ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ ВЕЧНОСТЬ И БЕСКОНЕЧНОСТЬ

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

ВЕЧНОСТЬ И БЕСКОНЕЧНОСТЬ

Характеристика Счастья — Пик Интеллекта — Талант и Гениальность — Максимальная Свобода Интеллекта — Вундеркинды — Работа Интеллекта в Молодости — Гнилая Интеллигенция — Энтропия Знаний — Гениальные Экстремисты — Неповторимость Гениев — Вечно Молодые

1.

Главная характеристика счастья как состояния — желание его вечности. Если индивид желает чтобы состояние, в котором он находится в данный момент, продолжалось вечно, то он счастлив. Вечность здесь выступает синонимом бесконечности. Со счастьем не хочется расставаться, в этом его сублимированная ценность и по понятным причинам у тех кто хоть иногда был счастлив, высшее счастье отождествляется исключительно с ощущениями переживаемыми в молодости, хотя человек может прожить счастливо всю жизнь. Вопрос о путях достижения бесконечного счастья мы пока оставим, ограничившись сугубо рассмотрением молодости как безусловно важнейшей и самая ценной фазы в жизни человека, разумеется, с интеллектуальной точки зрения.

Итак, молодость уникальна хотя бы тем, что в нее всегда хочется войти пораньше и желательно никогда не выходить, что является потенциально высшим достижением сильного и самодостаточного интеллектуала. Если человек чувствует как именно от него уходит молодость, то можно заключить, что он прожил этот этап жизни счастливо, что нынче есть удел немногих. В этом ее принципиальное отличие от детства — малоценной фазы, которая тянется «вечно» и находясь в которой не терпится «прыгнуть» во взрослую жизнь, и тем более от зрелости и старости, — инертного периода, в котором даже наиболее высокоорганизованные индивиды слабо способны контролировать время, ощущая только его сумасшедший бег. Как и всё самое лучшее, как самый сладкий сон, как пиковые экстремальные состояния в любви, как великолепный пир, молодость быстро и незаметно пролетает, вместе с совершенными в ней «подвигами» и глупостями, героизмом и сомнениями. Для обычного обывателя момент её окончания никак не обозначается и ни на что не влияет, как, впрочем, не влияют и переходы в другие возрастные категории. Интеллектуалы, кто раньше, кто позже, всегда оглядываются на пройденный путь и тут дело не только в том что интеллектуалы единственная категория способная чувствовать время как реальное физическое измерение, но и в возрастной привязке интеллекта.

