Глава 20 ДЕРЕВО НА ГОРЕ

Глава 20

ДЕРЕВО НА ГОРЕ

Бродя по [склону] горы, Чжуанцзы увидел огромное дерево с пышными ветвями и листвой. Лесоруб остановился около дерева, но [его] не выбрал.

— Почему [его не рубишь]? — спросил Чжуанцзы.

— Ни на что не годно, — ответил Лесоруб.

— Дерево негодное, а поэтому может дожить до своего естественного конца, — заметил Чжуанцзы, спустился с горы и остановился в доме старого друга.

От радости друг велел мальчишке-рабу зарезать гуся и сварить.

— Разрешите узнать, — спросил мальчишка, — какого из гусей резать: того, который может петь, или того, который не может?

— Режь того, который не может петь, — ответил хозяин. На другой день ученики спросили Чжуанцзы:

— Дерево на горе, [которое вы видели] вчера, может дожить до своего естественного конца, так как [ни на что] не годно. А сегодня смерть грозит гусю хозяина, который [ни на что] негоден. Как бы [Вы], Преждерожденный эту [годность] определили [для себя]?

— [Я], Чжоу, поместился бы между годным и негодным. [Сказав] между годным и негодным, как будто определил, а [на самом деле] нет. Поэтому неизбежны и затруднения. Но [все] иначе, если парить и странствовать, оседлав природные свойства. [Подобно] то дракону, то змее, без славы и хулы, развиваться вместе со временем, не соглашаясь предаться [чему-либо] одному. То вверху, то внизу, с мерой [лишь] в гармонии парить и странствовать у предка [всей] тьмы вещей, как вещь [рядом!] с вещью, а не как вещь для вещи. Откуда же тогда возьмутся затруднения? Таковы были Желтый Предок и Священный Земледелец. Иначе обстоит [дело с теми, кто] говорит о [всей] тьме вещей, об отношениях между людьми: единое разделяют, созданное разрушают, честных унижают, почитаемых низвергают, деятельным [несут] неудачи, добродетельных [стремятся] перехитрить, бесполезных — обмануть. Разве тогда не обязательны [затруднения]? Увы! Запомните это, ученики! Вам [остается] лишь одно — область природных свойств!

[Удалец] с Юга от Рынка, Обязанный к Черной Работе, {1} увиделся с лусским царем. Царь Лу выглядел печальным и [Удалец] с Юга от Рынка спросил:

— Почему [Вы], государь, выглядите печальным?

— Я изучал путь прежних царей, — ответил царь Лу, — совершенствовался в делах предков-правителей, я почитал души предков, уважал добродетельных. Осуществлял это с любовью, беспрерывно и все же не [сумел] избежать беды. Вот и печалюсь.

— Плохие у [Вас], государь, средства, избавляющие от беды, — сказал [Удалец] с Юга от Рынка. — Ведь вот пушистая лисица и пятнистый барс живут на горах, в лесах, залегают в пещерах на отвесных скалах — [таков их] покой. Ночью охотятся, днем не выходят — [таков их] запрет. [Они] сдерживаются и прячутся; несмотря на голод и жажду, все же должны добывать себе пищу вдали [от людей] на реках и озерах, — [таков их] закон. И все же не [умеют] избежать беды — сетей и ловушек. В чем их вина? [В том, что] беду им приносит собственная шкура. Не представляет ли ныне царство Лу шкуру царя {2}? Мне хочется, чтобы государь содрал с себя [эту] шкуру, омыл сердце, отказался от страстей и [отправился] странствовать по безлюдным местам. На юге Юэ есть община, которая называется царством Утвердивших свойства {3}. Народ там прост и невежествен. Люди почти лишены корысти и страстей. Умеют трудиться, но не умеют прятать; дают, не требуя возврата, не ведают ни долга, ни обрядов; действуют бездумно, ступают свободно. При рождении они могут радоваться, при смерти их могут похоронить. Мне хотелось бы, чтобы [Вы], государь, покинули [свое] царство, отказались от пошлого и стали действовать, опираясь на путь.

— Разве сумею? — спросил царь. — Дорога туда далека и опасна, там и горы и реки, а у меня нет ни лодки, ни повозки.

— Не гордитесь телом, не тоскуйте о жилище, [пусть] станут [им для Вас] лодка и повозка, — ответил [Удалец] с Юга от Рынка.

