Генри Джейкоби. ЭГОИСТИЧНЫЕ, ПОДЛЫЕ ЖИВОТНЫЕ, ПОЛЗАЮЩИЕ ПО ЗЕМЛЕ: ХАУС И СМЫСЛ ЖИЗНИ
Генри Джейкоби.
ЭГОИСТИЧНЫЕ, ПОДЛЫЕ ЖИВОТНЫЕ, ПОЛЗАЮЩИЕ ПО ЗЕМЛЕ: ХАУС И СМЫСЛ ЖИЗНИ
Мы эгоистичные, подлые животные, ползающие по Земле. Но нам достались мозги, и поэтому, если очень постараться, иногда мы отличаемся от животных.
«Один день — одна комната» (3/12{2})
Так говорит Грегори Хаус. Не похоже, что он видит в человеческом существовании хоть какой-то смысл, верно? И все же наш доктор Хаус живет жизнью, которую Сократ мог бы назвать «познанной», а Аристотель — «подчиненной уму». Как так получается, что жизнь Хауса, который не устает заявлять, что она бессмысленна, полна смысла?
«Если ты разговариваешь с Богом, ты — верующий. Если Бог разговаривает с тобой, ты — психически больной»
Отсюда и начнем. Предположим, что наши жизни имеют смысл потому, что мы выполняем начертанный Богом план. В таком случае смысл создается определенным взаимоотношением с божественным существом. Если Бога нет, значит, наши жизни не имеют смысла. Или даже так: допустим, Бог существует, но, если у нас с Ним не сложились отношения, наши жизни опять-таки не имеют смысла.
Может, у Бога есть план, и наша жизнь имеет смысл настолько, насколько мы помогаем Богу в осуществлении Его замысла. Например, Каббала учит, что наше предназначение — помогать Богу спасать мир. Это хороший пример того, о чем я говорю, — предполагается, что мы будем помогать исполнению Божьего замысла. Следовательно, жизнь человека, который помогает Богу, делая добрые дела и все такое, полна смысла. Обратите внимание — если принять эту точку зрения, смысл может обрести и жизнь человека, не верящего в то, что у нее есть смысл. Такой человек мог бы выполнять задание Бога, даже не догадываясь об этом. Может, это про Хауса?
Ну, Хаус в Бога не верит, это ясно. Он вечно оскорбляет верующих, — например, доктора-мормона, которому дал кличку «Большая любовь».{3} Или сестру Августину, монахиню из эпизода «Куда ни кинь» (1/5), уверенную, что раздражение на ее руках — стигматы. Как объясняет Хаусу другая монахиня, она «верит в то, чего нет». «Я думал, это профессиональное требование для таких, как вы», — ехидно отвечает Хаус. Другой пример: в эпизоде «Семья» (3/21) Хаус находит Формана в больничной часовне (Форман испытывает угрызения совести после смерти пациентки) и говорит: «Ну что, ты закончил общаться со своим воображаемым другом? Я тут подумал — может, уже поработаешь?»
Неприязнь Хауса к религии проистекает главным образом из отсутствия смысла в религиозных верованиях. Когда сестра Августина спрашивает Хауса: «Неужели вам так сложно поверить в Бога?», он отвечает: «Мне сложно принять саму концепцию веры — вера не основывается на логике и опыте». Другой пример: в эпизоде «То, что нужно» (4/2) Большая любовь соглашается на участие в эксперименте, который может спасти пациенту жизнь. По условиям эксперимента Большая любовь должен выпить спиртное, что противоречит его религиозным убеждениям. Он соглашается, потому что убежден аргументацией Хауса. «Вы привели хороший довод», — говорит он. Хаус и впечатлен, и удивлен одновременно. «Рациональные доводы обычно не действуют на верующих людей, — замечает Хаус. В противном случае верующих людей вообще бы не было».
Разум, не вера, приносит результаты в реальном мире. В «Куда ни кинь» Хаус ругает сестру Августину, когда та отказывается от лечения, препоручив свою жизнь в руки Господа. «Вы пытаетесь отвратить меня от моей веры?» — возмущается монахиня. Хаус отвечает: «Можете сколько хотите верить в духов, и в жизнь после смерти, и в рай и ад, но, когда дело доходит до этого мира, не будьте идиоткой. Можете продолжать рассказывать мне, что вы доверяетесь Богу, чтобы прожить день, но, когда вы переходите дорогу, я знаю — вы смотрите сначала налево, потом направо». Здесь Хаус подчеркивает, что вера может принести утешение или облегчение, но решение практических вопросов требует участия разума.
