Спецвыпуск. 25 сентября 2011 года

Спецвыпуск. 25 сентября 2011 года

По поводу политических решений, принятых на съезде «Единой России» 24 сентября 2011 года

Я просто не могу не прокомментировать событие, которое все сейчас будут обсуждать. Я имею в виду то, что Медведев выдвинул Путина в президенты.

Если я это событие не прокомментирую, то как-то окажется, что мы уже слишком сильно отстранились от злобы дня. А такое отстранение всегда чревато тем, что ты окажешься в башне из слоновой кости.

С другой стороны, невероятная степень углубленности во всю эту «актуалку» — кто, кого, как и куда выдвинул — мне тоже кажется совершенно несвоевременной. И я чуть позже скажу, почему.

Но, как бы то ни было, прокомментировать-то это все необходимо. И делать это в очередной передаче «Суть времени» мне бы не хотелось. Мне не хочется вклинивать такую злобу дня в нечто, что мне представляется на самом деле, по большому счету, гораздо более актуальным. То есть в обсуждение общих проблем, в обсуждение исторической судьбы нашей Родины.

Что же делать? Я решил, что немедленно, по горячим следам, надо сделать спецвыпуск «Сути времени». И что очень важно в этом спецвыпуске использовать жанр под названием «самоцитирование». Потому что сейчас все заголосят о том, что на самом деле все это закономерно, так и должно было быть, так оно и было на роду написано. И все забудут о том, что говорили либералы. Как они требовали, чтобы Медведев отправил в отставку Путина. Как они говорили: «Государь, идите властвовать!»… Вспоминали всё графа Палена… Что именно говорили конкретные приближенные Медведева… Как колебались чаши весов… И чем было чревато это колебание.

Ну, о том, чем оно было чревато, тоже чуть позже. А пока все ж таки — чт? сработало? Что оказалось главным в происходящем?

Некая машинка под названием «механизм межличностных отношений».

То, что это будет именно так, и то, что это приведет именно к тому результату, который мы имеем, я подробно описал в статье под названием «Политика и психология», которая вышла в «Известиях» 8 сентября 2011 года. В этот момент в разгаре была очередная элитная байка о том, что Путин сейчас получит какие-нибудь новые полномочия лидера нации, а в президенты будет выдвинут Медведев. Перед этим были другие байки о том, кто именно будет тем третьим, который заменит и Путина, и Медведева. Баек было очень много. И посреди этих баек мне показалось очень нужным внести какую-то минимальную ясность в происходящее — аналитическую, конкретную ясность. В статье было сказано (я просто цитирую самого себя):

«Попытка политического анализа выборного процесса обречена на провал. Дело не в том, каковы аналитики. А в том, что все происходящее во власти не имеет отношения к политике. В том числе и к особо любимым нашей элитой подковерным кремлевским играм».

Все понимают при этом, пишу я дальше, что выборные процедуры, связанные с Госдумой, вторичны по отношению к главному — к президентским выборам. И тогда возникает вопрос: какие факторы окажут решающее влияние на то, каков будет сценарий на президентских выборах? Главный сценарий, который во многом определит, как это ни покажется странным, судьбу России.

Так вот, в данной статье я утверждаю, что «никогда в истории России психология не подменяла политику в такой степени». Далее я обращаю внимание на то, что слова Медведева и Путина о том, что «у нас такая химия отношений, у нас такие отношения» и прочее, — это не пустая болтовня, не дымовая завеса. Это суть происходящего. И это — то главное, на чем держится всё остальное. На отношениях между двумя людьми.

Эти отношения, поскольку от них зависит судьба Евразии, судьба стабильности на территории и очень многое другое, а также судьба колоссальных денег и ядерного оружия (между прочим, наша страна до сих пор по ядерному потенциалу вторая в мире), — эти отношения не могут не подвергаться гигантским нагрузкам. Всем хочется испытать их на прочность — и клевретам, и международным силам, и мощным кланам. Мало ли кому еще…

«Пока что, — написал я в статье, — отношения нагрузки выдерживают». Но это очень странно и противоестественно, что единственный фактор, который надо рассматривать, — психология межличностных отношений. Что вся политика отброшена в сторону в крайне нестабильной стране, которая вот-вот может сорваться вообще в абсолютную нестабильность. И что нужно говорить только об отношениях.

«Порой я просто вижу, как вращаются колесики этого механизма. И как его охраняют оба члена нынешнего тандема».

Далее я пишу, что более всего охраняет этот механизм Путин. Потому что, передав президентские полномочия Медведеву, Путин поставил себя в страшное положение. У нас суперпрезидентская республика, и одним росчерком пера Медведев может отправить Путина в отставку. И когда говорят, что силовики этого не допустят да Госдума возмутится, то это всё просто ерунда, пишу я в данной статье. Лужкова спасла московская «банда»? Лужкова спасла фракция «Единой России» в Москве? Кто-нибудь спас Лужкова? Кто-нибудь за него заступился? Нет. Росчерк пера — и всё кончено.

