36. Phallus и menstruum

Продолжим наши "штудии" рассмотрением некоторых особых аспектов sacrum пола.

Прежде всего — о "фаллическом культе". Историки религий обычно придают ему чисто натуралистический, если не "непристойный" смысл, сводя к культу плодородия, плодовитой вирильности, многочадия. Но все это — внешнее, выродившееся, простонародное. Изначально фаллический символ выражал принцип трансцендентной, сверхприродной, магической вирильности, что вовсе не тождественно приапизму и "мужской силе". Phallus связан с мистериями восстановления, строительными силами как в прямом, так и в переносном смысле. Фалличным было искусство погребения и создания гробниц, прежде всего в Греции и Риме. Там, среди лепных узоров, мы часто встречаем именно его. Мы уже вспоминали о текстах, в которых итифаллический — то есть с эрегированным фаллосом — бог выступает как образ первоначального бытия, Adamas, "неуничтожимого". О нем же в древнем тексте сказано: "То, что стояло, стоит и стоять будет". Итифаллический символизм вообще выражает все прямое, правое, побеждающее, противоположное поваленному и поверженному. Метафизически развивая изначально положенное, древние вновь и вновь воспевают "то, что стояло, вздымаясь, полное силой, что стоит неизменно, омываемое потоками Вод"[535]' — это сказано об итифаллической статуе Гермеса. В египетской традиции (ее солярных аспектах, противоположных символизму "согнутой богини") итифаллический бог Осирис воплощает не плодородие и деторождение — Следствия смерти — и не самое смерть, влажное начало родов и желаний, но, напротив, — восстание из мертвых. "О, бог, рожденный phallus'oм, протяни мне руки", — в частности, гласит египетская надпись под изваянием смерти, выходящей из могилы. "О, phallus, внезапно побивающий супротивников солнечного бога! Силою твоего phallusa я сильнее сильных, могущественнее могущественных!"[536]' Скульптурный Осирис как бы демонстрирует свой phallus — символ восстановления, прототип ему верный. В Египте существовали фаллические мистерии, и, по свидетельству Диодора Сицилийского, всякий, желавший стать жрецом какого-либо культа, проходил фаллические инициации. А вот свидетельство иной традиции: на берегах Инда phallus-lingam — один из атрибутов Шивы. Аскеты носят на себе амулет с его изображением. Причем не в качестве символа плодовитости, вроде Пана или Диониса, но, напротив, свидетельствуя о скрытой силе vîrya (мужесьво, энергичность) активной, аскетической вирильности, преодолевающей условный мир.

Отсюда проистекает уже выродившийся символизм антично-римского мира, когда простолюдины носили изображение phallus'a. Это был талисман от нечистой силы, колдовства и порчи; здесь звучат бесспорно искаженные отголоски древнего знания о светлой вирильности, расточающей и попирающей демонов. Вот почему изображения phallus'a на стенах некоторых храмов (не только Вакха, Венеры, Приапа, но и Юпитера, Аполлона и Гермеса) считались очищающими от скверны и нейтрализующими враждебные человеку силы. Phallus присутствует и в имперском культе — по свидетельству Плиния, император, передвигаясь на триумфальной колеснице, сам держал в руках его изображение. Согласно античной мистике, Юпитер есть светоносно-ураническое начало военной победы. Именно это, а вовсе не натурализм и приапизм, было главным содержанием фаллического культа в традиционном мире.

Не лишено интереса и еще одно обращение к египетской традиции. Согласно известному мифу, Осирис разорван на куски, однако вновь собран и восстановлен. Утерянным остается только его phallus. Воспоминание об этом — символ прохождения мира Единого сквозь количественную раздробленность. Примордиальное бытие ищет восстановления в человеке и через человека. Лишенный phallus'a символически лишен не физической, а трансцендентной вирильности, творческой силы и Божественной магичности. Он восстанавливает ее через посвящение, а именно через посвящение Осирису. Тема phallus'a Осириса — лишь один из вариантов всеобщей темы утерянной и должной быть обретенной вещи: тайного и забытого слова, небесного напитка и даже самого святого Грааля.

Мужской аспект sacrum пола обычно так или иначе соприкасается с двусмысленным и даже опасным женским. Не только пуританские и враждебные сексу религии относятся к женщине как к чему-то "нечистому" предписания чистоты как запрета касаться женщины повсеместны. Однако "нечистота" — не моральное понятие. Оно объективно, внелично и связано с известными сущностными сторонами женской природы. Нетрудно понять, что речь идет о наступлении женской зрелости, о месячных.

