Двухдневный поход
Двухдневный поход
Три дня спустя учитель назначил особый сбор; казалось, что он собирается поведать нам о своей самой большой мечте. Он ушел в себя, и было видно по всему, что он переживал тяжелую внутреннюю борьбу. Он повел нас в тихое место, где не бродили шумные толпы. Там он посадил нас полукругом. Было семь часов утра. С травы падали капли росы. На горизонте показались первые лучи солнца и упали на лепестки гибискусов, образуя некое подобие золотистой дуги. Несколько птичек начали по-своему отмечать приход нового дня.
С течением времени к нашей группе присоединялось все больше людей. В отличие от нас, группы, которая была ближе всего к учителю, вновь пришедшие оказались обычными представителями общества, которые трудились, имели семьи, досуг, занимались общественной деятельностью. Они не участвовали в нашем проекте на постоянной основе. В тот день нас собралось тридцать человек. В эту группу входили рабочие, администраторы, медицинские и социальные работники, психологи. Поскольку проект не был религиозным, а учитель не выделял особо какую-либо религию, среди собравшихся были христиане, буддисты, мусульмане и представители иных конфессий.
К нашему удивлению, в самом начале встречи учитель впервые за время нашего знакомства в достаточно ясных выражениях заговорил о своем загадочном прошлом:
— Я уже обладал неимоверной властью более чем в ста странах мира. Но это был период в моем существовании, когда время для меня остановилось. У меня пропало желание жить. Я много плакал, плакал безутешно. В конце концов я спрятался от общества на одном острове в Атлантическом океане и прожил там более трех лет. Еда была хорошая, но я потерял к ней интерес. Остался только интерес к знаниям. Я буквально пожирал книги, имея доступ к одной из лучших библиотек. Читал день и ночь, как астматик, глотающий воздух. Мне удавалось прочитывать более дюжины книг в месяц и почти сто пятьдесят в год. Это были труды по философии, физиологии, теологии, истории, социологии, психологии. Я читал, принимая пищу, сидя, гуляя, на бегу. Мой ум стал похож на машину, которая одну за другой фотографировала страницы знаний. Все эти знания помогли мне реорганизовать свою жизнь, восстановить пути, которыми я перестал ходить. Таким образом я стал человеческим существом, которое вы сейчас видите перед собой, маленьким и несовершенным продавцом грез.
На этом его откровения закончились. Его слова окрылили меня и дали возможность надолго погрузиться в свою душу. Слушая рассказы о прошлом учителя, я заметил, что мои друзья пребывают в полной растерянности. Эта головоломка и в моем сознании не укладывалась. «Как может учитель утверждать, что имел колоссальную власть? О какой власти идет речь? Финансовой, политической, интеллектуальной, духовной? Он кажется таким слабым, таким податливым, таким бедным! Питается он вместе с нищими. Бывают в его жизни моменты смятения, но он умеет с ними справляться. Он ничего не требует. Спит где попало. Переносит агрессивность. Защищает тех, кто ему возражает. Как может человек, который имел так много, существовать ниже черты бедности? А может быть, вся эта власть — лишь продукт его собственного воображения?» Прервав мои размышления, он дал некоторые рекомендации:
— Проект торговли грезами не противоречит вашим религиозным убеждениям, вашей культуре и вере. Иначе говоря, мы уважаем вашу веру, ценим вашу культуру, дорожим прошлым вашей нации, облагораживаем традиции вашего народа, и лишь одной перемены я прошу от вас.
Затем учитель сделал паузу, словно медленно двигался в направлении своей главной цели.
— Я прошу вас расширить горизонты собственного мышления для того, чтобы обрести способность уважать, ценить и одухотворять вашу человеческую сущность. Моей самой большой мечтой является желание создать такое общество, в котором не было бы никаких границ между нациями, народами, религиями и научными ресурсами. Такое общество, где восстанавливается природа человека, инстинкт вида, который мы потеряли. Человечество варится в котле стрессов, возникающих из-за хищнической конкуренции, из-за пренебрежения правилами международной торговли, из-за конфликтов на социальной почве, из-за огромного вреда, наносимого окружающей среде, из-за нехватки информации и трудностей с возвратом к нашим истокам. Французская революция свершилась более двухсот лет назад. Мы говорим о ней так, словно она произошла только вчера. Но когда мы смотрим в будущее, то не видим никаких гарантий того, что наш вид проживет еще пару сотен лет.
