Дом ужаса

Дом ужаса

Стараниями основных СМИ последние лекции учителя, в особенности та, что была прочитана на кладбище «Реколета», принесли ему еще большую известность. Местное общество было взбудоражено разговорами о том, что даже предприниматели находились теперь под неизгладимым впечатлением от выступления этого загадочного человека. Вопросы, так встревожившие мое сознание, взволновали и горожан.

Некоторые говорили, что он самый хитрый из всех известных обманщиков, другие отзывались о нем, как о мыслителе, намного опередившем свое время. Были и такие, которые считали его главным возмутителем общественного спокойствия, другие, наоборот, полагали, что он — главный устроитель оного. Кое-кто считал его великим атеистом, другие — носителем не поддающейся пониманию духовности. Некоторые были уверены, что он явился из иного мира, другие, наоборот, признавали в нем одного из немногих людей, еще не потерявших то, что в них было человеческого. А некоторые думали, что к этому человеку либо подходят все перечисленные характеристики, либо не подходит вообще ничего. Его личность, таким образом, стала одной из самых популярных тем дискуссий в барах, ресторанах, кафе и даже в школах. Дискуссии шли на самых повышенных тонах.

По мере роста его славы росли и трудности. Он не давал интервью и не сообщал заранее о своих планах на следующий день, но все равно о них становилось известно, поскольку все его выступления были публичными. Когда нас возмущали репортажи, извращавшие суть его идей, он успокаивал нас: «Свободного общества не существует без свободной прессы. В прессе бывают ошибки, но стоит заткнуть ей рот, как общество окажется в ночи без света, а его коллективный разум потеряет способность говорить».

«Социальная осада» привела к тому, что его фотографировали каждую секунду. Учителю не нравилось быть знаменитостью. Он думал о том, чтобы покинуть либо столицу, либо вообще страну. Думал о торговле мечтами на Ближнем Востоке, в Азии или в любом другом месте, где люди видели бы в нем простого смертного.

Исчезла возможность вести дебаты на небольших площадках. Он был постоянно в центре внимания общественности. Сотни людей собирались, чтобы послушать его. Ему приходилось говорить громче, но все равно задние ряды образовавшейся толпы не всегда понимали, о чем идет речь. Его учение передавалось из уст в уста. Учителю не нравилось участвовать в дискуссиях в закрытых аудиториях или использовать различные средства информации; ему нравилось говорить на открытом воздухе. Одной из причин такого предпочтения было желание предоставить тем, кто не согласен с его мнением, возможность уйти с места встречи.

Наблюдая за ростом популярности учителя, некоторые предприятия захотели, чтобы его имидж ассоциировался с их имиджем, захотели показать перспективным клиентам, что у них инновационные планы, что они не боятся трудностей и вообще непостижимы. Но подобная перспектива бросала его в дрожь. После того как он отказался от многочисленных подарков и предложений взять деньги за использование его имиджа, случилось нечто необычное. Несколько очень хорошо одетых людей из могущественной группы «Мегасофт» встретились с нами без учителя и сделали нам весьма интересное предложение.

Первый контакт состоялся со мной, Соломоном и Димасом. Первым делом они пропели дифирамбы учителю за ту общественную работу, которую он проводит. После его появления в этих краях общество, по их словам, стало более солидарным, более восприимчивым и гуманным. Они добавили:

— Нам известно, что он организует свою жизнь как человек смиренный, что ему не нравится известность, но мы хотим преподнести ему большой сюрприз, устроить его чествование за то, что он сделал для общества. Это чествование не подразумевает вручения ему каких-то материальных ценностей, так как мы знаем, что он их не примет, но мы хотели бы продемонстрировать свою признательность, предоставив ему самый большой крытый стадион, принадлежащий нашей группе, чтобы он мог выступить там перед более чем пятьюдесятью тысячами слушателей. Эта встреча будет показана по телевидению, а затем передачи повторят как специальную программу в лучшее эфирное время на всю страну. Его услышат миллионы людей.

