Храм информатики

Храм информатики

То, что произошло в приюте, получило широкую известность не потому, что при этом присутствовали представители прессы, а потому, что один санитар сделал несколько фотографий, и передал информацию в газету. После событий в приюте состоялось много других шумных мероприятий и представлений, из которых опишу лишь несколько. С течением времени группа все увеличивалась. Мы налаживали братские связи вопреки разного рода козням. Мы организовывали интересные «круглые столы» на открытом воздухе, на которых проводили дискуссии, касающиеся нашей собственной работы и общественной истории.

По крайней мере один раз в неделю учитель приглашал каких-нибудь анонимов: каменщиков, маляров, скульпторов, работников автозаправочных станций, механиков, мусорщиков, приводил их в наш обширный дом, сажал на ящики из-под фруктов и снимал завесу с некоторых периодов жизни этих людей. Они всегда приятно удивлялись его приглашению. Больше никогда и нигде мы с таким удовольствием не выслушивали правду о реальных трудностях, ожиданиях, мечтах, кошмарах, страстях, разочарованиях человеческих существ, таких далеких от нас и таких близких. Это был уникальный социологический опыт, чудесная профессиональная школа.

Известность учителя росла. Постепенно он превратился в объект пересудов горожан. Некоторые водители машин показывали на учителя пальцем и переговаривались друг с другом: «Это не тот тип, который устроил пробку у здания «Сан-Пабло», «Это не тот тип, который устроил шум в богадельне и в доме для траурных церемоний?» Нормальным людям нравятся разного рода спектакли; пройдет совсем немного времени, как кто-то уже сообщит, что этот человек воскресил мертвого. Один шестидесятилетний господин с гримасой озабоченности на лице узнал учителя, ускорил шаги, догнал нас и остановил. Он, как и мы, назвал его учителем и заговорил:

— Учитель, я тридцать лет проработал на одном и том же предприятии и в последние годы стал креативным менеджером. Когда я начал расти по службе, директор-президент развернул целую кампанию гонений на меня, несправедливых и жестоких. Это были долгие годы унижений. И наконец он меня уволил. Я вложил душу в производство, но был выброшен, как пластмассовый стаканчик, который используют один раз и швыряют в мусорную корзину. Я почувствовал себя униженным, преданным, у меня не было сил для того, чтобы начать все заново на новом предприятии. К тому же руководство предпочитает людей молодых, которые обычно соглашаются на меньшую зарплату. Я день и ночь проклинаю моего бывшего директора. Что мне делать?

У бывшего менеджера тряслись губы. Казалось, что на вершине агонии он получал небольшое облегчение. Учитель посмотрел на нас, потом на него и заговорил:

— Зависть и месть суть феномены, присущие исключительно человеческому виду. Никакой другой вид таких качеств не имеет. Тот человек завидовал вам, потому что вы имели то, чего ему не было дано. Отомстите ему.

Меня эти слова смутили. «За кем я иду? — думал я. — Не он ли проповедует мир и согласие?» Бартоломеу слова учителя понравились. И он, как эхо повторив их, добавил от себя:

— Именно так. Око за око, удар за удар. Отвесьте этому типу хорошую оплеуху.

Димас, услышав предложение учителя, выпятил грудь и поддакнул Бартоломеу.

— Если вам нужен товарищ, который поддержал бы вас в этом деле, то вы его уже нашли, — сказал он и встал в бойцовскую позу.

Краснобай пришел в возбуждение, начал что-то выкрикивать и дергаться в разные стороны, желая показать, что он большой знаток боевых искусств. Оба, как это ни странно было видеть, позабыли об атмосфере встречи и начали шутовски нападать друг на друга. Димас, не желая этого, ударил Краснобая по голове. Тот рухнул на землю, как мешок с картошкой, и потерял сознание. Мы оказали ему первую помощь. Придя в себя, он сказал Димасу:

— Ты мне завидуешь.

Бартоломеу начинал понимать, что удар за удар — дело опасное. Незнакомец, глядя на эту жестокую сцену, не знал, что ему делать, плакать или смеяться. Как бы там ни было, слова продавца грез вдохновили его.

— Как я могу отомстить за свое унижение?

— Убить его, — ответил учитель без колебаний.

Мои ноги стали ватными. Я никогда не думал, что учитель способен сказать такое, и почувствовал, что вот-вот упаду, сердце учащенно билось. Пропагандируя ненависть, этот человек снял с себя маску и показал свое истинное лицо.

— Именно это я и собираюсь сделать. Этот негодяй не имеет права на жизнь. — Но прежде чем сойти со сцены, учитель вскользь коснулся сути своего понимания феномена ненависти.

