Шайка ненормальных

Было четыре часа утра. Дул сильный и холодный ветер. Я проснулся внезапно, разбуженный истошным криком.

— Мост сейчас упадет! Упадет! — кричал Бартоломеу.

Он был страшно испуган и тяжело дышал. У меня сильно забилось сердце. Никогда раньше я не испытывал такого ужаса. Я быстро вскочил, желая убежать как можно дальше от огромного виадука.

Учитель удержал меня за руку и попросил успокоиться.

— Какое тут спокойствие?! Мы можем погибнуть! — сказал я, посмотрел на нависающую над нами конструкцию и в полутьме разглядел в ней старые щели, которые поначалу показались новыми.

Учитель спокойно пояснил:

— У Бартоломеу синдром алкогольной абстиненции.

Во мне ожил инстинкт самосохранения, хотя всего несколько часов назад я хотел покончить с собой. Мой пьяный и вконец запутавшийся товарищ подвел меня к самому большому в мире открытию: самоубийцы, в том числе и те, которые тщательно планируют задуманное, убивать себя не хотят, они хотят убить неприятности, которые их преследуют. Я делал глубокие вдохи, но сердце продолжало биться часто, мной овладела тревога. Бартоломеу продолжал вопить. У него была белая горячка. Поскольку он находился в состоянии алкогольной зависимости, отсутствие спиртного в кровеносной системе довело состояние его организма до критического — повысилась частота сердцебиения, он сильно потел и испытывал другие страдания. Самое худшее было то, что его сознание, которое и так было затуманено, теперь находилось в коллапсе. У него появились галлюцинации, появились устрашающие зрительные образы, которые, как он клятвенно утверждал, были вполне реальными.

Придя в отчаяние от возможного падения моста, он начал видеть другие галлюцинации. Ему чудились колоссальные пауки и крысы величиной с автомобиль. Они ползали вокруг и собирались съесть его. Лицо у него было залито потом, руки дрожали, тело стало горячим, казалось, что у него поднялась температура. Учитель не уставал повторять: от монстров, находящихся вне тебя, можно бежать, от тех, что внутри тебя, убежать невозможно. Просто не верится, что человеческий разум способен создавать иллюзии, чтобы затем бояться их. Наступила эпоха цифровой техники, а примитивные ощущения продолжают жить.

Бартоломеу был намерен бороться с хищниками, собиравшимися его сожрать.

— Шеф, помогите мне! Спасите! — кричал он в агонии.

Мы пытались успокоить его и усадить в деревянный ящик, в котором когда-то хранились помидоры. Но он тут же вскакивал, и у него начинались новые галлюцинации. Один раз он вскочил и начал бегать по улице. В стране тогда было пять миллионов подобных алкоголиков. Я никогда не думал, что алкоголь может причинить такие страдания. Пьяницы казались мне счастливыми. Опасаясь, что он попадет под машину, учитель предложил отвести его в общественную больницу, которая находилась в трех кварталах от виадука. Он боялся подмочить свою репутацию. Так мы и сделали.

Вот так я и начал тратить немного своей энергии на помощь другим, не прося ничего взамен. Понятно, что в наших действиях всегда есть определенная заинтересованность. Однако, как говорил учитель, есть интересы легитимные, рассчитанные на получение определенных финансовых преимуществ, на публичное признание, и те, которые связаны с удовольствием оказывать помощь другим путем повышения их материального благосостояния или лечения. Вторая система обмена не действует ни при капитализме, ни при социализме. Она существует в мире, чуждом высшей школе.

Ко мне начало приходить понимание того, что эгоисты пребывают в каменном мешке собственных страхов, а те, которые помогают другим людям избавиться от их бед, облегчают беды собственные. Не знаю, придется ли мне когда-либо раскаяться в том, что я встал на этот путь, не знаю, что меня ждет, но торговля грезами, несмотря на то что это рискованно, может быть, станет отличной сделкой на рынке эмоций. Беспокойство моего товарища было так велико, что оно сделало, по крайней мере, на время, более спокойным мое восприятие своей духовной нищеты и многочисленных жизненных проблем, которые так и остались неразрешенными.

Я представил себе, каких трудов стоило продавцу грез вызволить меня из плена заблуждений. Он не просил у меня ни денег, ни признания, ни аплодисментов, но получил многое. Он получил немалую дозу удовольствия. Он был настолько счастлив, что принялся плясать на публике. Какой фантастический «рынок»! Единственное, о чем он попросил меня, — сделать то же самое.

