СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ПРОЦЕССЫ ЖИВОТНЫХ

СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ПРОЦЕССЫ ЖИВОТНЫХ

Вызывать в суд и осуждать животных — тема, дешевая у юмористов. Рубриковые подборки и воскресные приложения газет веселят читателя забавной информацией, поверхностным изображением искажая действительность.

Процессы животных надо разделять на два вида:

В первом случае речь шла об изгнании большого количества вредных животных. Эта тема входила в компетенцию церковного суда.

Во втором случае дело возбуждалось против одного совершившего преступление животного, и целью процесса было наказание преступления. По таким делам приговор выносился гражданским судом.

Церковные процессы не соответствуют теме моей книги. Я коротко остановлюсь на них, чтобы показать разницу между двумя разновидностями процессов.

В средние века важное место среди стихийных бедствий занимало нашествие огромных масс мелких животных или насекомых, которое становилось бедствием для целых регионов. Я имею в виду саранчу, гусениц, хрущей, змей, лягушек, мышей, крыс, кротов и т.д. Такие нашествия уничтожали урожай, их часто сопровождал голод. Наука в то время была бессильна справиться с этим бедствием. Поэтому народ отвернулся от науки и искал спасения в религии.

Объяснение неожиданному и страшному бедствию находили в том, что в нем замешана рука демона. Не саранча съедает урожай, не мыши сгрызают корни растений, а сам демон вселился в тела вредителей. Перепуганные люди ждали помощи от священников и требовали, чтобы те прокляли зло.

Но церемония проклятия также требовала соблюдения процессуальных норм: заявление, назначение адвоката, судебное заседание, обвинение, защита, приговор. Сегодня, конечно, все это звучит комично, но в те времена это было странным настолько, насколько странными кажутся в наши дни традиционные английские привычки. Мы знаем, что в память о пороховом заговоре и в наши дни караул спускается в подвальные помещения парламента с керосиновой лампой, освещает все углы: не скрывается ли там что-нибудь подозрительное? Даже и говорить не стоит, что весь подвал ярко освещен электрическим светом. Но никто, однако, не смеется над служебным рвением славных караульных.

Приговор церковного суда чаще всего содержал предупреждение (Monitoire). Если оно не помогало, следовало проклинание (Malediclio). Причем проклинали не животных, а демона.

Случалось, что и гражданские суды пытались использовать такой порядок. Однако эти процессы были только искаженным отражением церковных, как это явственно следует из дошедшего до нас подробного протокола одного процесса. Он проходил в Швейцарии, в суде поселка Глурнс[341].

"В день Урсулы года 1519-го перед Вилхельмом фон Хасслингеном, судьей поселка Глурнс, предстал житель Стилфса Симон Флисс и заявил, что от имени жителей поселка Стилфс он хочет возбудить дело против полевых мышей в соответствии с предписанием закона. И так как закон предписывает, что в таком случае у мышей должен быть адвокат, он обратился к властям с просьбой выделить адвоката, чтобы у мышей не было повода к обжалованию. На основании этой просьбы судья назначил адвокатом полевых мышей Ганса Гринебнера, жителя Глурнса, и в соответствии с законом утвердил это назначение. После этого Симон Флисс от имени населения Стилфса назвал обвинителя в лице Минига фон Тарча".

(Процесс, видимо, затянулся, или же заседания в суде проводились всего два дня в году, ибо заключительное заседание состоялось только в 1520 году, в среду, после дня Филиппа и Якоба.)

"Судья: Конрад Спрегсер (капитан-наемник из армии коннетабля Бурбона). Заседатели: (перечислено 10 человек).

Миниг фон Тарч, обвинитель, от имени всего населения поселка Стилфс заявил, что в этот день он пригласил предстать перед лицом закона Ганса Гринебнера, адвоката неразумных животных, названных полевыми мышами, в ответ на что вышеупомянутый Ганс Гринебнер вышел вперед и объявился от имени мышей.

