О специфических особенностях научного предвидения будущего в работах Маркса и Энгельса

О специфических особенностях научного предвидения будущего в работах Маркса и Энгельса

[599] 

В 1966 – 1978 гг. в Институте марксизма-ленинизма при ЦК КПСС была проведена большая работа по созданию Предметного указателя ко второму изданию Сочинений К. Маркса и Ф. Энгельса [1]. Самой значительной, как по объему, так и по важности, составной частью этого указателя является рубрика «Коммунизм (общественная формация), коммунистическое преобразование общества» [1, ч. 1, с. 331 – 361]. Она занимает 30 страниц петитом (2,5 печатных листа), состоит из 14 разделов, насчитывает 630 подрубрик и подподрубрик (столько различных аспектов представлений о будущем выявлено здесь), охватывает и отражает тысячи высказываний (порядка 12 тыс. отсылок к 2 тыс. стр.) основоположников научного коммунизма. В ней собраны, проанализированы и систематизированы мысли Маркса и Энгельса относительно предпосылок пролетарской революции, о процессе коммунистического преобразования общества и о самом будущем, коммунистическом обществе. Рубрика отражает в систематизированном виде как содержание, так и методологию марксистской теории коммунистического общества, – как то, что Маркс и Энгельс говорили о будущем обществе, так и то, как они вырабатывали подлинно научные представления о будущем. Эта методологическая сторона их теории представляет в настоящее время особый интерес. Ведь только овладев всеми средствами, методологией научного предвидения будущего, можно в новых, изменившихся исторических условиях последних десятилетий XX в. последовательно развивать и успешно применять теорию, основные принципы которой были выработаны еще в середине прошлого века.

Уже первое, чисто внешнее ознакомление с той частью рубрики, где собраны многие десятки высказываний классиков о марксистской методологии научного предвидения будущего, коммунистического общества, дает общее представление об основных чертах этой методологии. Воспроизведем формулировки соответствующих подрубрик:

– научное предвидение будущего посредством критического анализа существующего мира,

– научные представления о будущем коммунистическом обществе как точные выводы из исторических фактов и процессов развития,

– невозможность заранее принятых, раз навсегда готовых, неизменных решений относительно организации будущего общества,

– невозможность чрезмерной конкретизации и детализации представлений о будущем,

– использование закона единства и борьбы противоположностей,

– использование закона перехода количества в качество,

– использование закона отрицания отрицания.

К этому примыкают: предвидение «снятия» различных социальных явлений классового общества в результате коммунистического преобразования общества; различение вещественного содержания и общественной формы экономических явлений буржуазного общества как средство предвидения особенностей экономики будущего, коммунистического общества и т.д. [1, ч. 1, с. 333 – 334].

В теоретическом наследии Маркса и Энгельса можно выделить три слоя, или уровня, три класса фактов, позволяющих выявить и понять основные черты их методологии предвидения будущего. Это: 1) принципы материалистической диалектики, применение которых к проблеме познания будущего, их конкретизация применительно к решению данной проблемы, приводит к созданию и развитию специфически марксистского способа предвидения будущего; 2) прямые высказывания Маркса и Энгельса о предвидении будущего, носящие обобщенный характер, имеющие значение теоретических обобщений; и, наконец, 3) конкретные примеры предвидения основоположников научного коммунизма, позволяющие путем их анализа выявить и реконструировать общие принципы марксистской методологии познания будущего[600].

С точки зрения предвидения будущего исторически и логически ближайшими (непосредственными) предшественниками основоположников научного коммунизма были представители утопического социализма и коммунизма нового времени, прежде всего те из них, работы которых нашли отражение в литературном наследии Маркса и Энгельса (Мор, Кампанелла, Морелли, Мабли, Бабёф и бабувисты, Сен-Симон и сен-симонисты, Фурье, Оуэн, Кабе, Дезами, Вейтлинг и др.; среди них особо выделяются три великих утописта и сен-симонисты). Поэтому специфические особенности марксистского предвидения будущего можно выявить прежде всего путем сравнительного анализа работ Маркса и Энгельса и их предшественников в этой области. Такое сопоставление позволяет обнаружить как общую основу, необходимо присущую всякому действительному, продуктивному предвидению будущего, так и специфические особенности марксистского предвидения – те особенности, которые составляют суть великого вклада Маркса и Энгельса в развитие методологических средств познания будущего; ведь, как отмечал Маркс, именно отличие от всеобщего и общего и есть то, что составляет развитие[601].