— Дорога туда далека и неведома, там нет людей, — сказал царь. — Кто же станет моим соседом? У меня нет зерна, мне нечего будет есть, как же я туда доберусь?

— Сократите свои расходы, умерьте свои желания и удовлетворитесь, даже если не будет зерна, — ответил Удалец с Юга от Рынка. — Переходите, государь, реки, плавайте по морям, поглядите на них и не увидите берегов, чем дальше, тем меньше будете знать, где им конец. Все те, кто [Вас], государь, проводит до берега, вернутся. И только [Вы], государь, будете от [всего] этого далеки. Ибо тот, кто владеет людьми, обременен; тот, кем люди владеют, опечален. Поэтому-то Высочайший и не хотел ни владеть людьми, ни подчиняться людям. Мне хочется освободить [Вас], государь, от бремени, избавить [Вас], государь, от печали, чтобы [Вы] один вместе с путем странствовали в царстве Великой пустоты. [Когда] на переправе пустая лодка толкнет другую, не разгневается даже вспыльчивый. [Если же] в [толкнувшей] лодке окажется человек, то наберет воздуха и крикнет погромче. Крикнет раз, а [тот] не услышит, так крикнет в другой раз. [Снова] не услышит, так крикнет и в третий — тут уже непременно добавив словцо покрепче. Прежде не гневался, а теперь разгневается; прежде [думал, что] пустая, а теперь [узнал, что] занята. Но разве можно повредить тому, кто, сумев очиститься от самого себя, странствует по свету?!

Расточительный из Северного Дворца {4} [по поручению] вэйского царя Чудотворного собирал пожертвования на колокола для алтаря за воротами [столицы] царства, и за три луны собрал на весь подбор <восемь колоколов> с высоким и низким [тоном]. Увидел его царский сын Завидующий Счастливцу {5} и спросил:

— Не нашел ли ты какого-нибудь секрета?

— Ничего не смел искать, — ответил Расточительный. — Был поглощен лишь одним [— колоколами. Я], Расточительный, слышал, что в резьбе и полировке следует возвращаться к безыскусственности. [Держался] просто с теми, кто не имеет знаний; неопределенно с теми, кто медлил и сомневался. Всех без различия встречал, когда приходили, провожал, когда уходили; приходивших не прогонял, уходивших не задерживал. Дерзким потакал, с лукавыми соглашался, поэтому они сами отдавали все, [что могли]. И так собирал с утра до вечера, [никого] ни на волос не обижая. Тем более [должен так поступать] следующий за великим путем!

Конфуций, осажденный между Чэнь и Цай, семь дней оставался без горячей пищи, и к нему пришел выразить сочувствие Несущий Бремя Беспристрастия {6}.

— Ты чуть не погиб? — спросил [он Конфуция].

— Да! — ответил Конфуций.

— Боишься смерти? — Да!

— Я попытаюсь рассказать о пути, [на котором] не бывает смерти, — сказал Несущий Бремя Беспристрастия. — На Восточном море есть птица, имя ей — Забывчивая {7}. Эта птица летает медленно, невысоко, будто немощная. Подтолкнут, поддержат — полетит, заставят — сядет, не смеет ни опередить, ни отстать; не решается первой пробовать пищу, подбирает непременно [лишь] остатки. Поэтому ее не гонят из стаи, никто вне [стаи] из людей не может [ее] погубить, и так [она] избегает беды. [Ведь] первым срубят дерево прямое, первым осушат колодец со сладкой водою. Ты же задумал — приукрашивать [свои] познания, чтобы удивить невежд; очищаться самому, чтобы осветить грязь [других]; сверкать, будто поднимаешь солнце и луну. Поэтому и не избежал [беды]. Когда-то я слышал, как человек высокосовершенный сказал: «Восхваляющий самого себя лишается заслуг {8}; заслуги признанные идут к упадку; имя прославленное идет к закату». Тот, кто сумеет отказаться от признания, от славы и вернуться к людям, станет распространять учение и жить скрытно, [тот] обретет [природные] свойства и не назовет места своего жительства. Чистый и обыкновенный, похожий на лишенного разума, [он] не оставляет следов [деяний], отказывается от власти; не действует ради признания и славы, поэтому не порицает людей, и люди [его] также не порицают. О настоящем человеке [никто ничего] не слышит. Чему же ты обрадовался? — спросил Несущий Бремя Беспристрастия.

