Критика философских посылок бернштейнианства

Критика философских посылок бернштейнианства

Против бернштейнианской трактовки материалистической диалектики и материалистического понимания истории выступили фактически все марксистские теоретики того времени. Критикуя эклектические философские постулаты бернштейнианцев, Плеханов, Благоев, Люксембург, Меринг, Лабриола, Каутский уточняли и конкретизировали свое понимание сущности материалистического понимания истории, марксистского диалектического метода. Однако при этом большинство учеников, соратников и последователей Маркса и Энгельса все же не уловили подлинного смысла философских посылок бернштейнианства. Так, например, Люксембург, хотя и рассматривала отказ Бернштейна от материалистической диалектики как прямое доказательство его перехода на позиции буржуазного объективизма, как подрыв основ материалистического понимания истории и марксистской политэкономии, тем не менее в своей критике ревизионизма все же, по существу, не затронула основных философских проблем. Она ограничилась критикой эклектического характера основных теоретических установок ревизионизма, его плоского эмпиризма и антиисторизма. «Эта теория, состряпанная без разбору из крох всевозможных систем, – писала она по поводу выступлений Бернштейна, – кажется на первый взгляд совершенно беспристрастной. Бернштейн и слышать не хочет о какой-нибудь „партийной науке“… То, что Бернштейн считает общечеловеческой наукой, демократией, моралью, есть только господствующая, т.е. буржуазная наука, буржуазная демократия, буржуазная мораль»[1799].

Резко отрицательную позицию в отношении теоретических идей Бернштейна занимал А. Бебель, четко представлявший их социальную направленность. Но что касается конкретной критики Бебелем бернштейнианской интерпретации марксистской философии, материалистической диалектики, то сама бебелевская аргументация свидетельствует о том, что он не понимал всего значения диалектического материализма для теории и политики социализма. В качестве основной ошибки Бернштейна Бебель указывал на то, что тот вообще занялся философскими понятиями: законом причинности, детерминизмом, фатализмом. Именно те ошибки Бернштейна, в которых проявилась его враждебность диалектике, Бебель рассматривал как маловажные, как если бы они не стояли в прямой связи с вопросами стратегии и тактики партии. В силу недостаточного понимания материалистической диалектики Бебель (позицию которого разделял и Либкнехт) и пришел к ошибочному выводу, будто из партийной дискуссии по вопросу о ревизионизме надо исключить все, связанное с исследованиями в чисто научной области, то есть всю философскую проблематику.

Недостатки, свойственные критике бернштейнианского ревизионизма марксистами того времени, проявились и в трудах Каутского[1800]. Он не придавал должного значения философской конфронтации между марксизмом и ревизионизмом. В одном из писем Плеханову в 1901 году Каутский сделал характерное признание: «Философия никогда не была моей сильной стороной. Я предпочитаю не писать о философских вопросах, но, конечно, у меня есть свои философские убеждения, и они те же, что и были; убеждения моих учителей, диалектический материализм. Только я думаю, что можно быть в некотором смысле неокантианцем и признавать историческую и экономическую доктрины марксизма»[1801]. В этом – методологические основы коренных недостатков критики Каутским бернштейнианского ревизионизма с присущей ей теоретической аморфностью, иллюстративностью контраргументов, зачастую сводившихся к ссылкам на произведения Маркса и Энгельса.

Вместе с тем выступления Каутского – видного теоретика и признанного авторитета международной социал-демократии – против бернштейнианства сыграло важную роль в критике ревизионизма. Ленин высоко оценил в своей рецензии на книгу Каутского «Бернштейн и социал-демократическая программа. Антикритика» ее марксистские положения. Каутский, по словам Ленина, показал, каким условиям должна удовлетворять серьезная и добросовестная критика, если предпринимающие ее не хотят замыкаться в узкие рамки бездушного педантизма и гелертерства, «если они не хотят терять из виду тесной и неразрывной связи „теоретического разума“ с „практическим разумом“ и притом с практическим разумом не единичных личностей, а масс населения, поставленных в особые условия»[1802].