Миниг Уолч, житель Сулдена, выступая в качестве свидетеля, рассказал, что в течение 18 лет он регулярно проходит через земли Стилфса и заметил, какой большой ущерб наносят полевые мыши, в результате чего у жителей почти не остается сена.

Никлас Стокер, житель Стилфса, рассказал, что он помогал работать на тех землях и всегда замечал, что эти животные, имени которых он не знает, приносили большой ущерб; особенно осенью, при втором покосе.

Вилас фон Райнинг, в настоящее время проживающий по соседству со Стилфсом, но до этого в течение 10 лет бывший жителем Стилфса, рассказал, что может сказать то же самое, что и Никлас Стокер, и даже больше, ибо он сам не один раз видел мышей.

После этого свидетели подтвердили свои показания".

(Как видно, суд не заслушивал показаний заинтересованных стилфских хозяев, доказывая свою объективность тем, что заслушал только непредвзятых и незаинтересованных свидетелей: двух жителей соседних сел и одного местного поденщика.)

Обвинение:

"Миниг фон Тарч обвиняет полевых мышей в нанесении ущерба и заявляет, что, если так и будет продолжаться, и вредные животные не уберутся, его доверители окажутся в положении, когда они не будут в состоянии платить налог и вынуждены будут переселиться в другое место".

Защита:

"В ответ на это заявление Гринебнер заявил: обвинение ему понятно, однако известно, что его подзащитные приносят и определенную пользу (уничтожают личинки насекомых), поэтому он ждет, что суд не лишит их своей милости. Если же это все-таки произойдет, он просит, чтобы суд в своем решении обязал заявителей выделить для мышей другую территорию, где они смогут жить спокойно. Кроме того, он просит выделить для них соответствующую охрану, которая во время переселения позаботится о безопасности мышей, защищая их от их врагов, собак и кошек. В заключение он просит в случае, если кто-либо из его подзащитных ожидает потомства, дать им достаточно времени, чтобы они могли разрешиться от бремени и взять своих детенышей с собой".

Приговор:

"Выслушав обвинение и защиту, а также свидетелей, суд постановляет, что называемые полевыми мышами вредные животные обязаны в течение 14 суток покинуть пахотные земли и луга поселка Стилфс и переселиться в другое место. Их возвращение в эти края запрещено на вечные времена. Если же какое-либо из животных ожидает потомства или же находится в таком юном возрасте, что не в состоянии перенести переезд, они получают дополнительно еще 14 суток, в течение которых обязаны при первой возможности совершить переселение".

Бросается в глаза, что юридические формальности были соблюдены полностью, а суд при вынесении приговора был так же объективен, как и при слушании сторон. Мышей надо было осудить, ибо их вредная деятельность была доказана показаниями беспристрастных свидетелей. Но в отношении отдельных осужденных было проявлено повышенное внимание, как это было принято в юридической практике в отношении беременных женщин, для которых делались определенные исключения. Но суд твердо отклонил просьбу адвоката о выделении новой территории для проживания мышей. Они просто высылались из края: пусть убираются, куда хотят. Убрались они или остались, этого мы не знаем.

* * *

Совершенно иной характер носили индивидуальные процессы, когда обвинялись отдельные животные, совершившие преступление. Здесь в суде побеждал древний юридический принцип — "юс талионис" (око за око, зуб за зуб). Если приговор можно было осуществить в отношении скрывшегося или мертвого преступника, почему же нельзя было наказать виновное животное? Холодная теория возмездия и устрашения не позволяла обойтись без наказания; богиня Фемида завязала глаза и не хотела видеть, на человека или на животное опустится ее меч[342].

