Как могут евреи верить в Бога после Холокоста?
Как могут евреи верить в Бога после Холокоста?
Можно ли говорить с Богом после Освенцима? Можно ли вообще каждому из нас по отдельности и всему народу в целом вступать в диалог с Ним? Смеем ли мы советовать тем, кто пережил Освенцим, этим Иовам газовых камер, «взывать к Нему, ибо Он добр, ибо Его милосердие вечно?»
Мартин Бубер, «Диалог между Небесами и землей», в кн. Уилла Герберга, «Четыре теолога-экзистенциалиста»
В этом кризисе мы поняли, что совершенно одиноки. Что мы не можем ждать ни поддержки, ни помощи, – ни от Бога, ни от других людей. Поэтому мир навсегда останется домом скорби, страданий, отчуждения и полного поражения.
Ричард Рубинштейн, «После Аушвица»
Важнейшей мыслью в Торе является идея о том, что Бог, Создатель, вмешивается в ход истории. Когда евреи были рабами в Египте, Господь освободил их. (Однако не стоит забывать, что Он вмешался лишь после двухсот лет рабства.)
Бездействие Бога во время Холокоста заставило Рубинштейна решить, что в наши времена не существует Бога, Который вмешивается в историю. Книга Рубинштейна – наверное, самая мрачная и тяжелая работа за всю историю еврейской литературы. Рубинштейн отвергает идею о Холокосте как о наказании за грехи: «Если такой Бог и правда держит в Своих руках судьбу человечества, то с Его стороны настолько непристойно прибегать к помощи нацистов и использовать в своих целях концентрационные лагеря, что я скорее готов провести свою жизнь в вечных метаниях, чем проявить к такому Богу даже малейшее уважение» («Борьба»).
В результате выхода в свет книги «После Аушвица» все стали считать Рубинштейна представителем движения «Смерть Бога» середины шестидесятых двадцатого столетия. Но в то время как радикальные протестантские мыслители из этого движения (например Томас Альтизер) считали так называемую «Смерть Бога» благом, освобождающим человека от «тяжелой длани» Господа, Рубинштейна, с его мрачным взглядом на природу человека, «Смерть Бога» приводила в отчаяние. Он считал, что коль скоро Холокост мог произойти один раз, то такие вещи будут отныне случаться вновь и вновь и с евреями и другими народами (см. его книгу «Злодейка история»).
Другие авторы, с сочувствием относясь к взглядам Рубинштейна, все же осуждали его, так как он нечаянно признал победу Гитлера:
У еврейской теории смерти Бога, появившейся в результате Холокоста, есть как трагические, так и абсурдные аспекты. Все начинается с проблемы веры, поднятой немецкими варварами эпохи нацизма. В поисках решения этой проблемы можно прийти не только к осуждению нацизма, но и к признанию его в качестве одной из истин, созданных человеком. (Ибо если во Вселенной нет ничего выше человека, то кому ж судить, какая из истин верна?) В этом и заключается ирония судьбы и весь абсурд ситуации… вот мы и видим величайший триумф нацистов. Сущность позиции Рубинштейна в отрицании личного Бога, озабоченного справедливостью, нравственностью или человеческими страданиями…
Элиезер Берковиц, «Вера после Холокоста»
Поэтому я вынужден сформулировать 614 заповедь: аутентичным современным евреям нельзя позволить Гитлеру одержать еще одну, посмертную, победу…
Во-первых, мы обязаны выжить как евреи, иначе еврейский народ исчезнет с лица земли.
Во-вторых, мы обязаны записать в каждой клетке своего тела память о Холокосте, иначе память о нем будет стерта с лица земли.
В-третьих, мы не имеем права отрицать Бога или разувериться в его существовании – пусть даже нам трудно смириться с его делами и с самой верой в него. Иначе иудаизм исчезнет с лица земли.
Наконец, мы не можем разочароваться в мире, который обетован нам как Царство Божье, иначе этот мир утратит смысл, станет местом, в котором Бог умер, где про Него забыли и потому все позволено.
Если мы откажемся от этих обязательств в ответ на победу Гитлера в Освенциме, мы позволим ему одержать еще одну победу.
