2. Бог — стрела

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

2. Бог — стрела

Вирт пишет: "Tiu есть никто иной, как Сын Божий вблизи зимнего солнцестояния, в последнем месяце Года, в последнем "солнечном доме". Это явствует из анализа всей атлантической иероглифики."

Идеограммы "человека с опущенными руками" или "древа, с опущенными ветвями" встречаются уже в археологическом пласте Magdalenien.

Основной сюжет, связанный с Tiu, это сакральная история его «спуска» — с горы, в недра земли, в пещеру, в яму, под землю, на землю с небес, погружение в воду, его превращение в животное, поглощение его зверем, мифологическим чудовищем, его затемнение, старение, страдание, потеря им чего-то важного — органа, члена, культового предмета и т. д.

В шумерском письме, например, этот же иероглиф обозначал "бога вод" Эа и одновременно Бела, "солнечного бога".

Этимологически, Tiu — это древнеарийское имя, родственное древневерхненемецкому Zio, древнеиндийскому «Dyaus», его деривату «dyauspita» ("небесный отец"), откуда латинское «Juppiter», греческое "Zeus pater", а также слова, означающие «день» — «dies», «Tag» и «бога» — «deus» и «dius». Конечно, ведический Дьяус и тем более Зевс классической мифологии далеко ушли от изначального сакрального комплекса, обретя черты в первом случае абстрактного понятия, во втором личностного бога-мироустроителя. Но в архаических пластах соответствующих традиций, и особенно в архаических пластах индоевропейских языков существует множество фонетических формул, оборотов, выражений и т. д., позволяющих распознать во всем контексте древнейшее гиперборейское понятие Tiu.

Вирт подчеркивает, что археология и генеалогия этого знака в различных системах письменности — от пещерной и культовой палеоэпиграфики до линейного письма — убедительно доказывает, что он постоянно присутствует в самых разных цивилизациях до, параллельно и после возникновения собственно финикийской письменности, где этот знак отсутствует!. Следовательно, делает заключение Вирт, это в очередной раз доказывает тезис о существовании единой гиперборейской системы линейного проторунического письма, развившегося в северных регионах (т. н. «Thulekulturkreise», "культурный круг Туле") и распространявшегося по всему континенту задолго до Финикии. Саму же западно-семитскую письменность Вирт рассматривает как один из редуцированных вариантов древней полноценной системы, адаптированной к практическим нуждам морских купцов и почти лишенной всякого культового значения. Хотя многие знаки заимствованы из "Священного Круга", подчас их вокализация изменена, а их смысл утрачен. Показательно, что в семитском алфавите отсутствовал знак Tiu, означающий главнейшую идеограмму нордического культового комплекса — снисходящего к людям "Сына Божьего".[57]

Итак, Tiu — это Двойной, утрачивающий изобильность и полноту своего качества, но остающийся одновременно внутренне тождественным, вечным, неизменным, а, следовательно, неумолимо сквозь все испытания двигающийся к Победе и Воскресению. В этом сложном комплексе следует искать различие между двумя типами сакральных историй — героического эпоса, заканчивающегося трагедией, и волшебной сказки с неизбежно добрым концом. Сказка, распространенная в низших слоях народа, сохранялась в архаическом виде в относительной неприкосновенности как раз за счет консерватизма «нецивилизованного» класса, и, следовательно, вся парадигма циклических странствий "космического Спасителя" представлена полноценно. Тогда как героический эпос, саги и полурационализированная мифология были атрибутом высших классов, для которых характерно рассудочно осмыслять сюжеты, и в периоды, когда вся полнота ключа к изначальному мифологическому комплексу утрачивалась, отдельные фрагменты цикла получали самостоятельное развитие.

Бросается в глаза графическое сходство иероглифа Tiu — со стрелой (копьем). Отсюда мифологическое тождество и перенос значения. Отныне вместо "Бога с опущенными руками" можно встретить изображение "существа со стрелой". Отсюда же вытекают все сакральные аспекты символизма лука или стрельца.[58]

В исландской рунической песне соответствующий знак сопряжен с выражением fifu farbanti (великан стрелы) и bendr baugi (натянутая дуга, лук). Вирт замечает, что между угловым и полукруглым изображением идеограммы существует временное соотношение. Изначальной является полукруглая форма, которая может быть интерпретирована именно как натянутый лук с вложенной в него стрелой, а не как отдельная стрела с острым наконечником. Лишь обычай вырезать иероглифы на дереве, который предшествовал появлению собственно письменности, привел к угловатым формам проторун, из-за удобства резцом схематизировать кривые линии в углы.