В теоретическом наследии основоположников научного коммунизма выделяются два особо важных высказывания, затрагивающих самую суть научного предвидения будущего. Одно из них принадлежит Марксу, другое – Энгельсу.

В письме молодого Маркса к Арнольду Руге, датированном сентябрем 1843 г. и фиксирующем переход Маркса на позиции коммунизма (оно было опубликовано в феврале 1844 г. в «Немецко-французском ежегоднике»), впервые провозглашается один из основных принципов нового, подлинно научного, коммунистического мировоззрения – основной методологический принцип научного коммунизма: «Мы не стремимся догматически предвосхитить будущее, а желаем только посредством критики старого мира найти новый мир»[602].

По сути дела ту же мысль развивает четыре десятилетия спустя и Энгельс в письме к Эдуарду Пизу 27 января 1886 г.: «Наши взгляды на черты, отличающие будущее некапиталистическое общество от общества современного, являются точными выводами из исторических фактов и процессов развития…»[603].

Оба высказывания содержат одну общую мысль: представления о будущем являются результатом познания существующего общества, тенденций его развития. Эта мысль сводится к пониманию того фундаментального факта, что основой любого предвидения является историческая экстраполяция. Так, по аналогии с математической экстраполяцией и вместе с тем в отличие от нее можно обозначить тот общий механизм предвидения – примитивного и развитого, неосознанного и сознательного, донаучного и научного, – который только и позволяет заглянуть в будущее[604]. Подобно тому как по данному отрезку математического ряда можно определить закономерность построения ряда и продолжить ее за пределы отрезка, так и в познании исторических процессов можно определять закономерности развития, действовавшие до настоящего времени, и экстраполировать их за пределы настоящего – в будущее.

Этот универсальный логический механизм был осознан одними из ближайших предшественников научного коммунизма – сен-симонистами. 150 лет тому назад в Париже было издано их главное произведение – «Изложение учения Сен-Симона». Основным автором этой книги, содержавшей лекции, прочитанные учениками Сен-Симона в 1828 – 1829 гг. в Париже, был Сент-Аман Базар. Вот как резюмирует он содержание третьей лекции: «Какова же, однако, эта новая манера рассматривать историю, заставить, так сказать, прошлое поведать нам будущее судьбы человечества? Какую ценность имеет доказательство, представляемое нами в подтверждение наших мечтаний о будущем? Сен-Симон задумал новую науку, науку столь же позитивную, как и все науки, заслуживающие этого названия: это наука о роде человеческом. Ее метод тот же, что и метод, применяемый в астрономии и физике; факты размещаются здесь рядами из однородных членов, связанных между собою в порядке общности и частности так, чтобы рельефно выступила их тенденция: закон нарастания и убывания, которому они подчинены» [4, с. 79 – 80]. Описываемый здесь и применяемый в лекциях сен-симонистов метод предвидения сводится, по сути дела, к выявлению тенденций развития общества и экстраполяции их в будущее. А это и есть основа всякого предвидения (социального прогнозирования)[605].

Приведем некоторые общетеоретические (диалектико-материалистические) соображения, обосновывающие фундаментальную роль исторической экстраполяции в познании будущего.