На молодость всегда приходится максимальный рост интеллекта и интеллектуалы это чувствуют, пусть не 18–19 лет, но в 20–23 — точно. Только в молодости достижимы высшие интеллектуальные состояния, другое дело, что максимумы интеллекта могут проявляться раньше чем интеллектуал достигнет зрелости мышления и накопит достаточный опыт в том или ином вопросе, что, однако, никак не умаляет ценности его деятельности. Только в молодости рождаются гении. В молодости они создают свои первые гениальные продукты. Все что интеллектуал создает в зрелом возрасте, — всего лишь повторение и углубление идей сформулированных в молодости. Исключений — нет. Молодость обозначает талант, зрелость — всего лишь рассудок. Говорят: "талантливый ребенок", "талантливый молодой человек", но никто никогда не скажет: "талантливый старик" или "талантливая бабушка"; у таланта два пути: либо он переходит в гениальность, либо человек из талантливого становится обычным. Старик, понятно, может быть гениальным при одном необходимом условии: гениальным он был с молодости. Гёте, Шекспир, Верди, Тициан, Платон, Пифагор, Аристотель, создали свои последние величайшие работы когда им было хорошо за семьдесят. Но начинали они с молодости, когда делали в своих направлениях первые гениальные шаги. Что выше: талант или гениальность? Однозначного ответа нет, при кажущейся очевидности, что гениальность выше таланта. Но вещи созданные талантом приятнее ощущать, нежели те, что созданы рассудком, а гениальность, особенно в зрелом возрасте, — всегда плод рассудочной деятельности. А что такое талант у интеллектуала? Талант — это свободный или выпущенный на свободу интеллект. Если мышление интеллектуала свободно, у него непременно обозначится талант в той или иной области. Поэтому очень многие гиганты интеллекта в детстве (да и в ранней юности) не подавали никаких надежд.[60] Но вот происходил внешний или внутренний толчок, интеллект отбрасывал набор ложных догм, и интеллектуал моментально раскрывался как талант, который по прошествии небольшого промежутка времени часто переходил в гениальность. В то же время анализ деятельности и биографий большого числа гениальных людей позволяет заключить, что они изначально, с ранних детских (!) лет ощущали в себе амбиции потенциальных гениев. Путь из таланта в гении лежит только через освобождение интеллекта и только при полной интеллектуальной свободе достигается высшая гениальность. Найдите гения в IV–XII веке. Сложно? А почему? Да потому что данное время было временем максимальной несвободы. С началом разрушения "христианского Вавилона" наступало и освобождение интеллекта. И вот уже мы отслеживаем гениев-интеллектуалов сначала единицами, затем сотнями, а в XIX веке — тысячами. Христианство на нуле, интеллект — на максимуме. Хотя одним христианством рост или уменьшение числа интеллектуалов не объясняется и не исчерпывается, мы покажем это позже, объясняя уменьшение числа гениев в ХХ веке.