Помогая Бартоломеу, я впервые бескорыстно помогал постороннему человеку, что было весьма трудной задачей для эгоцентричного интеллектуала, для того чтобы положить его в больницу, мы были вынуждены вступить в настоящую битву. Нам пришлось убеждать дежурную смену в том, что наш друг может умереть. Страшных истерик, которые закатывал Бартоломеу, им было мало. Персонал больницы общего профиля не был готов к чрезвычайным происшествиям, связанным с человеческим сознанием. Они знали, как лечить тело, но не знали, как обращаться с душой, которую нельзя потрогать руками, либо скрывали, что знают. Это была каста людей, которые, казалось, закрылись непробиваемой броней. Когда нам удалось поместить Бартоломеу в больницу, он уже немного приутих. Ему дали большую дозу снотворного и уже сонного отвели в палату.

Мы пошли проведать его во второй половине дня. Бартоломеу чувствовал себя значительно лучше. Галлюцинации прекратились. Его уже выписывали. Он попросил нас рассказать обо всем, что случилось, и о том, как мы с ним познакомились. Его память помутилась. Учитель передал бразды правления мне. Я должен был объяснить то, что объяснению не подлежит. Когда я начал разговор, учитель вышел. Ему не нравилась излишняя экзальтация.

Я повел речь о том, кто такой продавец грез, как он мне помог, как позвал меня за собой, как мы увидели Бартоломеу у высотного здания. Рассказал про пляску, про вопрос о большой мечте, про то, как учитель и его позвал с собой, о виадуке, о ночном кошмаре. Иными словами, рассказал обо всем. Бартоломеу слушал с величайшим вниманием, качал головой и, запинаясь, бормотал: «Ну и ну!» Все казалось настолько нереальным, что я чувствовал себя сумасшедшим, который объясняет то, чего сам не понимает. Бедняга, как и учитель, пребывал в хорошем настроении и, пытаясь помочь мне расслабиться, заговорил:

— Вы не знаете ни имени его, ни рода занятий. Ну и ну! Вот тип! Надо разобраться во всей этой путанице.

Но когда мне почудилось, что он собирается отказаться от приглашения, Бартоломеу добавил:

— Мне всегда хотелось идти за кем-нибудь, кто трезвее меня.

Итак, я пошел вместе с этими двумя сумасшедшими людьми. Социологический эксперимент начал наполняться конкретным содержанием. Единственное, чего я опасался, это повстречать на улице кого-нибудь из знакомых. Пусть лучше преподаватели и студенты думают, что я умер или покинул страну. Бартоломеу беспечно посвистывал. Учитель шагал рядом с нами, преисполненный радости. Потом он вдруг запел красивую призывную песню, которую сам и сочинил. Ее слова отражали его главные жизненные принципы. Эта песня понемногу превратилась в главную тему нашей истории.

Я всего лишь простой путник,

потерявший страх потеряться.

Я уверен, что далек от совершенства.

Можете назвать меня безумцем,

можете смеяться над моими идеями,

неважно!

Важно то, что я просто путник.

Мечты продаю всем встречным.

Нет у меня ни компаса, ни плана,

нет ничего, и есть все.

Я всего лишь простой путник —

в поисках самого себя.

По дороге к нашему дому, точнее сказать, к виадуку, мы повстречались еще с одним весьма странным субъектом. Звали его Димас де Мело по прозвищу Рука Ангела. Но правильнее было бы его назвать Рука Дьявола. Впрочем, прозвище не всегда является синонимом человека. Если принять во внимание его жизненные принципы, то прозвище скорее было антонимом его поведения. Он был просто жуликом двадцати восьми лет от роду, с белокурыми волосами, нос — длинный, приплюснутый, черты лица — тонкие. Руку Ангела поймали в универмаге, когда он пытался украсть портативный DVD-проигрыватель. До того он уже похитил много других вещей, еще более дорогих, и ни разу не был пойман. Но в этот день на месте преступления его засекла видеокамера. Конечно, пройдоха учитывал наличие камер наблюдения, когда отправлял аппарат в свой огромный карман, но не заметил еще одну, скрытую. Его арестовали.

В полицейском участке он потребовал адвоката. Когда инспектор приступил к дознанию, воришка отвел адвоката в сторону и сообщил, что денег на оплату услуг у него нет. Адвокат пояснил ему: «Без денег увидишь небо в клеточку. Тебя посадят». Когда адвокат начал давить на мошенника, тот принялся коверкать слова, заикаться и запричитал: «Осторожней на поворотах… по… тому… что… я выкручусь, не заплатив ваааще ни… ничего. Только идите за мной…». Адвокат не знал, что его ожидает. Оба вошли в кабинет, в котором сидел властный и нетерпеливый инспектор.