Строго говоря, в качестве непосредственного объекта познания исторических явлений нам даны в каждый момент только настоящее[606] и следы прошлого в настоящем. Реконструируя по этим данным прошлый исторический процесс, мы можем исследовать его и выявить определенные тенденции, закономерности, действовавшие до настоящего времени. Предполагая (а это позволяет нам сделать наблюдение над всей исторической практикой), что они будут действовать – во всяком случае какое-то время – и в будущем, мы можем мысленно представить себе это будущее, «заглянуть» в него. Так и только так возможно предвидение. Эта элементарная основа может быть в большей или меньшей степени завуалирована в более сложных формах предвидения. Но в конечном счете именно к ней сводится даже самый сложный логический механизм познания будущего. Настоящее чревато будущим (Лейбниц), содержит в себе будущее как возможность и необходимость. Поэтому будущее можно познавать только через настоящее (через прошлое и настоящее; точнее: через настоящее и следы прошлого в настоящем).

Нетрудно заметить, что в этих рассуждениях фактически присутствует одна необходимая и весьма важная предпосылка: постулат о закономерности исторического развития.

Если бы природа и общество изменялись беспорядочным образом, если бы в каждом следующем состоянии не сохранялось чего-то от предыдущего, если бы в настоящем не оставалось следов прошлого, если бы развитие не было закономерным, то никакое предвидение будущего не было бы возможно. Экстраполяция возможна только потому, что в процессе развития предмета что-то в течение определенного времени остается неизменным. Если бы в каждое мгновение менялось все, то какое бы то ни было предвидение стало невозможным.

Развитие всегда включает в себя две стороны – движение (изменение) и покой (неизменность). Если рассматривать развивающийся предмет как некоторую систему, то неизменными (как и изменяющимися) могут быть: 1) либо элементы системы, 2) либо отношения между ними «в пространстве» (структурные, функциональные), 3) либо отношения между ними «во времени» (генетические). Этот последний случай и есть закон развития того или иного элемента, того или иного множества элементов или всей системы в целом. Разумеется, возможен и еще один случай: закономерное развитие отношений между элементами системы; но это, очевидно, закономерность более глубокого порядка. В реальных процессах – вероятно, как правило, – мы имеем дело с более или менее сложной комбинацией указанных случаев.

Абстрактно мыслимы два предельных состояния: если бы все было абсолютно неизменно – предвидение имело бы абсолютный характер; если бы все абсолютно изменялось – предвидение было бы невозможно. Реален, конечно, третий вариант: сочетание изменения и неизменности, развитие, включающее нечто устойчивое; относительное и вместе с тем закономерное развитие, когда что-то изменяется, а что-то остается неизменным. Поэтому и предвидение реального развития возможно, но является не абсолютным, а только относительным.

Развитие включает в себя – как свой собственный и притом существенный момент – неизменность. Относительная устойчивость – атрибут развития, который проступает, в частности, в закономерном характере всякого развития. Известно, что, перерабатывая материалистически гегелевскую диалектику, В.И. Ленин в своих «Философских тетрадях» определял закон как существенное отношение, как прочное, остающееся, спокойное, существенное в явлении[607]. Очевидно, чем глубже познаваемая закономерность, тем устойчивее соответствующая ей тенденция и тем дальше в будущее можно заглянуть в этом направлении.

Но развитие, движение, изменение всеобщи и абсолютны, а покой, устойчивость, неизменность относительны[608] и преходящи. Поэтому всякое предвидение возможно лишь до определенного предела.

Ленин обращал внимание на то, что явление целостно, а закон выражает лишь часть целого, что явление богаче закона. Исследуя сложные социальные явления, Маркс в «Капитале» много раз обращал внимание на действие экономических законов как тенденций [1, ч. 1, с. 206], которые перекрещиваются друг с другом и только таким образом прокладывают себе путь. Каждое конкретное явление представляет собой узловой пункт, в котором перекрещивается (бесконечное) множество закономерностей. Закон абстрактен, явление конкретно, а конкретное есть синтез абстрактных определений[609]. Из всего этого следует, что каждое предвидение, опирающееся на экстраполяцию выявленной закономерности исторического развития, по необходимости всегда носит частичный, односторонний характер и возможно только до известного предела. Ясно также, что диалектика абстрактного и конкретного, развитая Марксом при разработке метода восхождения от абстрактного к конкретному, должна быть применена при разработке марксистской методологии предвидения будущего.