В отличие от большинства людей Хаус не считает, что вера в частности, идея загробной жизни так уж утешительна. «Мне удобнее думать, что эта жизнь — нечто большее, чем тест», — говорит он. («Три истории» (1/21)) Даже если на время отвлечься от взглядов Хауса, представление о том, что Бог определяет наличие смысла в наших жизнях, вызывает серьезные сомнения. Подумайте о великих ученых, чьи открытия сделали нашу жизнь лучше. Или о филантропах, что без устали пытаются усовершенствовать мир, в котором мы живем. Или даже о шоуменах и артистах (взять хотя бы Хью Лори!), без которых нам было бы намного скучнее. Правда ли вы думаете, что, если Бога нет, все их свершения и добрые поступки ничего не значат?
Дальнейшее — и неизбежное — развитие этой мысли (впервые встречающееся в диалоге Платона «Евтифрон», откуда я бессовестно позаимствую ход рассуждений) таково: откуда берется смысл в Божьем замысле? Имеет Божий замысел смысл просто потому, что он Божий, или Бог планирует какой-то ход событий потому, что такой ход событий имеет смысл? Если первое, то этот план просто произволен. В нем нет логики, и, следовательно, все могло бы развиваться с точностью до наоборот! Нет, это нам не подходит.
Поэтому многие предпочитают второй вариант ответа: Божий промысел таков, каков он есть, потому, что Бог видит, что определенный ход событий будет иметь смысл. Но если это так, значит, что-то другое, что-то помимо Божьей воли делает план осмысленным. Значит, то, что придает нашей жизни смысл, с Богом не имеет ничего общего. Хаус прав, независимо от того, существует Бог или нет.
Вечность заказывали?
Может быть, сам факт наличия души придает нам подлинную ценность, а нашей жизни — смысл. А может, этот смысл как-то связан с идеей бессмертия души. Если есть жизнь после смерти, значит, эта жизнь имеет смысл потому, что ведет куда-то.
Но Хаус верит в существование души не больше, чем в Бога. Точно так же он убежден, что никакой жизни после смерти не будет. Доказательств-то нет, верно? А что насчет так называемых свидетельств людей, переживших клиническую смерть? В эпизоде «97 секунд» (4/3) пациент пытается убить себя потому, что верит в загробное существование и хочет попасть «в рай». Он уже пережил клиническую смерть, во время которой испытал удивительно приятные ощущения. Он говорит: «В скорой помощи сказали, что технически я был мертв 97 секунд. Это были лучшие 97 секунд в моей жизни». Хаус, разумеется, не может промолчать. Он говорит пациенту: «Ладно… вот что случилось на самом деле. Твой мозг, лишенный кислорода, стал отключаться, произошел выброс эндорфинов и серотонина, и у тебя начались галлюцинации».
Во второй раз тема жизни после смерти возникает в том же эпизоде, когда умирающий от рака пациент отказывается от лечения, которое продлило бы его жизнь, читай: страдания. Он предпочитает смерть и говорит Уилсону и Хаусу: «Я и так слишком долго был заперт в этом бесполезном теле. Здорово будет наконец-то выбраться». Хаус парирует: «Выбраться куда? Думаешь, расправишь крылышки и давай летать с другими ангелами? Не будь идиотом. Нет никакого после, есть только сейчас». Уилсон и Хаус покидают палату, и между ними происходит замечательный диалог:
Уилсон (с сарказмом). Ну как же нам позволить умирающему утешаться верой?
Хаус. Его вера — глупость.
Уилсон. Ну пусть его утешает его вера в сказку, ему так спокойнее — он представляет пляж, и близких людей, и что он будет там здоров.
Хаус. И еще 72 девственницы.
Уилсон. Все кончено. Ему остались считанные дни, а может, часы. Тебе что, неймется, что он проживет эти часы с улыбкой? Ты что, удовольствие получаешь, глядя на его перекошенное от ужаса лицо?