И Путин это прекрасно понимал. Он прекрасно понимал, что единственным препятствием на этом пути являются психологические факторы.

«Неготовность Медведева разорвать отношения с Путиным — вот на чем держится условная хлипкая стабильность. Только на этом. А значит, для Путина все, кто напрягает эти отношения, — провокаторы».

Вот Лужков напряг их… Он вроде как выступил за Путина… А Путин сразу понял, что если Лужков напрягает отношения и начинает как бы от имени Путина «наезжать» на Медведева, то это аргумент в руках у либерального крыла «медведевцев». Дескать, «Вы видите, видите, как они с Вами себя ведут, как они пренебрежительно к Вам относятся! Вы же видите это, видите? Ну, так примите решение! Разорвите нитку межличностных отношений! Сделайте решительный шаг!»

Поэтому для Путина каждый, кто напрягал его отношения с Медведевым, играл на либералов. Вот чего не понял Лужков. И, нанеся удар вроде бы по Медведеву с консервативной стороны, он оказался полностью сдан консервативным крылом. Потому что оно сказало: «Извини, но мы этого удара не выдержим. Мы тебя защитить не можем. Мы не можем подвергнуть дополнительному напряжению отношения между Медведевым и Путиным. А если ты так делаешь, то за твоей спиной стоят какие-нибудь либералы, которые тебя на это провоцируют». И они были правы, потому что за спиной-то стояли либералы. И они-то как раз и организовали всю эту историю для того, чтобы по возможности взорвать отношения между Медведевым и Путиным. И так это происходило каждую неделю все эти четыре года.

«Спросят: „Разве может быть столь велик в политике фактор человеческих отношений?“ Отвечаю: так не было никогда в истории политических отношений. Но сейчас в России это именно так. Мы имеем дело с ситуацией, политически абсолютно иррациональной. „Слишком человеческой“, как говорил один известный философ. (Я имею в виду Ницше. — С.К.) Бог с ним — с механизмом… Представьте себе обыкновенную нить, соединяющую двух людей. И орду прихлебателей, честолюбцев, шепчущих (а порой и кричащих) двум этим людям: „Разорви ниточку, разорви!“ Чаще всего в этом сейчас убеждают Медведева. И очень злятся на то, что он этого не делает. Почему? Потому, что каждый взрослый человек на самом деле понимает: разрыв прочных человеческих отношений — это огромная психологическая проблема. Берешь нож, хочешь ниточку перерезать, а нож почему-то выпадает из рук…»

Развод в случае прочных человеческих отношений — тяжелая проблема? Очень тяжелая! А если отношения еще прочнее и именно психологически — тогда что? Тогда имеет место то, что мы наблюдали четыре года. Когда каждую неделю либералы, вспоминая графа Палена, говорили: «Государь, идите властвовать!» Когда кричали, выли про это. Когда Обама говорил, кто одной ногой, а кто двумя находится в будущем. Медведев — двумя ногами, и он с ним будет работать, а с Путиным он не будет работать. Все напрягалось до предела: «списки Кардина», которыми шантажировали российскую элиту… И всё это было на одной чаше весов, а на другой — отношения между двумя вполне земными людьми. У которых, между прочим, есть честолюбие и много чего еще. Которые обременены всем, чем угодно. Все было поставлено на эту карту. И я считал и считаю, что такая игра была чрезмерно рискованной для России и сопряженной с недопустимыми рисками.

«Повторяю, именно эта нить (она же механизм межличностных отношений) и есть альфа и омега современной российской политики. На то, чтобы сломать этот механизм, перерезать эту нить, уже брошены огромные силы. И будут брошены силы гораздо большие. Какие силы? Разные. Международные в том числе, но и не только.

В происходящее вмонтированы колоссальные деньги, гигантские интересы. Но механизм до сих пор не сломан. Нить все еще не порвана. Спросят: „Ну, и что? Как могут разойтись двое на столь узкой тропе, коль скоро до думских выборов остается три месяца, а до президентских — полгода?“

Как-как? По-разному!»

Дальше я говорю, что первый сценарий заключается в том, что они будут выдвигать какого-то третьего, который будет их преемником. Об этом шептались на протяжении всех последних месяцев, называя разные фамилии, как мужские, так и женские.

«Имела ли элита основания, — пишу я, — к рассмотрению подобного варианта? Имела. Лопнул этот вариант, как мыльный пузырь? Лопнул — почти без брызг».