— Как хорошо! — ответил Конфуций. — Отказаться от своих друзей, оставить своих учеников, бежать на огромные болота {9}, одеваться в шкуры и грубые ткани, питаться желудями и каштанами. Войдешь к диким зверям и не потревожишь стада, приблизишься к птицам и не вспугнешь стаи. А если не испугаются птицы и звери, то еще менее — люди!

Конфуций спросил Учителя с Тутового Двора {10}: — Почему [я претерпел столько несчастий]? Меня дважды изгоняли из Лу, [на меня] свалили дерево в Сун, [я] заметал следы [при бегстве] из Вэй, терпел бедствие в Шан и Чжоу, был осажден между Чэнь и Цай. [Пока] я переживал эти несчастья, родные и друзья все более [от меня] отдалялись, ученики и последователи все более разбегались.

— Разве ты не слышал о беглеце из Цзя {11}? — спросил Учитель с Тутового Двора. — [Тогда] Вернувшийся из Леса бросил свои нефритовые регалии ценой в тысячу золотых и бежал с младенцем-сыном на спине. Некто спросил: «Почему [взял сына], он дорого стоит?» [Вернувшийся из Леса ответил]: «Недорого». «Меньше хлопот?», — [спросил некто]. «Хлопот с младенцем много», — [ответил Вернувшийся из Леса]. «Почему же [Вы] бросили нефритовые регалии ценой в тысячу золотых и бежали с младенцем-сыном на спине?» «Одно связано с выгодой, а другое — с естественными узами», — ответил Вернувшийся из Леса.

Соединенные выгодой бросают друг друга в бедности, в бедствии, в несчастии, в смерти; соединенные естественными узами сближаются в бедности, в бедствии, в несчастии, в смерти. [Различие] между теми, кто сближается друг с другом, и теми, кто бросает друг друга, очень велико. К тому же связи государей пресны, как вода, связи малых людей сладки, как молодое вино. Государь и в близости пресен, малый люд и в разлуке сладок. Тот же, кто без причины сближается, без причины и расстается.

— Почтительно выслушал [ваше] повеление! — сказал Конфуций и пошел к себе медленно, будто кружа. Прекратил обучение, отказался от преданий, не допускал к себе учеников, и любовь их [к нему] усилилась.

На другой день Учитель с Тутового Двора [ему] сказал:

— Перед смертью Ограждающий наказал Молодому Дракону: «Остерегайся! В [телесной] форме лучше всего согласие, а в чувствах лучше всего естественность. В согласии не расстаются, в естественности не утомляются. Не расставаясь и не утомляясь, не станешь искать красоты в обхождении с [телесной] формой. Не станешь искать красоты в обхождении с [телесной] формой, — конечно, не [понадобится и] обхождение с вещами».

В заплатанной одежде из грубого холста, в сандалиях, подвязанных веревкой, Чжуанцзы проходил мимо царя Вэй.

— Как очутились [Вы], преждерожденный, в столь стесненном положении? — спросил государь.

— Это не стесненное положение, а бедность, — ответил Чжуанцзы. — Убогая одежда, стоптанная обувь, это бедность, а не стесненное положение. Стеснен тот муж, который, обладая естественными свойствами, не может [их] проявить. Такого называют не получившим [признания] своего времени. Разве не приходилось [Вам], государь, видеть, как прыгает обезьяна? Хватаясь за ветки кедров, катальп, перебираясь с дуба на камфарное дерево, она чувствует [себя] царицей, и даже Охотник с Невеждой не сумел бы ее выследить. Но стоит ей очутиться среди кудраний, терновника [и других] деревьев и кустов с колючками, [она] станет двигаться осторожно, озираясь по сторонам, вздрагивать и трепетать. Это не значит, что мускулы [у нее] ослабели, потеряли гибкость. Плохая опора не дает ей развернуться. А [кто] ныне не чувствует себя стесненным среди советников-смутьянов и заблуждающихся высших? Свидетельство тому — [царевич] Щит, которому вырезали сердце.

Конфуций, терпя бедствие между Чэнь и Цай, семь дней оставался без горячей пищи. Опираясь на высохший ствол левой [рукой], отбивая такт сухой веткой в правой [руке, он] пел песню рода Мчащихся Собак {12}. Своим инструментом [он] не попадал в такт, а пением не попадал в тон, и все же его голос и жест своей уверенностью проникали в сердца людей. Янь Юань, почтительно сложив руки, обернулся и взглянул на него. Конфуций, боясь, что ученик [либо] переоценит свои силы и пойдет на безрассудство, [либо] переоценит свою любовь и себя погубит, сказал:

— Ведь [ты], Хой, не изведал, как легко утратить природное, не изведал, как трудно приобрести человеческое. [Таким испытаниям] не было начала и не будет конца, [ведь] человек и природа едины. Так кто же [из нас] теперь будет петь?