Хаус. Нельзя принимать решения, основываясь на лжи. Боль лучше, чем ничего.
Уилсон. Откуда ты знаешь про «ничего»? Ты там не был!
Хаус (закатывая глаза). Боже, как меня достал этот аргумент. Не нужно ехать в Детройт, чтобы узнать, как там воняет!
Но Хаус в любых обстоятельствах остается ученым. Он хочет доказательств — и устраивает себе клиническую смерть! В конце эпизода он стоит в морге над телом пациента и сообщает ему: «Тяжело говорить, но… Я был прав». Что бы сказал Хаус, если бы существовала жизнь после смерти и Бог спросил бы его: «Почему ты в меня не верил?» Наверное, «Тебе следовало предоставить больше доказательств».[1]
Но, независимо от того, доказал что-нибудь маленький эксперимент Хауса или нет, что мы можем сказать о смысле жизни и вечности? Хаус-философ не соглашается с тем, что жизнь должна быть вечной, чтобы обрести смысл. Вспомним диалог Хауса и Евы, жертвы изнасилования, в чудесном эпизоде «Один день — одна комната»:
Хаус. Если ты веришь в вечность, то жизнь — ничто, как муравей — ничто в сравнении со Вселенной.
Ева. Если вы не верите в вечность, то вся ваша работа — ничто.
Хаус. Важны только наши поступки.
Ева. Тогда ничего не важно. Ведь не будет ни награды, ни наказания.
Ева высказывает идею, что если эта жизнь — все, что у нас есть, то какой в ней смысл? Хаус смотрит на вещи иначе: если эта жизнь — все, что у нас есть, то наши поступки — единственное, что действительно имеет значение.
«Если бы у нее в ДНК было отклонение в один процент, она была бы дельфином»
Может быть, наша жизнь не имеет смысла. Может, мы и в самом деле просто ползаем по Земле, только и всего. К такому выводу можно прийти двумя разными путями. Первый: если смысл жизни определяется существованием Бога, души или загробной жизни, а ни одной вещи из этого списка на самом деле нет, то, сами понимаете… И, кроме того, если наша жизнь обрывается смертью, то, как говорит Хаус, все, что мы успеваем совершить в ограниченный отрезок времени, проведенного на Земле, стремится к нулю. Что значит наше копошение в сравнении с бесконечной Вселенной?
Философия, полагающая жизнь бессмысленной, называется нигилизмом. Чтобы не впасть в нигилизм, нам, похоже, стоит перестать беспокоиться по поводу Бога и загробной жизни — Хаус, не забывайте, такими вещами не заморачивается — и попытаться найти смысл в нашей короткой жизни в реальном мире. Как говорит Хаус, «важны только поступки».
А как насчет нашей оценки своих поступков? Имеет ли она значение? Если человек чувствует, что не достигает своих целей, он может подумать, что в его жизни мало или вообще нет смысла. Но если он чувствует удовлетворение от того, что делает, если это имеет значение для него, — почему бы не считать, что его жизнь что-то значит?
Не так все просто. Человек может получать все, что захочет, но если его желания банальны, иррациональны или пагубны, то, как бы ни радовало достижение целей, трудно сказать, что такая жизнь полна смысла. Представьте человека, похожего на Хауса, который тратит все свое время на мыльные оперы и видеоигры, Хауса минус его блестящие диагностические способности и работу в больнице. Это жизнь без особого смысла, даже если наша «Хаус-минус-доктор» версия Хауса абсолютно довольна собой и своей жизнью.
Не только «жить со смыслом» не значит «получать все, что хочешь», но и «жить без смысла» — не то же самое, что «не получать желаемого». Снова представим человека, похожего на Хауса… нет, представим лучше самого Хауса. Великолепный врач, помогает людям, спасает их от смертельных болезней, но сам глубоко несчастен и не получает от жизни ничего из того, что хочет. Тем не менее его жизнь имеет смысл. Благодаря тому, что делает Хаус, она ценна, даже если сам он считает иначе.
А если вещи, к которым вы стремитесь, не банальны, не иррациональны и не пагубны? Тогда, возможно, жизнь будет осмысленной для вас — «субъективно», как выражаются философы, и одновременно может не иметь никакого смысла для мира, «объективно», как опять же выражаются философы. Так что вопрос принимает следующий вид: какой должна быть «жизнь со смыслом» в обоих значениях этого слова? Такой ли жизнью живет наш доктор Хаус?