«Теперь рассматривается вариант перераспределения полномочий». Путин становится «отцом нации», Медведев — президентом. Этот вариант рассматривался лихорадочно. «Рассматривается ли это всерьез? Безусловно. Может ли это реализоваться, например, в сентябре? Может… Реализуется ли? Не думаю.

Хочется верить в здравый смысл тех, кому предлагается нечто подобное. В их реализм. В их понимание, что система груба. И изысканных переигровок не выдержит. Она, система-то, и так на ладан дышит, не правда ли? Всеобщее спокойствие, на фоне которого якобы можно реализовывать любые, самые рискованные политические комбинации, — липа. Нет этого спокойствия и в помине».

Сейчас я обращаюсь ко всем, кто это слушает. Посмотрите на ценник у обменников — какое новое соотношение «рубль — доллар». Если знать ситуацию изнутри и понимать, что на самом деле гигантских усилий стоит поддержать даже это соотношение, то уже понятно, что дело худо. Если знать, что происходит в мире, то еще точнее это понятно. А если понимать, что происходит в нашей промышленности, в нашем народном хозяйстве, в нашей экономике по-настоящему, то видно, что положение наше просто очень плохое. Что вот эту относительную стабильность до марта будет трудно дотянуть — так всё плохо.

«Нет этого спокойствия и в помине. Ничего сложного соорудить, не разрушив систему, уже нельзя. Соорудить можно только что-то совсем простое. Такое простое, что дальше некуда. В противном случае, все окажутся под обломками системы еще до Нового года. Подчеркиваю — все. Первые лица — в первую очередь».

Я написал это более двух недель назад. Что сооружено? Самое простое, что может быть.

Итак, первый вариант — это изысканные композиции, с помощью которых перераспределяются полномочия.

Второй — плыть вдвоем до декабря вместе и не говорить, кто будет. Риск огромен, но я вполне мог себе представить, что и это будет. Потому что отношения не выдерживают ничего другого.

«Третий вариант — простые и грубые мужские договоренности. Без изысков, без политических менуэтов на тончайшем льду, готовом обрушиться в любую минуту». Вот этот вариант и состоялся.

Четвертый вариант — слом политического механизма. То, с чего я начал обсуждение.

Итак, состоялся вариант № 3. Договоренности — простые. Система выбрала самый грубый вариант. Потому что она понимала, что никакого другого она уже выдержать не может. Всё — на пределе.

«Каждый из этих вариантов задает свою драматургию выборов. В одной драматургии партии являются такими же статистами, как и в 2004 или в 2008 годах. А в другой…»

Мне ясно, что сейчас начнется время интенсивной раскачки процесса. Что этот сценарий вызовет системное бешенство у очень и очень многих. Что нагрузки, которые сейчас лягут на политическую систему, будут весьма велики.

И мне понятно примерно, как будет себя вести в ответ система. Никакой идиллии, никакого «шоколада» в происходящем нет. Все, что произошло, означает, что нас ждут весьма серьезные испытания еще до думских выборов. И в особенности сразу после них.

Теперь о том, что же наиболее важное я тогда оговорил как стратегическое.

«Проект „российский капитализм плюс полноценное вхождение РФ в Европу“ терпит крах. А никакого альтернативного стратегического проекта нет. Любые альтернативы были похоронены даже не в 1991 году, а лет этак на пятнадцать раньше. Как это кому-то ни покажется странным».

Да, я утверждаю снова, что это правда. Как это кому-нибудь ни покажется странным. Вхождение России в Европу, сброс обременений в виде азиатских республик, среднеазиатских и не их одних, — это была задумка не только Андропова, но очень и очень многих. Казалось, что это очень остроумная задумка… Что при этой задумке Россия очень много выиграет… Что, в конце концов, она станет самой мощной ядерной державой Европы… Что это будет огромное целое… Что в пределах этого целого Россия получит особые возможности… Что американцам просто придется уйти из Европы… Что это начало системного триумфа… Были такие утопии уже в 70-е годы, очень влиятельные. Потом они из утопий превратились в то, что называется «перестройка» и «постперестройка». Верили в это свято. Говорили об этом с пеной у рта. Презирали всех, кто не понимает гениальности этого изящного плана… Теперь план лопнул. Лопнул, его нет. И что делать?..

Мир идет в определенную сторону. Технологическая «маржа», то, что нужно заплатить за раскрутку технологий и прочего, предполагает возможность реализации конечных продуктов на все более обширных рынках. Уже сегодня речь идет о рынках не менее чем в 300–400 миллионов людей, потом — 500. Таких рынков немного, совсем немного. Субъект, который способен продолжать технологическую гонку, должен знать, что он может обладать некими возможностями на очень серьезных рынках. Рынки начинают все более серьезным образом защищаться. Где оказывается Россия?