Максимальная свобода интеллекта, как высшее состояние интеллектуала, достижима только в молодости, впрочем, как и все высшие состояния, ощущения и переживания, поэтому не ищите будущих гениев среди тех, кому за тридцать; они либо уже гении, либо просто обычные люди, — т. е. будущего для них нет, не достигнув гениальности в молодости, они не достигнут ее никогда. Интеллект как время, он — поезд в одном направлении, не успел вовремя — не успеешь никогда, а старость и отстой — вещи вполне совместимые.

Сформированный интеллектуал всегда чувствует что есть гениальное и что есть гениальность. Еще Гёте четко сформулировал что гения заметит только гений. Потенциальный гений создавая гениальное нечто, всегда знает что именно это его творение будет гениальным, ибо нельзя создавать шедевр не представляя себе его сущность. Верди, когда полностью оформился как гений и уже в этом ранге создавал новые оперы, специально отмечал в партитурах места где оркестр должен делать паузу, абсолютно точно чувствуя моменты, где массы непременно должны были выразить свой экстатический восторг. И в ста процентах случаев «угадывал»! Вагнер дошел до того, что спроектировал и построил специальный театр, где шли только его «Hибелунги», т. к. точно представлял себе какой именно вид зала и конструкция сцены способна усилить возбуждение публики. Попробуйте сейчас достать билет в Байрейт и быстро убедитесь как это сложно. Если вы не миллионер, очереди можно ожидать несколько лет. А ведь Вагнер ушел еще в XIX веке и с той поры музыкальные пристрастия как бессознательной массы, так и интеллектуалов, сильно изменились. Вот оно, полнейшее знание психологии, недоступное современным размозжающимся как бледные спирохеты «психологам», «психиатрам», «психоаналитикам», «психокорректорам» и прочим жуликам. Возьмите любого из них, дайте ему прослушать музыку к «Фальстаффу» или «Мейстерзингерам» и пусть он попробует обозначить места где публика будет взрываться громом аплодисментов. Будьте уверены, результат окажется нулевым! Проверено. Или взять шоу-бизнес. Какая-нибудь группа состоящая из 17–18 летних малолеток, способна доводить до безумия или нирвано-эйфории залы вмещающие не один десяток тысяч, исполняя песни, музыка и слова которых, на первый (да и на второй, и на третий) взгляд представляют верх примитивизма. Толстые лысые спецы-музыковеды и сексуально-озабоченные дебилы-эстеты не перестают удивляться «деградации» вкусов молодых, способных слушать столь "низкопробную продукцию". Двенадцатилетние соплячки видители рыдают, слушая куплеты с запасом 20–30 слов о неразделенной любви! Как можно!? А удивляться нечему. Надо просто знать психологию, чего «дядям» не достает и в чём они очень и очень отстают даже от этих малолеток, которые, правда, тоже ее не знают, но вне всякого сомнения чувствуют то что поют. И если они поют про любовь, то при наличии реального таланта, поют про нее так, как они ее понимают, а если они нормальны в широком смысле понятия, да еще и талантливы, то понимают они ее правильно, пусть и не совсем последовательно выражая свои мысли. По большому счету, здесь не требуется много слов. Любовь никогда не начинается со слов, но со взгляда, иногда искрометного, длящегося мгновение. И остается навсегда. Словами же обычно начинают договариваться с проститутками. Следовательно, с большой вероятностью можно предположить, что именно так ее понимает и представляет большинство тех кто приходит на концерты. Вот необходимое условие для массовой популярности. И объяснение того, что одни исполнители популярны, а другие — нет, пусть в них и вложены миллионы. Добавим сюда и внешние атрибуты: музыку, архетип исполнителей, промоушн, и успех гарантирован.[61]

