47. О посвятительном опыте "Адептов Любви"

Сначала кратко повторим уже сказанное в других наших книгах[702]'. "Проявление" образа "инициатической женщины" сквозь женщину вполне реальную и земную было описано в стихах Гвидо Кавальканти[703], одного из главных руководителей этой организации:

                ***

Мне кажется — из уст ее,

Таких прекрасных, что душа

Их никогда понять не сможет,

Уже рождается иная

Как бы звезда

И мне гласит:

Приблизилось твое спасенье?[704]'

Кавальканти, как, впрочем, и Данте, Чино да Пистойа, утверждал "всею правдой дарованного мне воображения", что благодаря вере, Амор[705] пробуждает к новой жизни душу верного его слуги. Следует иметь в виду неоднозначность слова "спасение" (salut, salutation), означающего также "здоровье, выздоровление", а также и "приветствие" в поэзии "Нового Стиля"[706]. "Приветствие", адресованное мистической женщине как собственно единственная цель любви (Vita Nuova, XVIII, 4), получает ответ — "спасение" или "выздоровление", даруемое этой женщиной. Речь идет об актуально переживаемом кризисе или потрясении и ожидании спасения или духовного выздоровления, дающего возможность этот кризис преодолеть. Данте говорит об этом прямо: "Тот, кто решается на созерцание Дамы (Жены), тот или достигнет благородства, или погибнет — если Дама сочтет его достойным ее созерцать, то укрепит его силы и даст ему спасение"[707]'. При этом отворяющий врата жилища любви Амор есть могущественный и "страшный Государь". На его руках, — утверждает Данте, — "я увидел сияющую обнаженную женщину, показавшуюся мне окутанной легкой тканью цвета крови, и я понял, что это та самая Дама Спасения (Dame de Salut), которая снизошла до того, чтобы пожелать мне здравия (saluer) накануне"[708]'. Любовь и есть актуализация этой обнаженной и спящей — латентной — женщины, той самой, которая в герметических текстах именуется "наша тайная Ева"[709]'. Это сила, способная убить, погрузить в инициатическую смерть. Когда она появляется, "сердце умирает". Переживший этот опыт и "обретший спасение" Лаппо Джанни писал: "Теперь все усилия следует приложить, чтобы не упасть снова — когда-то живое, сердце мое умерло". Гвидо Джиницелли говорит о "спасении" как о "взгляде смерти" — взглянув на даму своего сердца, он "увидел свою смерть". Это "пронзило его, как молния, сверкнувшая сквозь окна башни и озарившая все внутри[710]'.

Амор, не только поражая, но и оберегая "Адепта Любви", говорит ему: "Беги, тебя преследует смерть"[711]'. Но и бояться смерти не следует — иначе крушение неминуемо. Смерти следует смотреть только в глаза. Вот отрывок из песнопения, сочиненного, возможно, тем же Кавальканти:

                     ***

Внезапно страсть ввела в напасть.

Душа объята диким страхом.

Вся жизнь — с цепи, все силы — прахом…

Конец. Погиб. Отпет.

Опоры шатки, зыбки.

Но возгорелся в сердце свет,

И если в книге нет ошибки,

Объята духом жизни мгла.

Да, это смерть за мной пришла.

Нечто подобное описывает и Данте: внезапное появление "чудесной жены" сопровождается сокрушением окружающих человека духов силой Амора, который не только подчиняет его жизнь себе, но и ввергает в экстатическое состояние. Данте мнит себя поверженным на землю, он говорит о "преображении", вызванном любовью[712]'. Отметим, что средневековая каббалистика также имеет дело с mors osculi, смертью, вызываемой поцелуем. Отчетливо слышны отголоски арабско-персидских поэтов-суфиев[713].

