КОНТРРЕВОЛЮЦИЯ В БЕРЛИНЕ
КОНТРРЕВОЛЮЦИЯ В БЕРЛИНЕ
I
Кёльн, 11 ноября. Министерство Пфуля представляло собой «недоразумение»; его истинный смысл заключается в министерстве Бранденбурга. Министерство Пфуля было указателем содержания, министерство Брандепбурга — это само содержание. Бранденбург в Собрании и Собрание в Бранденбурге[15]. Так гласит надгробная надпись дома Бранденбургов![16] Император Карл V вызвал удивление тем, что велел похоронить себя при жизни[17]. Но написать на своем надгробном камне злую шутку — это почище императора Карла V с его карательным уголовным уложением[18].
Бранденбург в Собрании и Собрание в Бранденбурге!
Однажды некий король Пруссии появился в Собрании. Он не был настоящим Бранденбургом. Маркиз фон Бранденбург, появившийся два дня тому назад в Собрании, был настоящим прусским королем.
Гауптвахта в Собрании, Собрание на гауптвахте! — Это значит: Бранденбург в Собрании, Собрание в Бранденбурге!
Или, быть может, Собрание в Бранденбурге — ведь Берлин, как известно, находится в провинции Бранденбург — возьмет верх… над Бранденбургом в Собрании? Будет ли Бранденбург искать защиты в Собрании, как некогда Капет в другом собрании?[19]
Бранденбург в Собрании и Собрание в Бранденбурге — какая многозначительная, двусмысленная, чреватая событиями формула!
Народы, как известно, гораздо легче справляются с королями чем с законодательными собраниями. История знает целый ряд безрезультатных возмущений народа против национальных собраний. В истории известны только два важных исключения из этого правила. Английский народ в лице Кромвеля разогнал Долгий парламент, а французский народ в лице Бонапарта — Законодательный корпус. Но Долгий парламент уже долгое время был охвостьем, а Законодательный корпус — трупом.
Быть может, короли имели больший успех, чем народы в мятежах против законодательных собраний?
Карл I, Яков II, Людовик XVI, Карл Х представляют в этом отношении малообнадеживающую галерею предшественников.
Но в Испании и Италии имеются более утешительные прецеденты. А недавно в Вене?
Однако не следует забывать, что в Вене заседал конгресс народов и что славянские народные представители, за исключением поляков, перешли с барабанным боем в императорский лагерь[20].
Война венской камарильи с рейхстагом была одновременно войной славянского рейхстага против немецкого рейхстага. Напротив, в Берлинском собрании раскол произведен не славянами, а рабами {Игра слов; «Slaven» — «славяне», «Sklaven» — «рабы». Ред.}, а рабы — это не партия, это в лучшем случае охвостье партии. Дезертировавшая берлинская правая[21] не делает вражеский лагерь сильнее, она заражает его смертельной болезнью — предательством.
В Австрии славянская партия победила вместе с камарильей; теперь она будет бороться с камарильей за плоды победы. Если победит берлинская камарилья, ей не придется делить победу с правыми или отстаивать ее против правых; она даст им на чай и — пинок ногой.
Прусская корона, с своей точки зрения, правомерно Противопоставляет себя Собранию в качестве абсолютной короны. Но Собрание действует неправомерно, не противопоставляя себя короне в качестве абсолютного собрания. Прежде всего оно должно было вынести решение об аресте министров как государственных преступников — государственных преступников против народного суверенитета. Всякого чиновника, повинующегося другим приказам, кроме приказов Собрания, оно должно было подвергнуть изгнанию, объявить вне закона.
Между тем может оказаться, что политическая слабость, с которой Национальное собрание выступает в Берлине, превратится в его гражданскую силу в провинциях.
Буржуазия весьма охотно превратила бы путем полюбовного соглашения феодальное королевство в буржуазное королевство. Лишив феодальную партию гербов и титулов, оскорбительных для ее буржуазной гордости, а также связанных с феодальной собственностью доходов, нарушающих буржуазный способ присвоения, она весьма охотно заключила бы союз с феодальной партией и вместе с нею поработила бы народ. Но старая бюрократия не хочет унизиться до роли служанки буржуазии, для которой она была до сих пор деспотической наставницей. Феодальная партия не хочет принести в жертву на алтарь буржуазии свои привилегии и свои интересы. И, наконец, корона видит в элементах старого феодального общества — общества, которое она увенчивает собой, как его уродливое порождение, — свою настоящую, родственную ей общественную основу, в то время как в буржуазии она усматривает чуждую ей, искусственную почву, на которой она может только зачахнуть.
Романтическое право «божьей милостью» буржуазия превращает в прозаическое право, основанное на документе, господство благородной крови в господство бумаги, королевское солнце в буржуазную астральную лампу.
Поэтому королевская власть не поддалась льстивым уговорам буржуазии. На половинчатую революцию буржуазии корона ответила полной контрреволюцией. Она толкнула буржуазию обратно в объятия революции, народа, провозгласив: Бранденбург в Собрании и Собрание в Бранденбурге. Если мы признаёмся, что не ожидаем от буржуазии ответа, достойного ситуации, то, с другой стороны, мы должны отметить, что и корона в своем восстании против Национального собрания прибегает к лицемерной половинчатости и прячет свою голову под конституционный покров в тот самый момент, когда пытается сбросить этот обременительный покров.
Бранденбург добивается того, чтобы германская централь-лая власть приказала ему произвести государственный переворот. Гвардейские полки введены в Берлин по приказу центральной власти. Берлинская контрреволюция происходит по приказу германской центральной власти. Бранденбург приказывает Франкфуртскому собранию дать ему такой приказ. Собрание отказывается от своего суверенитета в тот самый момент, когда намеревается утвердить его. Г-н Бассерман, конечно, ухватился обеими руками за возможность играть роль слуги под видом господина. Но он имеет то удовлетворение, что господин, с своей стороны, играет роль слуги.
Какой бы ни выпал жребий в Берлине, дилемма поставлена: король или народ, — и народ победит с лозунгом: Бранденбург в Собрании и Собрание в Бранденбурге.
Мы можем еще пройти тяжелую школу, но это подготовительная школа — полной революции.