НЕОБХОДИМОСТЬ РЕЛИГИИ

НЕОБХОДИМОСТЬ РЕЛИГИИ

Среди факторов, которые повлияли и продолжают влиять на формирование судеб рода человеческого, наиболее сильным является тот, чье воздействие мы зовем религией. Религиозный фактор лежит в основе всех социальных институтов, и он же — сильнейший импульс, объединяющий людей. В очень многих случаях узы религии оказываются прочнее расовых, территориальных или даже семейных. Известно, что люди, почитающие одного Бога, исповедующие одну веру, настойчивее и крепче держатся друг за друга, чем члены одной семьи, даже родные братья. Делалось много попыток раскрыть происхождение религии. Древние религии, существующие и поныне, утверждают свое сверхъестественное начало, ведут свой генезис не из человеческого мозга, а откуда-то извне.

В современной науке получили распространение две теории: теория духов и теория эволюции идеи Бесконечного.[111] Одни ученые считают началом религиозной идеологии поклонение предкам, другие берут за начало персонификацию сил природы. Человек желает сохранить память о предках и верит, что они продолжают жить после физической смерти, он заботится о пище для них, и, в известном смысле, он им молится. Понемногу эти верования выросли в религию.

Изучая религии Египта, Вавилона, Китая, народов Америки и других, мы ясно видим, что начало им было положено культом предков. В основе верований древних египтян было представление о душе как двойнике: в теле каждого человека жил другой, очень на него похожий, когда человек умирал, двойник покидал тело, но продолжал жить. Однако жил двойник лишь до тех пор, пока оставалось сохранным мертвое тело, почему египтяне и проявляли такую заботу о трупах. Для их сбережения возводились гигантские пирамиды, ибо любое повреждение тела немедленно сказывалось и на двойнике. Совершенно очевидно, что здесь мы имеем дело с поклонением предкам. Идею двойника мы обнаруживаем и в Вавилоне, с некоторым, однако, отличием: двойник полностью утрачивает чувство любви, он пугает живых, заставляя давать ему пищу и всячески помогать ему. Двойник даже собственных детей и жену больше не любит. Следы культа предков есть и в религии Древней Индии, что же касается Китая, то там поклонение предкам есть не только основа религии, но и ее нынешнее содержание во всей этой огромной стране. Собственно говоря, культ предков и является единственной религией, распространенной в Китае. Все это как будто подтверждает точку зрения сторонников теории культа предков как начальной стадии религии.

С другой стороны, есть ученые,[112] которые доказывают примерами из древнеарийской литературы, что религия произошла от поклонения силам природы.[113] Хотя Индия изобилует свидетельствами существования культа предков, в древнейших источниках о нем нет упоминаний, и современные исследователи склоняются к теории обожествления природы. Кажется, что человеческий ум так и старается заглянуть за завесу. Восход солнца, вечер, наступление ночи, ураган, ошеломляющие, гигантские силы природы, ее красота — все это притягивает ум, который стремится понять их. Стремясь проникнуть в их суть, человек наделяет явления природы человеческими качествами, наделяет их душами и телами, иногда прекрасными, иногда трансцендентными. И все это приводит к тому, что явления природы превращаются в абстракции, персонифицированные или неперсонифицированные. То же самое происходило и с древними греками: вся их мифология — это абстракция обожествленных сил природы; и то же самое можно сказать о древних германцах, о скандинавах, обо всех других арийских народах. Иными словами, как будто подтверждается и точка зрения сторонников теории происхождения религии от персонифицированных сил природы.

Обе точки зрения, несмотря на их кажущуюся противоречивость, могут быть соединены на основе того, что мне представляется подлинным зародышем религии и что я назвал бы стремлением преодолеть ограниченность чувственных восприятий. Либо человек отправляется на поиски духов своих предков, духов умерших, желая понять, что происходит после смерти тела, либо стремится проникнуть мыслью в механизм действия могущественных сил природы. В любом случае он пытается преодолеть границы мира чувственных восприятий. Они не удовлетворяют его, он хочет узнать, что за ними. В этом нет ничего таинственного. Мне кажется вполне естественным, что началом религии могли стать сны: во сне и через сон человек мог прийти к идее бессмертия. Разве сон не прекрасное состояние? Как нам известно, дети и люди неискушенные не делают большой разницы между сновидениями и явью. Что может быть естественнее, чем в силу естественной же логики задуматься над тем, что во время сна, когда тело выглядит мертвым, ум продолжает действовать? А коли это так, то не просто ли прийти к заключению, что, когда тело погружается в смертный сон, все равно что-то продолжает действовать? Мне это представляется более естественным объяснением сверхъестественного; отталкиваясь же от идеи сна и смерти, человеческий ум продвигается ко все более высоким концепциям. Конечно, со временем большая часть человечества осознала, что сновидения не подтверждаются явью, что во сне человек не получает новую жизнь, а просто воспроизводит опыт бодрствования.

