II

II

Кёльн, 1 апреля. По последним сведениям, полученным из Италии, поражение пьемонтцев при Новаре отнюдь не имеет такого решающего значения, как об этом сообщалось в телеграфной депеше, посланной в Париж.

Пьемонтцы потерпели поражение, они отрезаны от Турина и отброшены в горы. И это все.

Если бы Пьемонт был республикой, если бы туринское правительство было революционным и имело мужество прибегнуть к революционным мерам, — ничто не было бы потеряно. Но итальянская независимость гибнет — не из-за непобедимости австрийского оружия, а из-за трусости пьемонтской королевской власти.

Чему обязаны австрийцы своей победой? Тому обстоятельству, что вследствие предательства Раморино в пьемонтской армии две дивизии были отрезаны от остальных трех, и эти три изолированные дивизии были разбиты численно превосходящими силами австрийцев. Эти три дивизии оттеснены теперь к подножыо Валлисских Альп {Итальянское название: Пеннинские Альпы. Ред.}.

Огромной ошибкой пьемонтцев с самого начала было то, что они противопоставили австрийцам только регулярную армию, что они хотели вести самую обычную, буржуазную, добропорядочную войну. Народ, который хочет завоевать себе независимость, не должен ограничиваться обычными способами ведения войны. Массовое восстание, революционная война, партизанские отряды повсюду — вот единственный способ, при помощи которого малый народ может одолеть большой, при помощи которого менее сильная армия может противостоять более сильной и лучше организованной.

Испанцы доказали это в 1807–1812 гг.[295], венгры доказывают это и сейчас.

Хшановский был разбит под Новарой и отрезан от Турина; Радецкий стоял в 9 милях от Турина. В таком монархическом, хотя и конституционном государстве, как Пьемонт, исход кампании был тем самым решен; к Радецкому обратились с просьбой о мире. Но в республике этим ничего не было бы решено. Если бы не неизбежная трусость монархии, у которой никогда не бывает мужества прибегнуть к крайним революционным средствам, если бы не эта трусость — поражение Хшановского могло бы стать счастьем для Италии.

Будь Пьемонт республикой, которая не обязана считаться с монархическими традициями, у него была бы возможность совсем иначе закончить кампанию.

Хшановский был отброшен к Бьелле и Боргоманеро. Там, где швейцарские Альпы препятствуют дальнейшему отступлению, где почти невозможно рассредоточить армию по двум или трем узким речным долинам, было бы легко собрать армию воедино и смелым наступлением свести на нет победу Радецкого.

Если бы полководцы пьемонтской армии обладали революционным мужеством, если бы они знали, что в Турине находится революционное правительство, готовое на самые решительные действия, им было бы ясно, что следует предпринять.

После битвы при Новаре у Лаго-Маджоре стояло 30000— 40000 солдат пьемонтской армии. Стянув этот корпус в какие-нибудь два дня, его можно было бросить в Ломбардию, где стоит менее 12000 австрийцев. Этот корпус мог бы занять Милан, Брешию, Кремону, организовать всеобщее восстание, разбить поодиночке двигающиеся из Венецианской области отдельные австрийские корпуса и тем самым совершенно уничтожить всю операционную базу Радецкого.

Вместо того чтобы идти на Турин, Радецкий должен был бы немедленно повернуть обратно и возвратиться в Ломбардию, подвергаясь преследованиям со стороны пьемонтского ополчения, которое, конечно, должно было бы поддержать восстание в Ломбардии.

Такая подлинно национальная война — война, подобная той, какую ломбардцы вели в марте 1848 г., в результате чего они прогнали Радецкого за Ольо и Минчо, — такая война вовлекла бы в борьбу всю Италию и наполнила бы новой энергией римлян и тосканцев.

Пока Радецкий еще стоял между По и Тичино, обдумывая, двигаться ли ему вперед или назад, пьемонтцы и ломбардцы могли дойти до Венеции, освободить ее от осады, соединиться с Ла Марморой и римскими войсками, непрестанно тревожа австрийского фельдмаршала бесчисленными нападениями партизанских отрядов и тем ослабляя его, разъединить его войска и нанести ему, наконец, поражение. Ломбардия ждала лишь вступления пьемонтцев; она восстала, даже не дождавшись их. Только австрийские крепости удерживали в повиновении ломбардские города. Десять тысяч пьемонтцев уже были в Ломбардии; подоспей еще двадцать — тридцать тысяч — и Радецкому отрезано было бы отступление.

Но массовое восстание, всеобщее восстание народа — это средства, перед применением которых королевская власть в ужасе отступает. Это средства, к которым прибегает только республика, — что доказал 1793 год. Это средства, применение которых предполагает революционный террор, а какой же монарх мог бы решиться на это?

Таким образом, итальянцев погубило не поражение при Новаре и Виджевано, а трусость и осторожность, к которой их вынуждает монархия. Поражение при Новаре причинило лишь стратегический ущерб: итальянцы были отрезаны от Турина, а для австрийцев путь к нему был открыт. Этот ущерб совсем не имел бы значения, если бы вслед за проигранным сражением началась подлинная революционная война, если бы уцелевшая часть итальянской армии тотчас же провозгласила себя ядром всеобщего национального восстания, если бы обычная стратегическая война армий превратилась в народную войну, подобную той, которую вели французы в 1793 году.

Но, конечно, монархия никогда не отважится на революционную войну, на всеобщее восстание и на революционный террор. Она скорее пойдет на мир со своим злейшим, но равным ей по происхождению врагом, нежели на союз с народом.

Изменник ли Карл-Альберт или нет — одной его короны, одной лишь монархии достаточно, чтобы привести Италию к гибели.

Но Карл-Альберт изменник. Во всех французских газетах сообщается о грандиозном контрреволюционном заговоре всех европейских великих держав, о плане похода контрреволюции в целях окончательного подавления всех европейских народов. Россия и Англия, Пруссия и Австрия, Франция и Сардиния — все подписали этот новый Священный союз.

Карл-Альберт получил приказ начать войну с Австрией, позволить себя разбить и тем самым дать австрийцам возможность восстановить «спокойствие» в Пьемонте, Флоренции, Риме и октроировать повсюду военно-полевые конституции. За это Карл-Альберт должен был получить Парму и Пиаченцу, русские должны были пацифицировать Венгрию, Франция должна была стать империей — и спокойствие в Европе было бы водворено. Таков, по сведениям французских газет, широкий план контрреволюции; и этот план объясняет нам предательство Раморино и поражение итальянцев.

Но победа Радецкого нанесла новый удар монархии. Битва при Новаре и последовавшее за ней бездействие пьемонтцев показывают, что в решающие моменты, когда народ должен напрячь все силы для своего спасения, ничто не сковывает его в такой степени, как монархия. Чтобы Италия не погибла из-за монархии, прежде всего монархия в Италии должна погибнуть.