки, литературно-философские памятники прошлого, а также сочинения новейших авторов. В его небольшой личной библиотеке книги были подобраны самым тщательным образом.
Собственно философское образование Торо оказалось довольно сумбурным и фрагментарным. В этом нет ничего удивительного, если учесть состояние философского образования в США в первой половине XIX в. Как свидетельствует известный исследователь американской философии Поль Кёрц, «по мере утверждения новых общенациональных религиозных течений многие гуманитарные колледжи основывались под эгидой этих течений. Независимая от религии философия не занимала в учебных программах сколько-нибудь заметного места: в университетах уже нельзя было обнаружить рационального деистического духа (Просвещения. — Н. П.); философию рассматривали как „назидательную“ дисциплину, которую чаще всего преподавал сам президент колледжа, он же священник. Философия подразделялась на естественную, духовную и моральную. Утверждалось, что задача философии состоит в подтверждении и демонстрации божественного порядка во вселенной и в оправдании существующего социального уклада… К подобной философии подходили как к прикладной науке, связанной с теологией, этикой и политикой» (77, 85). Таково было правило. И Гарвард не был исключением, хотя здесь и признавали двух «нерелигиозных» философов — Джона Локка и Дугалда Стюарта — представителя шотландской школы «здравого смысла», придавшего учению этой школы респектабельный академический характер.
Современные исследователи в целом справедливо отмечают неоригинальный характер университетских сочинений Торо. Но университетские сочинения Торо говорят и о другом: о самостоятельных попытках их автора суммировать знания, полученные в аудитории, о начавшемся влиянии на него трансцендентализма, о последовательном стремлении к самообразованию.
Дисциплина в Гарварде не отличалась особой строгостью. Это позволило Торо на третьем курсе (в 1835 г.) пропустить несколько месяцев занятий и посвятить себя преподаванию в школе. Заметим, что он находился тогда под влиянием утопических идей Роберта Оуэна. В этот же период Торо познакомился с Орестом Браунсоном, в то время пастором местной унитарианской церкви. Между молодыми людьми возникли очень теплые отношения. Под руководством Браунсона, увлекавшегося немецкой классической философией, Торо начинает изучение немецкого языка. Позднее он писал, что «шесть коротких недель», проведенных с Браунсоном, были для него «целой эпохой», «утром новой жизни» (см. 76, 27).
Среди трансценденталистов Новой Англии Браунсон выделялся своими симпатиями к рабочему движению, в котором даже принял активное участие. По мнению американского литератора Дж. В. Кратча, Браунсон был «поборником экономического радикализма, близкого к марксизму» (там же, 27). Эта оценка является преувеличенной, но косвенным образом свидетельствует о весьма широком круге социальных интересов новоанглийского трансцендентализма.
В 1837 г. Торо написал дипломное эссе «Коммерческий дух» и в публичной дискуссии защитил его. Согласно часто повторяемой легенде, он отказался получить диплом, не желая платить необходимые в подобных случаях пять долларов пошлины. Легенда звучит достаточно правдоподобно, если иметь в виду щепетильность Торо, который мог счесть оскорбительными для достоинства выпускников правила, предписывавшие, что степень мог получить только тот, кто «доказал свою физическую выносливость, оставаясь в течение трех лет после окончания университета в полном здравии, а также доказавший свои способности к сбережению, зарабатыванию или наследованию денег, уплатив пять долларов в пользу колледжа через три года после его окончания» (51, 175).
Вскоре после окончания университета Торо поступил учителем в конкордскую школу. Однако проучительствовал он всего несколько недель. Дело в том, что в американских школах господствовала система телесных наказаний, что противоречило педагогическим принципам Торо и побуждало его к довольно резким выступлениям против данной системы. Совет попечителей школы вынудил Торо оставить место, ибо своевольный учитель причинял слишком много хлопот. В последующие месяцы экономическая депрессия, достигшая в 1837 г. своего пика, сделала почти бесперспективными для Торо поиски работы. Даже тихий провинциальный Конкорд испытывал на себе последствия охватившего страну экономического кризиса.