Инспектор спросил имя злоумышленника. Димас с пустым взглядом поднес, посвистывая, указательный палец к губам, после чего трижды постучал себя по лбу. Инспектор грубо оборвал его и опять потребовал назвать себя. Жулик повторил тот же жест.

— Шутки шутить со мной вздумал, парень! Посидишь ты у меня за неуважение к власти.

Потом он спросил его адрес и профессию, но Рука Ангела с величайшей естественностью повторял все тот же жест — прикладывал, посвистывая, палец к губам и трижды стучал себя по лбу. Ему пришло в голову создать образ умственно отсталого психопата, не понимающего, где находится, не понимающего, что происходит, и никакого понятия не имеющего о краже, которую совершил. Всего ему было задано десять вопросов, ответов на которые так и не последовало. Полицейский нецензурно ругался, бил кулаком по столу, угрожал, но безрезультатно. Этот тип был артистом в худшем смысле этого слова. Адвокат поддержал пронырливого клиента.

— Черт его знает, что происходит! Этот тип сумасшедший! — кричал полицейский.

Адвокат вышел вперед и заявил:

— Сеньор, я не сказал, что мой клиент умственно отсталый, поскольку вы не поверили бы мне. Сейчас вы сами видите: он не ведает, что творит.

Не желая больше терять времени, инспектор отпустил негодяя. На улице адвокат поздравил Руку Ангела и похвалил его ловкость.

— Ты ужасен. Будь здоров! Никогда не видел такого изворотливого жулика, — сказал он и потребовал свой гонорар, поскольку его ожидали другие дела.

Рука Ангела внимательно посмотрел прямо в глаза адвокату, с величайшей естественностью поднес пальцы ко рту, свистнул и три раза постучал себя по лбу. Адвокат улыбнулся, но заметил, что на шутки у него нет времени. Димас повторил свою пантомиму. Мы в это время находились на другой стороне тротуара, наблюдая за разыгравшейся сценой.

— Давай покончим с этим! — взревел адвокат.

Рука Ангела снова повторил свой прием. Адвокат занервничал. Увидев его раздражение, Димас еще раз проделал то же самое. Негодяя ничто не трогало. Адвокат всячески угрожал ему. В том числе тем, что снова сдаст его в полицию. Но как он мог это сделать? Ведь он уже сказал инспектору, что его клиент психически нездоров. Если он откажется от своих слов, то может навредить самому себе. Впервые в истории права какому-то пройдохе за пятнадцать минут удалось сбить с толку инспектора полиции и адвоката.

После того как разъяренный адвокат ушел, Рука Ангела произнес во всеуслышание:

— Еще один растяпа.

Учитель внимательно присматривался к жулику. Поначалу его интерес к мошеннику был мне непонятен. Потом я подумал: может быть, он хочет продать ему мечту стать честным человеком; сделать ему нагоняй, прочитать нотацию. А может быть, хотел порекомендовать нам не общаться с этим субъектом, поскольку тот мог бы сорвать наши планы.

Он пересек тротуар и подошел к Димасу. Мы настороженно последовали за ним, опасаясь, что мошенник может быть вооружен. Димас заинтересовался тем, что учитель подглядывал за ним. К нашему удивлению, учитель уверенно заговорил с ним:

— У вас есть мечта разбогатеть любым способом.

Мне понравилось то, что я услышал, и первая фраза учителя показалась мне весьма смелой. Но он сразу же снова удивил меня и даже Бартоломеу, который к этому времени уже окончательно протрезвел.

— Воры, — продолжил он, — не очень-то преуспевают. Они бегут от нищеты, но она постоянно догоняет их.

Мошенник испугался. Ему было трудно продать то, что он крал. Жизнь у него была тяжелая. Он ненавидел нищету. Молил Бога, чтобы она ушла, но она, словно верная подруга, настойчиво преследовала его. Несколько мгновений спустя мир нарушителя спокойствия окончательно рухнул.

— Хуже всех дела идут не у того, кто обманывает других, а у того, кто обманывает себя.

Мошенник сделал два шага назад. Высказанная мысль не была сложной, но то, что он услышал, смутило его. Он начал спрашивать себя: «Получается, я не очень-то преуспеваю? Я мастак охмурять других, но, возможно, все это время обманывал себя? Что это за тип, из-за которого я так нервничаю?»

После этого учитель вызвал настоящее землетрясение на том месте, где мы стояли.