Потом учитель рассказал о своей модели. Он напомнил, что Иисус более шестидесяти раз говорил о том, что является Сыном Человеческим, но мало кто за многие сотни лет понял, что Он хотел этим сказать. Исподволь Он объяснял, что на все сто процентов ратует за человечество в целом, а не только за евреев. Настаивая на том, что Он Сын Человеческий, Иисус хотел образно показать, что является сыном человечества, что Он является первым человеческим существом без каких бы то ни было границ. Его культура, раса, национальность имели определенное значение, но значительно большее значение имели Его качества человеческого существа. Он возлюбил человечество до такой степени, которой теология не постигает, а психология не достигает. Только человеческое существо без границ было способно сказать, что просвещенным фарисеям-теологам предшествовали проститутки. Его любовь была скандальной в Его время и остается таковой по сей день. Сказав это, учитель торжественно добавил:
— У меня сотни недостатков, я совершил больше ошибок, чем вы могли бы себе представить. Однако моей моделью является философия Учителя Учителей.
Закончив свой рассказ, учитель предложил создать общество людей без границ, в основе которого лежали бы всего четыре принципа: будучи людьми без границ, ставящими своей целью защитить человека как вид и окружающую его среду, мы: а) находимся выше расовых различий, культур и национальностей, то есть выше нравоучений — китайских, американских, европейских, палестинских, еврейских или негритянских; б) обязуемся бороться против любой формы дискриминации и поддерживать любую форму дружеских связей; в) уважать иные мнения; г) способствовать взаимодействию народов с различными культурами и вероисповеданиями.
Учитель прекрасно знал, что некоторые из его предложений были провозглашены еще Французской революцией, они содержались во Всеобщей декларации прав человека ООН, в Великих хартиях многих стран. Единственная разница заключалась в том, что учитель мечтал взять положения этих хартий и внедрить их в души людей без границ.
«Нет ничего утопичнее этого», — едва слышно прошептал я. Но учитель прочитал эти слова по моим губам.
— Вы правы. Нет ничего утопичнее, виртуальнее и романтичнее. Но уберите утопию, и мы превратимся в машины. Уберите надежды, и мы превратимся в рабов. Уберите мечты, и мы превратимся в автоматы. Если бы ведущие предприниматели и политики думали так, как думаем мы, то две трети проблем человечества были бы решены в течение месяца. И это отнюдь не утопия, не виртуальная мечта.
Я кивнул, не боясь подтвердить, что он прав. Вспомнилось, как я сам не раз чувствовал себя машиной, давая студентам совет стать обучающимися машинами. Лицо учителя светилось убежденностью, голос звучал более размеренно, чем обычно. Этот день был для него особенным. Чувствовалось, что он скажет нам еще что-то важное. Вслед за этим он рассказал притчу о коконе:
— Две гусеницы строили себе коконы. В этой защищенной среде они превратились в прекрасных бабочек. Когда обе бабочки были готовы выйти и пуститься в свободный полет, ими овладели сомнения. Одна бабочка, считавшая себя слабой, подумала: «Жизнь там, снаружи, таит много опасностей. Меня может разорвать на куски и съесть какая-нибудь птица. И даже если я не достанусь хищнику, я могу пострадать от непогоды. Меня может поразить удар молнии. Дождь повредит мои крылышки, и я упаду на землю. Кроме того, весна кончается. А что будет, если не хватит нектара? Кто мне поможет?» Опасностей и в самом деле было много, и маленькая бабочка была по-своему права. Напуганная всем этим, бабочка решила не улетать. Она не покинула защищавший ее кокон, но, поскольку поддерживать жизнь там было нечем, бабочка умерла от голода, от жажды и, что еще хуже, так и осталась в мире, который сама и соткала.
Поведав нам эти соображения, учитель продолжал:
— Другая бабочка тоже была обеспокоена; ее страшил мир там, за пределами кокона. Она знала, что многие бабочки более одного дня вне своего домика не жили. Но она любила свободу больше, чем страшилась опасностей. И вылетела, вылетела навстречу всем неожиданностям. Она предпочла стать путником, пребывающим в поиске того единственного, что определяет ее сущность.
Рассказав нам эту притчу, учитель открыл нам свой замысел.
Сначала он сделал небольшую паузу для того, чтобы прослушать прекраснейшую песню, которая, казалось, была спета в его честь, потом дал ряд простых и вместе с тем глубоких советов. Их было так много, что я с трудом успевал записывать.