Эти слова нам понравились, хотя и вызвали некоторые сомнения. Однако же предложение руководителей предпринимательского сообщества казалось чистосердечным. А для того чтобы еще сильнее соблазнить нас, переговорщики сказали:

— Пожалуйста, не лишайте нас и общество этой привилегии. Все хотят и должны услышать этого ученого продавца грез. Бесчисленному множеству людей угнетенных, испытывающих беспокойство, замышляющих самоубийство, становящихся наркоманами слова учителя могли бы помочь. Мы настаиваем на этом чествовании, которое станет подарком для народа. Единственное, о чем мы просим, — чтобы он оставался в неведении относительно этих планов. И еще раз повторяем, что хотим преподнести ему большой сюрприз.

Поскольку дело оказалось весьма деликатного свойства, мы поговорили со всей группой. Изучив предложение и представив себе выгоды, которые оно принесет обществу, мы решили, что это было бы неплохо. В конце концов, учителя услышат миллионы. Мы также подумали о том, что настало время публичного чествования учителя. Краснобай и Барнабе восприняли предложение с немалым воодушевлением. Единственным человеком, которому эта идея не понравилось, была Журема, — именно она, держательница акций группы «Мегасофт». Но в конечном итоге она сдалась.

Нам пришлось разработать целую операцию по доставке учителя на стадион. В назначенный день мы проводили его в это грандиозное сооружение. Незадолго до нашего прибытия на место мы обратили внимание на образовавшуюся транспортную пробку и множество людей, проходящих через главные ворота. Когда же мы подошли к служебному входу, учитель что-то заподозрил.

— Зачем нам входить сюда? — спросил он, испытывая некоторое неудобство.

Рассказать ему о готовящемся чествовании мы не могли и попросили молча последовать за нами, мол, мы идем на некое шоу. Поскольку он продолжал задавать вопросы, мы приперли его к стене.

— Во всех наших походах вы неоднократно обращались к нам с просьбами, и мы вас слушались. А теперь просим вас сделать то, что просим мы.

Это было нечто вроде шантажа, так как учитель на самом деле много раз нас слушал и поддерживал в наших начинаниях. Он поддался и молча пошел за нами. Перед входом в ВИП-зал он остановился и спросил:

— Кто подготовил мероприятие?

— Люди, которым вы очень нравитесь. Подождите и увидите сами, — ответили мы, не давая никаких пояснений.

Ответственные работники группы «Мегасофт» находились в особом зале. Здесь был накрыт богатый стол. Стояли фрукты, холодные закуски и соки. Учитель ничего не ел. Он был замкнут, задумчив, углублен в собственные мысли. Мы же набросились на еду как голодные волки. Барнабе схватил огромную гроздь винограда без косточек и, направляя в рот сразу несколько ягод, почти неразборчиво пробормотал:

— Эта шайка — народ толковый.

Бартоломеу, забивший рот тремя кусками салями и двумя кусками ветчины, повторял:

— Мне эти предприниматели нравятся.

Высказавшись, он, страшно фальшивя, запел, чтобы подчеркнуть свою мысль.

Мы подали друзьям сигнал, чтобы они ели молча. Учитель понял: что-то витает в воздухе. Он обеспокоенно посмотрел вверх, словно для того, чтобы отключиться от окружающей обстановки и серьезно подумать. Через двадцать долгих минут пришло время начинать лекцию. Нарядные девушки проводили нас на сцену. Учитель шел по коридорам медленно, тогда как обычно его походка была стремительной.

Прежде чем провести нас на места, организаторы мероприятия, одетые в безупречные костюмы, подошли к группе, чтобы поприветствовать нас. Потом они приветствовали учителя. Их было пятеро. Один из них вел себя как лидер, возможно, это был генеральный директор фирмы, входящей в «Мегасофт». Поздоровавшись с учителем, он пожал ему руку и шутливым тоном сказал:

— Добро пожаловать на стадион. Спасибо за ваши бредовые идеи. У великих людей великие грезы.

Учитель, обычно пребывающий в хорошем настроении, никогда не обижался на то, что его мечты называют бредовыми, но в этот раз, явно испытывая неудобство в царящей здесь атмосфере, окинул взглядом администратора и, вместо того чтобы ответить словами благодарности на приветствие, внимательно посмотрел ему прямо в глаза. Администратор был в растерянности. До того момента учитель, вероятно, все еще верил, что его пригласили на какое-то шоу. После приветствий администраторы расселись в первом ряду партера справа, а нас посадили там же слева.