Подобные диалектико-материалистические соображения позволяют глубже осознать и до некоторой степени обосновать тот фундаментальный для теории научного предвидения будущего факт, что всеобщей методологической основой познания будущего является историческая экстраполяция, опирающаяся на познание закономерностей исторического развития, – экстраполяция закономерностей прошлого исторического развития в будущее.

Но если это действительно так, то естественно возникает вопрос: чем же марксистская методология предвидения будущего отличается от того, что было у предшественников Маркса и Энгельса, например у сен-симонистов? С одной стороны, уже изложенные общие теоретические размышления приводят к выводу, что различия в исторической экстраполяции следует искать в понимании закономерностей исторического развития, которые как раз и экстраполируются на будущее. С другой стороны, конкретный эмпирический анализ всех без исключения случаев предвидения будущего в работах Маркса и Энгельса (а таких мест многие сотни) в сопоставлении с аналогичными случаями у их предшественников-утопистов позволяет со всей определенностью выявить фундаментальную специфику марксистской методологии. Общий результат такого исследования можно сформулировать следующим образом.

Марксистский способ предвидения будущего кардинально отличается от того, что было у предшественников научного коммунизма, отличается как наука от утопии. В чисто теоретическом плане это отличие сводится в конечном счете к диалектико-материалистическому пониманию истории (исторический материализм, который Энгельс считал первым великим открытием Маркса) как непосредственно философской, методологической основе марксистского учения о будущем обществе (здесь мы имеем классический случай превращения теории в метод: диалектико-материалистическая теория истории становится средством познания будущего). Это общее отличие проявляется в ряде более конкретных особенностей марксистской концепции. В первом приближении эти особенности можно резюмировать так: историческая экстраполяция на основе материализма и диалектики.

Необходимость коммунистического преобразования общества (главный прогноз Маркса и Энгельса) основоположники научного коммунизма выводят из анализа объективных общих законов развития человеческого общества и конкретных тенденций развития современного им, буржуазного общества, его объективных противоречий. В отличие от своих предшественников Маркс и Энгельс выявляют материальные предпосылки коммунистического преобразования общества[610]. Переход от существующего общества к коммунистическому они рассматривают как закономерный процесс развития, а само коммунистическое общество – не как нечто неизменное, а как постоянно развивающееся [1, ч. 1, с. 339 – 341]. Как указывал Ленин: «Вся теория Маркса есть применение теории развития – в ее наиболее последовательной, полной, продуманной и богатой содержанием форме – к современному капитализму. Естественно, что для Маркса встал вопрос о применении этой теории (т.е. материалистической диалектики. – Г.Б.) и к предстоящему краху капитализма и к будущему развитию будущего коммунизма»[611].

Основу всего коммунистического преобразования общества творцы научного коммунизма усматривают не в развитии человеческого сознания, а в конечном счете в развитии материального производства (для сен-симонистов, например, это, напротив, развитие человеческого разума). Но, последовательно применяя диалектико-материалистическое понимание истории к познанию будущего, Энгельс предвидит качественное изменение роли общественного сознания в коммунистическом обществе как результат исторического развития взаимодействия между общественным бытием и общественным сознанием [1, ч. 1, с. 357; 2, с. 145 – 147, 157 – 162].

Как правило, предвидения Маркса и Энгельса относятся к будущему человеческого общества (а не природы). Поэтому созданная ими общая теория исторического развития общества имеет непосредственное отношение к их методологии познания будущего.

Материалистическое понимание истории не сводится только к основному положению: общественное бытие определяет общественное сознание. Марксистские представления об обществе, его организации, функционировании и развитии значительно сложнее и содержательнее. Основная концепция материалистического понимания истории имеет как бы две стороны: это 1) представления об общей структуре общества, общественной формации и 2) представления о формационном членении исторического процесса. Первая сторона является главной, определяющей [6, с. 109 – 110].