— Осмелюсь ли задать вопрос, — спросил Янь Юань, — [что означает] — «не изведал, как легко утратить природное»?

— Голод и жажда, холод и жара, бедность, оковы и [все другие] несчастья, — это действие Неба и Земли, которое проявляется в движении вещей. [Легко утратить], ибо вместе с ним и все исчезает. Тот, кто служит [другому] человеку, не смеет от него уйти. Если слуга [человека] поступает так, то тем более [должен поступать так] слуга Неба!

— Что означает, «не изведал, как трудно приобрести человеческое»?

— Вначале используются [все] четыре преимущества, — ответил Конфуций, — ранги вместе с жалованьем растут без конца. Но польза, приносимая вещами, [зависит] не от меня самого, моя судьба зависит и от внешнего. Государь не разбойничает, добродетельные люди не воруют, как же я стану брать? Поэтому и говорится: «нет птицы умнее ласточки». Увидев, что место [для гнезда] не пригодное, больше [туда] не заглянет; уронив свою добычу, ее не подбирает и улетает. Она боится людей, [но] к ним [в дом] влетает, гнездится же в храме Земли и Проса {13}.

— Что означает, «[таким испытаниям] не было начала и не будет конца»?

— Тьма вещей изменяется, а кто кому [свое место] уступает — неведомо. Как узнать, что [испытания] кончаются? Как узнать, что они начинаются? [Остается] лишь ожидать.

— Что означает «человек и природа едины»?

— Есть природное в человеке; есть природное в природе; [но] то, что в человеке не может быть природным, — это характер. Мудрый человек спокойно уходит телом и [на этом] кончается.

Зайдя за ограду, Чжуан Чжоу бродил по заброшенному кладбищу, когда с юга прилетела странная птица: крылья — три-четыре локтя размахом, глаза с вершок. [Пролетая, она] задела лоб Чжуана и села в каштановой роще.

— Что за птица! — удивился Чжуан Чжоу. — Крылья большие, а не улетает, глаза огромные, а не видит.

Подобрав полы, [он] поспешил [за ней], держа наготове самострел. [Но тут] заметил, как цикада, наслаждаясь тенью, забыла о самой себе; как кузнечик-богомол, незаметно подобравшись, на нее набросился, и, глядя на [добычу], забыл о самом себе; как затем схватила их обоих странная птица и, глядя на добычу, забыла о своем истинном [самосохранении].

— Ах! — воскликнул опечаленный Чжуан Чжоу. — Различные виды навлекают друг на друга [беду], вещи, конечно, друг друга губят.

[Он] бросил самострел, повернулся и пошел прочь, [но тут] за ним погнался Лесник и стал его бранить.

Вернувшись, Чжуан Чжоу три луны <три дня> не выходил из дома.

— Почему [Вы], учитель, так долго не выходили? — спросил ученик Лань Це {14}.

— Сохраняя [телесную] форму, я забыл о самом себе, — ответил Чжуан Чжоу. — [Так долго] наблюдал за мутной лужей, что заблудился в чистом источнике. А ведь я слышал от [своего] учителя {15}: «Пойдешь к тому пошлому и последуешь за тем пошлым». Ныне я бродил по заброшенному кладбищу и забыл о самом себе. Странная птица задела мой лоб [и] летала по каштановой роще, забыв об истинном. Лесник же в каштановой роще принял меня, за браконьера. Вот почему я и не выходил из дому.

Придя в Сун, Янцзы заночевал на постоялом дворе. У хозяина постоялого двора были две наложницы: красивая и безобразная. Безобразную [хозяин] ценил, а красивой пренебрегал. На вопрос Янцзы, какая тому причина, этот человек ответил:

— Красавица сама [собою] любуется, и я не понимаю, в чем ее красота. Безобразная сама себя принижает, и я не понимаю, в чем ее уродство.

— Запомните это, ученики, — сказал Янцзы. — Действуйте достойно, но гоните от себя самодовольство, и [вас] полюбят всюду, куда бы [вы] ни пришли.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.