Впрочем, молодым в данном плане легче. Не устоявшиеся взгляды подавляющего большинства индивидов характерные для такого возраста, их лабильность, дает возможность обеспечить себе потенциально значительную аудиторию относительно легким путем. Более взрослые, уже успев пройти через полосу жизненных неудач и разочарований, накопив заметный процент грязи в собственных представлениях, относятся к любому виду творчества куда более скептически.

2.

Каким бы талантливым не был ребенок, все-таки гениальность в детском возрасте не достигается. Который раз нам предъявляют «вундеркиндов», решающих в 7-10 лет задачи из курса высшей математики или физики, знающих несколько иностранных языков и учащихся по программам начальных курсов университетов, но вслед за «явлением», эти суперкиндеры исчезают и больше о них никто никогда не слышит. Не слышит, ибо к 16–17 годам, когда очень часто появляются первые проблески гениальности, развитие приостанавливается, а те кто просто талантлив, достигают аналогичного уровня и в последующие несколько лет оставляют их далеко позади себя. Некоторым исключением является музыка, но если мы и возьмет такие «древние» примеры как Моцарт, Шопен или Лист, то и здесь нам придется констатировать, что первые свои подлинно гениальные вещи они создали к двадцати годам, а до этого ходили всего лишь подающими большие надежды талантами. И не перейди они в гении, мы бы сейчас о них ровным счетом ничего не знали.

Если детство у таланта — всего лишь простое накопление знаний, то молодость у потенциального гения — это достаточные знания, плюс пик интеллекта, плюс максимальное эмоциональное возбуждение и минус принципы возведенные в догму. Здесь мы имеем набор составляющих толкающих друг друга вперед с неудержимой энергией. Пик интеллекта помогает воплотить знания в конечный интеллектуальный продукт. Эмоциональное перевозбуждение, когда кровь в доли секунды закипает от переизбытка неудовлетворенных желаний, стимулирует поиск новых знаний и совершенно неожиданные формы их приложения, — здесь главное объяснение многих уникальных в своей простоте и гениальности изобретений сделанных молодыми. Ведь что такое интеллект в данном контексте? Это всего лишь мощное высокоорганизованное знание. Мы видим, сколько есть эрудитов способных мгновенно ответить на превеликое множество вопросов касающихся самых разнообразных отраслей, но никак не могущих называется интеллектуалами, они всего лишь ходячие энциклопедии. Пользы от них никакой, подобно тому как нельзя обрести реальное знание выучив наизусть Большой Энциклопедический Словарь. Представьте себе индивида знающего наизусть «Британку» или "Брокгауза и Эфрона" при отсутствии у него других знаний. Как карикатурно и смешно бы он выглядел! Кличка «придурок» была ему весьма к лицу. Более того, своей «начитанностью» "эрудиты" способны существенно раздражать окружающих, что является частой причиной нежелательных эксцессов. Однако обладание знаниями одно, а высокая организация их — совсем другое. Обладать обширными знаниями могут многие, интеллектуалов же — единицы, т. е. единицы способны эти знания организовать. На организацию нужно достаточное время и, что самое важное, организация всегда идет параллельно с накоплением знаний, иными словами, — с раннего детства. На таком противоречии возник термин "гнилая интеллигенция", как совокупность людей вроде бы и наделенных значительными по отношению к среднему индивиду знаниями, а с другой, настолько абсурдно их использующих, что делает их персонами значительно более уродливыми нежели самые низшие представители бессознательных масс.[62] По сути любой грязный бродяга, никогда ни чему не учившийся, несомненно выше любого интеллигента. Большие бессистемные знания у мужчины — такое же уродство, как непропорционально длинные ноги или сверхбольшие груди у женщины. Заметим забавную аналогию: сейчас все просто помешаны на «образовании» и "знаниях".[63] Проследишь за темпом роста количества контор в которых преподают ту или иную «науку», сравнишь ее с концом XIX века (а разница составляет два порядка!) и очень сильно удивишься, сопоставив теперешнего человека с тем что было сто лет назад. В чем он выигрывает? Или наоборот: чем человек живший сто или двести лет назад был хуже или лучше нынешнего? Современная история никак не обозначает подобные вопросы, прежде всего потому, что они выходят за ее традиционные рамки и не дает возможности реально понять те или иные исторические перипетии, ибо постижение их возможно только через максимально полное понимание системы мышления, как индивидов обличенных властью, так и бессознательной массы, не говоря уж об интеллектуалах. Вот где задача доступная только спецам высочайшего уровня! И если человек не способен хоть как-то структурировать знания, он, в самом лучшем случае, попадет в таланты, в худшем — в зануды, в книжные червяки. Его лицо быстро покроет налёт мрачной гордости (которая даже у христиан считалась первейшим смертным грехом) и он станет всего лишь олицетворением бессмысленного снобизма и презрения к окружающим, превратясь к концу жизни в злобного и гнусного старикашку с явной печатью несостоятельности. Если таких бить, то желательно только ногами. Подобных типов можно встретить среди старых доцентов, профессоров и докторов наук. Их очень раздражают "глупые студенты", хотя ценность любого из них, во всяком случае не ниже, а многих, к окончанию ими ВУЗа, — существенно выше.[64]