Над приподнятой частью сцены висел огромный экран восьми метров в высоту и шестнадцати в ширину. На стадионе было еще несколько экранов. Незаметно на подмостках появился церемониймейстер в черном костюме. Он не стал называть ни организаторов, ни корпорацию-спонсора, но взволнованным голосом представил продавца грез. Огромный амфитеатр затих.

— Сеньоры, нам выпала большая честь представить вам человека, самого неоднозначного и творческого из всех, которые появлялись в нашем обществе в последние несколько десятилетий. Человека, не имеющего ни кредитной карточки, ни службы маркетинга, ни денег, ничего не сообщившего о том, откуда он появился, какое у него образование и социальное положение, но тем не менее поразившего общество своим чувством реальности и альтруизмом. Он сумел завоевать признание, которого не могли завоевать многие политики со всем их влиянием на средства массовой информации. Он обрел славу, которой завидуют многие знаменитости. Этот человек — общественный феномен!

В этот момент слушатели прервали ведущего и разразились громом аплодисментов, приветствуя учителя. Мы посмотрели на него и поняли, что он отнюдь не счастлив. Его угнетали похвалы, его, человека, который всегда чувствовал себя уверенно в любых условиях, который обладал превосходной способностью адаптироваться к самым различным ситуациям. Однако то, что он является общественным феноменом, сомнений не вызвало. Мы шли за ним, потому что он был человеком исключительным. А ведущий тем временем продолжал:

— За ним идут и большие, и малые. Его слушают люди никому не известные и важные общественные деятели. Этот человек заставил замолчать левый фланг политики, а ее правый фланг — раскрыть рты от удивления. Все мы вот уже несколько месяцев находимся в полной растерянности. Журналисты, власти и даже простые люди спрашивают: откуда он пришел? что он пережил? каковы наиболее важные страницы его биографии? почему он расшатывает устои общества? какую цель преследует? Ответов у нас нет. Он называет себя простым продавцом грез, разносчиком идей в обществе, переставшем мечтать.

Представив не поддающегося определению человека, за которым мы следовали, ведущий пригласил учителя на подмостки, произнеся некое подобие шутки, заставившей собравшихся улыбнуться:

— С вами продавец кошмаров!

Затем он сообщил, что мы собрались для того, чтобы чествовать его. Учитель, чувствуя себя скованно, поднялся и прошел на середину сцены. Именно тогда я начал понимать, что происходит. Это было так трогательно — продолжительные приветственные аплодисменты зрителей. Мы, его ученики, радостно аплодировали вместе со всеми. Учитель же шевелил губами, говоря: «Я этого не заслужил. Я этого не заслужил». Ему поспешно прикрепили к лацкану пиджака микрофон, а аплодисменты все еще продолжались…

Я не мог поверить, что люди так полюбили человека в старом черном пиджаке с двумя белыми заплатами — одной спереди и другой сзади, в желтой мятой рубашке, с длинными лохматыми волосами и с давно не бритой бородой; человека, который организовывал публичные дискуссии, оставаясь при этом безымянным. Закончив аплодировать, люди ждали, что он скажет.

Стоя на сцене, он посмотрел в сторону организаторов мероприятия, но благодарить их за проделанную работу не стал. Вскоре он сделал несколько шагов и, глядя на многочисленных слушателей, начал свою речь:

— Многие гнут спины перед королями из-за того, что те обладают властью. Другие кланяются миллионерам, потому что те имеют деньги. Есть и такие, которые падают ниц перед знаменитостями, потому что те стяжали славу, а я же с превеликим смирением кланяюсь всем вам. Такого чествования я не заслуживаю.

Аудитория обезумела. Люди снова вставали и аплодировали ему. Они никогда не видели, чтобы человек, которому оказываются почести, так торжественно оказывал бы почести собравшимся. Учитель молча ждал, когда утихнут аплодисменты, чтобы продолжать свою речь. Когда же он начал говорить, ведущий прервал его. Мы не поняли, почему ведущий это сделал, поскольку представление, как нам казалось, уже закончилось, и были удивлены тем, что произошло дальше.