— Самое действенное отмщение врагу — это простить его. Убейте его внутри себя.

— Как это? — спросил удивленный мужчина.

— Слабые люди уничтожают тело своего врага, сильные — уничтожают образ врага, который носят в себе. Уничтожающие тело — убийцы, а уничтожающие образ своего врага в себе — мудрецы.

Мужчина потерял сознание. Нам пришлось подхватить его и прислонить спиной к ближайшей стене. Учитель снова подошел к незнакомцу, пристально посмотрел ему в глаза и закончил свою мысль:

— Отомстите ему, лишив его покоя успехами на вашем новом поприще. В противном случае он будет преследовать вас всю оставшуюся жизнь.

Мужчина несколько секунд находился в состоянии паралича. Потом собрался и понял, что не имеет права вести себя как жертва, как человек, получивший мощный удар и приходящий во все большую ярость. Он должен был действовать — только иначе. Он долго держал учителя в объятиях, как ребенок, обнимающий своего отца, хотя был намного старше продавца грез. И пошел по пути, в корне отличавшемуся от того, который избрал ранее.

Вдруг я заметил, что под рубашкой у него что-то есть. Это был револьвер. Я пришел в изумление. Этот субъект и в самом деле был готов совершить убийство! И только тогда я понял смысл шокирующего поведения учителя. Никакие пустые советы не остановили бы тогда этого человека, как когда-то ничто не могло заставить меня отказаться от идеи уйти из жизни. Учитель не лишил его намерения мстить, а лишь изменил характер этой мести. «Вот это терапия», — подумалось мне.

Несколько дней спустя в самой богатой части мегаполиса, на проспекте 12 Июля состоялась выставка бытовой электроники. В экспозиции приняли участие более 2500 предприятий. Ожидалось, что выставку посетят сто сорок тысяч человек из ста тридцати стран. Впавшие в эйфорию посетители, как потребители, так и хозяева оптовых и розничных магазинов информатики, говорили о большой стабильности промышленности, которая даже в период экономического кризиса непрерывно развивалась.

Учитель собрался посетить это грандиозное мероприятие; ему хотелось побывать в храме информатики. Мы не понимали, почему он хочет взглянуть поближе на эти машины, поскольку думали, что он никогда не пользовался компьютером.

— Пошли на ярмарку, — пригласил он, не давая никаких пояснений.

Разобидевшись, мы двинулись за ним. Мероприятие было слишком изысканным для людей нашего пошиба. Все-таки мы представляли собой группу нелепых людей в рваных рубашках и кое-как залатанных грязных джинсах. Мы не имели отношения ни к какому предприятию, и, конечно, у нас не было никаких приглашений. Мы были похожи на людей, перенесенных машиной времени из сельской местности начала двадцатого века в сегодняшний, двадцать первый век. Мы даже не могли притвориться уборщиками или грузчиками.

Бартоломеу, пытаясь подбодрить нас, еще раз произнес свою излюбленную фразу:

— Мужики! Давайте прикинемся, что мы «нормальные».

Мы сразу же приосанились, попытались пригладить волосы и идти более твердой походкой.

По дороге Димас положил правую руку на левое плечо Соломона, и они пошли дальше в обнимку. Потом он поддержал ему шею, чтобы она не очень заметно двигалась. Соломон возмутился, высвобождаясь из его объятий:

— Отойди, легкая ручка! Ты имеешь дело с настоящим мужчиной.

— Легкая ручка — нет! Рука Ангела или Святая Рука, — заявил Димас.

— Рука Дьявола, — поправил его Бартоломеу.

Димасу шутка не понравилась. Бартоломеу посмотрел на небо и попытался успокоить его.

— Раньше — Димас. Давным-давно, — добавил он и поспешно отошел, боясь получить оплеуху.

Наша группа была просто несносной. Однако же веселое настроение быстро испарилось, как только мы приблизились к территории ярмарки. Уловив, что нас смущает вся эта помпезность, учитель обратился к нам:

— Вас еще страшит перспектива получить отказ? Напряженная атмосфера все еще пугает вас? Вы еще не поняли, что человек может нанести рану вашему телу, но ему никогда не удастся ранить ваши эмоции, если, конечно, вы этого сами ему не позволите?

Его слова подлили масла в огонь наших переживаний. Мы чувствовали, что обстановка может оказаться, как и погода, неустойчивой, Может пойти дождь, может разразиться гроза. Особенно угрожающим казался вестибюль при входе. Это был превосходный холл с многоцветным фонтаном. Холл украшали многочисленные вазы с розами, гибискусами, маргаритками и тюльпанами.