Инициатическая смерть, согласно "Адептам Любви", может быть вызвана как "прямым действием" (появлением дамы как таковым), так и "непрямым действием" — "приветствием" дамы, или даже просто воспоминанием, которое приносит Амор со всей своей мощью и ужасом. Кавальканти говорит о пробуждении "возможного интеллекта", которое в аверроистском толковании учения Аристотеля тождественно νους, то есть интеллектуальному принципу в его трансцендентальном аспекте, существующему у обычного человека только в зачаточном состоянии[714]. Путь истинного "Адепта Любви" и заключается в обретении новой реальности сознания и его преображения благодаря и во имя своей интеллектуальной "жены-жизни". Кавальканти обращается к ней: "Вы, чей взгляд пробудил во мне дремлющее разумение вещей". Он добавляет, что Амор очищает пространство ума, в котором поселяется "возможный интеллект". Джиницелли называет сердце "жилищем благородства", приводимым в действие женским образом. Эмоциональное потрясение преобразуется в интеллигибельный акт — "возрождение разумения", в соответствии с "Corpus Hermeticum". При этом Амор есть "Seigneur de la noblesse" (букв. фр. — "Лорд дворянства") — это имеет двойной смысл: как "Господин благородства", так и "Государь благородных". "Благородство" же, стимулируемое Дамой, есть и совершенство как таковое, и начало действия в человеке "возможного интеллекта". Данте, цитируя Аристотеля[715]', говорит просто о "совершенствовании натуры". При этом он использует категорию обнажения, символику нагой плоти: Амор — сила, освобождающая дух из его "жилища", делающая его "летучим, нагим, лишенным скорлупы"[716]'.

Главная тема "Адептов Любви" — тема раны, кризиса, потрясения, за которым следует начало Новой, преобразованной жизни, имеющей андрогинические черты. Де Барберино[717]' говорит об Аморе: "В его природе — сила удара; кажется, что это смерть, но это высшая жизнь". Речь идет о некоей инициатической иерархии — на одной из гравюр можно найти изображение как бы степеней любовного опыта. Мы видим симметрично, в ряд расположенные мужские и женские фигуры, разбитые на пары и поверженные на землю[718]'. Мужчины и женщины пронзены стрелами, при этом некоторые из пар или поднимаются с земли, или уже встали. Те, кто встал, держат в руках розы — символы инициации. Около последней, совсем прямой пары, мы видим надпись: "Их смерть стала жизнью". Дальше уже нет ни мужчин, ни женщин, но только фигуры — Амора на белом коне, держащего в руке розы, и андрогина, возле которого надпись: "Амор, проведя нас высшим путем брака, соделал из двух одно". Возможное объяснение гравюры очень просто: кризис и смерть, преодоление их через союз с женщиной и взаимное достижение андрогината "высшим путем брака". Обратим внимание, что андрогин на гравюре — тот самый герметический Rebis ("философский камень"), о котором мы уже говорили. Кроме того, Амор находится как бы в восходящем полете (raptus[719]); это подчеркивает его трансцендентность. Еще один "Адепт", Николо де Росси[720], говоря о "степенях подлинной любви", утверждает, что вершиной ее является экстаз qua dicitur excessur mentis, то есть выводящий за пределы разума. При этом он добавляет: "sicnt fuit raptis Paulus" — любовь уподоблена восхищению Апостола Павла до третьего неба, описанное в его Посланиях. Итак, любовь есть духовное откровение, ведущее на сверхличные и сверхрациональные уровни бытия.

Добавим, что Данте называет Амора "повелевающим жизненными началами", то есть натурой, yin (Инь), пассивной стороной бытия. С ней он даже в какой-то мере отождествляет себя, а любовь уподобляет Богу: "Ессе Deus fortior me, qui veniens dominabitur mihi"[721]. Пробуждение по-разному именуемого высшего начала — "возможного интеллекта", νους, "благородства", "принципа Шивы" — устанавливает новую иерархию внутренних сил человека Согласно Convivio («Пир»)[722], тексту скорее доктринально-аллегорическому, чем посвятительному, "чудесная дама добродетели" пробуждает "вкус к правде", побеждает и разрушает все неправое и лживое. Она источает огонь, "воспламеняющий внутренние достоинства", огонь, "имеющий силу обновлять природу, созерцать эту даму, и это чудо"[723]'. "Спасение", тождественное пробуждению внутренних сил, может вести к инициатическому бессмертию. Мы уже упоминали о корнесловии Амор как А-мор, бессмертие, попрание и разрушение смерти, что было подробно разработано провансальским поэтом Жаком де Безье; о любящих говорится как о "тех, кто не умрет". В будущей жизни они пребудут "во славе и игре"[724]. В любом случае "Адепты Любви" считали даму сердца" принципом высшей жизни, а отделение от нее — печатью и тенью смерти[725]. Вот слова Секко д'Асколи:

                      ***

"До третьего я был возвышен неба,

До недр Ея, но я не знал где, я.

От века я сильней не знал блаженства.

