ЛЮБОВЬ ТРУБАДУРА

ЛЮБОВЬ ТРУБАДУРА

Что только ни делал "услышанный" рыцарь в честь своей госпожи и для ее развлечения!

Если он мог сочинять стихи, он возносил прелести и добродетели прекрасной дамы не только до небес, но и выше. Вот небольшая коллекция звучных сравнений, которыми рыцари Minne награждали своих повелительниц:

"О, Утренняя Звезда, Майская Почка, Роса на Лилии, Райское Поле Цветов, Осенняя Гроздь Винограда, Сад Пряностей, Сторожевая Башня Радостей, Восторг Лета, Родник Счастья, Цветочный Лес, Любовное Гнездо Сердца, Долина Прелестей, Лечебный Источник Любви, Соловьиная Песня, Звуки Арфы Души, Цветок Пасхи, Запах Меда, Вечное Утешение, Груз Счастья, Цветочный Луг, Зернышко Сладкого Миндаля, Рай для Глаз" и т. д.

Арно де Маруэль, трубадур из Прованса, настолько потерял голову от любви, что в поисках новых сравнений так воспевал госпожу своего сердца: "О, Зеркало Любви, Ключ к Славе, Мартовское Солнце, Апрельский Дождь, Майская Роза, Летняя Тень…"

То, что я сказал чуть раньше о восхвалении выше небес, надо понимать в буквальном смысле. Один из знатных рыцарей, граф Рамбо из Оранжа, пел так: "Улыбка Любимой делает меня счастливее, чем если бы четыреста ангелов смеялись бы мне с небес. Во мне так много радости, что ею можно было бы развеселить тысячу грустных людей, и все мои родственники могли бы питаться ею, не получая никакой другой пищи… "

Звонкие слова, но не пустые излияния, потому что трубадур был способен на такое неземное обожание. Мы знакомы с историей Жофре Руделя и графини из Триполиса. Эта история воспевалась не один раз. Нам известно такое количество романтических ее обработок — среди них и связанное с привидениями произведение Гейне, — что трезвомыслящий современный читатель не верит уже ни единому слову. А ведь в основе истории лежит действительный случай. Фридрих Диц[354] разыскал первоисточник; с присущим старым хроникам лаконизмом в нем рассказывается:

"Жофре Рудель, герцог Блайи, влюбился в графиню Триполиса, ни разу не видя ее, зная ее только по воспевающим ее доброту и добродетели рассказам возвращающихся из Антиохии паломников. Он начал писать ей чудесные стихи, а потом страсть настолько охватила его, что он принял христианство и на корабле отправился в путь. В пути его поджидала тяжелая болезнь. По прибытии в Триполис спутники сочли его умершим и временно оставили на каком-то постоялом дворе. Узнав о случившемся, графиня поспешила туда, присела на его постель и обняла его. Считавшийся мертвым кавалер пришел в себя, увидел графиню и возблагодарил Бога за то, что тот продлил ему жизнь до этого мгновения. После этого герцог скончался на руках у графини, которая распорядилась с почетом похоронить его в триполисском храме. Сама она, терзаясь болью, в тот же день ушла в монастырь".

Диц собрал прочие относящиеся к тому периоду данные о герцоге Руделе, сравнил повествования хроник с дошедшими до нас стихами Руделя и на основании этого сделал вывод, что это действительный случай.

Такое сверхъестественное обожание свидетельствует, что множество странных поступков, о которых я собираюсь рассказать, вызваны в рыцарях не помутнением ума, как у Дон Кихота. Они всерьез переживали все это, всерьез действовали, а окружающие всерьез воспринимали сообщения о гротескных поступках.

Таких серьезных обожателей легко было оплести сетью рыцарского флирта. В большинстве случаев дама немного ломалась, притворялась, заставляла упрашивать себя, как этого требовали нормы поведения, а потом посвящала в свои рыцари изнывающего кавалера и сообщала, какими поступками он должен доказать свою любовь. Бывали случаи, когда госпожа с поистине садистской жестокостью сама определяла тяжелейшие условия, а мечтательный фанатик без возражений принимал их. Здесь уже флирт охлаждался до уровня самого бессердечного кокетства.

Энтони Мери рассказывает историю трех рыцарей и испытания сорочкой. Три рыцаря искали милость одной дамы. Наконец она решила, что одарит любовью того из трех претендентов, кто на ближайшем рыцарском турнире будет выступать в ее сорочке. Да, но надеть ее надо не под доспехи и не на них, а на голое тело, без всяких доспехов. Это было равнозначно смерти. В лучшем случае рыцарь мог рассчитывать, что он упадет на землю полумертвым, исколотым копьями. Двое из трех претендентов приняли мудрое решение и отказались. Но третий согласился на испытание, настолько поглупел он от любви и рыцарской чести. Итогом турнира, естественно, стало то, что к даме его доставили израненным, обливающимся кровью. Он был едва жив, но глаза его полыхали счастьем. Как это было принято, госпожа устроила большой пир. Существовала еще одна традиция, согласно которой дама независимо от ранга сама должна была обслуживать гостей, оказывая тем самым честь герою. По этому случаю она надела поверх платья перепачканную кровью сорочку и в ней хлопотала вокруг гостей.