В самом общем виде структуру человеческого общества, по Марксу и Энгельсу, можно представить следующим образом: [7, с. 187 – 190]: отношение людей к природе ? отношение людей друг к другу ? общественное сознание, или:

ЧRП ? ЧRЧ ? ОС,

где Ч – человек, R – отношение, П – природа, ОС – общественное сознание, а стрелки указывают основное направление функциональной зависимости.

Применительно главным образом к классовому обществу Маркс и Энгельс выявляют более конкретную структуру общества: производительные силы ? производственные и другие общественные отношения ? политическая (и юридическая) надстройка ? формы общественного сознания, или:

ПС ? ПО < ОО ? ПН ?ФОС,

где ПС – производительные силы, ПО – производственные отношения, ОО – общественные отношения, включающие, по Марксу, производственные, семейные и национальные (понимаемые как межобщественные, т.е. как отношения между целыми обществами, международные) отношения (в этом смысле общественные, или социальные, отношения противопоставляются, с одной стороны, материальным отношениям людей к природе, а с другой стороны – политическим, юридическим и идеологическим отношениям), знак < показывает, что производственные отношения определяют общественные, а общественные отношения включают производственные, ПН – политическая надстройка (в широком смысле политические и юридические отношения), ФОС – формы общественного сознания.

Графически правильнее было бы располагать эти элементы не слева направо, а снизу вверх и вместе с тем показать прямую зависимость между экономическим базисом и политической надстройкой, т.е. в виде четырехэтажной структуры, где производственные отношения (ПО) представляли бы основное звено, а другие общественные отношения (ОО) боковое звено второго этажа. Точнее была бы, очевидно, и более сложная формула, выражающая взаимодействие всех элементов:

{[(ПС ? ПО) ? ОО] ? ПН} ? ФОС[612].

Еще точнее представления Маркса и Энгельса о сложной структуре общества выражала бы схема, воспроизводящая многомерные связи между всеми элементами, взаимодействие каждого элемента с каждым другим.

Маркс и Энгельс исследовали общество как определенную систему[613] (приведенные элементарные формулы дают, разумеется, лишь схематическое и упрощенное представление о его общей структуре). Они установили целый ряд закономерностей развития общественных систем: существование определяющих и определяемых факторов (бытие и сознание, производительные силы и производственные отношения, базис и надстройка и т.д.), господствующих и подчиненных отношений; взаимодействие всех элементов общественной структуры (диалектика общественного бытия и общественного сознания, производительных сил и производственных отношений, базиса и надстройки и т.д.); исторический характер как элементов общественной структуры, так и самих связей, взаимодействия между ними, и всей организации общества, общественной формации; диалектический переход элементов общественной структуры друг в друга (так, с развитием общества расширяется состав производительных сил, их функции начинают все больше осуществлять другие элементы – кооперация, разделение труда, наука и т.д.); известное «переворачивание» отношений между элементами (например, зависимости между потребностями и производством); изменение удельного веса элементов в системе (нарастание роли производства средств к жизни, возрастание роли духовного производства в совокупном общественном производстве, отмирание политических функций государства в результате коммунистического преобразования общества и т.д.); сочетание в реально существующих обществах различных социальных систем – господствующих и подчиненных, отмирающих и нарождающихся; закономерности возникновения, развития и смены социальных систем – соотношение количественных и качественных изменений, эволюционных и революционных преобразований, превращение предпосылок возникновения системы или ее отношений в результаты их функционирования и развития, своеобразный «закон периферийного развития» и многое другое.

Эти конкретные закономерности функционирования и развития общества, выведенные Марксом и Энгельсом из анализа предшествующего исторического развития, имеют решающее значение и для познания предстоящего развития общества. Знание их позволяет выбирать наиболее эффективные направления в исследовании будущего и научно конкретизировать картину будущего общества, динамическую картину его развития. Короче говоря, учет общих тенденций развития общества как системы, выявленных материалистическим пониманием истории, позволяет действительно научно и более конкретно предвидеть движение к будущему обществу, само это общество и его дальнейшее развитие.