Даровано вещей уразуменье,

Спасенье, жизнь — и все в ее глазах…

Я в них и доблесть зрел, и добродетель.

Потом Она исчезла, и тогда

Крыло меня накрыло тени смертной…"[726]'

Коснемся еще двух аспектов творчества "Адептов Любви". Первый — символика чисел. Известна роль числа "3" у Данте, в частности, в Vita Nuova. Второе символическое число — три в квадрате, т. е. "9". При первой встрече Беатриче было девять лет. Это можно толковать по-разному; многие толкуют буквально. В 9 часов утра она "приветствует" его, то есть "дарует спасение"; в 9 утра его посещает описанное выше видение. Само имя Дамы, по Данте, "не может иметь иного числа, кроме числа 9". Этим числом он характеризует и длительность своей болезни — болезни явно духовно-инициатической[727]'. Так происходит потому, что "тройка есть корень девятки, ибо, умноженная сама на себя, дает девять". Поэт, будучи христианином, ссылается на Пресвятую Троицу, которая "есть чудо сама по себе". И далее — "Моя Дама повсюду сопровождаема числом 9, и это тоже чудо, ибо корень чуда — всепочитаемая Троица"[728]'. Вообще, в кругах, к которым принадлежал Данте, символизм числа "3" имел особое значение.

Кстати, это происходит повсюду. В китайской традиции три — число yang (Ян). Оно образуется, когда Единое соединяется с женской сущностью, имеющей число "2". Это и есть воссоздание единства[729]. В древнем Египте "три" — число грома — а также жизненной силы и невидимой сущности самого человека, его Kha (?). У китайцев yang, кроме того, атрибутируемо числами "9" и "81" — последнее, как мы об этом еще будем говорить, имеет особое значение и в даосских чисто сексуальных практиках. Девятка — усиление тройки, а 81 — "совершенная сила". Но это число, по Данте, находится уже по ту сторону "чудесной Дамы" — в Convivio («Пир»)(IV, 24) говорится, что восемьдесят один год — возраст, которого достигают совершенные. Данте утверждает, что до этого возраста дожил Платон и дожил бы Иисус Христос, если бы не был распят. Он упоминается и в других традициях — в этом возрасте будто бы скончался Лао Цзы. Как известно, в герметизме становление Тернера[730] рассматривается следующим образом. Второе начало, бинер, двойка, есть женское, она обуславливает развертывание и есть сила-в-себе, участвующая в становлении "благородства". То есть это герметический эквивалент "дамы сердца", Беатриче, который не может быть исчерпана числом "3". Беатриче умерла 9 июня. Данте отмечает, что в Сирии июнь — девятый месяц, а смерть ее — "исполнение совершенной девятки", то есть числа "81", на восемьдесят первом году XIII столетия.

Так что же такое смерть Беатриче? Здесь мы и сталкиваемся с загадочным вторым аспектом тайнописи Данте. И Перес, и тем более Валли[731]' отмечали связь между ее смертью и смертью библейской Рахили. Вспомним, что святой Августин, а за ним Ришар де Сент-Виктор писали о смерти Рахили как о символе, экстазе, восхождении, excessus mentis (лат. — транс). Валли также предполагал, что в Vita Nuova смерть Дамы это такая же "аллегория преодоления феноменов, символ духовного восхождения, чистого созерцания, то есть мистического самоосуществления души, теряющей себя в Боге[732]'. Нам, однако, такое толкование не представляется убедительным. Оно не только бесплотно и пронизано внетелесным мистицизмом, что в целом необходимо для "Адептов Любви", но еще и как бы выворачивает все наизнанку. На самом же деле смерть Дамы — заключительная фаза опыта, начинающегося "приветствием". В XXVII главе Vita Nuova мы находим тому подтверждение. Сообщив о смерти Беатриче, Данте добавляет загадочные слова: "Мне не подобает говорить об этом событии, ибо, говоря о нем, я должен был бы воздать хвалу самому себе". Получается, что смерть Беатриче как бы возвращает ее славу ему. "Мистическое" толкование Валли здесь не подходит: если бы речь шла об уничтожении ментала (по индийской йогической терминологии — manas), то никто из "Адептов Любви" не говорил бы о влиянии как Дамы, так и Амора на любящего. Кроме того, смерть, если толковать ее как мистическое "затопление корабля", то есть погружение, постигала бы не Даму, а самого "Адепта Любви". Здесь же все наоборот: Дама умирает во славу "Адепта". Получается совсем противоположное — женское начало уже преодолено, оно не нужно — осуществлена полная реинтеграция. Это именно то, что в герметизме именуется "работой в красном". Опыт любви — "работа в белом", а пережитая в самом начале "смерть" — "диссолюция" (растворение, разложение) или "работа в черном", nigredo[733]. Иначе говоря, экстатическое откровение любви завершается восстановлением тотальной вирильности. В соответствии с герметическими правилами, "Даму" следует символически убить, ибо "Адепт Любви" был ею же убит прежде, а теперь должен возродиться. И, как следует полагать, здесь — "полнота девятки": следом за смертью Беатриче Данте говорит о наступлении восемьдесят первого года.