Эмиль Факенгейм, «Возврат евреев в историю»
В Торе, конечно, содержится 613 заповедей. «614 заповедь» Факенгейма касается, в первую очередь, тех, кто отошел от веры и иудаизма из-за Холокоста.
Факенгейм считает, что если евреи потеряют веру в Бога и перестанут жить еврейской жизнью, то они, несмотря на всю свою ненависть к Гитлеру, тем самым подчинятся его воле. Ибо нацистский фюрер как раз и хотел покончить и с иудаизмом, и с евреями. Поэтому те из нас, кто предпочитает ассимилироваться, позволяют Гитлеру одержать «посмертную победу».
То, что пишет Факенгейм, лучше всего подходит для объяснения самоотверженности, с которой евреи защищали своих собратьев в СССР, Эфиопии и, что важнее всего, в Израиле. Ответ мирового еврейства на попытки Гитлера уничтожить евреев ясен: мы стараемся уберечь общины всего мира от любой дискриминации.
Все же «614-я заповедь Факенгейма» важна для одного, максимум двух поколений. Решение вести еврейскую жизнь должно быть принято не из ненависти к Гитлеру, а благодаря искренней идентификации с иудаизмом и его ценностями.
Холокост окончился почти 50 лет назад. Память о нем постепенно стирается, и число межнациональных браков у евреев все растет, достигая сейчас почти 50 процентов. Большинство из вступающих в такие браки не собираются воспитывать своих детей в духе традиций. Если они все же решат это сделать, то, скорее всего, это произойдет из-за того, что они считают себя евреями и ценят то, что может дать их детям иудаизм.
Самая убедительная критика «614-й заповеди Факенгейма» была предложена ортодоксальным еврейским философом Майклом Вышгородом.
Представим себе, что к власти приходит тиран, который вследствие своего безумия решает уничтожить всех собирателей марок на свете. Ясно, что каждый порядочный человек обязан пытаться помешать этому тирану. Представим себе, что тирану все же удается убить достаточно большое количество собирателей марок. Разве должны собиратели марок, после поражения тирана, держаться за свое хобби, даже если оно им вдруг станет неинтересно, – просто чтобы тиран не одержал посмертную победу?… И если коллекционирование марок исчезнет с лица земли просто потому, что многие потеряют к нему интерес, – разве это станет посмертной победой тирана? Я не понимаю, почему светский, неверующий еврей вдруг должен соблюдать заповеди иудаизма лишь из-за того, что Гитлер хотел уничтожить эту религию. Да, каждый еврей был обязан бороться против Гитлера, но с тех пор, как война окончена, у каждого есть свободный выбор, и на неверующих евреев не должны из-за Гитлера возлагаться никакие новые обязательства.
Майкл Вышгород, «Вера и Холокост», обзор книги Эмиля Факенгейма «Присутствие Бога в истории». Иудаизм, лето 1971 (20:3)
Для Вышгорода «Холокост – это совершенно разрушительное явление и после него мне тяжелее, чем когда-либо, оставаться евреем». И он может только изумляться попыткам Факенгейма извлечь какой бы то ни было урок из опыта Освенцима.
Только что, перечитав и Факенгейма и Вышгорода, я вспомнил старую еврейскую шутку. Два спорщика пришли к раввину. Один изложил аргументы в свою пользу. Раввин заявил: «Ты прав!» Другой привел доказательства своей правоты, и раввин опять сказал: «Ты прав!». Жена раввина удивилась: «Как можно было сказать обоим спорщикам, что они правы?» Рабби на минуту задумался, а потом повернулся к своей жене и произнес: «И ты права!»
Взгляд рабби Ирвина Гринберга содержит элементы позиции Факенгейма, но в нем есть немало от отчаяния Рубинштейна. По Гринбергу, Холокост смазал границу между верующими и неверующими, возможно, навсегда.
После Аушвица всем ясно, что любую веру можно победить… Теперь можно говорить лишь о «моментах веры», перемежающихся моментами, когда пламя и дым из печей крематориев сильнее любой веры, хотя потом она вновь появляется… разница между скептиком и верующим лишь в частоте этих моментов, а не в противоположности позиций.
Ирвин Гринберг, «Облако дыма, огненный столп: иудаизм, христианство и современность после Холокоста»
Данный текст является ознакомительным фрагментом.