Вход же был украшен светящимися рекламными щитами основных участников выставки. Посетители попадали на ярмарку по красному ковру, положенному у входа. Для того чтобы попасть внутрь, нужно было предъявить приглашение и удостоверение личности. Помимо этого посетителей обследовали рентгеновскими лучами, а также они должны были пройти через металлоискатель. Мир был небезопасен. В глобальной богадельне слово мало что значило.

Внезапно пришла мысль, что, поскольку я являюсь единственным интеллектуалом в группе, моя безопасность находится под наибольшей угрозой. Я занял место позади всех. Учитель вообще-то не планировал входить непосредственно в выставочные залы. Он хотел остаться в холле и наблюдать за приходящими посетителями. Однако Бартоломеу, демонстрируя необычную энергию, попытался войти, и тут же был остановлен. Вскоре ему навстречу вышли два охранника. Один из них потребовал, чтобы он поднял руки, и начал обследовать его металлоискателем, проводя прибором по всем частям его тела.

Когда он дошел до интимных мест, Бартоломеу закричал:

— Спокойно, братишка! Туда нельзя!

Мы двинулись к Бартоломеу. Учитель попытался успокоить нас и попросил, чтобы мы оставались в стороне от входа. Появились еще охранники. Они внимательно присмотрелись к нам и потребовали пригласительные билеты. Поскольку таковых мы не имели, они начали сканировать нас своими приборами и обыскивать, как сделали это с Бартоломеу. Соломону стало щекотно, и он не позволил себя обследовать. Охранники рассердились и начали прогонять нас из холла, который был общедоступен.

Один из охранников опознал Руку Ангела, бесцеремонно толкнул его и сказал:

— Пошел вон, бродяга.

Когда охранник толкнул Димаса второй раз, тот вытащил у обидчика удостоверение. Тем не менее, упав на пол, он успокоился, поднялся и вернул документ. Это учителю понравилось. Однако охранники прониклись к группе еще большим недоверием.

Эдсон пришел в ярость. Я почувствовал, что если бы он на самом деле обладал сверхъестественной силой, то обратился бы с молитвой к Богу и попросил бы его низвергнуть небесный огонь, дабы уничтожить тех, кто обошелся с нами так плохо. Учитель проявлял подозрительное спокойствие. Можно было подумать, что он заранее спланировал все происходящее. Охранники не только выталкивали нас вон, они еще и насмехались над нами.

— Вы часом не та группа клоунов, которых наняли для того, чтобы веселить публику? — спросил один из них. Остальные рассмеялись.

Мы были похожи на персонажей какой-то кинокомедии или фильма ужасов. Один из охранников толкнул учителя так, что тот чуть было не упал.

— Почему вы нападаете на меня, если я не нападаю на вас? — заговорил он, беря себя в руки. — Что я такого сделал, чтобы спровоцировать ваше насилие?

— Убирайтесь отсюда, шайка заговорщиков! — озвучил один из охранников то, что думали они все.

— Как бы мне хотелось быть миллионером, чтобы иметь возможность дать этим негодяям пинка под задницу, — неожиданно для себя произнес я вслух то, что никогда бы не позволил себе сказать раньше.

Но было поздно, слова уже вылетели изо рта. Впервые в жизни я, убежденный социалист, произнес вслух, что мне очень нравятся деньги. Власть денег соблазнила меня исподтишка, но я никогда не признавался в этом даже себе. Я любил шикарные машины, круизы и удобные дачи для летнего отдыха. Это была тайная любовь. Я порицал «буржуйчиков», летавших на самолетах первым классом, но в глубине души завидовал им. Я питал отвращение к экономическому классу, куда пассажиры набивались, как сельди в бочку.

Поскольку войти внутрь мы не могли, наша группа осталась в стороне от входа в приемном зале. Учитель не падал духом.

— Давайте посмотрим на людей, которые входят на выставку и выходят оттуда. В конце концов, наша сцена — весь мир.

«Посмотреть на людей? Но я предполагал, что мы пришли на выставку, чтобы посмотреть на компьютеры!» — подумал я.

Рука Ангела, предпочитавший вершить свои дела втайне, озвучил свою мысль, обратившись шепотом к группе:

— Думаю, что нам труба.

Он почувствовал, что обстановка для торговли мечтами сложилась неблагоприятная. Вскоре после того как прозвучало это утверждение, я увидел нечто странное. Мимо нас прошел очень хорошо одетый мужчина, похожий на важного руководителя предприятия. Он осмотрел нас с головы до ног и вошел на территорию выставки. На его груди красовался знак группы «Мегасофт», одной из самых крупных на сегодняшний день компаний, занимающихся компьютерами. Случайно перенеся взгляд, я увидел, что этот руководитель остановился, чтобы поговорить с другими посетителями, которые, как мы потом поняли, были переодетыми агентами из группы по борьбе с терроризмом. Разговаривая, он показывал рукой в нашу сторону.