Стрела и копье играют важную символическую роль во многих сюжетах, связанных с идеей зимнего солнцестояния, полночи или ее космического, вселенского аналога. Так, в скандинавской мифологии есть сюжет о случайном убийстве стрелой (веткой омелы) юного бога Бальдра, которое служит знаком начала "сумерков богов", «fimbulwinter» и прелюдией эсхатологического сражения — ragna-rekkr.

Копье центуриона Лонгина[59] играет аналогичную роль в христианской традиции. И не случайно в европейском средневековом христианском эзотеризме копье Лонгина связывалось с чашей Святого Грааля, в которую по преданию Иосиф Аримофейский благочестиво собрал "кровь Спасителя", вытекшую из прободенного копьем Лонгина бока распятого Богочеловека. С точки зрения архаической культовой системы нордических символов, знак

ur — «пещера», но вместе с тем «чаша», «вода», «море» и т. д. тесно сопрягался со знаком tiu, откуда германское Tyr и устойчивое сочетание — tr — . Перевернутый ur дает новую иерограмму — ka (

или угловой вариант

), т. е. "воскресающий Бог", "бог, воздевающий руки". Снисхождение к точки зимнего солнцестояния, к смерти, во ад, связанное с копьем ("опускающий руки"), является залогом весеннего воскресения (чаша, Грааль, воздетые руки —) для всех тех, кто причастился "Сыну Божьему", его крови и его плоти в низшей точке его искупительного жертвенного пути. В православном обряде копие, которым изымают частицы агнца, и причастная чаша являются прямыми аналогами всего этого священного культового действа, восходящего в предначертательном образе к незапамятным временам гиперборейской нордической цивилизации.

Очень интересная деталь: в греческом мифе о борьбе Аполлона с циклопами, он прячет свой лук, которым уничтожил врагов в стране «гипербореев», у "антиподов между двумя солнцами, закатом и восходом…"

Лук и стрелы были сакральными инструментами у многих архаических народов — так, в частности, у евроазиатских шаманов лук и стрела предшествовали в камланиях бубну и колотушке; горизонтальная диагональ на шаманском бубне часто сохраняет название "тетива лука".

На острие стрелы хранится, согласно индусской традиции, душа Брахмы или жизнь Кощея Бессмертного в русских сказках.

В индуизме богом-лучником считается Шива, связанный с эсхатологией (когда он задует в раковину, вселенная рухнет) и огнем. Шива, в отличие от Камы, божества сентиментальной любви, воплощает в себе высший метафизический аспект брака, как соединения мира с Богом, вселенной с ее истоком, и поэтому он убивает Каму, своим третьим глазом.[60] Вообще говоря, это довольно поздняя мифологическая история, несущая на себе следы жреческой рационализации; изначально, разницы между сакральным, метафизическим значением Лука и Стрелы (а соответственно, брака и соединения) и более приземленными реальностями не существовало. Греческий Эрот или индусский Кама были некогда тождественны солнечным лучникам — Аполлону или Шиве, лишь впоследствии и, возможно, в результате смешения различных символических комплексов, эти фигуры разделились.

Надо отметить символизм греческого охотника Ориона, чья история несет на себе явные признаки очень архаического сюжета, связанного с мистерией зимнего солнцестояния. В его истории есть тема Гипербореи (посягательство на жительницу Гипербореи — деву Опис), убийство его стрелой из лука Артемиды, хождение по морю, ослепление и новое обретение зрения после инициатического путешествия навстречу солнечным лучам и т. д. Созвездие Ориона древними египтянами считалось небесной фигурой Озириса, а индусы располагали на этом же участке звездного неба, созвездие mrga-shirsha, самого Шиву.[61]

Все эти сюжеты и культовые ритуалы сопряжены именно с идеограммой Tiu, относятся к мистерии Зимнего Солнцестояния и являются развертыванием древнейшего гиперборейского символизма. Зимнее Солнцестояние вплотную сопряжено с универсальной идеей конца старого и начала нового, с волшебной точкой бытия, когда смерть превращается в воскресение, гибель открывает врата к бессмертию. По модели этого уникального момента Года построены все сакральные мотивы, связанные с наиболее важным моментом всякого цикла — неважно гигантского вселенского (конец мира) или совсем незначительного (конец суток или еще меньшего промежутка времени).