3. Превращение социализма из утопии в науку

Задавленные непосильным гнетом эксплуататоров и угнетателей, люди труда издавна мечтали о лучшей доле, об уничтожении подневольного труда и неравенства, о свободе и справедливости. Лучшие умы человечества, отражая вековечные чаяния простых людей, рисовали фантастические картины будущего, разного рода социальные утопии, нередко сопровождавшие народный протест против угнетения и эксплуатации. Идеальный строй, основанный на общности имущества и совместном труде, изобразил в своей утопии английский мыслитель XVI века Томас Мор. О справедливом обществе без эксплуатации мечтал итальянский мыслитель XVII века Томмазо Кампанелла. Народные чаяния о справедливом обществе без крупной частной собственности и эксплуатации нашли отражение в требованиях Томаса Мюнцера – одного из вождей крестьянской войны в Германии в XVI веке, в лозунгах «истинных левеллеров» (уравнителей) в период английской буржуазной революции XVII века, в требованиях «регуляторов» времен американской буржуазной революции XVIII века. В XVIII веке во Франции возникли утопические теории Ж. Мелье, Морелли, Г. Мабли, Г. Бабефа, в XIX веке – учения Э. Кабе и Т. Дезами.

В первой трети XIX века в условиях все большего выявления в буржуазном обществе классовых противоречий появились глубокие социальные утопии А. Сен-Симона, Ш. Фурье и Р. Оуэна, имевших последователей во многих странах Европы, в том числе в России. Сен-Симон эпиграфом к одному из своих сочинений избрал вещие слова: «Золотой век, который слепое предание относило до сих пор к прошлому, находится впереди нас».

Но великие социалисты-утописты XIX века, как и их предшественники, не могли преодолеть горизонт, который ставили им существующие общественные отношения. Утопизм их учений объясняется тем, что они создавались в то время, когда в общественных условиях еще невозможно было усмотреть реальной экономической и социальной основы для коренных общественных преобразований и найти решение этой задачи в самом развитии существующего общества. Поэтому социалисты-утописты решение социальных проблем искали в области мысли и для реализации своих проектов наивно обращались к разуму и добродетели имущих классов. Только с развитием капитализма, когда возникли соответствующие материальные предпосылки и ясно выявились объективные тенденции, ведущие к социалистическому переустройству общества, а классовые антагонизмы обнажились, предельно упростились и обострились, лишь тогда создались объективные условия для появления научной теории социализма и коммунизма.

Характеризуя взгляды Сен-Симона, Фурье и Оуэна, Энгельс в произведении «Развитие социализма от утопии к науке» писал: «Общим для всех троих является то, что они не выступают как представители интересов исторически порожденного к тому времени пролетариата. Подобно просветителям, они хотят сразу же освободить все человечество, а не какой-либо определенный общественный класс в первую очередь»[87]. В пролетариате они видели лишь угнетенное, страдающее сословие, помощь которому могла быть оказана только извне. «Социализм для них всех есть выражение абсолютной истины, разума и справедливости, и стоит только его открыть, чтобы он собственной силой покорил весь мир…»[88]

Хотя у Сен-Симона и Оуэна и обнаруживаются некоторые подходы к идее закономерности общественного прогресса, представителям утопического социализма было свойственно идеалистическое понимание истории. Они отвергали борьбу классов, выступали мирными реформаторами, хотя видели антагонистические противоречия в обществе; их социальные планы и рецепты, не опиравшиеся на науку, были утопичны, неосуществимы.

Только Маркс и Энгельс создали подлинную науку об обществе – научный коммунизм. Они дали ответы на вопросы, которые передовая мысль человечества поставила, но не смогла решить. Указав реальные пути и средства осуществления исторических задач социалистического преобразования общества, они совершили революционный переворот в общественной науке. Учение Маркса и Энгельса ознаменовало вместе с тем коренной перелом в освободительном движении, позволив поднять его на ступень сознательной борьбы.