Происходящий хаос — это ведь не просто хаос. Это дезорганизация в работе механизма, приводящая к гигантской концентрации капитала, это такой «пылесос». Механизм дезорганизуется. Чем более он дезорганизован (это называется «управление через хаос»), тем в большей степени самые мощные финансовые силы мира влияют на всё. Эти финансовые силы, влияя на всё, добиваются дополнительных преференций, они концентрируют капитал. Это еще не стадия, когда мир должен стать управляемым. Это стадия, когда накапливаются капиталы для того, чтобы в будущем создать совершенно новую систему управления миром. Где мы в этом процессе?..

Это не решено, на это нет ответов вообще. Ни у Путина, ни у Медведева. А у кого они есть? Кто-нибудь пытается рассмотреть эти варианты всерьез? Кто-нибудь пытается отказаться от злобы дня?

Итак, все подзаложились именно под этот проект вхождения России в Европу. «И что теперь делать? Надрывно утверждать, что он вот-вот реализуется? Рассматривать проблему лидерства и преемственности под этим углом зрения? Мол, „давайте тем, от кого зависит вхождение в Европу и наше в ней благополучие, покажем такого российского лидера (стоящего „двумя ногами в будущем“. — С.К.), который их там устроит. Мы тогда и благополучие сохраним, и в Европу войдем“.

Да не хотят они ни нашего вхождения, ни вашего благополучия! А все их „ахи“ и „охи“ („этот двумя ногами в будущем, а этот одной ногой…“) имеют тупой и очевидный подтекст: „Кого легче скинуть, тот и двумя ногами в будущем. А когда его скинем, то посадим всех. И тех, кого обласкиваем. И тех, кому грозим пальчиком“.

Верхняя страта нашего общества все это на самом деле „проунькала“. Не такие уж, между прочим, глупые люди. Но одно дело это понять, а другое…» Другое дело — что-то этому противопоставить. Все двигались туда. Там — семьи. Там — деньги. Там — собственность. Что делать теперь?

«И тут, — пишу я, — место политики занимает психология». Невроз, при котором эту проблему выкидывают из мозга. Мол, как-нибудь обойдется, как-нибудь разберемся.

«Вот так и живем — пока».

Завершаю цитирование моей статьи, вышедшей 8 сентября. И еще раз говорю, что жить так можно только — пока…

А вот в новой статье, которая была опубликована в «Известиях» 23 сентября, я поднимаю, может быть, еще более важный вопрос, который касается отношений между Россией и правыми[6]. И полностью говорю обо всем том, что определяет мое отношение и к произошедшему сейчас, и к тому, что будет происходить завтра.

«Нужна ли России правая партия? Для серьезного ответа на этот вопрос нужна теория „правизны“. И — феноменология оной. То есть сопряжение того, что Вебер называл „идеальными типами“, с узнаваемыми политическими персонами.

Моя теория (и, между прочим, это единственная теория, которую я исповедую на протяжении последних 20 лет, и ни разу она меня не подводила) базируется на том, что постсоветский краеугольный принцип — это принцип антисоветского консенсуса. Как говорят актрисы в гримерке, „против кого мы будем теперь дружить?“»

Ведь это очень естественно. Некие силы, очень разные, поднапряглись вместе, разрушили советскую систему, скинули советскую власть, отстранили от власти КПСС, разрушили Советский Союз. Все эти силы были консолидированы ненавистью к тому, что они разрушали. Иначе нельзя разрушить нечто. Как революционеры в 1917 году были консолидированы ненавистью к царскому самодержавию, так и здесь. Ненависть к советскому. Ненависть к СССР. Ненависть к определенному образу жизни. Ненависть к определенной политической системе. Ненависть, ненависть, ненависть… И эта ненависть объединяла очень разных людей. Когда они объединились и свергли, неважно что — советизм или царизм, — они потом постоянно воспроизводят эту ненависть. Они на ней держатся.

Может быть, в какие-нибудь 80-е годы где-нибудь на даче у генсеков и чокались тайно за здоровье государя императора. Вполне охотно верю, тем более, что мне такие вещи рассказывали. Но внешне, на съездах и везде, продолжали проклинать «проклятый царизм» — это было неотменяемо, как неотменяем был тот консенсус. Его каким-то образом медленно трансформировали, медленно корректировали, но он был неотменяем, как нечто, на чем построена система.

Так и нынешняя система построена на антисоветском консенсусе, консенсусе очень разных людей.

«Те, кто сносил и снес советскую Систему, „дружили“ против этой Системы. И ненавидели друг друга. Почему? Потому что сносимую ими Систему ненавидели абсолютно по-разному».