В начале XIX в. молодой американский капитализм развивался бурными темпами. Наличие богатейших сырьевых и трудовых ресурсов, относительная свобода и гибкость общественных институтов, а также то, что, по выражению И. В. Гёте, американскому обществу не преграждали пути «базальтовые развалины феодальных замков», — все это способствовало бурному экономическому росту США. В «Экономических рукописях 1857–1859 годов» К. Маркс пишет, что Америка была страной, «где буржуазное общество развивалось не на основе феодализма, а начинало с самого себя; где оно выступает не как переживший старое общество результат некоторого стародавнего движения, а как исходный пункт некоторого нового движения; где государство, в отличие от всех прежних национальных образований, с самого начала было подчинено буржуазному обществу, буржуазному производству и где оно никогда не могло предъявлять претензий на то, чтобы быть самоцелью; где само буржуазное общество, соединяя в себе производительные силы Старого света с огромными природными богатствами Нового света, развилось в неслыханных до сих пор размерах и с невиданной до сих пор свободой движения; где оно далеко превзошло всю проделанную до сих пор работу по… овладению силами природы…» (1, 46, ч. 1, 4). В 20—30-х годах в США решительно начался промышленный переворот. Прежде всего он коснулся северо-восточных штатов. В производство внедрялись машины, водный и паровой двигатели, строились каналы и железные дороги (одна из них прошла через Конкорд), вводились телеграфные линии. Наиболее быстрыми темпами прогрессировала хлопчатобумажная промышленность. Ее центром стал штат Массачусетс, родина Торо, где сосредоточилась половина всего текстильного производства США.
Стремительное развитие американской экономики порождало не менее стремительный рост социальных, политических и экономических противоречий. Текстильные фабрики Новой Англии стали образцом не только применения технических новшеств, но и жестокой эксплуатации, в том числе и детского труда.
Экономический кризис 1837 г. вызвал массовую безработицу. Положение осложнилось начавшимся в штатах Новой Англии аграрным переворотом. Разорялись мелкие фермерские хозяйства, а их бывшие владельцы пополняли армию городского пролетариата. Конкорд, окруженный фермами и полями, стал свидетелем этого трагического и болезненного явления. Житель провинциального городка, Торо между тем чутко реагировал на все изменения социальной действительности. Ни одно проявление зла, несправедливости, политиканства не могло оставить его равнодушным. Повышенная чувствительность к вопросам нравственности имела важнейшее значение для формирования его мировоззрения. Именно в 1837 г., 22 октября, Торо сделал первую запись в своем дневнике. Почти полностью дошедший до наших дней «Дневник» — одно из интереснейших произведений литературно-философского и природоведческого жанра XIX в. Почти ежедневно в нем заполнялось несколько страниц. За двадцать пять лет «Дневник» превратился в объемистую рукопись[3]. Для нас главная ценность этого произведения состоит в возможности последовательно и скрупулезно раскрыть духовный мир писателя и философа, воссоздать путь его идейных поисков.
Первоначально записи не предназначались для публикации и носили чисто рабочий характер, но постепенно роль дневника менялась. Он стал для Торо «вторым Я», с которым автор беседовал, соглашался, спорил. Больше всего «Дневнику» Торо подошло бы название «Наедине с собою», придуманное за много веков до этого Марком Аврелием. «Дневник» — это одновременно и создание и анализ некой художественно-философской реальности, нескончаемое следование за ускользающим от понимания феноменом природы, стремление охватить его в мысли и найти в нем место человеку.
В 1838 г. Торо с помощью своего старшего брата Джона открыл частную школу. Она имела успех и хорошо посещалась. Педагогические методы Торо полностью исключали телесные наказания, уже одно это было радикальным новшеством. Кроме того, Торо старался проводить большую часть занятий вне стен школы, стремясь максимально приблизить детей к миру природы, и включил в программу предметы, помогавшие ученикам ориентироваться в жизни. Школа просуществовала около трех лет.