Рассмотрим более конкретно диалектическую сторону марксистской методологии познания будущего. Известно, что Энгельс определял диалектику как науку о всеобщей связи и всеобщих законах развития в природе, обществе и мышлении [1, ч. 1, с. 176]. Эти два аспекта диалектики выражают некоторое фундаментальное соотношение, имманентное самой действительности: структуру и движение, логику и историю.

Принцип всеобщей связи детерминирует и способ подлинно научного предвидения. Проявлением последовательной диалектики служит ясное понимание того, что развитие общества – это процесс взаимосвязанных изменений всех его сторон на основе изменения его определяющей стороны – материального производства, и поэтому будущее не в отдельных, а во всех своих элементах должно в большей или меньшей степени отличаться от настоящего. Применительно к механизму экстраполяции это означает, что в процессе познания будущего необходим переход от абстрактного к конкретному, от, так сказать, линейной (однофакторной) экстраполяции к комплексной – от экстраполирования изменений отдельных элементов системы вне связи с другими элементами к экстраполированию изменений всех элементов с учетом их связей и взаимодействий, с учетом также и изменений этих связей и взаимодействий (экстраполирование изменений самих отношений между элементами системы). Яркими примерами комплексной экстраполяции являются прогнозы Энгельса относительно требований равенства и справедливости («Анти-Дюринг») и относительно изменения семейных отношений («Происхождение семьи, частной собственности и государства») [2, с. 169 – 170, 187 – 193].

Принцип всеобщей связи, обусловливая сложное переплетение множества тенденций развития, делает практически невозможным учет всех действующих факторов и поэтому накладывает определенные ограничения на наши возможности предвидения, детерминирует некоторый практический предел предвидения будущего. Отсюда – известная критика Марксом и Энгельсом утопистов, пытавшихся предвидеть детали будущего общества, критика чрезмерной детализации представлений о будущем. Отсюда же – и известная осторожность в прогнозах самих основоположников научного коммунизма. Очевидно, здесь действует общий закон: достоверность научного предвидения будущего при прочих равных условиях находится в обратном отношении к его конкретности [2, с. 149 – 150].

Исследуя будущее коммунистическое общество, основоположники научного коммунизма считали возможным предвидеть только главные черты, наметить общие контуры грядущего. Они принципиально воздерживались от чрезмерной детализации своих представлений о будущем. Как отмечал Ленин, «у Маркса нет и тени попыток сочинять утопии, по-пустому гадать насчет того, чего знать нельзя»[614]. И сам Маркс говорил: «Мы не можем решать уравнения, не заключающего в своих данных элементов своего решения»[615]. Той же принципиальной позиции придерживался и Энгельс, указывавший на закономерную связь между утопизмом и необоснованной детализацией картин будущего.

Вместе с тем классики научного коммунизма никогда не отказывались от возможности познать будущее, и всякого рода «футурологический агностицизм» был им органически чужд. Ленин со всей силой подчеркивал и эту сторону научного коммунизма, беспощадно высмеивая оппортунистическое нежелание задуматься над такими проблемами будущего, которые можно предвидеть и которые поддаются теоретическому решению. Так, он высмеивал социал-демократических филистеров от марксизма, которые пытались отделаться от подобных проблем «уклончиво софистическим: „там видно будет“ или спасались „под сень „бесспорной“ (и бесплодной)“ филистерской истины, что конкретных форм наперед знать мы не можем»[616].