Таким образом, обратно перефразировав вышеизложенное, можно сказать, что талант — это не достигший достаточной степени организации интеллекта гений, хотя талант это необходимое, но недостаточное условия обретения гениальности.

3.

Мы знаем что в природе все стремится к наибольшей энтропии, т. е. к максимальной неопределенности. С другой стороны, любое явление находится строго в рамках законов которые мы либо можем описать, либо не можем, но только вследствие недостаточного развития описательного аппарата. С одной стороны — неопределенность, с другой — закон. Любой закон физики показывает соотношение величин, соотношение взаимодействий. Исчезновение одного из видов взаимодействия означало бы мгновенное исчезновение материи. Поэтому-то физические законы не допускают исключений.

Не допускают исключений и законы человеческие. Человек — самое сложноетворение природы, конечный на сегодняшний день плод эволюции, поэтому в нем в максимальной степени борются и организация и хаос. Люди ходят буквально по острию ножа. Белые знали это еще на заре своего интеллектуального существования и не случайно греки считали хаос первоосновой всего. Библейские повествования о происхождении мира, в физическом смысле ничем не отличаются и начинаются возникновением света, "большим взрывом", т. е. появлением конечного количества вещества для которого всегда существуют конечные значения энтропии, ибо вещество подчинено закону. Энтропия хаоса бесконечна, и все стремится к этой бесконечности. Теперь такая система будет наличествовать постоянно и будет присуща как мертвой, так и живой материи, дойдя с её развитием и до человека. Элита человечества — интеллектуалы и в интеллектуалах борьба между знаниями, которые как и всякая статистическая совокупность стремятся к абсолютному хаосу, и волей организующей эти знания в интеллект, достигает максимального накала. Энтропия — величина показывающая направление развития процесса. Молодые таланты становящиеся впоследствии гениями, не умеют еще в должной степени удерживать весь массив знаний стремящийся к хаосу, что в общем-то плохо. С дугой стороны, степень свободы интеллекта молодого максимально высока, он может направить свои знания на разрешение любой проблемы и достичь результата. Энтропия знаний будет двигать его мыслительные процессы в правильном направлении. Зрелые интеллектуалы, научившись управлять знанием, напротив, уже способны выставить его в жесткие рамки, но эти рамки зачастую склонны сужаться по мере приближения старости, так как теряя силу, индивид утрачивает и возможность эффективного контроля своих собственных знаний. Сейчас несколько неправильно понимается знаменитое выражение Фрэнсиса Бекона "Знание — сила". Полностью оно звучит так: "Scentia et potentia humana in idem coincidunt" ("Novus Organon" I,3). А дословный перевод: "Знание и сила человека одинаково совпадают". Бекон одним из первых в Новое Время понял, что знание взаимосвязано с силой. Это не два разных предмета, но две стороны одного предмета. Бекон ознаменовал начало эпохи в которой первые умы должны были уже научно подтвердить, что все имеет отношение ко всему. Несколько позже Ньютон установит взаимосвязь массы и силы, ну а уже в ХХ веке будет окончательно установлена взаимосвязь между массой и энергией, пространством и временем, т. е. тем с чего всё и началось. Не следует удивляться что введение времени как четвертого измерения, стало началом торможения физики как науки. И если первые два-три десятка лет после опубликования теории относительности мощный базис заложенный ранее позволял поддерживать высокие темпы ее развития, то с начала 50-х годов физики не открыли ничего что могло бы серьезно изменить наше представление о материи. Срабатывает механизм защиты, а именно: мышление догматизируется. Поэтому-то главный враг догматиков — молодые интеллектуалы. Своим периодически неконтролируемым «хаотичным» и взрывным интеллектом они играючи отбрасывают их на интеллектуальную помойку и те почти никогда не сопротивляются, ибо за ними ничего нет.

В свою очередь, зрелый гений — это интеллектуал, развивший собственные взгляды на тот или иной предмет или явление, до крайних пределов. Все гении экстремисты до мозга костей и персоны зачастую нетерпимые ни в каком обществе. Не бывает гения не одержимого каким-нибудь совершенно странным, нелепым даже со стороны бессознательного индивида увлечением, но такие увлечения — всего лишь обратная сторона гениальности. Этот парадокс натолкнул Ломброзо на создание своей знаменитой монографии "Гениальность и Помешательство", где он, сопоставляя гениальность с психическим аномалиями, пришел к выводу о практически стопроцентной биологической негативности всех гениев. На самом же деле гениальность перевешивает всё, даже помешательство, и Ломброзо — подлинный гуманист — это понимал, вот почему его книга написана в высшей степени корректно. «Помешанный» гений — прежде всего гений, а потом всё остальное, в то же время как обычный помешанный есть абсолютное ничто. Гениальность исключительно редкое явление, она не детерминирована, а посему индивид полностью свободен в использовании собственного гения при полном отсутствии реального опыта. Все страсти в гениальных людях развиты в значительно большей степени нежели в обычных и только настоящий гений знает как тяжело в таком случае устоять перед множеством искушений, в отличии от бессознательного индивида, который может поддаваться любому из их бесконечного выбора, не рискуя повлиять своим поведением на всю массу, пусть и дав ей нежелательный пример. То что для гения фатальный исход, для массы — естественный отбор, подчиняющейся только законам статистики.