Но поиск уже начат, и этот поиск обращен вовнутрь человека. По мере все углубляющегося исследования различных состояний ума человек обнаружил состояния и более высокие, чем сон или бодрствование. Речь идет о таком признаваемом всеми организованными религиями мира состоянии, как экстаз или прозрение. Основатели этих религий, пророки или посланники Бога, испытывали состояния, которые нельзя назвать ни сном, ни бодрствованием и которые открывали им доступ к новой категории явлений, относящихся к тому, что именуется царством духа. Восприятия в этом состоянии обретали интенсивность, неизвестную нам в повседневной жизни. Взять, например, брахманизм.[114] Считается, что Веды были написаны риши — мудрыми людьми, осознавшими определенные факты. В дословном переводе санскритское слово «риши»[115] означает «увидевший мантры» — мысли, изложенные в ведических гимнах. То были люди, которые заявили, что осознали — или прочувствовали, если позволительно сказать так о сверхчувственном явлении, — определенные факты, затем изложенные ими. Примерно то же заявляют зачинатели иудаизма и христианства.

Исключение составляют разве что буддисты некоторых сект,[116] получивших распространение на юге. Возникает вопрос: если буддисты не верят ни в Бога, ни в душу, как могла эта религия произойти от сверхчувственного восприятия? Дело в том, что и буддисты утверждают существование извечного морального закона, который нельзя объяснить в рамках нашего мира. Будда обнаружил его, открыл, находясь в сверхсознательном состоянии. Те из вас, кто знаком с жизнеописаниями Будды, хотя бы с таким кратким, как в прекрасной книге «Свет Азии»,[117] помнят, что Будда изображается сидящим под священным деревом бодхи,[118] в сверхсознательном состоянии. Именно таким путем, а не интеллектуальными умозаключениями пришел он к своему учению.

Иными словами, все религии утверждают факт огромной значимости: человеческий ум в определенные моменты способен подниматься не только выше чувственных восприятий, но и выше логических построений. Выйдя на этот уровень, он сталкивается с фактами, которые не могли быть восприняты чувствами и не могли быть осознаны логическим путем. Эти факты и лежат в основе всех религий мира. Мы, без сомнения, вправе подвергнуть их проверке разумом. Тем не менее все религии на свете приписывают уму удивительную способность преодолевать ограниченность чувственных восприятий, равно как и ограниченность разума. Религии выдвигают на первый план эту способность как факт.

Помимо вопроса о том, в какой степени справедливы утверждения религий, мы обнаруживаем черту, общую для них всех: речь идет о чем-то абстрактном, скажем, по сравнению с конкретностью физических открытий. В религиях высокоорганизованных эти абстракции приобретают чистейшую форму Единой Абстракции — либо в виде Абстрактного Присутствия, либо Вездесущего Существа, либо Абстрактной Личности, называемой Богом, либо Морального Закона, либо, наконец, Абстрактной Сути, пронизывающей собою все.