Вот ее сносили, например, Дмитрий Васильев и Валерия Новодворская. Но они же ненавидели ее по-разному! Между прочим, являясь представителями двух разных крыльев одной международной организации под названием НТС: либерального (условно левого) крыла и консервативного крыла. Белые монархисты и те, кто иммигрировал из страны в 1970-е годы, были очень разными людьми. Либералы, иммигрировавшие в 1917 году, и ультрамонархисты, настроенные совсем на другое, тоже были разными людьми. Им было трудно сотрудничать против Советского Союза на радиостанции «Свобода» или где-нибудь еще. Но они как-то пытались это всё утрясать вместе. Почему? Потому, что они ненавидели Советский Союз, «совок», «Совдепию» и т. д. Поэтому они пытались друг к другу приспосабливаться. И в итоге — притерлись. Это и есть антисоветский консенсус.

«Что же касается феноменологии, дополняющей предлагаемую теорию, то не так уж трудно сопоставить идеальные типы (они же антисоветские силы) с известными политическими фигурами.

Первая и очевиднейшая антисоветская сила — либеральная. Для либерала-антисоветчика „советское“ — это значит „тоталитарное“. Так ведь?

С персонификациями тут все просто донельзя. Хоть тебе Гайдар, хоть Чубайс… „Камикадзе“, как сказал про них Борис Николаевич Ельцин…»

Итак, это первая сила, ненавидящая страну, советский строй, советский образ жизни. Ненавидящая и всю историческую судьбу, ибо она считает, что эта судьба приволокла в конце концов к Сталину. Яростно против этого сражающаяся… Абсолютно уверенная, что в этом сражении можно пользоваться иноземной помощью без ограничений… Твердо считающая, что лучше иностранная оккупация, чем восстановление «совка» или чего-то «совкоподобного», как они говорят… Это всё и есть вот эти люди.

«Либералы-антисоветчики возглавили перестроечный процесс, процесс радикальных рыночных реформ. (Именно они были во главе всего! Они волокли за собой массы. Они волокли за собой всех основных попутчиков.) Извлекли из этого огромное преимущество. (Чубайс не извлек из этого преимущество?!) И, взяв на себя ответственность за превращение сверхдержавы в страну периферийного капитализма, потеряли общественную поддержку уже к началу 1993 года. Ельцин не мог не сдать Гайдара в 1992 году. Не мог не заменить его Черномырдиным.

Вот мы и переходим с вами от либералов-антисоветчиков к другого рода антисоветчикам, входившим в команду ЕБН. К антисоветчикам умеренно-центристским (Черномырдин) и националистическим (Коржаков, Сосковец).

Борьба между этими антисоветчиками завершилась приходом Путина. Который был ближе к Коржакову и Сосковцу, чем к Черномырдину. Но именно ближе и не более того. „Путин — антисоветчик?“ — спросят меня. Да, представьте себе. Умеренный, патриотичный прагматик-антисоветчик. Не убравший, как и Ельцин, либералов с политической сцены. (Все они на этой сцене, как мы видим, кроме тех, кто оказался крайними.) Опекающий вдову Солженицына и так далее».

Я убежден, что все это имеет для Путина именно нутряной, органический характер. И в этом смысле, когда в передаче «Исторический процесс» мой оппонент кричит, что «кто-то здесь защищает Путина»… Когда говорят что-то против капитализма — это Путина защищают?! А что, Путин решил, что капитализм — это плохо? Не может быть! Кто-то может себе это представить?!

«Для представителя подобных сил (центристских, прагматических, антисоветских сил) советское — это значит непрагматичное. „Красивая, но вредная сказка“, как сказал Путин. Дескать, сделав ставку на эту сказку, советская Система проигнорировала прагматику, законы человеческого нутра, законы экономики и так далее. И доигралась до распада СССР. То есть до того, что Путин, в отличие от либералов, называет геополитической катастрофой.

Как мы видим, Путин симпатизирует советскому больше, чем Чубайс и другие. Но и не более того. (Когда один что-то люто ненавидит, а другой к этому относится, мягко говоря, крайне сдержанно, то это не значит, что другой это „что-то“ любит.) Да, он сказал, что Сталин лучше Гитлера. Но быть лучше Гитлера не значит быть хорошим, не правда ли? В такой констатации, опять-таки, важнее всего прагматика. Нельзя, чтобы на одну доску поставили СССР и гитлеровскую Германию. Кроме того, для любого центриста-прагматика Сталин — это одно, а советская система — другое.

Итак, антисоветские силы второго типа (центристско-прагматические, путинские etc.) сдержали разрушительные процессы, запущенные антисоветскими силами первого типа. Сдержали, но не переломили. К 2004 году стало ясно, что не „переломили“, а лишь „сдержали“. К 2008-му это стало окончательно ясно. А ведь у нас на дворе 2011-й, правда же?»