Агенты быстро подошли к нам, и один из них опять потребовал от учителя, чтобы тот назвал себя. У нас он ничего не требовал, а поскольку у учителя документов не оказалось, реакция агентов была моментальной. Один из них ударил учителя. Удар был таким сильным, что прозвучал как взрыв, а сам учитель упал на пол. После чего с криками «Террорист!» они принялись избивать его. Все произошло настолько быстро, что мы некоторое время стояли, словно парализованные. Потом мы попытались защитить учителя и тоже подверглись нападению.

Краснобай еще раз встал в позу знатока боевых искусств и получил такой удар кулаком, что упал без чувств. Я еще никогда не сталкивался с такой жестокостью. С социологической точки зрения в стране слепых одноглазый не король, а жертва избиений. Едва я посмотрел на незнакомца, как понял, что в некоторых случаях предпочтительнее быть слепым.

В возникшей суматохе один из агентов вынул пистолет и приготовился стрелять в учителя. Если бы не трое полицейских, которые, проезжая мимо в своей машине, остановились, чтобы разобраться, что здесь происходит, учитель, наверное, был бы уже мертв. Внимательно осмотрев предполагаемого террориста, один из полицейских, тоже с пистолетом в руке, обратился к агентам.

— Стойте! Я начальник полиции этого района. — Агенты успокоились, а полицейский продолжал: — Я знаю этого человека. Никакой он не террорист.

— У этого человека нет документов. Кто он такой? — потребовал ответа старший агент.

— Ну, он… — начал полицейский, заикаясь и не зная, что сказать. — Он продавец. Разъездной торговец… и для того чтобы окончательно сорвать планы агентов, полицейский пригрозил им:

— Если вы не оставите его в покое, я заведу расследование по факту насилия, совершаемого вами.

Офицер, заступившийся за учителя, был тем самым офицером, который находился на крыше «Сан-Пабло».

Продавец грез запомнился ему навсегда. Выслушав то, что ему было сказано о его отношениях с сыном, полицейский не мог заснуть несколько ночей. Потом офицер следил за деятельностью учителя по газетным материалам.

Я был счастлив, что остался жив, и начал уважать полицию. Учитель, несмотря на то что у него открылось кровотечение, сумел сгладить острые углы возникшей ситуации.

— Они хорошие ребята, произошла ошибка.

К этому времени Бартоломеу пришел в себя.

— Где я? — спросил он.

Вспомнив, что был отправлен в нокаут, и понимая, что ситуация уже находится под контролем, он решил еще раз продемонстрировать свою храбрость.

— Я начинаю нервничать. У меня черный пояс по дзюдо, карате, по бразильской борьбе и по многим другим искусствам. Держите меня, а то дело кончится плохо.

Вместо того чтобы держать Бартоломеу, мы его отпустили. Краснобай поднялся одним прыжком и, поняв, что агенты вот-вот опять схватят его, сказал:

— Я уже успокоился.

Агенты ушли. Несколько секунд спустя ушел и полицейский начальник. Однако, перед тем как уйти, полицейский поблагодарил учителя за те несколько фраз, с которыми тот обратился к нему в момент знакомства.

— Мой сын хотел бы познакомиться с вами.

— Когда-нибудь. Скажите ему, что за мечты нужно бороться.

Мои коллеги пожимали плечами и пытались выяснить у меня, что все это значит. Позднее я пробовал объяснить им то, что объяснить в принципе невозможно. Под правым глазом учителя появился кровоподтек, а в левом углу рта засохла кровь, но он не жаловался. Мы знали, что, следуя за учителем, могли стать предметом насмешек и издевательств, но впервые узнали, что рискуем потерять жизнь.

Меня весьма обеспокоило то, что люди могут переходить из состояния покоя прямо в состояние зверской жестокости. Но что потрясло еще больше, так это то, что призрак агрессивности находился и внутри меня самого. Я знал о своем высокомерии, но ничего не знал о скрытом потенциале насилия. Я был поражен вирусом солидарности и был готов к насильственным действиям против того, кто наносит физические раны учителю. Мне и в голову не приходило, что любовь к ближнему и агрессивность могут сосуществовать в одном обиталище. Я никогда не думал, что война и мир в состоянии уживаться в одном человеке. В потаенных уголках души ласковых и добрых людей могут скрываться настоящие монстры.