В том же 1838 г. Торо прочитал свою первую лекцию перед аудиторией Конкордского лицея — местного просветительского лектория. В дальнейшем в течение всей жизни Торо, как правило, один-два раза в год выступал с лекциями по философии, природоведческим и социально-политическим вопросам. Большинство лекций впоследствии легли в основу эссе, опубликованных в журналах. Как лектор Торо пользовался заметным успехом, несмотря на глухой, слабый голос. Аудитория не без интереса слушала описания знакомой ей окрестной природы. Однако, как только оратор приступал к философским темам, слушатели начинали перешептываться: трансцендентальная философия не вызывала у них энтузиазма.
Еще по возвращении домой после окончания Гарварда Торо познакомился с Элен Сьюол, дочерью унитарианского священника. Приглашенная родственниками Торо, девушка провела лето в Конкорде в доме семьи Торо. В ноябре 1839 г. Генри в письме делает ей предложение и получает холодный отказ. На решение девушки, явно симпатизировавшей Торо, главное влияние оказало мнение ее родителей: правоверные унитариане считали Торо «одним из радикалов». До конца жизни Торо оставался холостяком. Этот неудачно закончившийся роман неизменно привлекает внимание исследователей. При всем многообразии мнений и предположений биографы сходятся на том, что крушение надежд, связанных с Элен, на многие годы травмировало мыслителя.
В 1840 г. Торо начал сотрудничать в органе Трансцендентального клуба — журнале «Дайл» («Циферблат»). Инициатором и первым редактором журнала стала Маргарет Фуллер (1810–1850) — трансценденталистка, писательница, критик, переводчик на английский язык «Разговоров Гёте с Эккерманом». Среди авторов нового журнала были деятели культуры, получившие значительную известность в истории американской философии и литературы: Ральф У. Эмерсон, Уильям Г. Чаннинг, Теодор Паркер, Э. Пибоди и др. «Дайл. Литературный, философский и религиозный журнал» в течение четырех лет существования рассказывал на своих страницах о фактах протеста против рутины, об экспериментах по переустройству общества, о новинках философской литературы. Всех участников журнала, по их собственному признанию, объединяла вера в социальный прогресс, любовь к истине, стремление к свободе личности; сердца их принадлежали будущему в большей мере, чем прошлому.
Со временем руководство журнала перешло к Ральфу Эмерсону, который все больше и больше привлекал Торо к сотрудничеству. Так, апрельский номер 1843 г. был полностью подготовлен молодым философом. Всего за четыре года Торо поместил на страницах «Дайла» около тридцати статей как оригинального, так и компилятивного характера. Это были натуралистические и литературоведческие очерки, а также подборки текстов из сочинений восточных философских школ и комментарии к ним: «Высказывание Конфуция» (1843), «Законы Ману» (1843), «Китайское четырехкнижье» (1843), «Молитвы Будды» (1844).
Приблизительно в это же время Торо познакомился с Эймосом Олкоттом (1799–1888) — американским поэтом, педагогом, философом, который в молодости был разносчиком товаров. Главные интересы Олкотта сосредоточились в области педагогики, в основу которой он положил требование гармонического нравственного и физического воспитания подростков. За введение в программу преподавания физиологии человека он был уволен из школы как «явный безбожник». В 1844 г. Олкотт создал экспериментальную кооперативную ферму «Фрутлэнд»[4], которую рассматривал в качестве ячейки будущего идеального общества. Олкотт близко сошелся с конкордскими трансценденталистами, и прежде всего с Торо.
Дружба с Олкоттом оказалась для Торо источником веры в возможность истинных человеческих отношений между современными людьми. Несмотря на внешнее различие склонностей, этих двух философов связывало глубокое духовное родство. Торо посвятил своему другу восторженные строки: «Один из последних философов… он торговал вразнос изделиями своего штата, а позже, как он говорил, своим мозгом… Мне думается, что из всех живущих на земле у него больше всего веры. Его слова и поведение всегда говорят о чем-то лучшем, нежели то, что знакомо большинству людей, и если он разочаруется со временем, то самым последним из всех… Это подлинный друг людей, едва ли не единственный друг человеческого прогресса… Во время Оно мы с ним бродили и беседовали и умели отрешиться от мира, ибо он не признавал никаких установлений; то был подлинно свободный человек, ingenuus» (9, 311–312).