— Пойдемте со мной, ибо я помогу вам найти сокровище, которое называется «знание» и которое дороже серебра и злата.

Идеи учителя резали как нож, были четкими и соблазнительными. Субъект осмотрел с головы до ног человека, разбередившего его душу, внимательно изучил его одежду, увидел его пустые карманы и сделал глубокий вдох через нос. Обдумал вопрос с сокровищем в виде знаний, но ничего не понял.

— Что… это еще… за сокровище? — начал он с недоверием и заикаясь. — Где оно закопано?

Ничего не растолковывая, учитель лишь твердо сказал:

— Потом узнаете!

И пошел прочь, не давая никаких пояснений. Мошенник последовал за нами. Сначала он шел за учителем из любопытства. Может быть, думал, что учитель — это какой-то эксцентричный миллионер. Дело в том, что продавец идей обладал волшебным магнетизмом, он вел за собой самых редких представителей нашего общества, даже если у этих людей поначалу были какие-то тайные намерения.

Бартоломеу много лет назад, когда у него еще водились деньжата, прошел несколько психотерапевтических сеансов, но ни один из них не дал результата. Наоборот, результат был прямо противоположным. Он свел с ума некоторых из своих докторов, и они были вынуждены сами лечиться сразу же после того, как начали лечить Бартоломеу. Этот тип был неисправим, но вовсе не так уж глуп. Он решил, что моей специальностью является высокомерие. Когда мы, потанцевав у «Сан-Пабло», направились к виадуку, он прозвал меня Суперэго, поскольку понял, что я представлял собой буквально кладезь надменности и спеси, а мое собственное «я» было огромным и болезненным. Малограмотный специалист по ошибке использовал термин Фрейда. Наблюдая за тем, как приглашают плута, он отозвал меня в сторону и прошептал на ухо:

— Суперэго, с вами очень трудно иметь дело, а с этим мошенником будет вообще невозможно.

— Посмотрим, что он выкинет, этот… — начал я возражать, но, еще не успев выругаться, подумал, что, может быть, он и прав. Новый член семейства наверняка опасен. Мне и в голову не могло прийти, что когда-нибудь я стану общаться с уголовником, с надувалой.

Бартоломеу я отомстил, тихонько сказав:

— Иметь дело с таким алкоголиком, как вы, сложно, но с этим жуликом вообще невозможно. Я вне игры!

Я еще раз подумал о том, чтобы отказаться от этого практического изучения социологии. Но неожиданно в моем сознании возник образ. Я вспомнил, что был потерян и снова найден; посмотрел на спокойное лицо учителя и решил продержаться еще некоторое время. На руку мне сыграло и любопытство: что мне может дать этот опыт? Само собой разумеется, этот опыт даст богатейший материал для написания нескольких диссертаций.

Новый ученик имел мягкий голос, но был мастером обманывать других и из любой ситуации извлекать выгоду. Ему нравилось потешаться над людьми, продавать им лотерейные билеты, на которые якобы выпал выигрыш. Он воровал кредитные карточки у женщин, рыскал по сумочкам старух, помогая им перейти улицу, словно заправский джентльмен. Проблема в том, что любой мастер своего дела страдает преувеличенной самоуверенностью. Он считал, что никогда не попадет в ловушку, до тех пор пока не встретился с кем-то, кто являлся еще большим мастером, чем он. Ему и невдомек было, что пойдя вслед за учителем, он попал в самую большую в своей жизни западню.

Мы присели на площади, чтобы отдохнуть. Учитель предложил нам с Бартоломеу объяснить Димасу суть нашего плана. Задача не из легких! Этот тип был настоящий неуч. Но, может, нам удастся заставить его покинуть нас? Бартоломеу описывал все, что с нами происходило, с большими преувеличениями.

— Послушай, шеф — гений! Думаю, что он из другого мира. Он гипнотизирует людей. Он позвал нас для того, чтобы окрылить человечество мечтами.

Пьяный Бартоломеу видел монстров, трезвый — впадал в манию величия. Однако, к сожалению, Димасу нравилось слушать его, поскольку общались они на одном языке. Люди не в своем уме умеют понимать друг друга. Что же касается меня, я размышлял так: «Я безумец одиночка и вел такую жизнь, которая была хуже жизни этих бедолаг».

Я понимал, что любые объяснения, которые мы давали Димасу, не удовлетворили бы его, ибо в наших головах была такая же путаница, как и в его собственной. Вместе с тем тому, кто попал в беду в пустыне, прохладу дарит даже фата-моргана оазиса. Так была создана наша эксцентричная группа.