В последнее время наблюдаются попытки создания религии, которая обошлась бы без сверхчувственных открытий, но дело кончается тем, что все новые религии обращаются ко все тем же древним абстракциям, но под новыми именами: «Моральный Закон», «Идеальное Единство» и т. д. Это может лишь служить подтверждением тому, что абстракции имеют внечувственную природу. Никому из нас не доводилось видеть Идеального Человека, однако нас призывают верить в него. Никому не доводилось видеть и совершенного человека, однако без идеала невозможно двигаться вперед. Тем не менее факт налицо: сколь бы ни были различны религии, они все содержат в себе Идеальную Абстракцию, будь то персонифицированный идеал или неперсонифицированное существо, закон, присутствие или суть. Мы постоянно стремимся возвыситься до этого идеала. Человек, кем бы он ни был, где бы ни жил, имеет некий идеал безграничной силы. Каждый человек имеет некий идеал беспредельного наслаждения. Большая часть деятельности, наблюдаемая нами, как раз и направлена или на достижение безграничной власти, или на достижение беспредельных наслаждений. Есть немногие, кто достаточно быстро начинает понимать, что, как бы они ни рвались к безграничной власти, она недосягаема в мире чувств. И так же быстро начинают понимать, что в мире чувств невозможно беспредельное наслаждение. Иными словами: чувства слишком ограниченны, тело слишком ограниченно, чтобы выразить Бесконечное. Бесконечное не может выявиться через конечное, человек рано или поздно осознает это и отказывается от таких попыток. Вот этот отказ, отречение от попыток и есть начало всякой этики. Отречение составляет фундамент этики. На свете нет этического кодекса, который не был бы построен на отречении.

Этика всегда учит: не я, но ты. Ее девиз: не «я», а «не-я». Закон этики гласит: необходимо отречься от тщеты индивидуализма, за который цепляется человек в попытке достичь через чувства бесконечной силы или бесконечного наслаждения. Надо себя ставить на последнее место, а других — перед собой. Чувства требуют: сначала я! Этика диктует: удержаться и быть последним. Таким образом, все этические кодексы основаны на самоотречении, их цель не конструкция индивида, но его деструкция на уровне материального существования. Бесконечное никогда не выразит себя в материальном мире, это невозможно и немыслимо.

В поисках более глубокого выражения Бесконечного человек поэтому должен выйти за пределы материального и подняться в иные сферы. В этом смысл всех этических законов, центром которых при всем их разнообразии является принцип самоотрицания. Идеал этического поведения — полное освобождение от эгоизма. Обычно люди настораживаются, когда им говорят, что они должны отказаться от своей индивидуальности, их это пугает. Одновременно те же люди поддержат высочайшие идеалы этики, не задумываясь над тем, что их воплощение предполагает не укрепление индивидуализма, а его разрушение.

Принципами полезности[119] объяснить этические взаимоотношения между людьми невозможно уже потому, что ни один этический закон не вытекает из соображений пользы. Не может быть этики, не освященной, как говорится, свыше или, как предпочитаю говорить я, не воспринятой сверхчувственным путем. Не может быть идеала без стремления к Бесконечному. Ни одна система, нацеленная на ограничение людей законами одного общества, неспособна дать объяснение этическим законам человечества. Сторонник полезности желает, чтобы мы отказались от тяги к Бесконечному, от поисков доступа к Сверхчувственному как от непрактичных и абсурдных затей, но в то же самое время требует, чтобы мы вели себя по законам этики и трудились на благо общества. С какой стати мы должны трудиться на благо? Творить добро — это вторичное соображение. Нам нужен идеал, этическое поведение не самоцель, но средство для достижения цели. Если же цели нет, то зачем нам этическое поведение? Почему я должен делать добро для другого, почему не причинить ему зло? Если цель человечества — счастливая жизнь, почему бы мне не позаботиться о собственном счастье за счет несчастья других? Что мне мешает? Кроме того, утилитарность — понятие слишком узкое. Современные социальные формы почерпнуты из нынешнего состояния общества, но что дает стороннику утилитаризма право утверждать, будто общество в будущем не изменится? Многие века назад общество не существовало в таком виде, возможно, через столетия оно станет совсем другим. Вероятнее всего, мы живем в переходный период, эволюционные процессы развиваются, ни один закон, принятый только на основе социальной практики, не может быть вечным законом и не может соответствовать всему, что есть в природе человека. Теории сторонников утилитаризма способны в лучшем случае действовать в современных социальных условиях. За пределами этого они бессмысленны. Что же касается морали, этического поведения, основанного на религии и духовности, то это соответствует всей природе бесконечного человека. Такая мораль включает в себя индивидуальность, но в соотношении с Бесконечным, включает в себя общество, ибо что есть общество, если не совокупность сгруппированных индивидуальностей. Раз индивид рассматривается в связи с Бесконечным, то это же относится и ко всему обществу. Таким образом, мы видим, что религия всегда будет нужна человечеству. Духовность необходима, человек не может жить только материальным, как бы приятно это ему ни было.