В 1841 г., находясь в сложном финансовом положении, Торо принимает предложение Эмерсона поселиться в его доме в качестве домашнего плотника, садовника и дворника. В виде же вознаграждения за работу Торо пригласили делить общий стол и предоставили отдельную комнату.
Знакомство с Ральфом Эмерсоном — главой трансценденталистов — сыграло огромную роль в интеллектуальном становлении Торо. Эмерсон приехал в Конкорд в 1834 г. и вскоре опубликовал свое знаменитое эссе «Природа», ставшее манифестом трансцендентализма. Между Эмерсоном и Торо возникли дружеские отношения. В последующем, правда, наметилось определенное охлаждение. Быть может, Торо слишком близко к сердцу принимал назойливые обвинения в том, что он копирует философию и стиль поведения Эмерсона. Мог настораживать его и прогрессирующий консерватизм Эмерсона, и его тяготение к академизму. Но полного разрыва между мыслителями не произошло. После смерти Торо Эмерсон произнес знаменитую речь, в которой высоко оценил личность и деятельность своего коллеги-философа; в дальнейшем он всемерно способствовал изданию его работ.
В 1842 г. Торо познакомился с Натаниелем Готорном (1804–1864) — писателем, эстетиком романтизма, примыкавшим к новоанглийскому трансцендентализму. Прославленный в будущем романист встретил Торо в доме Эмерсона: Торо срезал ему цветы для свадебного букета. Их знакомство продолжилось. Интересен портрет Торо, оставленный Готорном в записной книжке: «М-р Торо — человек исключительный; он — молодой человек, в котором еще многое осталось от дикой, первозданной природы, и поскольку он все же достаточно утончен, то вся эта дикость сознательно культивируется им. Он некрасив, как смертный грех: длинный нос, странной формы рот и неотесанные, какие-то деревенские манеры… хотя весьма учтив. Но его безобразная внешность благородна и привлекательна и служит ему лучше, чем любая красивость… Он отверг все общепринятые способы зарабатывания на жизнь и, как представляется, склонен вести существование наподобие наших индейцев…
Он любознательный и чуткий наблюдатель природы… подлинный наблюдатель, что встречается не чаще, чем подлинный поэт. И природа в ответ на его любовь, кажется, приняла его как свое особо возлюбленное дитя; она раскрывает ему секреты, о существовании которых догадываются лишь немногие. Он близко знает диких зверей, рыб, птиц и пресмыкающихся; он рассказывает много историй о приключениях и эпизодах из жизни наших меньших собратьев. И травы, цветы, где бы они ни росли — в саду или в лесу, — его близкие друзья. Он также на дружеской ноге с облаками и может указать на знамения грозы. Он глубоко чтит историю индейских племен, чья дикая жизнь столь близка ему; и, удивительно, он редко проходит через вспаханное поле без того, чтобы не найти наконечник копья, стрелы или какую-либо другую реликвию краснокожих. Ко всему сказанному у него ощущается не поверхностный интерес к литературе, а подлинный вкус к поэзии, особенно к творчеству поэтов старших поколений, и сам он — хороший писатель. По крайней мере он написал хорошую статью — подробнейшее исследование по естественной истории в последней книжке „Дайла“; статья эта, как он говорит, была в основном составлена из наблюдений, занесенных в дневник. Мне кажется, что она дает прекрасный образчик мысли и личных качеств столь подлинных, столь прирожденных, а наблюдений столь дословных и при этом передающих как дух, так и суть того, что он видит…» (цит. по: 76, 42–43).