Обратим внимание еще на одно обстоятельство: если в христианской мистике душа — "невеста" Небесного Жениха, то в литературе "Адептов Любви" все наоборот — речь идет о посвятительном опыте мужской сущности[734]. Мы вообще могли бы говорить о них как об особой организации — но не мистической, а только инициатической. Очень значимая деталь: предполагаемый глава этой организации Гвидо Кавальканти связывал область пребывания Амора не с Венерой, а с Марсом — "он обитает на Марсе и спускается к нам оттуда". Похоже, Данте разделял эту установку.

Вообще же, на "Адептах Любви" мы так подробно остановились потому, что мотивы их творчества пронизывают и литературу, и жизнь до сих пор, в том числе и область профанической любви. Кнут Гамсун[735] писал о любви, "способной умертвить человека, возродить, а затем вновь и вновь исполнять сиянием". Стендаль описывает действительно происшедший с ним случай, который он называет ударом молнии: "Высшая сила моего желания возвела меня к себе самому и к высшему разуму". У Гете Вертер, чувствуя дыхание Лотты, признается: "Оно для меня как удар грома". Надо полагать, у "Адептов Любви" присущие литературе воззрения на женщину выражены наиболее полно и обобщенно. Именно полно, именно обобщенно — вспомним, обо всем этом мы ведь уже говорили в связи с профанической любовью: raptus (экстаз) и смерть, значение сердца, его оккультный смысл ("самая тайная клеть сердца" по Данте, или "сердечное место"), очищение сердца и превращение в "сердце благородное", приближение к тайне троичности через воздействие "чудоносной жены", segnore di nobilitate[736].

Подведем итоги. "Адепты Любви" не только и не столько эстетически и реалистически обобщили опыт любви к женщине, сублимируя его в стихи, сколько дали символическое описание доктринальных абстракций и персонификаций категории Гнозиса ("Святой Премудрости"), хотя и оживляемого образом женщины. Подобную точку зрения высказывал не только Валли, но и Р. Генон, и А. Регини. Они упоминали "Адептов" в связи с историей очень широкого мистического круга неоплатонической ориентации, включающего Дж. Бруно и даже арабо-персидских поэтов IX–XIV веков. Без "Адептов Любви" этот список не полон. Для них, "Адептов", альтернатива "земная и гностическая женщина" должна быть к конечном счете предопределена и открыта возможность эвокативных[737] и инициатических соединений с оккультным принципом женственности в его предельном, сверхматериальном аспекте по ту сторону собственно половой магии, в предельных проявлениях непрофанического эроса. В самом начале мы говорили об этом как о третьем пути в области пола, то есть об аскетической или йогической трансмутации силы пола.

Но даже при таком, сверхприродном использовании этой силы следует отдавать себе отчет в существовании двух фундаментальных женских архетипов — Деметры и Дурги. Если идти по первому пути, то есть принимать деметрический архетип за посвятительный, то как сакральное начало адепт почитает материнство. Насколько мы знаем, на поклонении инициатической матери, τη μητρι τελουρη, было основано пифагорейство; не случайно после смерти Пифагора его жилище было преобразовано в святилище Деметры[738]'. Главной мифологической фигурой в этом случае является Небесная Дева или Божественная Мать — посредница. Но есть и другой путь, путь Дурги, то есть слияние с афродической женской бездной — это путь утрат и потерь, путь страдания и преодоления всего материнского и земного, под знаком звезды, озаряющей дорогу, собственно, к Великим Мистериям древности.

Лето — время эзотерики и психологии! ☀️

Получи книгу в подарок из специальной подборки по эзотерике и психологии. И скидку 20% на все книги Литрес

ПОЛУЧИТЬ СКИДКУ