Прекрасной иллюстрацией к марксистскому пониманию пределов предвидения, – разумеется, не принципиальных, а практических пределов, – является недавно опубликованная в виде факсимиле страница из книги Н.Г. Чернышевского «Дополнения и примечания на первую книгу Политической экономии Джона Стюарта Милля» (Сочинения, т. III, Женева, 1869) с пометками Маркса [9, с. 193]. Воспроизводим текст Чернышевского с отчеркиваниями и подчеркиваниями Маркса:

«Если невольничество продержалось силою рутины несколько столетий, после того как перестало быть удобною формою производства, то и форма наемного труда в передовых странах Европы может быть продержится еще довольно долго, – быть может несколько десятилетий, а быть может даже и несколько поколений. В вопросах о будущем можно определенно видеть только цель, к которой идет дело по необходимости своего развития, но нельзя с математической точностью отгадывать, сколько времени потребуется на достижение этой цели: историческое движение совершается под влиянием такого множества разновидных влечений, что видно только бывает, по какому направлению идет оно, но скорость его подвержена постоянным колебаниям, как возрастание температуры от зимы к лету: вообще она возрастает, но нельзя предугадать, какова именно будет температура следующего дня. Так и в истории: нельзя определить, благоприятны ли или неблагоприятны будут ближайшие годы экономическому прогрессу. Если благоприятны, в несколько лет произойдет развитие, на которое при неблагоприятных временах понадобится несколько десятков лет, а, пожалуй, и несколько столетий. Но эта хронологическая разница имеет только практический интерес для живущего поколения: доведется ли ему пользоваться лучшими условиями производства или нет, для него это, конечно, очень важно. А в отвлеченной формуле нет этой неизвестности, потому что нет в ней и хронологических указаний; она только говорит факту: ты минуешь, и место твое займет другой факт; она говорит только: из настоящего положения вещей произойдут такие-то и такие-то перемены в таких-то и таких-то фактах. Но когда произойдут, этого она не говорит. Быть может завтра, быть может очень не скоро. Как физиология говорит каждому из нас: „ты умрешь“, но когда кто из нас умрет – этого она не говорит; это уже дело обстоятельств, еще ускользающих от точного определения».

Против конца первой или начала второй фразы приведенного фрагмента Маркс написал на полях слева: «Браво!». И не случайно. Как много в этом замечательном фрагменте перекликается с собственными мыслями Маркса!

Специфической особенностью марксистской теории коммунистического общества является применение основных законов диалектики к прогнозу будущего: закона единства и борьбы противоположностей, закона перехода количества в качество, закона отрицания отрицания.

Применение первого закона требует обращать особое внимание на существующие противоречия действительности, ибо именно противоречие есть движущая сила развития. Действие этого закона позволяет предвидеть исчезновение («снятие») в будущем обеих сторон каждой противоположности: буржуазии и пролетариата, города и деревни, умственного и физического труда, равенства и неравенства, религии и атеизма, эгоизма и самоотверженности и т.д.; ибо эти противоположные явления взаимно обусловливают друг друга.

Применение второго закона позволяет предвидеть, что каждая тенденция развития рано или поздно, но неизбежно, должна будет привести к качественному изменению развивающегося явления и к переходу процесса развития в иную плоскость. Поэтому и в силу данного закона каждая экстраполяция в будущее имеет предел, т.е. каждый процесс развития не может в том же виде, так сказать, в той же плоскости (линейно) продолжаться до бесконечности, и поэтому ту или иную тенденцию развития нельзя неограниченно, до бесконечности продолжать в будущее. (Нелепы поэтому, например, обывательские представления о беспредельном росте потребления продуктов, удовлетворяющих первичные потребности людей). Было бы очень важно определить в общем виде предел линейной экстраполяции, т.е. предел, где количество переходит в качество и где, следовательно, дальнейшая простая экстраполяция в данном направлении (в данной «плоскости») становится невозможной.

Применение третьего закона позволяет предвидеть возрождение и синтез в будущем, на принципиально новом уровне развития, некоторых положительных явлений прошлого: установление общей собственности на ставшие по своему характеру общественными средства производства, устранение классовых различий, отмирание политической надстройки, преодоление самоотчуждения человека, соединение в ассоциации будущего заботы о каждом человеке с интересами развития всего общества в целом.

Разумеется, сами эти законы не дают еще возможности предвидеть те или иные черты будущего. Подлинно научное предвидение становится осуществимым лишь при использовании законов диалектики в конкретном исследовании развития общества.