В противоположность утопистам Маркс и Энгельс взглянули на развитие общества как на закономерный процесс, который характеризовался сменой исторических фаз. В потоке исторических событий, случайностей и произвольных действий людей они обнаружили историческую необходимость, закономерное возникновение и смену эпох, чередование общественных формаций. Маркс и Энгельс открыли объективные законы общественного развития, выяснили его направление и перспективу. Они научно доказали, что социализм и коммунизм – не выдумка мечтателей, не благое пожелание утопистов, а закономерный результат общественного развития, следующая после капитализма ступень существования общества, будущее всего человечества. «Теоретические положения коммунистов ни в какой мере не основываются на идеях, принципах, выдуманных или открытых тем или другим обновителем мира, – гласил „Манифест Коммунистической партии“. – Они являются лишь общим выражением действительных отношений происходящей классовой борьбы, выражением совершающегося на наших глазах исторического движения»[89]. Ленин отмечал, что у Маркса нет ни тени утопизма в доказательстве неизбежности коммунистической стадии общественного развития. «Маркс ставит вопрос о коммунизме, как естествоиспытатель поставил бы вопрос о развитии новой, скажем, биологической разновидности, раз мы знаем, что она так-то возникла и в таком-то определенном направлении видоизменяется»[90].

Научное обоснование будущего коммунистического общества коренным образом отличало марксизм от всех форм утопического социализма. Оно было связано с открытием и обоснованием Марксом и Энгельсом всемирно-исторической роли рабочего класса, которое опиралось на строго научный анализ основных тенденций развития капиталистического способа производства и социальных отношений. Научные исследования и общественно-политическая деятельность привели Маркса и Энгельса на позиции пролетариата, и этот переход явился решающим условием превращения ими социализма из утопии в науку. «Коммунизм, – писал Энгельс, – поскольку он является теорией, есть… теоретическое обобщение условий освобождения пролетариата»[91]. Только с позиций единственного до конца революционного класса основоположники марксизма могли увидеть объективные тенденции и перспективу исторического развития, его неотвратимое движение к коммунизму. Вместе с тем теория социализма и коммунизма перестала быть доктринерской системой, утопией, став отныне осознанным выражением целей и задач рабочего движения, духовным оружием пролетариата, наставляя его на правильный путь, вооружая пониманием перспектив революционной борьбы.

Превращение социализма из утопии в науку произошло благодаря раскрытию Марксом и Энгельсом общественной природы человека, материалистического истолкования общественных отношений. Отвлеченным мечтам о человеческом счастье и утопическим иллюзиям гуманистов прошлого с их созерцательностью и пассивностью противостоял теперь гуманизм реальный, пролетарский, действенный, основанный на революционной борьбе против эксплуатации и угнетения, за создание социалистического общества.

Теоретической основой превращения социализма из утопии в науку явились два великих открытия Маркса: материалистическое понимание истории и теория прибавочной стоимости, раскрывшая тайну капиталистической эксплуатации, показавшая вопиющую несправедливость буржуазного строя, закономерность революционной классовой борьбы пролетариата за его уничтожение. «Благодаря этим открытиям, – писал Энгельс, – социализм стал наукой, и теперь дело прежде всего в том, чтобы разработать ее дальше во всех ее частностях и взаимосвязях»[92]. Таким образом две составные части марксизма – философская и экономическая – способствовали всестороннему развитию третьей составной части – теории научного коммунизма.

Противники марксизма пытались заявлять, что теория социализма Маркса и Энгельса будто бы лишена научно-объективного характера и отражает лишь их априорно-субъективные предположения. В наиболее откровенной форме эту точку зрения выражал в своих выступлениях Э. Бернштейн, который в венской газете «Die Zeit» писал: «Между прочим, стоило бы когда-нибудь заняться более подробным исследованием того, насколько такая теория, как социалистическая, предметом которой является то, что лишь должно произойти, может вообще быть наукой, и таковой ли ей быть необходимо»[93]. В журнале «Sozialistische Monatshefte» Бернштейн утверждал, что «доктрина, в которой начинает играть роль наша воля, перестает быть чистой наукой»[94]. Занявшись опровержением научного характера марксистской теории социализма, Бернштейн потерпел полный провал. Но и в наше время буржуазные философы, социологи, историки продолжают линию на опровержение научного характера теории социализма Маркса и Энгельса, силясь представить ее в качестве учения, основанного на предположениях и пожеланиях. Однако все их усилия тщетны.