По рекомендации Эмерсона в 1843 г. Торо едет на остров Статен-Айленд — один из районов Нью-Йорка — и становится воспитателем племянника Эмерсона. Впечатления Торо от города суммируются в одной фразе: «Вчера я прошел пешком весь Нью-Йорк и не встретил ни одной настоящей и живой души» (там же, 63). В Нью-Йорке Торо был представлен известному общественному деятелю и журналисту Горасу Грили (1811–1872) — редактору прогрессивной газеты «Нью-Йорк дейли трибюн». Грили живо заинтересовался личностью Торо и его идеями. В течение многих лет он покровительствовал литературно-философским опытам Торо и пытался найти для них издателей, а также помещал на эссе Торо рекламу и благожелательные рецензии на страницах своей газеты.
Находясь на Статен-Айленде, Торо написал рецензию на книгу немецкого социалиста-утописта Д. А. Этцлера «Рай, достижимый для всех людей…» (Лондон, 1842). Рецензия под названием «Возвращенный рай» была напечатана в «Демократическом обозрении» в ноябре 1843 г. Развивая идеи, созвучные идеям Шарля Фурье, Этцлер утверждал, что если люди добровольно объединятся для совместной работы, обуздают и преобразуют силу ветра, солнца и морских приливов, то на земле воцарится рай. Рецензия Торо — не только разбор конкретного произведения, но и изложение собственной точки зрения на утопический социализм в целом.
Распространение идей утопического социализма в США стало замечательной страницей американской истории XIX в. Идеи эти начали проникать на североамериканский континент с 20-х годов прошлого столетия и захватили умы многих современников Торо. На их основе организовывались грандиозные по своим масштабам эксперименты. Причем популярность в США тех или иных утопических теорий определялась степенью их связи с социальной практикой (см. 45, 9). Первой системой утопического социализма, поднявшейся до уровня национального движения, которое просуществовало почти десять лет (1840–1850) и вызвало к жизни около сорока коммун, стал фурьеризм.
Социально-экспериментаторские устремления, охватившие в то время умы многих прогрессивно настроенных американцев, коснулись и новоанглийских трансценденталистов. Один из них, Джордж Рипли (1802–1880), оставив сан священника, взялся за организацию общины на принципах трансцендентального братства, взаимопомощи и духовного обогащения личности. Торо и Эмерсон скептически оценивали подобного рода эксперименты, и Брук-Фарм — так называлась община Рипли, расположившаяся недалеко от Конкорда, — по их мнению, не составляла исключения. Торо знал лично большинство ее членов и поддерживал с ними дружеские отношения, но о самой сути эксперимента неизменно высказывался отрицательно. Неприятие общинных экспериментов следовало из его убеждения, что любым политическим и экономическим программам должны предшествовать моральные преобразования.
К середине 40-х годов мировоззрение Торо эволюционирует в сторону индивидуализма. Смерть старшего брата, неудача попыток определить свое место в обществе, непонимание со стороны большинства членов Трансцендентального клуба — таковы внешние обстоятельства, побуждавшие Торо к постоянному размышлению о преимуществах одиночества и уединенной жизни. Разумеется, для этого были и внутренние причины — своеобразная социально-философская логика, которая привела мыслителя к утверждению идеала эскейпизма, ухода от действительности.
В День независимости, 4 июля 1845 г., Торо поселяется в хижине на берегу Уолденского озера, стремясь на практике осуществить принципы упрощения жизни и продемонстрировать личную независимость от экономической системы чуждого ему общественного уклада. Торо провел на Уолдене два года и два месяца. Главным итогом этих лет была начерно написанная книга «Уолден, или Жизнь в лесу» — основное сочинение Торо, подлинный шедевр мировой литературы, не принесший, однако, славы автору при его жизни. Окончательный вариант книги был написан много позднее уолденского периода, уже после возвращения Торо в Конкорд, а опубликована она была только в 1854 г.
«Уолден, или Жизнь в лесу» не просто отчет о времени, прожитом в лесной обители. В сложной художественно-философской форме в трактате раскрывается мировоззрение автора, излагаются элементы его космологии, концепции природы и человека, взгляд на общество и прогресс цивилизации. Поразителен диапазон художественно-философских методов, примененных Торо: от сенсуалистического, в духе Локка, до крайне абстрактного, символического истолкования действительности. И все это покоится на принципе трансцендентной духовности, пронизывающей бытие мира. Сугубо философский анализ «Уолдена» осложнен наличием в тексте мифологических напластований и мифотворческих тенденций. Непрестанное стремление автора прочувствовать и до глубины понять феноменальный мир привело к причудливому результату, совмещающему в себе диаметрально противоположные элементы — как методологические, так и собственно содержательные.