— Сеньоры, прежде чем этот таинственный и умный человек одарит нас своими волшебными словами, я хотел бы воздать ему должное за все, что он сделал для существующей социальной системы.

Тут ведущий вежливо попросил учителя прерваться, чтобы посмотреть необычный фильм, который будет показан на огромном экране стадиона. В этот момент учителю отключили микрофон.

Началась демонстрация фильма. Мы ожидали, что на экране в честь учителя появятся поля, цветы, долины и горы. Но картина была не о весне. С экрана повеяло суровой зимой, но не в прямом смысле этого слова: трагической зимой человеческой психики. На белом полотнище появился главный вход в большое и старое здание медицинского учреждения. Это была не больница общего профиля, а психиатрическая лечебница, одна из немногих, еще остававшихся в регионе. Стены с внешней стороны были окрашены в темно-коричневый цвет с поблекшими пятнами. В стене было много трещин в виде горизонтальных желобков. Здание было трехэтажным, прямолинейной архитектуры, как бы по контрасту с человеческой психикой, непрямой, непредсказуемой, нелогичной. Внешний вид здания отнюдь не радовал глаз.

Вскоре объектив проник внутрь лечебницы, и в его поле зрения попали некоторые ее обитатели. Кое-кто из них разговаривал сам с собой, у кого-то тряслись руки — эти были напичканы медикаментами. Камера продолжала двигаться вперед по коридорам. Показались пациенты, сидевшие на неудобных скамейках, устремив неподвижный взгляд куда-то далеко-далеко или упрятав голову между ног. Ни один из кадров фильма не сопровождался ни голосом, ни музыкальным фоном.

Это нам показалось чрезвычайно странным. Мы подумали, что это какой-то очень плохой художественный фильм.

Камера в руках оператора дрожала, и создавалось впечатление, что съемку ведет любитель. Время от времени показ прерывался, и на экране появлялось лицо учителя, снятое телекамерой стадиона. Он покачивал головой и казался раздосадованным. Мы не знали, что у него сейчас на уме: был ли он больше сбит с толку, чем мы, или воспринимал чествование с какой-то иной точки зрения, которая нам не была доступна, или просто проникся сочувствием к пациентам, которых увидел. Возможно, позднее фильм продемонстрирует, как учитель облагораживает лечебницу своими мечтами, любовью и солидарностью.

Вдруг, подобно тому, как это бывает в фильмах ужасов, послышался крик. Весь стадион был напуган воплем, раздававшимся в лечебнице: «Нет! Нет! Уходи!»

Это был впавший в отчаяние душевнобольной. Сначала оператор показал дверь палаты. Потом эта дверь начала медленно открываться, и в кадре появился интерьер палаты, где находился переживающий мучительные страхи пациент. Он сидел на кровати, закрывал лицо ладонями и не переставая кричал: «Уходи! Уходи из моей жизни!». Пациент был крайне обеспокоен и находился в состоянии неконтролируемой тревоги, пытаясь изгнать монстров, внедрившихся в его сознание. Ладони все еще закрывали его лицо. Он постоянно раскачивался всем телом, как ребенок, играющий в шофера. Больной был одет в белую мятую рубашку с пуговицами, застегнутыми не на те петли. Волосы у него были растрепаны, свидетельствуя о том, что человек совершенно не следит за собой и находится в состоянии самозабвения.

Голос за кадром спросил:

— Что вас так угнетает?

Звук был слабый, но понять разговор было можно.

— Я боюсь! Я боюсь! Помогите! Мои дети сейчас умрут! Помогите мне убрать их отсюда! — кричал, задыхаясь от страха, пациент. Голос за кадром настойчиво требовал ответа.

— Я пришел, чтобы помочь вам. Успокойтесь. Что вас тревожит?

— Я нахожусь в доме, который рушится, — отвечал потрясенный человек. — В доме, который разрушает сам себя. — Вслед за этим больной заговорил с людьми, которых только он мог видеть и слышать. — Нет! Не умирайте! Меня сейчас засыплет! Не оставляйте меня без воздуха!