В полемике с Бернштейном Каутский критически проанализировал интерпретацию Бернштейном марксистской идеи об исторической неизбежности социализма в духе механистического фатализма. Он подчеркивал, что Бернштейн «сузил» исторический материализм до «экономического материализма» – его вульгаризаторской трактовки, после чего Бернштейну пришлось отказаться вообще от материалистического обоснования социализма как идеала революционной борьбы пролетариата. Каутский показал, что поворот Бернштейна к «этическому социализму» далеко не случаен: с точки зрения бернштейнианского «экономического материализма» действительно методологически невозможно понять диалектическое единство материального и идеального, объективного и субъективного в истории. Экономический фатализм, который Бернштейн приписывает марксизму, как отмечал Каутский, действительно мешает осознанию роли идеологии, науки, религии в поступательном развитии истории.

Довольно убедительно отстаивал Каутский марксистское положение о законах материалистической диалектики как всеобщих закономерностях развития природы, общества, человеческого мышления. Он стремился опровергнуть ревизионистское отрицание законов диалектики, и прежде всего закона единства и борьбы противоположностей как источника развития. Каутский показал, что Бернштейн ложно интерпретирует марксистскую теорию развития в духе плоского эволюционизма Спенсера.

В 90-е годы центральной фигурой в международной социал-демократии в спорах с философским ревизионизмом стал Г.В. Плеханов. Его полемика с Бернштейном наиболее основательна в философском отношении, значительно превосходила по теоретической глубине антиревизионистские выступления по проблемам философии Бебеля, Каутского, Люксембург, Меринга, Благоева. Плеханов, подчеркивал Ленин, был «единственным марксистом в международной социал-демократии, давшим критику тех невероятных пошлостей, которые наговорили здесь ревизионисты, с точки зрения последовательного диалектического материализма»[1803]. В историю марксизма Плеханов вошел не только как последовательный критик бернштейнианской интерпретации марксистской философии, материалистической диалектики[1804], но и как один из инициаторов борьбы против идейных сторонников Бернштейна в социал-демократии.

Выступая в защиту материалистической диалектики, Плеханов продолжал традиции Маркса и Энгельса, неоднократно выражавших опасения относительно ослабления интереса к диалектике в рядах социал-демократии. Опасность распространения позитивизма, вульгарного материализма для революционного мировоззрения пролетариата подчеркивал Энгельс. В этих традициях развернул Плеханов свою борьбу против философского ревизионизма Бернштейна, Струве, Шмидта.

«Бернштейнианизацию» марксизма он рассматривал как полное отречение от революционной тактики, от научного социализма и философии марксизма. «Это именно теория буржуазной социальной реформы, выставленная против теории социалистической революции пролетариата»[1805]. Единственный (помимо Лабриолы) из марксистских критиков Бернштейна 90-х годов, Плеханов увидел в ревизионизме симптом упадка общего уровня марксистского теоретического мышления. «Г. Бернштейн, взятый сам по себе, не только не страшен, но прямо смешон… Но „бернштейниада“ очень страшна, как признак возможного упадка»[1806]. Свои выступления против Бернштейна, Шмидта, Струве Плеханов использовал как повод для того, чтобы привлечь внимание к философским проблемам марксизма, показать опасность философского нигилизма для развития теории и практики социализма. Плеханов решительно отверг всякие попытки подвести под марксистскую теорию какой-либо «иной» фундамент, кроме диалектико-материалистического. В своих статьях против ревизионизма он показал, что диалектический и исторический материализм представляет собой целостную философскую систему, отвечающую как мировоззренческим запросам естествознания, общественных наук, так и революционной практики. «Маркс и Энгельс были материалистами не только в области исторического исследования, они были таковыми и в области понимания отношения между духом и материей»[1807].

В полемике с Бернштейном, Струве и другими «легальными марксистами» Плеханов раскрыл содержание основных диалектических закономерностей, изложил основные положения диалектико-материалистического учения о развитии. Он отстаивал идею прерывистого, революционного развития действительности как альтернативу принципу эволюции Бернштейна и легальных марксистов и рассматривал его как идеологизм, призванный оправдать их отказ от социальной революции, апологетику реформизма. В полемике с ревизионистами Плеханов подверг критике эволюционизм бернштейнианства в его применении к обществу, раскрыл научный характер материалистического понимания истории, подчеркнул важность диалектико-материалистического подхода к анализу ее закономерностей. Он выступил против догматизации философско-теоретических основ марксизма, их антиисторической трактовки. «Марксова теория, – писал Плеханов, – не есть вечная истина в последней инстанции. Это верно. Но она является высшею социальной истиной нашего времени…»[1808]

Плеханов был единственным из учеников, соратников и последователей Маркса и Энгельса, кто четко осознал тесную связь философской критики марксизма со стороны бернштейнианцев и «легальных марксистов» с их политической переориентацией на реформизм. «Крайне ошибочно было бы воображать, – предупреждал Плеханов, – что так называемая критика марксизма стремится удовлетворить какой-нибудь серьезной теоретической потребности. До теории гг. „критикам“, в сущности, очень мало дела. Им нужно побороть или хотя бы только ослабить известную практическую тенденцию: революционную тенденцию передового пролетариата… Эта практическая цель оправдывает все теоретические средства»[1809].