В конце июля 1846 г., еще находясь на берегу Уолдена, Торо на несколько часов отправился в Конкорд для того, чтобы забрать из починки башмаки. На улице городка он был арестован и препровожден в тюрьму за неуплату федерального налога. Отказ от уплаты государственных пошлин и налогов был для Торо своеобразной формой протеста против политики правительства, фактически поощрявшего рабство негров и начавшего захватническую войну в Мексике. Наутро кто-то из доброжелателей, к огромному неудовольствию Торо, заплатил требуемую сумму, и Торо освободили. Ночью, проведенной в городской тюрьме, у философа родился замысел трактата, в котором бы давалась всеохватывающая нравственно-политическая характеристика отношений индивида и государства. Позднее этот замысел реализовался сначала в лекции «О сопротивлении гражданскому правительству», а затем и в эссе «О долге гражданского неповиновения» (1848).
Это эссе — второе произведение, благодаря которому духовное наследие Торо стало в XX в. предметом пристального внимания. Эссе родилось не как плод абстрактных размышлений, а как страстный решительный ответ на конкретные явления текущей политической жизни, но ответ, написанный философом, который за отдельным и индивидуальным видел неизмеримо большее. Глубокий интерес Торо к социально-философским темам был созвучен современной ему эпохе, отмеченной становлением в США движения за отмену рабства.
История американского государства открылась «одной из тех великих, действительно освободительных, действительно революционных войн, которых было так немного среди громадной массы грабительских войн…» (2, 37, 48). Народный, освободительный характер Войны за независимость — американской буржуазной революции 1776 г. — наложил неизгладимый отпечаток на всю последующую историю нации. Под нажимом народных масс была принята Декларация независимости. Написанная лидером левого радикального крыла революции Т. Джефферсоном, она провозглашала равенство всех людей, право каждого на жизнь, свободу и стремление к счастью. «Первая декларация прав человека» (1, 16, 17) прозвучала набатным колоколом для Европы, находившейся еще в значительной степени под господством полуфеодальных монархий. Перед американским пародом встала задача добиться реализации этого документа.
Однако еще в ходе революции обнаружились консервативные устремления крупных земельных собственников и финансовых воротил. Консервативной реакцией на результаты революции в известной мере стала Конституция США 1789 г., урезывавшая демократические завоевания и допускавшая возможность установления в США монархии наподобие английской. «Американская традиция», таким образом, определялась не изначальной боговдохновенной демократичностью государственных институтов Нового Света, как об этом нередко писали и пишут в США, а упорной борьбой между демократической линией, выражавшей чаяния широких народных масс, и интересами крупной буржуазии, решительно эволюционировавшей вправо.
Молодость Торо пришлась на годы так называемой джексоновской демократии — период президентства Эндрю Джексона (1829–1837). В это время был нанесен ощутимый удар по сторонникам установления в США неприкрытой диктатуры финансово-промышленного капитала. В стране происходили крупные выступления рабочих и фермеров. Но именно в этот период продолжалось и экспансионистское наступление на территории индейских племен, изгнание и уничтожение коренных жителей Северной Америки. С замечательной для своего времени проницательностью Торо разоблачил всевластие богатства, какими бы «демократическими» оболочками оно ни прикрывалось.
Мысль Торо между тем искала пути, отличные от общепринятых методов рассмотрения отношений личности и государства. Философ как бы выносит духовный мир личности за пределы систему государственно-правовых отношений и максимально противопоставляет их. При этом последовательное критическое отношение к американской действительности стало у Торо основой не революционной программы, а учения о непротивлении злу насилием, пацифизма.