Я много раз показывал такую кривую: сначала при Ельцине обрушение быстро, по параболе, идет вниз. Так быстро, что страна может удариться о дно уже в 2000 году. При Путине эта линия выправляется и идет вниз уже плавно. Для каждого, кто был в пике, замедленное движение кажется гораздо более удобным. Но это замедленное движение в ту же точку — точку окончательного обрушения. Никто вверх не ведет!

Сколько раз я об этом говорил? Очень много. И это представляет для меня ось, вокруг которой вращаются все представления о происходящем.

Дальше. Раз регресс сдержали, но не переломили, то «центристско-прагматический антисоветский „полит-язык“ (я не хочу называть „идеологией“ все то, что говорится обществу и обеспечивает легитимность: „встаем с колен“, „патриотизм“, „великая держава“ — неважно, энергетическая или какая другая, и т. д. и т. п.) перестанет обеспечивать легитимность в той же мере, в какой ее уже в 1993 году перестал обеспечивать „полит-язык“ либеральный».

Это неизбежно. Если процесс не переламывают, а процесс — это процесс регресса, движения вниз, то рано или поздно при определенном градиенте между той точкой, в которой этот процесс взяли на себя, и той точкой, в которую процесс пришел, легитимности нет. Все начинают понимать, что дело — швах.

«Тогда наступит время третьего типа антисоветских сил — националистических. Яркими представителями этого направления являются Владимир Жириновский и Дмитрий Рогозин. Но Жириновский пришел очень рано. И израсходовал большую часть своего потенциала до того, как наступило его время. А Рогозин пришел почти вовремя. Но именно „почти“…

Впрочем, тут дело не в персонификациях».

В конце концов, вполне можно себе представить, что и ныне действующие политики пересядут на эту лошадь, начнут менять политический язык. Почему бы нет? Но это очень опасно.

«Процессы давят на политиков, требуя, чтобы они вовремя на эту лошадь пересели. А политики не хотят, понимая, чем это чревато. Отсюда — феномен Дмитрия Медведева».

Вот здесь я перехожу к тому главному, что хотелось бы обсудить.

«Суть Медведева как политика в том, что он решил развернуть процесс в обратную сторону. То есть вернуться от путинского центристского умеренного антисоветизма к условно-ельцинскому радикальному либеральному антисоветизму».

Ведь мы же с этим столкнулись с самого начала, когда начались разговоры о развитии. Развитие — это замечательно. Кто же может быть против развития? Когда потом развитие приравняли к модернизации… Ну ладно, приравняли и приравняли. Хотя на самом деле это чудовищно опасно. Потому что в России с модернизацией все очень плохо. Россия просто развивается по-другому. Но — приравняли, не понимают опасности этого, не разделяют эту точку зрения. Модернизация…

Потом сказано было, что модернизация требует демократизации. Но это типичная перестройка! Это как когда сначала Горбачев говорил об ускорении, а потом стал говорить, что ускорения мы не достигнем, поэтому сначала нужна демократизация. Мы тогда настаивали: ну, ни в одной стране мира так не было, никто нигде ничего не модернизировал в условиях демократизации… «А мы — будем!» Так и теперь: мы говорим о том, что модернизация исчерпана… «Да ладно вам, что значит „исчерпана“?»

И, наконец, самый зубодробительный удар, возвращавший логику Горбачева — Ельцина в происходящее, — это антисталинизм. Десталинизация, десоветизация, ликвидация «совка», покаяние… Вот тут пришлось выдержать длинный и главный бой. Мы показали, что осуществить всё это вместе уже не получится. Что демократическим способом это делать нельзя по определению, потому что колоссальная часть населения этого не хочет и не примет. На этом коне нельзя ехать на выборы, даже в условиях, когда так велик административный ресурс. Просто нельзя — и всё! Можно сорвать резьбу. Это был невероятно сложный бой, и его удалось выиграть.

Но суть происходящего заключается в следующем. Я уже говорил об этом ранее (рис. 2).

Есть рамка — антисоветский консенсус. Процесс идет внутри этой рамки. Вот здесь были либеральные силы, здесь — центристские, здесь — националистические… В сторону национализма двигает сама логика процесса. А Медведев захотел повернуться назад, в либерализм. Но такое движение назад запрещено. И если бы это движение реализовалось, то срыв резьбы был бы неминуем. И страна просто обрушилась бы вниз. Не плавно бы шла к точке конца, а упала резко вниз, как самолет, потерявший управление! И вся борьба шла за то, чтобы она вот так не упала.

Спросят: «Какая разница, как она упадет — так или этак?»

Огромная разница, потому что при плавном падении есть интервал времени (и я тоже не сегодня об этом сказал, а говорю об этом много месяцев подряд) — интервал, за который можно успеть что-то сделать. Вопрос в том, как использовать этот интервал.

«Но я бы хотел сейчас обсуждать не свои, естественно, субъективные, представления о возможном и невозможном, а объективный атлас идеологий.