Люди, собравшиеся на стадионе, сидели молча. Некоторые стали чувствовать нехватку кислорода. Мы тоже сидели так, словно у нас комок в горле застрял. Пациент пояснил, что отдельные детали конструкции начали отчаянно бороться друг с другом. Мы были в полном замешательстве. Никто ничего не понимал. Мы никогда не слышали, чтобы части дома вступали между собой в борьбу.

Это была высшая точка сумасшествия. Не понимали мы и цели, которую режиссер преследовал, показывая хаос в психике этого человека. Не знали мы также, был ли оператор профессиональным психиатром, собиравшимся позднее использовать отснятый материал для анализа заболевания и лечения больного. Может быть, сейчас появится учитель и вылечит этого пациента, думал я.

— Расскажите мне о ваших видениях, — попросил голос за кадром.

Пациент, не отнимая ладоней от лица, сообщил:

— Потолок кричит: «Я самая главная часть в доме! Я его защищаю, защищаю от солнца и бурь!»

Автор фильма, пытаясь получить как можно больше информации о галлюцинациях пациента, продолжал настаивать:

— Расскажите еще. Чем больше вы говорите, тем лучше будете себя чувствовать.

Пациент, согнувшийся в три погибели от страха, воскликнул:

— Произведения искусства оглушают меня! Они протестуют, протестуют без конца!

— Что они говорят?

— «Мы — единственные в этом доме. Мы самые дорогие. Все, входящие через главную дверь, рассматривают нас и восхищаются нами в первую очередь». — Обливаясь холодным потом, пациент попытался изгнать голос, который его оглушал: — Уходи из моего сознания! Оставь меня в покое!

В этот момент я вспомнил самого себя на крыше здания «Сан-Пабло». Я не терял рассудок, меня не преследовали галлюцинации и я не чувствовал себя умирающим, погребенным в фантасмагории подземной тюрьмы вместе с моими детьми. Если я пережил неописуемую драму, то представьте себе скорбь этого человека, который пересек все границы безумия. Его скорбь заставила вздрогнуть и меня, и всех присутствующих на стадионе. Моника, также имевшая опыт спуска в глубокие ущелья духовной нищеты, заговорила испуганно и едва слышно:

— Как может человеческий ум опускаться до такого уровня отчаяния?

Страдание, показанное на экране, было так велико и так овладело нашим вниманием, что мы на какое-то время забыли о том, что делаем на этом стадионе. Учитель оставался посредине сцены, повернувшись к нам спиной. Он внимательно смотрел на экран. Чувства, которые он испытывал, было невозможно определить. Он, надо полагать, соболезновал несчастью, которое показывали на экране с чудовищным натурализмом.

А пациент, сидя лицом к стене, продолжал говорить:

— Никто меня не понимает! Только лекарства дают! — Потом он сообщил о том, что мебель хотела заняться каннибализмом, поедая другие части дома, и прокричал: — Мебель в порыве ярости хочет проглотить произведения искусства! Кричит им: «Я единственная часть обстановки, достойная этого дома! Я обеспечиваю комфорт! Я украшаю!».

Я бросил взгляд на администраторов группы ведущих и заметил, что они улыбаются. Подумалось, что такая реакция на увиденное просто невозможна. Эти морды явно знают, что конец фильма будет счастливым и радостным. Не психопаты же они. Как кто-то может улыбаться, видя несчастье другого?

В финале фильма пациент испытывал настоящий ужас. Из подвала дома слышался самонадеянный, жуткий и властный голос. Оператор, заинтересованный в том, чтобы заснять самые мелкие проявления больной психики пациента, повторил вопрос:

— Кто вас беспокоит?

Пациент повернулся к камере спиной, убрал ладони с лица и оперся ими о стену. Он задыхался; грудь его тяжело вздымалась. Оператор безжалостно настаивал:

— Расскажите об этих привидениях. Это ваш единственный шанс избавиться от этих монстров.

Пациент вернулся к тому, с чего начал.