Часто говорят, что преувеличенное внимание к духовности нарушает практические взаимоотношения людей. Еще во времена китайского мудреца Конфуция было заявлено: давайте заботиться об этом мире, а когда мы с ним покончим, тогда и позаботимся о мире ином.[120] Совершенно правильно, об этом мире заботиться необходимо, но если чрезмерное внимание к духовности вредит в какой-то мере практическим делам, то сосредоточение на одних практических делах мешает нам и в этом мире, и в мире ином. Мы ограничиваемся материальным. А человек должен рассматривать как свою цель не природу, а нечто более высокое.

Человек остается человеком до тех пор, пока стремится подняться над природой, как над природой собственной, так и над окружающей его. Это включает в себя не только законы, по которым действуют частицы материи вне и внутри нас, но и куда более тонкую субстанцию в нас, которая по сути является той силой, что воздействует на природу вне нас. Это великолепно — покорение природы вне нас, но еще лучше подчинить себе себя. Это прекрасно — знать законы движения звезд и планет, но еще лучше знать законы, управляющие страстями, чувствами, волей человечества. Завоевание внутреннего мира человека, исследование тайн работы его ума и познание его удивительных секретов — дело одной только религии. Обыкновенный человек устроен так, что ему хочется ориентироваться на грубо материальные факты. Обыкновенный человек не в силах понять тонкого. Правильно замечено, что толпа восхищается львом, убившим стадо овец, ничуть не задумываясь над тем, что сиюминутная победа льва означает гибель овец. Толпу восхищает лишь проявление физической силы. Неискушенный человек воспринимает только внешнюю сторону явлений и радуется этому. Но в любом обществе находятся люди, которым не чувства доставляют радость, а то, что за их пределами, этим людям изредка удается уловить проблеск чего-то более высокого, чем материя, и они устремляются к этому. Если читать историю между строк, мы убедимся, что взлет нации всегда связан с увеличением числа таких людей, а спад наступает, когда тяга к Бесконечному, сколь ненужной ни находили бы ее сторонники утилитаризма, прекращается. Иными словами, духовность есть источник силы нации, нация начинает умирать, когда духовность приходит в упадок, а материализм переходит в наступление.

Итак, помимо фактов и истин, которые нам преподносит религия, помимо утешения, которое мы можем в ней найти, религия как наука, как исследование является лучшим и самым здоровым упражнением для человеческого ума. Это стремление к Бесконечному, эта борьба за познание Бесконечного, старания выйти из ограниченности чувственных восприятий, как бы вырваться из материи и пробудить в себе духовного человека, эти непрекращающиеся усилия слиться с Бесконечным — все это само по себе есть самое великое, на что способен человек. Есть люди, которые самое большое удовольствие получают от еды, никто не вправе укорять их. Другие получают удовольствие от накопительства — и тоже не заслуживают укора. Со своей стороны и они не имеют права осуждать тех, для кого наибольшая радость — стремление к духовности. Чем ниже организован человек, тем больше удовольствия получает он через органы чувств. Но не много отыщется людей, которые поглощали бы мясо с таким наслаждением, как волк или собака. Однако у собаки или волка и нет других радостей, кроме чувственных. Люди, примитивно устроенные, в любой стране предпочитают чувственные удовольствия, в то время как люди культурные и образованные тяготеют к философии, искусствам и науке. Духовность представляет собой еще более высокий уровень, самый высокий, поскольку духовность неисчерпаема и доставляет человеку, способному оценить ее, наивысшее наслаждение. Таким образом, следует культивировать в себе склонность к религиозным размышлениям, даже с чисто утилитарной точки зрения, ибо именно они дают наибольшую радость. Я лично считаю, что размышления о религии совершенно необходимы.

