14

14

Медитация – пробуждение блаженства; это и чувства и выход за их пределы. Она не имеет продолжительности, потому что не имеет времени. Счастье и радость взаимоотношений, зрелище облака, увлекающего за собой землю, и свет листвы на листьях – это наслаждение и глаз и ума. Это наслаждение можно культивировать мыслью и придать ему продолжительность в пространстве памяти; однако это – не блаженство медитации, в которое включена интенсивность чувств. Чувства должны быть острыми и никоим образом не искажёнными мыслью и дисциплиной приспособления или общественной морали. Свобода чувств – не потворство этим чувствам: потворство есть наслаждение мысли. Мысль подобна дыму костра, но блаженство – это костёр без облака дыма, вызывающего слёзы на глазах. Наслаждение – это одно, блаженство – другое. Наслаждение – рабство мысли, блаженство – за пределами мысли, превыше неё. Основа медитации – понимание мысли и наслаждения, с их моралью и дисциплиной, создающими удобство. Блаженство медитации не принадлежит времени и не имеет длительности; оно за пределами обоих и потому неизмеримо. Его экстаз не во взгляде созерцающего и не в переживании мыслящего.

Мысль не в состоянии коснуться его ни своими словами и символами, ни порождённым ею смятением; это не слово, которое может иметь корни в мысли и может быть сформировано ею. Это блаженство приходит из полного безмолвия.

Стояло прекрасное утро с плывущими облаками и чистым синим небом. Прошёл дождь и воздух был чист. Каждый лист был новым; мрачная зима прошла; любой листик в сверкающем свете солнца, знал, что с прошлогодней весной никакой связи у него нет. Солнце сияло сквозь новые листья и бросало мягкий зелёный свет на влажную тропу, которая шла через лес к главному шоссе, ведущему к большому городу.

Вокруг играли дети, но они совсем не глядели на этот прекрасный весенний день. Им не было нужды смотреть на него – они сами были весной. Их смех и их игры были частью дерева и листка и цветка. Вы чувствовали это, здесь не было игры воображения. И листья и цветы как будто принимали участие в смехе, в криках и в пролетавшем мимо воздушном шаре. Каждая былинка, каждый жёлтый одуванчик и нежный лист были такими уязвимыми – и все они составляли часть этих детей, а дети были частью всей земли. Исчезла линия разделения между человеком и природой; но мужчина, мчавшийся на своём автомобиле, и женщина, возвращавшаяся с рынка, не осознавали этого. По всей вероятности, они даже ни разу не взглянули на небо, на трепещущий листик и на белую сирень. Они несли в сердцах свои проблемы, и их сердца никогда не бросали взгляда ни на детей, ни на сверкающий весенний день. Печально было то, что они родители этих детей, и скоро дети станут тем мужчиной на гоночной трассе и этой возвращающейся с рынка женщиной; и мир опять потускнеет. В этом заключалась нескончаемая скорбь. Наступающая осень сдует любовь с этого листка.

Это был молодой человек с женой и детьми. Он казался высокообразованным, интеллектуалом, удачно пользовавшимся словами. Довольно худощавый, он удобно уселся в кресле, скрестив ноги и сложив руки на коленях; его очки сверкали под лучами солнца, падавшими из окна. Он сказал, что всегда ищет – не только философские истины, но и ту истину, которая превыше слова и системы.

– Я полагаю, вы ищете потому, что вы не довольны?

«Нет, это не совсем так. Подобно каждому человеку, я тоже не удовлетворён, но не в этом причина искания. Это не искание при помощи микроскопа или телескопа, не искание жрецом своего Бога. Я не могу сказать, чего я ищу, я не могу указать на это пальцем. Мне кажется, что я был рождён с этим исканием; и хотя я счастливо женат, искание всё ещё продолжается. Это не бегство. Я и в самом деле не знаю, чего я ищу и что хочу найти. Я беседовал об этом и с некоторыми умными философами и с религиозными миссионерами с Востока, и все они советовали мне продолжать моё искание и никогда не прекращать искать. После всех этих лет это всё ещё постоянное беспокойство».

– Нужно ли вообще искать? Искание всегда обращено к чему-то, находящемуся там, на другом берегу, на расстоянии, которое преодолевается временем и долгими переходами. Мы ищем и находим в будущем – там, сразу за холмом. Таков важнейший смысл исканий. Существует настоящее и вещь, которую надо найти в будущем. Настоящее не вполне деятельно и живо, и потому, конечно, то, что скрыто за холмом, более заманчиво, большего от нас требует. Учёный, у которого глаза прикованы к микроскопу, никогда не увидит паука на стене, хотя паутина его жизни не в микроскопе, а в жизни настоящего.

«Вы говорите, сэр, что искать бесполезно? – что нет никакой надежды в будущем? – что всё время заключено в настоящем?»

– Вся жизнь пребывает в настоящем, а не в тени вчерашнего дня и не в блеске надежды на завтра. Чтобы жить в настоящем, необходимо быть свободным и от прошлого и от завтрашнего дня. В завтрашнем дне ничего нельзя найти, так как»завтра» – это настоящее, а»вчера» – лишь воспоминание. Поэтому расстояние между тем, что нужно найти, и тем, что есть, благодаря исканию постоянно увеличивается – каким бы приятным и успокаивающим это искание ни было.

Непрестанные поиски цели жизни – одна из пустых уловок человека. Если он найдёт то, что ищет, найденное окажется не более ценным, чем камешек на дороге. Для того, чтобы жить в настоящем, ум не должен быть разделён воспоминанием о вчерашнем дне или блестящей надеждой на завтрашний день: у него не должно быть ни завтрашнего дня, ни вчерашнего. Это не поэтическое утверждение, а действительный факт. Поэзии и воображению нет места в деятельном настоящем. И речь не о том, чтобы вы отрицали красоту, но любовь и есть та красота в настоящем, которую нельзя найти исканием.

«Мне кажется, я начинаю видеть всю бесплодность тех лет, которые я потратил на искание, на тех вопросов, которые я задавал себе и другим, начинаю видеть всю бесплодность ответов».

– Конец – это начало, и начало есть первый шаг, и первый шаг – это единственный шаг.