— Я боюсь! — кричал он. — Я боюсь! Сундук грозится разрушить все! Грозится сожрать всю постройку! Ревет трубным голосом: «Я все финансирую! Я купил вас всех, я дал вам жизнь. Склонитесь пред моим могуществом! Я бог этого дома!»

Дыхание пациента свидетельствовало о том, что он астматик. Я никогда не видел человека в таком плачевном состоянии. Никогда не видел человека, столь нуждающегося в помощи. У меня едва не остановилось сердце. В этот момент, пытаясь выйти из подземной тюрьмы, пациент повернулся лицом к камере и начал безысходно кричать:

— Мы все умрем, погребенные под землей. Я боюсь! Я боюсь! Спасите! Все рухнет.

Поскольку его лицо впервые не закрывали ладони, оператор показал его крупным планом. Лицо пациента, отражающее панический страх, увеличилось до размеров гигантского экрана. Когда мы увидели это лицо, рухнул не его дом, рухнул наш мир. Земля ушла у нас из-под ног. Мы дрожали. Онемели. Были парализованы. Сцена была невероятной, сюрреалистической. Пациентом в фильме оказался наш учитель…

Моя реакция внешних проявлений не имела, внутри же все бушевало. Поддавшись панике, мой внутренний голос вопил: «Этого не может быть! Мы шли за нервнобольным, за психопатом. Это невозможно!» Социологический проект рухнул. Нас провели. Революционный порыв оказался очевидным недугом. Я не понимал, охвачен ли я яростью по отношению к тому, за кем шел, или сочувствием к его беде. Было непонятно, то ли я ненавижу себя, то ли не знаю, куда деваться от стыда.

Аудитория молчала. Так же как и я, люди не могли поверить, что учитель и персонаж фильма — это один и тот же человек, поскольку, несмотря на внешнее сходство, у того, кого мы считали своим учителем, борода была чуть короче. Мои друзья взяли друг друга за руки, желая прервать сон, который им не хотелось видеть.

Ведущий, дабы не оставалось никаких сомнений, жестом велел включить микрофон продавца грез. И, словно председательствуя на суде инквизиторов, спросил:

— Можете подтвердить, что персонаж фильма — это вы?

На стадионе воцарилась тишина. Нам очень хотелось, ну просто очень хотелось, чтобы он сказал «нет». Что это обман, что это его двойник, или, кто знает, может быть, брат-близнец. Но, оставаясь верным своей совести, он повернулся лицом к аудитории, задержал взгляд на группе своих друзей и, прослезившись, ответил без обиняков:

— Это я. Да, это я.

После чего ему сразу же отключили микрофон. В этом не было необходимости, поскольку защищаться он не собирался.

Изобразив на лице издевательскую гримасу, ведущий печальным голосом сказал:

— Сумасшедший.

Потом с удовлетворением покачал головой, повернулся лицом к телевизионной камере, снимавшей мероприятие, и заносчиво продолжил:

— Сеньоры, мы установили личность человека, будоражившего наш славный мегаполис. Установили, откуда взялся тот, кто проникал в сердца тысяч людей. Это ведь настоящий социальный феномен. — Тут он указал пальцем прямо на продавца грез и произнес с сарказмом: — Перед вами самый большой обманщик всех времен и народов. Самый ушлый пройдоха нашего общества. Величайший бунтарь, величайший иллюзионист и еретик нынешнего века. И чтобы продемонстрировать нашу благодарность, мы присваиваем ему почетное звание продавца безумия, кошмаров, мусора, лицемерия и глупостей, созданных нашим обществом.

В этот момент специально приглашенные фотокорреспонденты сделали множество снимков. Очень красивая манекенщица подошла к учителю и вручила диплом. Организаторы продумали все, даже мельчайшие детали. Это было невероятно, но диплом он принял. Принял очень вежливо. Ученики были смущены, зрители — парализованы. Многотысячная толпа молчала.

Мускулы моего лица оставались неподвижными, размышления зашли в тупик, рассудок извергал вопросы: «Идеи, которые мы слышали и которыми восхищались, были порождением больного ума. Как такое возможно? Что я сделал со своей жизнью? Бросился в море грез или кошмаров? Ушел от физического самоубийства и пришел к самоубийству интеллектуальному?»