Ношение сорочки на рыцарских турнирах было привычным зрелищем; естественно, рыцарь носил ее поверх доспехов. В те времена она считалась талисманом, защищала рыцаря и придавала ему силы. Сегодня мы назвали бы это фетишизмом. Действительно, именно на это указывает описанный Вольфрамом фон Эшенбахом случай с отважным Гамуре, который надевал поверх доспехов сорочку обожаемой Эрцелойд не только на рыцарских турнирах, но и в сражениях. Рыцарь Куки отправил своей любимой собственную рубаху и попросил, чтобы она спала в ней. Намного позже Брантом[355] в посвященной красивым ножкам главе своей книги вспоминает о странной традиции. Он заявляет, что был лично знаком со знатными господами, которые, прежде чем начать носить новые шелковые чулки, отправляли их своим любимым с Просьбой поносить их дней восемь-десять. "После этого, — пишет знаменитый коллекционер сплетен, — они начинали носить чулки сами, получая от этого огромное физическое и моральное наслаждение".

Это произошло с рыцарем Гильомом де Балауном. Королевой своего сердца он выбрал госпожу Жавэк. Та вняла его мольбам и по всем правилам посвятила его в свои рыцари. Какое-то время игра в любовь и дальше шла по всем правилам. Но в один прекрасный день Балаун услышал историю поссорившейся, а потом помирившейся влюбленной пары; от героя этой истории он узнал интимные подробности того, насколько сладко примирение. Кавалеру Балауну очень понравилась история, и он так захотел испытать сладость примирения, что решил попробовать это со своей дамой. Для начала, правда, надо было поссориться. Эту задачу славный рыцарь своим тяжелым умом решил таким образом, что, когда госпожа прислала ему письмо, он просто-напросто выбросил из квартиры того, кто это письмо доставил. Тогда госпожа лично приехала на квартиру к рыцарю, чтобы узнать, в чем дело. Кавалер великолепно сыграл роль оскорбленного мужчины и госпожу также выбросил. Этим должен был закончиться первый акт любовной интриги. Но в дальнейшем комедия переросла в драму, ибо госпожа Жавэк и слышать больше не хотела о грубом воздыхателе, и когда позже тот виновато, с извинениями явился в замок, в ответ она также распорядилась выбросить его. Несчастный Балаун, потерпев такую неудачу в своих экспериментах по изучению любви, обратился за помощью к посреднику. Он попросил одного из друзей заступиться за него перед разгневанной дамой, объяснить ей настоящие причины игры в ссору и каким-нибудь образом исправить положение. Друг уехал и вернулся с ответом: "Хорошо, госпожа простит, но в наказание кавалер Балаун пусть вырвет у себя ноготь на мизинце и пришлет его в сопровождении стихотворения, бичующего его глупость". Ничто не прольет более яркий свет на дурацкую романтику эпохи рыцарства, чем то, что произошло вслед за этим: рыцарь Балаун распорядился немедленно доставить хирурга, приказал вырвать себе ноготь на мизинце и со слезами на глазах от боли и от счастья примирения написал требуемое стихотворение. А потом вместе с другом отправился в замок. Дама ожидала их в воротах, трубадур бросился на колени, протянул ей свой ноготь и стихотворение, дама, плача, приняла их, а рыцарь ценой ногтя смог насладиться прелестью поцелуя примирения. Текст молящей о прощении песни нашел и опубликовал Сент-Палай.

Зная такие случаи, мы легче можем понять балладу Шиллера о брошенной львам перчатке, которую рыцарь, правда, вынес от них, но после этого бросил ее в лицо даме. Эту историю, как известно, первым описал Брантом, и, может быть, такое произошло и в действительности, потому что Брантом для достоверности приводит еще один случай из собственной практики, когда дама потребовала от рыцаря, чтобы тот в доказательство своей любви пронзил кинжалом собственную руку. Кавалер готов был пойти на это, и Брантому пришлось применить силу, чтобы помешать безумному поступку. Вспоминает он и случай с кавалером Жэнле, который безмятежно прогуливался с дамой; они были как раз на мосту через Сену, когда в даму вселился дьявол садистского флирта, она бросила в реку свой дорогой кружевной платочек и попросила рыцаря прыгнуть за ним и достать его из воды. Напрасно кавалер объяснял, что он не умеет плавать, дама обозвала его трусом, после чего тот в отчаянии как был, бросился в воду. К счастью, поблизости была лодка, и влюбленного безумца успели своевременно вытащить на берег.