Мы все же должны констатировать, что высшие гении всю жизнь сохраняли недогматический интеллект, хотя и у них он со временем окружался жесткими рамками. Сравним ранние и поздние симфонии Бетховена или Брамса, первые и последние оперы у Вагнера или Верди. Кто скажет, что «Hабукко» или «Ломбардийцы» хуже чем «Аида» или «Отелло»? Кто рискнет заявить, что "Летучий Голландец" хуже «Парсифаля»? А литература? Рембо написал последний свой известный стих в 19 лет. Он — гениальный поэт. Мы привыкли считать «Фауст» величайшим произведением Гете, которое он, кстати, закончил в 83 года. Но самым известным прижизненным его творением, были "Страдания юного Вертера" написанные в 25 лет. Наверное «Страдания» не однозначно гениальны, в них талант сходится с гениальностью, но сколько экзальтированных романтиков повторили поступок Вертера! Наполеон в молодости буквально бредил «страданиями», и уже будучи гением и императором, он, в 1809 году, сразу после того как его армия взяла Эрфурт, посетил престарелого Гёте и выразил ему величайшее почтение. Среди физиков — картина аналогичная. Ньютон все важнейшие открытия сделал в 25 лет. Эйнштейн — в первые тридцать. К 29-ти годам обозначили себя как гении Фарадей, Ленц, Максвелл, Гюйгенс, Гейзенберг, Курчатов. Приблизительно такая же картина в других науках. И даже те что опубликовали важнейшие работы сделавшие их признанными гениями, скажем, в 40–50 лет, в любом случае начинали исследования и обозначали, а зачастую и видели цель, еще в ранней молодости. Ранние и поздние шедевры гениев относятся к друг другу так, как полёт птицы к полёту самолета. И за тем, и за другим, приятно наблюдать, причем не всегда определишься за чем именно приятнее. Но в полете птицы мы видим что-то необузданное и ощущаем высшую степень свободы находящуюся в гармонии с природой, в полете самолета — торжество человеческого интеллекта сумевшего поставить себе на службу законы этой самой природы, позволившие поднимать многотонные машины на многокилометровую высоту и перемещать их на десятки тысяч километров. С другой стороны, полет птицы подчиняется тем же самым законам что и полет самолета! И если птица — плод эволюции животного мира, то самолет — продукт эволюции творческого гения. Наблюдая полет птиц нас преследует первобытное чувство: ведь мы прошли в свое время эту стадию, а факт что каждый человек хотя бы раз мечтал побыть птицей, сам по себе о многом говорит.

Сейчас уже мало кто знаком с оперной или симфонической музыкой и уж тем более немногие знакомы с величайшими произведениями классической литературы (в чем нет ничего плохого — всему свое время, Гегель вообще считал, что от переизбытка чтения высыхают мозги), поэтому мы приведем более современные примеры. Возьмем лучшую музыкальную группу ХХ века — «Битлз». Первый альбом сделавший их всемирно известными ("Please, please me") был записан в 1962 году. Было участникам квартета тогда по 20–22 года. И если бы этот альбом оказался единственным, мы бы мало что сейчас знали о ливерпульской четверке, притом, что все песни в нём сделаны исключительно талантливо. Гениями их никто тогда не считал, да и это было бы неправильно. Но вот, через пару месяцев, вышел второй альбом ("With the Beatles") затем, в следующем, 1963-ем, — третий, и так каждый год по два альбома. В 1970 году, уже ставший гениальным квартет распался, но сравним сейчас два первых и два последних альбома ("Abbey Road" и "Let it Be"). Бесспорно, последние более профессиональны, боле проработаны, значительно более качественно записаны. Но вот лучше ли они первых? Нет, они — развитие первых. И если большинство композиций первых двух вызывало и вызывает желание бешено трястись и биться о твердые предметы (по христианским представлением подобные движения есть признак одержимости Дьяволом), то два последних располагают кисключительно спокойным созерцаниям и философскому переосмыслению происходящего. Те же аналогии можно привести и для других культовых групп, таких как Abba, Queen, Pet Shop Boys, Scorpions. Собственно группа и становится великой и бессмертной пройдя подобные два этапа — "свободного полета" и "эволюции творческого гения" и публика что их слушает, взрослеет вместе с ними. Гении, по определению, неповторимы. Их можно пытаться копировать или пародировать, но выглядеть это будет смешно. Известны попытки сугубо научного изучения творчества «Битлз» или «Queen» предпринятых маститыми музыковедами, внимательнейшим образом изучавшими все мельчайшие нюансы их композиций. Заключения были неизменно одинаковы: ничего нового в музыку они не привнесли. Что ж, может так и есть. Но повторить, повторить их никому не удалось и не удастся! Никаким музыковедам, никаким спецам по контрапунктам, синкопам, и т. п. Их удел — бесплодное изучение, ибо гении вне власти бездарных эпигонов.

4.