«Можете думать, что я ошибаюсь, но это не повод перестать думать»
Сократ (469–399 гг. до н. э.), первый великий герой западной философии, был обвинен в том, что развращает юношество и не чтит богов. За эти преступления философа приговорили к смерти. На самом деле его осудили за привычку в поисках истины задавать людям неудобные вопросы и выявлять их невежество. Суд был бы рад ограничиться изгнанием, но Сократ отклонил такую возможность, ибо знал, что, где бы он ни жил, он останется таким же и не изменит себе.
Но почему же не измениться? В диалоге Платона «Апология Сократа», описывающего суд над философом, Сократ говорит свои знаменитые слова, попавшие в сборники афоризмов в следующем виде: «Непознанная жизнь не стоит того, чтобы быть прожитой»{4}.
Сократ говорит, что предпочтет смерть, но не откажется от своего образа жизни. Почему? Что же такое познанная жизнь, раз за нее и умереть не жалко?
Познанная жизнь это жизнь в поисках истины. Человек, ведущий такую жизнь, любопытен. Он хочет понять и не принимает идеи на веру просто потому, что они популярны или освящены традицией, не боится задавать вопросы. Такая жизнь — жизнь философа.
Великий английский мыслитель Бертран Рассел (1872–1970) говорил о ценности такого образа жизни и философии в целом, когда писал: «Философия должна изучаться не ради определенных ответов на свои вопросы, поскольку, как правило, неизвестны такие истинные ответы, но ради самих вопросов. А эти вопросы обогащают наше интеллектуальное воображение и убавляют догматическую уверенность, которая служит преградой уму в его размышлениях».[2]
Разумеется, Хаус под этими словами подписался бы. В эпизоде «Увольнение» (3/22) он наконец узнает, что за болезнь убивает девушку, и пытается рассказать об этом ей. Поскольку эта информация не спасет ее от смерти, девушка не хочет слушать Хауса. Хаус поражен: «Тебе неинтересно узнать, что убивает тебя?» Родители девушки заставляют его покинуть палату, и, уходя, он говорит уже самому себе: «Как можно жить без жажды познания?» Звучит очень по-сократовски.
Хорошо, пусть жизнь, основанная на жажде познания, жизнь философа (или ученого, которого интересует знание ради знания) имеет ценность, пусть она лучше, чем непознанная жизнь. Но вряд ли из этого следует, что «непознанная жизнь не стоит того, чтобы быть прожитой». Почему Сократ так считает? И почему Хаус утверждает, что такая жизнь бессмысленна?
Познанная жизнь — жизнь философа, жизнь, подчиненная разуму. Разум — вот что отличает человека от животных. Когда Аристотель (384–322 гг. до н. э.) говорил, что «человек — разумное животное», он не имел в виду, что мы всегда руководствуемся разумом и никогда — эмоциями или инстинктами. Он хотел сказать, что только люди обладают способностью мыслить. Я думаю, Сократ имел в виду, что человек, не пользующийся разумом, ведущий жизнь «без исследования», не реализует свой человеческий потенциал. Жизнь без жажды познания и поиска истины, — ничем не лучше жизни животного.
Хаус, видимо, сформулировал бы это по-другому. Не забывайте, он считает, что отличие человека от животных слишком переоценивают. Тем не менее жизнь, в которой не нашлось бы применения его таланту разгадывать загадки, он счел бы запредельно скучной и бесцельной.
Хаус и жизнь, подчиненная разуму
Возможно, непознанная жизнь — это жизнь без смысла и поэтому не стоит того, чтобы ее проживать, но из этого еще не следует, что познанная жизнь — это жизнь со смыслом. В конце концов, может, нигилисты и правы. Может, никакая жизнь не имеет смысла. Может, ни одна жизнь не стоит того, чтобы ее проживать. Откуда мы знаем?
Чтобы ответить на этот вопрос, нам потребуется вернуться к другому — о том, что придает жизни смысл. Мы должны объяснить свойства жизни, имеющей смысл, и затем показать, что сократовская познанная жизнь обладает этими свойствами. Исходя из того, что мы уже рассмотрели, особенно что касается Хауса, эти свойства не имеют никакого отношения к Богу, душе или жизни после смерти, но могут как-то соотноситься с тем, как человек сам оценивает свою жизнь — при условии, что эта оценка совпадает с тем, о чем нам следует заботиться и что считать важным.
