Предисловие к книге В.О. Лихтенштадта «Гете»83

Предисловие к книге В.О. Лихтенштадта «Гете»⁸³

Эта работа написана в Шлиссельбургской каторжной тюрьме, той, которой удостоились при старом порядке самые важные преступники против него; написана в годы злейшей предрассветной реакции: рисовать обстановку, думаю, нет надобности. Автора привело туда крушение первой российской революции. Юному «смертнику» из максималистов казнь была заменена «бессрочной» — этой квалифицированной могилой. Но молодость упорно хотела жить: он думал, учился, работал — усвоил марксистское мировоззрение, знакомился с новейшей философией, переводил, писал. Так возникло это произведение.

Прошли долгие годы. Страшный суд разразился над старым порядком; радостно было возвращение к живой жизни. Но и для новой России суровой воспитательницей явилась эта революция, вместе с великими задачами принесла она мучительную кару за нашу историческую отсталость. Кара воплотилась в потоках крови, в гибельном разорении, а может быть, еще злее для уцелевших работников — в подавляющей тяжести огромного дела, которое было возложено на их плечи. Это определило судьбу автора и в значительной мере — его произведения.

Он был еще молод, глубоко сознавал необходимость учиться, чтобы вполне развернуть свои силы — для того же великого дела; чувство, призвание влекло его к работе мысли, к научному и литературному труду. Ему было предложено вступить в сотрудники Социалистической Академии. Он ответил так: «Это было бы исполнением моей заветной мечты; но теперь это для меня невозможно: жизнь мобилизовала меня, и я должен отдать свои силы советской и партийной работе». Ему почти не удавалось даже урывать минут, чтобы отделывать и заканчивать это свое произведение, которым он очень дорожил и имел полное основание дорожить. Революция дала ему свободу — он отдал свою свободу революции.

Так прошли в надрывающе-напряженном труде не для себя два с половиной года. А затем — смерть на поле битвы…

Задача этой книги — обрисовать научное и философское мировоззрение Гете в его развитии. Гете, один из величайших творцов старой культуры, Гете, олимпиец, счастливый из счастливых мира сего… какое значение имеет он, его духовное развитие для нашей эпохи, ценою жестоких мук сознавшей необходимость иной, новой культуры, эпохи, безумно мятущейся в невиданных противоречиях жизни? Значение большое, глубокое, сложное, которое надо понять.

Новая культура рождается из старой, учится у нее. И всего важнее — учиться творчеству во всех областях жизни и мысли. Выступает самая революционная в истории задача: перейти от стихийного творчества к сознательному, от индивидуального к коллективному. Для решения необходимо исчерпать старые пути творчества; а исчерпать их возможно, только овладев ими до конца. Гете — величайший учитель творчества из всех, какие дает нам прошлое. И не только потому, что он создал так много драгоценного на разных полях своей беспримерно широкой деятельности, но еще больше потому, что пути его подходили всех ближе к новейшей задаче. Возрастающей сознательностью в смысле цели и методов характеризуется его «борьба за реалистическое мировоззрение» и возрастающим пониманием того, что под индивидуальным творчеством скрывается коллективная энергия. Да, он принадлежал к индивидуалистическому миру; но тем выше он поднимается в наших глазах, когда силой гения разрывает оболочки этого мира, когда признает, что для личности невозможна гармония жизни иначе, как в труде для коллективного блага; а еще более, когда свое собственное дело рассматривает, как плод воедино собранных коллективных усилий.

Если первым истинным организатором идей нового мира справедливо считается Маркс, то надо не забывать, что одной существенной, важнейшей чертой своего мировоззрения он обязан Гете. Это та черта, которую автор работы обозначает словом «прагматизм» — термин, испорченный его применением в новейших реакционных школах философии. Знаменитую формулу — «критерий истины есть практика» — Маркс почти прямо взял у Гете, который не раз ее давал и в поэтическом, и в точном философском выражении.

Новая культура стремится к выработке нового человеческого типа, стройно-целостного, свободного от прежней узости, порожденной «дроблением» человека в специализации, свободного от индивидуальной замкнутости воли и чувства, порожденной экономической разрозненностью и борьбою. Гете — один из прекрасных прообразов этого типа будущего, человек наибольшей широты и гармонии духа, какие были достижимы — только для гения — на основе старой культуры. Великий художник, ученый, творчески работавший в самых различных отраслях знания, серьезный и глубокий мыслитель, практик-организатор самого широкого размаха, опять-таки не в одной, а во многих областях жизни — яркое свидетельство о том, до чего может подняться человеческая природа. В нашей борьбе за новый тип оно нужно и дорого нам.

Работа покойного товарища рисует Гете с той стороны, которая дает основу для ясного понимания Гете в целом, — со стороны сознательного оформления человеческой натуры. Что касается изложения, то есть, пожалуй, некоторая незаконченность, недостаточность отделки… да, конечно; мы видели, сколько для этого было объективных оснований. И, правду сказать, не до отделки теперь; да и не так уже она важна.

Дать живой и верный образ гиганта-творца в его борьбе за целостное мировоззрение — это не просто трудная задача; чтобы ее хорошо выполнить, мало самого внимательного изучения, необходимо еще нечто иное, особенное, выражаемое словом «конгениальность». Надо, чтобы все струны великой души находили консонирующий, не искаженный отзвук в том, кто берется изобразить ее. Недаром у нашего автора прорывается иногда ироническое отношение к ученым авторитетам, которых он цитирует, к какому-нибудь консервативно мыслящему английскому джентльмену или немецкому профессору в кантианско-гносеологических очках… Вечно юная, всеобъемлющая, непрерывно созидающая и разрушающая природа Гете действительно гораздо ближе и понятнее пылко стремящейся, полной разносторонних интересов, практически боевой и в то же время глубоко интеллектуальной революционной душе покойного товарища. Отражение Гете, которое дает эта книга, верно не только голой истиной факта, но и той, я бы сказал, художественной правдой, которая вытекает из органически созвучного понимания.

Прекрасна, поучительна в своем ореоле гениальности и счастья фигура любимейшего сына жизни… Но в вынужденном сопоставлении с нею, право же, ничего для нас не теряет и образ ее скромного истолкователя, одного из представителей иной красоты, тех пасынков жизни и все-таки ее избранных, тех рыцарей идеала, о которых наивными словами далекой эпохи сказано:

«Больше сея любви никто же имать, да кто душу свою положит за други своя».

(1920)