Молодые и зрелые интеллектуалы, а тем более гении, соотносятся между собой и в силе выражения своего интеллекта, здесь они имеют такие же градации как и поколения. Поскольку мы приводили примеры из области музыки, то заметим, что у всех обозначенных исполнителей, песни или другие произведения созданные в молодом возрасте несравненно более сильные, более яростные, чем созданные в зрелом. Тоже самое и в науке, другое дело что наука есть не только язык страсти как музыка, она не является воплощением одних лишь только чувств, поэтому сила мыслей молодого интеллектуала фильтруется через и объективную научную истинность и далеко не всегда успешно. Но схема остается прежней: сила, при стандартном раскладе, оставляет индивида раньше чем интеллект.

Отсутствие точных знаний о времени появления первого интеллектуала не дает нам оценить временной промежуток отделяющий момент появления перового человека разумного (а он априорно обладал силой), от момента появления того, кто обладал не только силой, но и красотой, что стало прологом к появлению интеллектуала. Причем такое расстояние представляется несравненно более длинным, чем время прошедшее от момента появления первого сильного наделенного красотой, до момента появления первого интеллектуала; все-таки появление сильных и красивых вписывается во вполне определенные схемы, появление же интеллектуалов кажется явлением стопроцентной вероятности только когда размер выборки соответствует численности эволюционирующей части человечества.

Описано достаточно много случаев когда ребенок вырастал вне человеческого общества, например, среди животных, куда он попадал в младенчестве. Не сумев по этой причине освоить навыки речи, как главного средства мышления и общения, он оказывался неспособным к каким-либо формам разумного существования, даже если потом и попадал к людям. В редких случаях такие дети обучались ходьбе на двух ногах и еде с помощью столовых приборов. Т. е. существуют возрастные рамки в которые ребенок должен освоить тот или иной базовый навык. Не уложившись в них он рискует потерять способность к освоению, либо частично, либо полностью. То же самое и с интеллектом. Интеллектуалом нельзя становиться в течении всей жизни, им можно стать к определенному возрасту, который варьировался в различные эпохи и у разных поколений, но сейчас равен примерно 17–18 годам, и это, кстати, предельно низкий показатель, может быть самый низкий который когда-либо существовал. Интеллект как бы опережает силу во всех возрастных группах кроме детской. Почему так происходит будет проанализировано в последних главах второй части, но сейчас заметим, что индивид с наличествующей силой, наделенный красотой, но без интеллекта, оставаясь молодым или вечно юным, наверное когда-нибудь и достиг бы уровня позволяющего назвать его интеллектуалом. Сколько лет должно было бы пройти — сказать невозможно, может десятки, а может и сотни. Когда-то ведь не было интеллектуалов, но они появились, хотя факт их появления не был однозначно детерминирован. Такое предположение бесспорно абстрактно, оно не учитывает психологических изменений могущих произойти с индивидом, вдруг осознавшим что он остаётся "вечно молодым", но оно однозначно верно именно при бесконечном течении молодости, или точнее, — юности. Античная мифология наделяющая богов вечной молодостью и незыблемым интеллектом, одновременно ясно показывает, что они были одержимы страстями и экстремальными состояниями в значительно большей степени чем люди. Наверное так и было бы с реальными "вечно молодыми". Их тоже давили бы неудержимые бесконечные страсти, но оставаясь сильными, они, кто раньше, кто позже, стали бы интеллектуалами, так как абсолютная бесконечная сила и бесконечный интеллект сходятся. Ведь может быть и те упоминаемые выше «маугли» полностью бы очеловечились, если б их раннее детство продолжалось вечно, но время неумолимо, его ход нельзя замедлить, однако можно замедлить износ организма повышая его качество. Детям это недоступно, но молодые обладают способностью осознать столь сложные вещи и повышая свое собственное качество, способствовать тому, чтобы поколение идущее за ними было более износоустойчивым. Речь, ясное дело, идет не о всех молодых, а только об элитных экземплярах, элитных как в биологическом, так и в интеллектуальном смысле.

В свете подобных рассуждений, библейские, да и не только библейские предания по которым тот или иной индивид совершал судьбоносный поступок находясь в совсем пожилом возрасте, предстают в несколько ином свете. Нигде не говорится о немощи людей первого поколения, даже несмотря на их возраст исчисляющийся столетиями. Описание внешности также не приводится, а придание им нарочито старческих черт наличествующее в изобразительном искусстве, причем не только в каноническом, — есть плод представления уже людей нашей эры.