Открыв всемирно-историческую миссию рабочего класса, показав ее объективные основы, Маркс и Энгельс подчеркнули, что для осуществления этой миссии необходимо, чтобы рабочий класс проникся научным мировоззрением и в своей революционной борьбе руководствовался научной теорией освободительного движения. Они разъяснили значение революционной теории в борьбе против капитализма и в социалистическом преобразовании общества.

Теоретическая мысль в прошлом играла, конечно, ту или иную роль в освободительном движении, ставя перед ним вдохновлявшие людей социальные задачи. Но никогда прежде она не выражала прямо – и не могла выразить – классовые интересы пролетариата, его цели и задачи, не могла послужить путеводным ориентиром в его повседневной борьбе. Общественная роль всех домарксовских социологических учений не идет ни в какое сравнение с ролью марксизма в революционном движении пролетариата.

Превращение социализма из утопии в науку, возникновение марксизма создало прочный фундамент для научной разработки стратегии и тактики пролетарской классовой борьбы: в ее основу была положена необходимость строгого учета объективной экономической и социально-политической обстановки, соотношения классовых сил, зрелости рабочего движения. Маркс и Энгельс неоднократно указывали, что революционная теория является основой и условием выдержанной и последовательно революционной тактики пролетариата. «…Именно поэтому мы, – писал Энгельс о себе и Марксе, – придаем особенное значение тому, чтобы практика германской партии, в особенности же публичные выступления партийного руководства, не расходились с общей теорией»[95].

Маркс и Энгельс всегда, особенно после Парижской коммуны, отводили важную роль правильной тактике классовой борьбы пролетариата, разрабатывали ее теоретические основы, ставя ее в диалектическую связь с объективными условиями и субъективным фактором рабочего движения. Проблемы тактики классовой борьбы пролетариата основоположники марксизма развивали в борьбе против сектантства и оппортунизма. Характеризуя значение этой стороны их деятельности, Ленин писал, что «Маркс в течение всей своей жизни, наряду с теоретическими работами, уделял неослабное внимание вопросам тактики классовой борьбы пролетариата… Основную задачу тактики пролетариата Маркс определял в строгом соответствии со всеми посылками своего материалистически-диалектического миросозерцания»[96].

Научный коммунизм и указывает, излагает, обосновывает теорию и тактику классовой борьбы пролетариата за свержение капиталистического строя и построение социализма и коммунизма.

«Учение Маркса всесильно, потому что оно верно»[97], – писал Ленин. Оно верно отражает закономерности общественно-исторического развития, правильно, исходя из действительности, намечает пути и средства революционного преобразования общества и потому безотказно служит рабочему классу надежным идейно-теоретическим оружием, руководством к действию в его революционной борьбе за коммунизм.

Даже противники марксизма вынуждены признавать, что Маркс как ученый по своему влиянию на людей XX века имеет исключительное значение.

Так, западногерманский историк и социолог Т. Шидер писал: «…важнейшим фактом является то, что, пожалуй, никто из людей XIX века по своим мыслям, по своему прямому и косвенному влиянию не кажется столь современным, как Карл Маркс»[98]. Признавая этот несомненный факт, буржуазные теоретики, даже наиболее прогрессивные из них, тем не менее оспаривают выводы марксизма, игнорируют методологию материалистического понимания истории. И все же в высказываниях буржуазных социологов и историков нередко прорывается признание влияния марксизма на научную литературу современности. Убедительным свидетельством этому являются заимствования буржуазными историками из исторического материализма отдельных положений о роли экономики в историческом процессе, о значении политической борьбы и т.д., конечно, в рамках своих концепций. Например, американский социолог Ч.Р. Миллс признает, что «не овладев вполне идеями марксизма, нельзя стать настоящим ученым-обществоведом…»[99]. Правда, он приемлет, не без оговорок, лишь отдельные идеи Маркса в области социологии и политики.