В 1849 г. была опубликована книга Торо «Неделя на реках Конкорд и Мерримак». События ее относятся к 1839 г. Каждому дню путешествия по Массачусетсу, совершенного Торо с братом, в книге соответствует отдельная глава. В целом сочинение свидетельствует о том, что Торо как писатель достиг уровня «большой» литературы. Его талант окреп и стал зрелым. Книга оказалась первым крупным произведением Торо, увидевшим свет при жизни автора. Помимо пейзажных зарисовок здесь помещены также рассуждения на отвлеченные философские, религиозные и литературные темы. Эти фрагменты занимают около половины объема всей рукописи. «Неделя» более, чем другие сочинения Торо, проникнута идеями трансцендентализма; много места автор уделяет изложению трансценденталистской концепции человека. В отрывке о религии Торо развивает взгляды, весьма озадачившие его благочестивых читателей: критике подвергается вся система христианства.
Несмотря на хлопоты Эмерсона, издательства по различным причинам отклоняли рукопись, которая каждый раз после этого вновь переписывалась и частично изменялась Торо. Наконец одно бостонское издательство согласилось опубликовать книгу за счет автора. В течение четырех последующих лет было продано всего 218 экземпляров, и в 1853 г. издательство обязало Торо забрать со склада нереализованный тираж. С горькой иронией Торо заметил: «Сейчас у меня есть личная библиотека почти в девятьсот томов, более семисот из которых написал я сам» (10, 12, 459).
Начав активные занятия литературой и философией, Торо тем не менее не переставал заниматься физическим трудом, который давал ему средства к существованию. В 1847–1850 гг. он работал лесным обходчиком и землемером. Кроме того, Торо помогал отцу в производстве карандашных грифелей. Работа в плохо проветриваемой мастерской, наполненной клубами графитной пыли, подорвала его здоровье. Постепенно у него появлялись признаки наследственной чахотки.
На конец 1840-х годов падает увлечение Торо естествознанием. Из дневника философа и натуралиста почти полностью исчезли трансценденталистские мотивы, на их место пришли нескончаемые описания естественнонаучных фактов и наблюдений. Представляется, что Торо вел накопление фактического материала для будущих научных обобщений. Последние, впрочем, никогда не были сделаны им, но созданные Торо труды по естествознанию получили известность и признание в научных кругах. В 1850 г. философа избрали членом-корреспондентом Бостонского общества естествоиспытателей.
В 1854 г. происходит знаменательное событие в жизни Торо — «Уолден, или Жизнь в лесу» выходит из печати. Г. Грили в «Нью-Йорк дейли трибюн» сначала рекламирует издание, а потом помещает положительную рецензию. Литературные обозреватели других газет высказывают различные мнения, но в целом книга получает некоторый резонанс, и ее тираж хорошо расходится. Личность Торо и его идеи, изложенные в «Уолдене», привлекают внимание читающей публики — у Торо появляются первые, впрочем весьма немногочисленные, последователи и ученики.
В том же 1854 г. в ответ на принятый ранее правительством закон о поимке беглых рабов Торо прочел в лицее лекцию «Рабство в Массачусетсе». Она значительно расширяет наши представления о социально-философских взглядах Торо, который предстает в ней как сознательный сторонник аболиционистского движения. Хотя формально, говорил Торо, Массачусетс является свободным штатом, здесь намеренно культивируются антинегритянские настроения, угодные интересам южных плантаторов.
Аболиционизм представлял собой крупнейшее идеологическое и политическое течение в США середины XIX в., ставившее целью отмену рабства и по существу упразднение самого плантаторского класса. Оно отражало глубинные социальные процессы — резкую поляризацию экономических и политических интересов Севера и Юга. Плантационная система исключала применение машин, ирригации, технических новшеств и изобретений в сельском хозяйстве. Узкая специализация сельского хозяйства Юга и его относительная отсталость препятствовали созданию собственной национальной промышленности. В результате диспропорционального и уродливого разделения труда в рамках страны Юг зависел от Севера, а развитие промышленности Севера существенно блокировалось отсталостью Юга, главным образом из-за отсутствия рынков сбыта (см. 25, 31).