Первый приговор, который нам известен, был вынесен в 1266 году в отношении свиньи. А последний раз смертный приговор был вынесен кобыле в 1692 году. То есть мода на гротескные процессы просуществовала больше четырех столетий. Всего до нас дошло 93 полных официальных записей и протоколов, что не мало, так как мы должны принимать во внимание, какой ущерб нанесли архивам пожары, нашествия врагов, небрежное хранение. Большинство случаев произошло во Франции, но имеются данные и о Германии, Швейцарии, а также Италии. По Англии у нас есть мало достоверных данных, но то, что и там часто казнили животных преступников, выясняется из нескольких строк, написанных Шекспиром. В "Венецианском купце" Грациано с такими словами нападает на жестокого Шейлока:

Твой гнусный дух жил в волке,

Повешенном за то, что грыз людей;

Свирепый дух, освободясь из петли,

В тебя вселился…

Процесс вел соответствующий суд. Обвинение представлял прокурор. Случалось, что провинившемуся животному выделяли адвоката. Заслушивали свидетелей случившегося, иногда выезжали на место происшествия и обо всем составляли подробный протокол. Бывало, что на основании определенных процессуальных норм провинившуюся свинью отправляли на дыбу, и ее отчаянный визг вносился в протокол, как признание вины.

Во время процесса обвиняемое животное проводило свои дни в грустном заточении. В одной тюрьме с людьми, под наблюдением того же надзирателя. Больше того, как свидетельствуют счета, за кормление животного надзиратель получал такую же сумму, как и за кормление людей. При этом возникала лишь одна трудность. По правилам все заключенные должны быть внесены в список. Но под каким именем вписывать в этот список находящееся в неволе животное? Бюрократия нашла выход: четвероногого заключенного записывали под именем его хозяина: "Свинья того-то".

Если же на основании данных процесса было доказано, что преступление совершено обвиняемым животным, суд выносил приговор. Известен случай, который произошел в 1499 году, когда приговор был по всем правилам объявлен осужденному в тюрьме, где оно проводило грустные дни в камере предварительного заключения. Совершившее убийство животное осуждалось на смертную казнь. Из способов смертной казни выбирался обычно самый позорный: через повешение. Но бывали и более сложные случаи, когда провинившееся животное с особой жестокостью затоптало или загрызло свою жертву. В таких случаях применяли более строгое наказание, при котором смерть злодея оказывалась более тяжелой. В 1463 году двух свиней живьем закопали в землю, в 1386 году одна свинья была осуждена на то, чтобы на место казни палач доставил ее на санках, то есть на деревянной решетке, сделанной из планок, провезя таким образом через весь город.

Смертный приговор приводил в исполнение официальный палач, делалось это публично, с соблюдением всех формальностей. Палач официально получал за казнь деньги, как в обычных случаях. В архивах французского города Мелен и в настоящее время хранится отчет по расходам в связи с казнью свиньи, осужденной в 1403 году. Этот забавный документ выглядит так:

"Кормление свиньи в тюрьме: 6 парижских грошей.

Далее, палачу, который приехал из Парижа для приведения приговора в исполнение, на основании постановления мэра: 54 парижских гроша.

Далее, плата за телегу, на которой свинья была доставлена к эшафоту: 6 парижских грошей.

Далее, плата за веревку, на которой была повешена свинья: 2 парижских гроша и 8 денариев.

Далее, за перчатки: 2 парижских денария".

Из отчета выясняется, что палач, осуществляя драматический акт, надевал перчатки, как будто приводил в исполнение приговор в отношении человека. Был случай, когда свинье отрубили нос, а на обрубок головы надели человеческую маску. Больше того, иногда на животное надевали даже человеческое платье: жилет и брюки, чтобы иллюзия была еще более полной.

Чаще других в качестве обвиняемого фигурирует свинья, что в первую очередь свидетельствует о беспечности родителей, которых следовало бы наказать в первую очередь, благо, палач был под рукой. Реже под судом оказывались бык и лошадь, еще реже — мул и осел. В 1462 году повесили кошку — за то, что она задушила младенца.