Важное значение имели антиревизионистские выступления А. Лабриолы[1810]. Марксизм, утверждал Лабриола, не нуждается в каких-либо «дополнениях» типа неокантианства, позитивизма, социал-дарвинизма и содержит в себе самом возможности дальнейшего развития, совершенствования своих функций в качестве орудия познания и преобразования действительности. Он критиковал Бернштейна за то, что ревизионистский теоретик, столкнувшись с «несоответствием» исходных понятий марксизма с реальностью, взялся полностью пересмотреть все марксистское учение, вместо того чтобы средствами диалектико-материалистического анализа действительности конкретно проанализировать социальную и духовную ситуацию эпохи. По мнению Лабриолы, сам подход Бернштейна и его последователей к анализу марксизма глубоко порочен с методологических позиций: они руководствуются представлениями о марксизме как поверхностной «всенауке» гегельянского (по мнению Кроче) или позитивистского (по мнению Бернштейна) типа. В действительности же прогресс социалистического движения зависит, по убеждению Лабриолы, от того, насколько марксистская мысль осваивает новые факты, явления, процессы развивающейся действительности, дает их конкретный анализ и увязывает с задачами революционной практики[1811].

Ревизионистским представлениям о «теоретической недостаточности» марксизма Лабриола противопоставил свое понимание марксизма как «философии практики», как учения, постоянно развивающегося, отражающего в своих понятиях и категориях динамику истории, многообразные тенденции общественного развития.

Полемика с философскими идеями бернштейнианского ревизионизма поставила перед учениками, соратниками и последователями Маркса и Энгельса важный в теоретическом отношении вопрос о связи теоретических догм ревизионизма с буржуазной философией. Раскрывая эклектический характер философских идей Бернштейна и его сторонников, теоретики революционного марксизма обратились к анализу буржуазных философских доктрин, послуживших источником теоретических взглядов ревизионистов. Плеханов, Лафарг, Меринг дали первые марксистские примеры критического анализа идеалистической теории познания, как она обосновывалась в новейших объективно-идеалистических (неогегельянство) и субъективно-идеалистических (конвенционализм, неокантианство) учениях[1812].

В спорах с философским ревизионизмом 90-х годов важную роль сыграла марксистская критика «этического социализма» неокантианцев (Плеханов и Меринг). Опираясь на свою эрудицию в вопросах истории, Меринг в борьбе с этическим априоризмом неокантианства отстаивал идею социальной обусловленности, классового характера моральных норм, убеждений, идеалов. Этический идеал, подчеркивал Меринг в статье «Неокантианцы», имеет социальные корни и потому может стать исторической и политической силой, направленной как на благо, так и во зло. Следовательно, этический идеал может действовать как ориентир исторической практики и революционной борьбы только тогда, когда соответствующие этические суждения каузально обоснованы, рассматриваются как элементы социальной детерминации. Сходной позиции придерживался и Плеханов.

Философские дискуссии с ревизионизмом 90-х годов стали важным этапом в идейной эволюции учеников, соратников и последователей Маркса и Энгельса. Они выявили общий уровень марксистского теоретического мышления 90-х годов, его достоинства и недостатки. Конфронтация с ревизионизмом в области философии способствовала консолидации интеллектуальных сил международной социал-демократии в деле защиты, пропаганды и развития марксистского учения. Вместе с тем полемика с бернштейнианством и его сторонниками в лице «легального марксизма», «экономизма», поссибилизма и т.д. обнаружила известную ограниченность философского марксистского мышления тех лет: явно ощущалась недооценка мировоззренческого содержания марксизма, недопонимание сущности материалистической диалектики, пренебрежительное отношение к вопросам философии, идеологии в целом. Даже самые основательные критические разборы бернштейнианского ревизионизма и неокантианства тех лет не свободны от такого рода ограниченности.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.