— Я позвал вас так рано, потому что собираюсь отправить вас в двухдневный поход, в котором вы испытаете то, что составляет основы общественного опыта «человека без границ». Я отправлю вас парами в область общественных отношений. У вас не будет ни кошелька, ни денег, ни чеков, ни кредитных карточек, ни продуктов питания, ничего такого, что обеспечивает вам выживание, ничего, кроме лекарств и средств личной гигиены. Ешьте то, что вам дадут, спите на том, что вам постелют. Не дискриминируйте никого. Если кто-нибудь отвергнет вас, не протестуйте, отнеситесь к этому беззлобно. Действуйте как социальные терапевты. Давайте, и воздастся вам. Не ставьте себя выше других, не защищайте свою веру, не навязывайте свои взгляды, пусть от вас исходит дух гуманности. Спрашивайте встречных, чем вы можете быть им полезны. Вступайте в диалог с людьми, узнавайте то, что они держат в тайне. Выявляйте среди людей, которые никому не известны, людей выдающихся. Не смотрите на них со своей точки зрения, а смотрите с их собственной точки зрения. Не вмешивайтесь в их личную жизнь, не пытайтесь управлять ею, идите так глубоко, как они позволят сами. Слушайте их смиренно, даже тех, кто решил отказаться от жизни, побуждайте их слушать самих себя. Если они услышат себя, то это будет значительно лучше, чем если услышат вас. Помните, что царство знаний принадлежит смиренным.
Дав нам эти рекомендации, он, казалось, почувствовал беспокойство и предупредил нас:
— Мы живем в третьем тысячелетии. Продавать мечту стать человеком без границ в обществе, достигшем апогея индивидуализма, представляется самым большим абсурдом из всех абсурдов. Быть солидарным, добрым и внимательным, когда люди этого просят, — это уже нечто экстраординарное. А представьте себе ситуацию, когда вас об этом не просят. Вас будут называть фанатиками, душевнобольными, сумасбродами, прозелитами. Однако, раз они принимали меня, примут и вас.
Помимо этого учитель не дал нам больше никаких указаний насчет того, как общаться с людьми, и не подсказал, кого следует искать: богатых, бедных, культурных, безграмотных, жителей центра или периферии. Он не дал нам карт. Ветер шевелил его волосы, а мы вспотели. Его предложение не могло не породить чувства озабоченности. Лично я подумал: «Ничего у нас не получится. Нас не так поймут. А может быть, вообще побьют и прогонят. А что, если я встречусь с кем-нибудь из моих коллег-преподавателей? Что они потом обо мне скажут?»
— Существует много способов сделать что-либо на пользу человечества, — дополнил учитель, — но ни один из них не похож на спокойную прогулку, ни один из них не проходит под несмолкающий гром аплодисментов.
Способ, который предлагаю я, скорее породит недоверие к вам. С утра вы можете прославиться, а ко второй половине дня попасть в немилость. В какой-то момент вас оценят по достоинству, в другой обойдутся как с отбросами общества. Последствия непредсказуемы. Но я гарантирую, что вы преодолеете все трудности и выйдете из этого эксперимента еще более гуманными, еще более сильными, чем раньше, а на десерт получите то, что ни в каких книгах не прочтете. Вы поймете кое-что из того, что миллионы евреев пережили в фашистском плену, христиане на арене Колизея, мусульмане в Палестине, равно как и то, что поныне переживают верующие, проститутки, гомосексуалисты, негры и женщины.
Я подумал: «Если отправить Бартоломеу и Димаса представлять учителя без присмотра, может случиться катастрофа. Это как заставить студента-медика произвести хирургическую операцию без присутствия наставника». То, что учитель просил нас сделать, было социальным экспериментом, кардинально отличающимся от тех, которые я проводил, исследуя социологические феномены. Нам не нужно было ехать в Африку с благотворительной миссией, имеющей финансовую поддержку, не нужно было заниматься филантропией в каком-нибудь институте, выступать с лекциями о какой-либо религии или объявлять о создании новой политической партии. Это было чистой воды возвращение к истокам. Мы ничего не могли взять с собой, даже наш социальный престиж. Нам предстояло стать простыми человеческими существами, связанными с другими человеческими существами.
Испытывая нас, он сказал, что у нас есть выбор.
— Я вдохновляю вас выйти из кокона, по крайней мере в этот раз, но никто не обязан делать этого. Риск огромный, последствия непредсказуемы. Выбор ваш и только ваш.
Несмотря на взволнованность, никто не отказался, даже два молодых человека восемнадцати лет, которые при этом присутствовали. Поскольку молодежь всегда жаждала приключений, им хотелось почувствовать выброс адреналина таким образом.