При более мелких преступлениях обвиняемое животное могло избежать смертной казни. Мы знаем случай, который произошел в 1395 году в Сардинии; речь шла об ослах, которые забрели на чужое поле. Закон гласил, что ослу, который впервые зашел на чужое поле, следует отрубить одно ухо; в случае повторения — и второе. Это, наверное, единственный случай в мировой истории, когда кого-то хотели опозорить, лишая его известного позорного символа — ослиного уха.

Имеются у нас обрывочные данные о процессе, состоявшемся в России. В роли обвиняемого в нем выступал баран-драчун. Мы знаем только, что хулиганствующее животное решением судьи было осуждено на ссылку в Сибирь. Данные о методах приведения приговора в исполнение и личной жизни барана в трудных условиях сибирской ссылки до нас не дошли.

Больше известно о собаке, которая в маленьком городке в Нижней Австрии укусила некоего советника. Хозяин собаки смог доказать свою невиновность и был оправдан. Но собака должна была быть наказана. За безобразный поступок она была осуждена на один год и один день тюремного заключения. В усиление наказания она должна была провести этот срок не в обычной камере, а в находящейся на рыночной площади клетке. Эту клетку называли "Narrenketterlein"; в нее, как к позорному столбу, сажали осужденных преступников, которые становились жертвой издевательств толпы.

Знакомы мы и со сложным случаем спора в отношении правомочий. В 1314 году во французском поселке Мози вырвавшийся на волю бык забодал человека. Живший по соседству с поселком граф Валуа, узнав об этом, распорядился поймать быка и отдать его под суд. Чиновники графа выехали в Мози и по всем правилам провели судебный процесс. Они допросили свидетелей, которые доказали, что убийство совершил бык. Помещичий суд графа, обладавший правом "судить на жизнь или смерть", вынес приговор, который тут же, на виселице поселка, был приведен в исполнение. Но тут руководители поселка Мози сообразили, что граф не имел права распоряжаться на их территории. Они опротестовали приговор в парламенте своего департамента, как в суде более высокого уровня. Парламент не знал, что делать, ибо представители поселка были правы, но никто не осмеливался выступить против могущественного графа Валуа. Поэтому парламент вынес мудрое решение, что граф не имел права действовать таким образом на территории поселка, но быка повесили по заслугам, так что все правильно.

Сохранились заметки и об осуществлении права всевышнего помилования.

В сентябре 1379 года на пастбище поселка Жюсси три свиньи взбесились и до смерти загрызли сына поселкового свинаря. Поднялся переполох, свиньи метались во все стороны, и в этом беспорядке свиное стадо соседского помещика перемешалось с поселковым стадом. Чтобы успокоить страсти, помещик распорядился провести судебный процесс, а оба стада запереть до поры в свинарник, наложив на него арест. Но после первого порыва и помещик, и поселковые власти сообразили, что дело может плохо кончиться. Ведь верховной судебной властью здесь пользовался герцог Бургундский; если он вздумает вмешаться в процесс, что вполне может произойти, то не удовольствуется казнью трех главных виновниц, а распорядится казнить оба стада как сообщников. В этом случае убытки будут очень велики, ибо мясом казненных животных торговать не разрешалось. Его бросали собакам или закапывали у основания виселицы. Помещик, таким образом, собрался и попросил личной аудиенции у герцога. Герцогом Бургундии тогда был прославленный Филипп Смелый. Встреча была полезной, у герцога удалось выпросить всевышнего помилования. Главный судья герцогства получил указ удовольствоваться осуждением трех главных виновниц, а остальных, "хотя они и присутствовали все при смерти ребенка", помиловать и отпустить на свободу.