Ну, так вот. Если сила, использующая определенный политический язык (в данном случае антисоветский центристско-прагматический) лишь сдерживает, а не переламывает разрушительные процессы, этот политический язык, изнашиваясь, перестает обеспечивать легитимность… И наступает время третьей по счету антисоветской силы — националистической.

Наступить-то это время наступило… Да только вот издержки огромные! Потому и топчется весь совокупный антисоветский бомонд у барьера, который слишком страшно переступать».

«Но, может быть, его надо переступить?» — скажут мне. Если его переступить в рамках антисоветского консенсуса, если начать «жарить» национализм на антисоветском прогорклом масле, то кончится это тем же. Процессы приведут к резкому обрушению.

«Эстафета вскоре перейдет к четвертой антисоветской силе — религиозно-фундаменталистской. Она придаст антисоветизму иной накал, приравняв советское к сатанистскому. Персонификация? Мне кажется, что нынешний Патриарх — фигура очень сильная и явно имеющая политические претензии. Но слишком умеренная для подобной метаморфозы.

…Поиграв чуть-чуть с четвертым языком и перебрав в этой игре людишек в четвертый раз, антисоветские силы скатятся к нацизму. Долгое время для меня это направление политически олицетворял Александр Дугин. Но с годами он все же теряет правоэкстремистский запал. Так что и эта персонификация условна. И опять же, был бы спрос на язык, а персоны найдутся. Причем о-го-го какие. Тут-то все и накроется окончательно. Не идиллией русского „великого рейха“ кончится, а русской и общемировой катастрофой. „Мистерией конца“, как любят говорить оккультные фашисты, грезящие уничтожением жизни как творения злого и бездарного Демиурга».

Это все не шутки. Все, кому кажется, что процесс упокоится в этой фашистской нише, должны понять, что там никто никакой процесс успокаивать не хочет. Там к власти придут весьма специфические фигуры. Гностический экстаз мыслит только тем, как бы побыстрее вообще закончить историю человечества.

«Согласитесь, что все перечисленные мною выше силы — правые. Ведь не левые же!» Дугин — левый?! Рогозин — левый?! Патриарх — левый?! Жириновский — левый?! Кто левый?.. Путин — левый?! Гайдар — левый?! Нет.

«Итак, все силы правые. И все они в определенной ситуации могут быть востребованы. Но нужны ли они России?

Тут ребром встает главный надпартийный вопрос: что нужно России?

Нужно только одно. Переломить, а не сдержать сокрушительные процессы, разворачивающиеся с неумолимой силой в последнее двадцатилетие. А раз так, то ни одна из перечисленных мною сил критерию нужности не отвечает. Не потому, что плохи лидеры или идеология, а потому, что ничего нельзя переломить, оставаясь в рамках сформировавшегося (в конце 80-х годов и закрепившегося в 1991 году) стратегического антисоветского консенсуса».

Всё, что можно делать — эту рамку менять. Выходить за пределы политической системы, которая держится на этой антисоветской рамке.

И в этом весь смысл происходящего с нами. Вот рамка антисоветского консенсуса. В ней нарезка сил — либеральных, центристских, националистических, фундаменталистских, фашистских (см. рис. 2). Либералов — «отстрелили». Теперь, после «центристского» периода, подошли к «националистическому». Попытались с Медведевым повернуться назад. Поняли, что запрещено… И топчутся у националистического барьера.

Для того чтобы оказаться в нынешней политической системе, нужно быть не вне рамки антисоветского консенсуса (то есть не там, где находится ваш покорный слуга), а где угодно внутри нее. Потому что здесь идет системная кооптация в пространство антисоветского консенсуса. А вне рамки этой кооптации нет. И все разговоры о том, что мы якобы «поддерживаем Путина», что у нас некое «созвучие душ», — это полный бред.

Путин на сегодняшний момент совершенно не готов к тому, чтобы ломать рамку антисоветского консенсуса. Он сейчас запретил пролиберальный поворот и сам остался между центристскими и националистическими силами. И вся политическая система находится здесь же. Она не знает, куда ей двигаться. Она не хочет двигаться в национализм. Этому очень многое противоречит. Но и вовне рамки она не переходит.

А я убежден, что только переход в пространство вовне рамки — серьезный, системный — может обеспечить устойчивость страны и перелом негативных тенденций.

Нам нужно вернуть слишком многое. Нам нужно не только национализировать стратегические отрасли, но и найти для них неворующий менеджмент. И восстановить в пределах государственного ядра всю логику плановой, директивной системы — но эффективной. За счет этого (и только за счет этого!) можно собрать достаточные ресурсы для того, чтобы восстановить главное — логику оплаты труда, ликвидировать диспропорции. Отменить имитационные забавы типа «Сколково» и действительно всерьез дофинансировать науку, технику. Вернуть нормальную социальную логику.