В начале формирования аболиционистского движения буржуазия северных штатов еще не осознавала, что ее насущные интересы требуют упразднения рабства. Она опасалась, что борьба против рабства перерастет в более широкое политическое движение. Многие промышленники Севера были связаны с Югом экономическими узами, поэтому они видели свою цель лишь в ограничении рабства, а не в его полной отмене. Первые аболиционистские организации образовались в США еще в начале 30-х годов. К 50-м годам дальнейшее существование рабства на Юге стало уже вопросом номер один, от решения которого зависело экономическое и социальное будущее всей страны. В Бостоне в 50-е годы существовал «Кружок Паркера», объединявший решительных сторонников освобождения негров. В него помимо Теодора Паркера входили Торо и многие друзья последнего — Эмерсон, Олкотт, Уильям Чаннинг (см. там же, 129). Антирабовладельческие настроения охватили и жителей Конкорда. Все члены семьи Торо разделяли взгляды аболиционистов. Сам Торо был активным сторонником движения: он участвовал в так называемой подземной дороге, т. е. помогал переправляться в Канаду беглым рабам, критиковал рабство в своих теоретических и публицистических сочинениях.
В 1857 г. он встретился с капитаном Джоном Брауном (1800–1859) — одним из лидеров аболиционистского движения. Философ проникся глубоким уважением к личным качествам канзасского борца за освобождение негров. Вторично они встретились в 1859 г., накануне восстания в Харперс-Ферри. По всей видимости, Торо ничего не знал о готовившемся выступлении, но он был всей душой на стороне мужественных борцов и с волнением следил за развитием событий.
Трагическое поражение повстанцев и суд над ними заставили Торо начать активную деятельность по организации кампании в защиту Джона Брауна. Торо созвал митинг протеста в Конкорде, и, когда звонарь ратуши отказался ударить в набат, Торо сделал это сам. За короткое время он произнес десятки речей, собрал средства в фонд помощи осужденным. Наиболее известным из этих выступлений стала речь «Слово в защиту капитана Джона Брауна» (1859). Она определила новый этап в развитии социально-философских идей Торо. В ней наметился отход от прежних принципов непротивленчества (см. 26).
Следует отметить, что в 1856 г. в жизни Торо произошло немаловажное событие, значение которого обозначилось много позднее. Вместе с Олкоттом по рекомендации Эмерсона философ посетил в Бруклине Уолта Уитмена (1819–1892). Торо оказался одним из первых ценителей творчества великого американского поэта, а впоследствии резко протестовал против широко распространенного у обывательской публики мнения о непристойности стихов поэта. Мировоззренческие основы творчества Торо и Уитмена во многом близки друг другу.
Резкое ухудшение здоровья — хронический бронхит перешел в активный легочный процесс — заставляет Торо в мае — июне 1861 г. поехать в штат Миннесота, чтобы испытать последний способ лечения — смену климата. Посетив по дороге Ниагарский водопад и Чикаго, Торо проводит в Миннесоте всего месяц. Облегчения не наступило, и он возвращается домой. Через год Торо уже не мог покидать стены своего дома на Майн-Стрит в Конкорде. Окруженный друзьями и учениками, недвижно лежал он в своей комнате. День ото дня увеличивался поток посетителей, и всем Торо оказывал радушный прием. На вопрос одного из благочестивых гостей, примирился ли он с господом, Торо ответил: «А я и не знал, что мы когда-то спорили» (72, 15). Шестого мая 1862 г. Торо умер.
* * *
Короткая жизнь Торо небогата внешними событиями. Философ провел ее почти безвыездно в провинциальном захолустье американского Северо-Востока. Но жизнь его была необыкновенно полна духовными впечатлениями, размышлениями, переживаниями. Современник крупнейших сдвигов в социально-экономическом положении США, очевидец мощных политических и идеологических движений национального масштаба, Торо чутко реагировал на все, что волновало широкие слои американского народа. Идейные искания Торо не были плодом кабинетных рефлексий, это был поиск ответов на жгучие вопросы, выдвигаемые самой меняющейся действительностью.