Жизнь Хауса имеет смысл потому, что он в большинстве случаев добивается желаемых результатов. Он спасает людей. Проблема в том, что, похоже, его не особо занимают эти люди. Для него работа — решение головоломок. Потому ли только, что такое времяпрепровождение приносит ему удовлетворение? И отвлекает от боли?
Нет, здесь есть что-то еще. Разгадывая головоломки и тем самым спасая людей, Хаус являет пример жизни, подчиненной разуму.
«Жизнь по разуму» Аристотель полагал главной функцией человека. Он пытался ответить на вопрос: «Что такое благая жизнь?». Для него благо вещи определяется тем, насколько вещь выполняет функцию, ей назначенную или, словами Аристотеля, «присущую ей по природе».
Например, хорошая трость должна иметь удобную рукоятку, помогать сохранять равновесие, избавлять от боли при ходьбе; хороший доктор должен уметь правильно диагностировать и лечить болезни (в числе прочего). Хорошая жизнь, следовательно, это такая жизнь, которую должен вести хороший человек. В таком случае что такое «хороший человек»? Что представляет собой функция «хорошего человека», в чем природа «человечности» как свойства, отличающего нас от животных?
Ответ Аристотеля мы уже знаем — подчиненность жизни разуму. Для Аристотеля это означает, что рациональная часть нашей души должна контролировать иррациональную. Иррациональная часть — это наши желания, они диктуют нам, чего мы хотим, а чего — нет. Мне нравится тайская еда; я ненавижу фасоль в томате — так работает иррациональная часть.
Но она не говорит нам, как сильно или как часто следует хотеть того, чего мы хотим. Иррациональной части, утверждает Аристотель, не знакомо понятие меры.
Разум же может соизмерять. А мера, по Аристотелю, лежит в основе любой добродетели. Рассмотрим мужество. Легко приходящий в ярость и всегда готовый к драке человек не обладает такой добродетелью, как мужество. Не обладает ею и трус. Мужество, как отметил еще Платон, состоит в том, чтобы знать, когда затевать бой, а когда — воздержаться от него. Такое мужество в отношениях с Хаусом часто проявляет Уилсон. Он знает, когда противостоять Хаусу, но знает и когда лучше промолчать и избежать ссоры.
Разумеется, просто задействовать мозг тем или иным способом еще не значит вести жизнь, подчиненную разуму. Решение судоку определенно требует логики и мыслительных навыков, но тот, кто всю свою жизнь только и делал, что решал судоку и ничего больше, Аристотелю бы вряд ли понравился. Хаусовский же талант к разгадыванию медицинских головоломок… да что там талант, хаусовский гений! — важен и значим, ибо ведет к практическому результату. Деятельность разума выливается в поступки, Хаус это понимает. В уже упоминавшемся эпизоде «Один день — одна комната» Ева говорит: «Время все меняет». «Это поговорка, — отвечает Хаус, — но это неправда. Только поступки что-то меняют. Если ничего не делать, все остается прежним».
И так мы добрались до заключительной цитаты из Аристотеля: «Что по природе присуще каждому, то для каждого наивысшее и доставляет наивысшее удовольствие; а значит, человеку присуща жизнь, подчиненная уму, коль скоро человек и есть в первую очередь ум. Следовательно, эта жизнь самая счастливая»{5}. По Аристотелю, подчиненная уму жизнь имеет высшую ценность — счастье или благополучие. Так что, даже если Хаус обычно ведет себя так, будто его больше занимает процесс решения хитроумной головоломки, а не последствия решения, разгадывание медицинских загадок должно приносить ему какое-то ощущение счастья — если я прав, то Хаус живет познанной жизнью, жизнью, подчиненной уму.
Кто-то наверняка не согласится с моим выводом, ведь, скажут они, Хаус такой несчастный! Перефразируя сексапильную женщину-диетолога из эпизода «Увольнение», я отвечу им: «Насколько он несчастен, когда спасает людей, распутничает и принимает наркотики?» Дайте-ка Аристотелю викодин.