Если на периферии этой системы, в рынке, люди, занимающиеся малым, средним и любым другим бизнесом, хотят производить товары народного потребления, то пусть они производят. И пусть налоги на это будут меньше. Но между этим слоем и ядром надо установить правильную мембрану, которой не было при НЭПе и которую не установил Горбачев. А ее надо установить. И шквал воровства и коррупции надо прекратить. И если для этого наиболее опасных преступников придется расстреливать — значит, надо расстреливать. Но для этого нужен внятный субъект, который будет не деньги собирать со своего монопольного права на расстрелы, а о стране заботиться.

Если какой-то крупный бизнес хочет заниматься инвестициями в новые, трудно осваиваемые районы и хочет там, в Восточной Сибири или где-нибудь еще, получать высокую прибыль, — ради бога, пусть он ее получает. Только на паях с государством, 50 на 50. И кем бы ни был человек, который сегодня хочет переломить процесс, кем бы он ни был — самым радикальным коммунистом или рыночником, — все понимают, что иначе никакого перелома не будет. И все понимают, что это осуществить невероятно трудно, почти неподъемно. Но это, и только это, надо делать.

То, что вместо этого предлагает «Единая Россия», совсем другая схема. Она не может дать эффекта. А для того чтобы решиться на данную схему, нужно сделать главное — нужно рассмотреть, каков тот политический класс, на который ты опираешься, и понять, где другая точка опоры. Потому что имеющийся политический класс никогда не согласится на эту логику. Значит, нужен новый политический класс. Уже над ним — нужны другие партии. И над этими партиями — нужна другая государственная система.

Экономические испытания, которые предстоят стране в 2011–2012–2013 годах, огромны. Нагрузки на систему лягут немеряные. Политические нагрузки будут чудовищными. Международные нагрузки будут огромны потому, что американцам надо что-то делать, и они не знают точно, что делать. Они в предыдущие годы залили кризис огромным количеством денег. Теперь они отказались и это делать. И вся система начинает рушиться. А у них нет никакого другого сценария в мировом масштабе.

Все это поставит перед страной совершенно новые вызовы. Ни действующий класс, ни вот эта рамка не позволяют ничего сделать, не позволяют уберечь страну от полного краха! Это все надо менять.

На сегодняшний момент произошло одно: процесс, который хотели повернуть в сторону возврата к радикальному либерализму, в эту сторону не повернулся. Благодаря очень и очень многому, в том числе и нашим скромным усилиям. Он сюда не повернулся, с чем я всех и поздравляю, ибо это было бы самое худшее. Но он топчется на этом месте. И он полностью связан как с многочисленными утопиями (с «евроутопией», например), так и с качествами класса, который определяет всё — и институт лидерства, и политическую систему, и государственное устройство.

И с этим придется расставаться в ближайшее время так же, как с рамкой антисоветизма. В противном случае не сладкая идиллия застоя маячит на горизонте, а колоссальные испытания.

Поздравим же себя с тем, что кое с чем, а именно с десталинизацией радикального либерализма, возвратом к уже мертвым мифологемам и типам социального и прочего культурного бытия, — с этим всем покончено на ближайшее время. Этого в радикальном варианте не будет — что вовсе не значит, что этого не будет вообще. Политический класс остался. Требования выборов — это одно, а внутренняя психологическая, идеологическая и прочая установка — другое. И эта установка, конечно, существенно либеральная. В экономике — в первую очередь.

Так что не надо преувеличивать результат, но не надо его и преуменьшать. А главное — надо понять, что маячит на горизонте. Нам нужны не косметические изменения, нам нужна другая идеологическая рамка. Другие политические представления о важности советского опыта. Другие формулы развития. Другая мобилизационная модель и люди для этой модели. Система, готовая актуализировать эту модель. И все это нужно просто для того, чтобы страна не рухнула уже в ближайшие годы и не рассыпалась в прах при подходе к 2017 году. Что неминуемо, если все эти стратегические инновации не будут введены в действие. Если мы останемся только в рамках косметики, косметических ремонтов. И если нам будут все время говорить: «Будьте счастливы, что радикальный либерализм не вернулся. А теперь успокойтесь и сделайте так, чтобы все было „тип-топ“».

Мы не можем успокоиться, потому что мы видим, чт? происходит: напряжение нарастает, неблагополучие нарастает, оно скажется уже в ближайшем месяце и даже на средневременной перспективе. А уж на перспективе в 5 лет — тем более.

Из этого надо исходить. К этому надо готовиться. Таков подход, который хотелось бы еще раз изложить в связи с крупным, актуальным событием, которое я вынужден был обсудить. Ибо без этого обсуждения мы все действительно окажемся в башне из слоновой кости. А допустить этого сейчас нельзя.