Чтобы показать, как выглядели внешне документы, готовящиеся на таких судебных процессах, я приведу здесь дословный перевод одного интересного протокола и приговора. Я отступлю от оригинала лишь в том, что кое-где буду ставить точку, ибо официальный текст имеет бесконечную длину и его закрученные фразы невозможно даже прочитать на одном дыхании. Речь вновь идет о свинье-убийце, но под судом она находится не одна, а с шестью поросятами, и обвиняются они в том, что причинили смерть пятилетнему мальчику. Случай этот произошел в Савиньи, где правом на жизнь и смерть подданных располагала помещица Савиньи. В судебном процессе участвовал и хозяин свиньи, но никаких других неприятностей это ему не принесло.

Акт выглядит так:

"Дело обсуждалось в Савиньи нами, судьей благородным Николя Каррильоном, в день 10 января 1457 года, в присутствии названных и приглашенных свидетелей.

Мартин Хугемэн, прокурор благородной помещицы Савиньи, обвинил местного жителя Жана Балли в том, что во вторник перед минувшим Рождеством свинья и шесть поросят, в настоящее время находящиеся в заключении у вышеупомянутой помещицы, были застигнуты на месте преступления в момент убийства пятилетнего Жана Мартиэна. Произошло это по вине Жана Балли. Вышеупомянутый прокурор, желая принять решение от имени суда вышеупомянутой госпожи, задал вопрос вышеупомянутому обвиняемому, хочет ли он высказаться по упомянутому делу свиньи и поросят. После того, как он в первый раз, во второй раз и в третий раз был предупрежден, что, если у него нет возражений по сути дела, он может высказаться по вопросу виновности и наказания упомянутой свиньи, вышеупомянутый обвиняемый ответил, что ему нечего сказать, после чего вышеупомянутый прокурор обратился к нам с просьбой без промедления вынести приговор по делу. Исходя из этого, мы, вышеупомянутый судья, оповещаем всех, что принимаем следующий приговор:

С учетом того, что представленный нам прокурором случай в достаточной мере доказан, исходя из правовых традиций и законов герцогства Бургундского, заявляем и провозглашаем, что свинья Жана Балли, находящаяся во власти госпожи Савиньи, должна быть повешена за задние ноги на виселице во владениях госпожи Савиньи. Что касается молочных поросят упомянутой свиньи, мы заявляем и провозглашаем наше решение, что, хотя упомянутые поросята и были испачканы в крови, их вина доказана недостаточно, поэтому их дело подлежит выделению, и до следующего судебного дня они передаются на попечение Жана Балли при условии, что Жан Балли внесет 100 грошей в счет оплаты судебных издержек на тот случай, если вина поросят все-таки будет доказана.

После объявления приговора прокурор попросил доставить ему текст в письменном виде, на что я, нижеподписавшийся Хугенэн де Монтаго, придворный нотариус Его Высочества герцога Бургундского, выдал ему этот документ в вышеуказанный день и в присутствии вышеупомянутых свидетелей. Ita est"[343].

В этом запутанном деле славный Монтаго, нотариус Его Высочества, составил еще три документа. В одном из них говорится, что не раз уже упомянутый Жан Балли заявил: у него нет ни гроша на покрытие судебных издержек, и вообще, он не согласен брать на себя какую-либо ответственность за поведение поросят в будущем. Второй документ посвящен приведению в исполнение смертного приговора в отношении свиньи и подтверждает, что приговор приведен в исполнение. Наиболее интересен третий документ, который рассказывает, как решилось дело осиротевших к тому времени поросят. Вышеупомянутый судья провел дополнительное заседание по вышеупомянутому делу в присутствии вышеупомянутых лиц 2 февраля и вынес поистине соломоново решение. Он заявил, что в связи с тем, что хозяин поросят не соглашается внести деньги и оплатить судебные издержки, шесть поросят могут считаться бесхозным скотом и, как таковой, подлежат передаче помещице, что соответствует юридическим традициям страны.

От такого решения выиграли все. Свиновод-хозяин был освобожден от оплаты ущерба, помещица получила поросят, официальные лица получили заработанные деньги, а поросятам не была вписана судимость.