Можно судить о степени этой необходимости по результатам. Нет более сильной мотивации для человеческого ума, чем религия, и только духовный идеал способен вдохнуть в человека столько энергии. Весь исторический путь, пройденный человечеством, убеждает нас в этом, как и в том, что идеал не утратил свою привлекательность и сегодня. Я не отрицаю того, что люди могут быть и добрыми, и высокоморальными из чисто утилитарных побуждений, можно привести немало примеров этого. Но те, кто движет миром, кто как бы дает миру огромный заряд магнетизма, чей дух воспламеняет духовным огнем сотни и тысячи других, — эти люди неизменно бывают движимы духовностью. Их побудительная сила — религия, которая есть величайшая мотивация для освоения той беспредельной энергии, которой от природы наделен человек. Религия несет в себе громадную побудительную силу самовоспитания, обращения к добру и величию, труду на благо для других и для собственной души, и именно под этим углом зрения она должна рассматриваться. Религия должна быть свободна от узости, ограниченности и воинственности. В наше время религия требует более широкого подхода, чем прежде.

Сейчас нужно отказаться от сектантства и национализма в вопросах религии. Представление о том, что всякое племя или страна должны иметь собственного Бога и отрицать иные веры, — суеверие, которое надо оставить в прошлом.

По мере расширения круга наших знаний должен расширяться и наш взгляд на духовность. Уже сейчас человек не может высказать мысль, которая не облетела бы весь мир, уже сейчас физические средства позволяют нам соприкоснуться со всем миром, поэтому религия будущего мира должна быть столь же универсальной, столь же широкой.

Религиозные идеалы будущего должны включать в себя все великое и прекрасное, что существует в мире, открывая в то же время неограниченные возможности для дальнейшего развития. Должно сохраниться все лучшее из прошлого, и врата должны быть широко распахнуты, чтобы добавлялось к этой сокровищнице в будущем. Религии должны быть всеобъемлющими; в них не может быть места для пренебрежительного отношения к иной вере, проповедующей иной божественный идеал. За свою жизнь я повидал немало людей большой духовности, немало людей большой разумности, которые вообще не верили в Бога в общепринятом смысле. Возможно, они поняли Бога гораздо лучше, чем когда-либо сумеем понять мы с вами. Идея Бога как Личности, Бога как Безличного, как Бесконечности, как Морального Закона или как Идеального Человека — все равно все это входит в понятие религии. При широком подходе к религии ее способность творить добро тысячекратно возрастет. Религии, обладающие такой огромной силой, часто приносили миру больше бед, чем блага, лишь по причине узкого и ограниченного взгляда на них.

Даже в наши дни существует множество сект и обществ, идеалы которых созвучны, но, поскольку одни не желают представлять их точно таким образом, как другие, между ними происходят распри. Нужен более широкий подход, религиозным идеям предстоит стать универсальными, свободными, беспредельными, и только тогда человечество познает все их возможности, ибо сила религии едва-едва начинает проявлять себя в нашем мире. Иной раз говорят, будто религии отмирают, будто религиозные идеи утратили свою привлекательность. Мне кажется, что они только начали развиваться. Сила религии, освобожденной от узости и предрассудков, начнет сказываться на всех сторонах человеческой жизни. Пока религия была прерогативой немногих избранных, корпуса священнослужителей, ее местом были храмы, церкви, книги, догмы, церемониалы, формы и ритуалы. Когда же мы придем к универсальной, подлинной, духовной концепции, тогда, и только тогда, религия наполнится жизнью и реальностью, а это и есть ее настоящая природа. Она будет жить в каждом нашем движении, проникнет во все поры нашего общества и станет источником большего добра, чем когда бы то ни было ранее.

Нужно только одно — братство различных религий, ибо они все живут и угасают вместе, братство, построенное на взаимном почтении и уважении, а отнюдь не снисходительное, покровительственное, скупое изъявление доброй воли, к сожалению весьма распространенное в наши дни.

В первую очередь нужно братство между направлениями религиозной мысли, основанной на исследовании ментальных явлений, к прискорбию и по сей день предъявляющих претензии на исключительное право именоваться религиями, и теми направлениями, которые, фигурально говоря, головой уходят в небесные тайны, но неспособны оторвать ноги от земли: я имею в виду так называемую материалистическую науку.

Чтобы достичь гармонии, и тем и другим придется идти на уступки, подчас довольно серьезные и, прямо скажем, весьма болезненные, но в результате этих жертв обе стороны выиграют и приблизятся к истине. В конечном счете знание, ограниченное временем и пространством, соединится со знанием, ничем не ограниченным, недоступным ни уму, ни чувствам, — с Абсолютом, с Бесконечным, с Единым.