Марксистская методология предвидения отличается не только применением материалистического понимания истории, законов и категорий диалектики, приемов диалектической логики, но и сознательным и систематическим применением всех этих высших средств познания в сочетании с общим, имманентным всякому предвидению, механизмом исторической экстраполяции.

Спорадическое и стихийное применение законов диалектики при попытках предвидеть будущее можно было наблюдать у многих мыслителей прошлого. Но только основоположники научного коммунизма систематически, последовательно и совершенно сознательно применили всю совокупность средств материалистической диалектики в исследовании будущего, в теории коммунистического общества.

Наряду с этими специфически марксистскими средствами познания будущего мы, разумеется, постоянно встречаем в работах Маркса и Энгельса и элементарные средства всякого научного предвидения: простую экстраполяцию, аналогию, выводы по формуле «если – то» (например, если не будет частной собственности, то не будет и вытекающих из нее следствий), мысленный эксперимент и т.д.

Предшественники научного коммунизма были, разумеется, утопистами. Но почему же столь многие их представления о будущем оказываются и с точки зрения марксизма правильными или близкими к истине? Очевидно, потому, что их утопические концепции содержали элементы научности.

«Немецкий теоретический социализм, – говорил Энгельс, – никогда не забудет, что он стоит на плечах Сен-Симона, Фурье и Оуэна – трех мыслителей, которые, несмотря на всю фантастичность и весь утопизм их учений, принадлежат к величайшим умам всех времен и которые гениально предвосхитили бесчисленное множество таких истин, правильность которых мы доказываем теперь научно»[617].

«Так как процесс мышления, – говорил Маркс, – сам вырастает из известных условий, сам является естественным процессом, то действительно постигающее мышление может быть лишь одним и тем же, отличаясь только по степени, в зависимости от зрелости развития, следовательно, также и от развития органа мышления»[618].

Вот этой «степенью» и отличается марксистская, подлинно научная методология познания будущего от в целом утопических представлений предшественников научного коммунизма – представлений, содержавших, однако, «способные к развитию зародыши» действительно научных воззрений. Эта новая, более высокая степень постижения будущего была обусловлена диалектико-материалистической методологией. А за новой методологией стояло новое мировоззрение, новый класс и в конечном счете новая историческая эпоха.

Литература

1. Предметный указатель ко второму изданию Сочинений К. Маркса и Ф. Энгельса (1 – 39 тома), ч. I – II. M.: Изд-во политической лит-ры, 1978.

2. Багатурия Г.А. Контуры грядущего. Энгельс о коммунистическом обществе. М.: Изд-во полит. лит-ры, 1972.

3. Бестужев-Лада И.В. Окно в будущее. Современные проблемы социального прогнозирования. М.: Мысль, 1970.

4. Изложение учения Сен-Симона. М. – Л.: Изд-во Акад. наук СССР, 1947. – Первое издание: Doctrine de Saint-Simon. Exposition. Premi?re ann?e. Paris, 1830. Маркс пользовался третьим изданием: Doctrine de Saint-Simon. Exposition. Premi?re ann?e. Trisi?me edition. Paris, 1831. В Центральном партийном архиве ИМЛ при ЦК КПСС хранится экземпляр с его пометками.

5. Багатурия Г.А. Маркс о предпосылках коммунистического преобразования общества. – «Вопросы философии», 1978, № 5.

6. Маркс – историк. М.: Наука, 1968.

7. Багатурия Г.А., Выгодский В.С. Экономическое наследие Карла Маркса. История, содержание, методология. М.: Мысль, 1976.

8. Кузьмин В.П. Принцип системности в теории и методологии К. Маркса. М.: Изд-во полит. лит-ры, 1976.

9. Русские книги в библиотеках К. Маркса и Ф. Энгельса. М.: Изд-во полит. лит-ры, 1979. – Первая публикация пометок Маркса на книге Чернышевского – в издании: Н.Г. Чернышевский. Избранные сочинения в пяти томах. Т. II, полутом I. М. – Л.: Госуд. социально-экон. изд-во, 1937.