Особенно отчетливо это выражено у некоторых "диких" народов, девушки которых с появлением первых признаков созревания изолируются не только от соплеменников, но и от солнца. Утверждают, что девушку "одолела мощная сила… Если не держать ее в узде, она разрушит не только саму девушку, но и всех вокруг." Данное табу относится к таинственной энергии, этически нейтральной, но способной при определенных обстоятельствах оказаться разрушительной. Наступает следующая менструация — и девушку снова изолируют. Доказательство тому, что речь идет о силе именно физической природы, — то, что одежду девушки сжигают[537]'. У некоторых народов кровотечение, прикосновение к покойнику и роды как бы одно и то же и в равной степени требует очистительного ритуала: роженица считается нечистой — ее следует изолировать и совершить над ней определенный обряд. Эллинский храм в Теменосе был предназначен в частности для этого. Многим народам известно об опасности преждевременных родов — из-за выброса накопленной и нерастраченной энергии. В частности, в Римско-католической и Англиканской Церкви (как и в Православной — прим. перев.) существует особый обряд, называемый по-французски "relevailles" (очистительная молитва или благословение после родов), свидетельствующий о сохранившейся древней вере в то, что "женщина, у которой произошел выкидыш, должна быть очищена, но не в медицинском, а в религиозно-духовном смысле. Есть даже народное поверие: если после родов женщина не "получила" очистительной молитвы, ей опасно выходить из храма[538]'.

При этом небезынтересно, что, как это ни покажется странным, двусмысленность и опасность женского существа в меньшей степени связана с афродической ролью женщины, чем с деметрической (материнской). Все традиции связывают женскую "опасность" и "нечистоту" именно с месячными — явлением, относящимся к материнской, а не афродическо-дионисийской природе женщины. От menstruum, от материнства исходит угроза самому ядру вирильности. В Законах Ману говорится, что "мудрость, крепость, сила, мощь и жизненная энергия мужчины при приближении к женщине, у которой происходят месячные, исчезает полностью". Аналогичные верования мы встречаем у северо-американских индейцев, полагающих, что "одно присутствие женщины в этом состоянии способно ослабить мощь даже святого человека"[539]'. В Риме девственницы-весталки прекращали свои функции на опасное время; в Мидии, Бактрии и Персии в это время женщины не должны были приближаться к святыням, в частности, к огню. У православных греков женщинам на это время запрещается приступать к Причастию и прикладываться к иконам, а во многих районах Японии существуют строгие запреты на посещение храмов и молитвы богам и добрым духам. В Индии, согласно Nitua-Karma и Padma-purâna[540] "в этот период женщина не должна думать ни о Боге, ни о солнце, ни о жертвах и молитвах". У древних евреев соитие с женщиной во время менструации каралось смертной казнью; зороастризм считал это грехом, которому нет прощения. Исламский кодекс Sidi Khebil гласит: "Тот, кто наслаждается женщиной во время ее месячных, теряет силу и спокойствие духа". А вот старо-английские стихи, цитируемые Эллисом: "Oh, menstruating women, thou'rt a friend — from whom all nature should be closely screened"[541].

В Индии женщина любой касты на время месячных превращается в парию. По прошествии же "упадка" возвращается в прежнее состояние. Вспомним, что по индийским воззрениям, парии или "неприкасаемые" представляют в обществе "элемент хаоса", демонизма, сдерживаемый высшими по иерархии кастами. Отсюда ясно, что menstruum — негативный аспект плана мистически женского: в особенности он разрушителен при соприкосновении с сакрально-мужским, сверхприродным. И в то же время именно в этом — очарование, магия женщины. В Европе в средние века менструальная кровь использовалась для приготовления специальных микстур для лечения идиотизма и ипохондрии, в некоторых случаях — бешенства и безумия (то есть как раз тех болезней, чьи симптомы в целом совпадают с патологиями пубертатного периода). Смешанная с вином, эта кровь способна погружать в сомнамбулическое состояние влюбленности. Отсюда "предрассудок", согласно которому менструальная кровь определенной женщины, без ведома мужчины нанесенная на его одежду, способна влюбить его в данную особу. Соответствующее отношение у цыган: с одной стороны, добавление этой крови к какому-либо напитку делает человека безумным, почему пить такие напитки не рекомендуется; с другой стороны, женщины, "празднующие" шабаш на "Лунной горе", подписывают свой семилетний пакт с дьяволом именно этой кровью[542]'. Все это не предрассудок, а констатация того, что через посредство menstruum женщина напрямую связана с миром ночной, не-аполлонической магии, со всем, что вызывает безумие, порчу, психические расстройства[543]. Повторяем — сущность женской sacrum относится именно к ее материнскому аспекту.

Естественно, как и все, относящееся к mana, данный предмет двусмыслен. Возможно и положительное использование этой опасной силы. Еще Плиний[544]' рассказывал не только об аспекте зла, связанном с menstruum, но и о целебном воздействии этой субстанции на природные явления. Например, о лечении morbus comitalis или эпилепсии. В Getrener Eckarth (?) подчеркиваются магические свойства menstruum virginis primus как субстанции, дарующей силу и освобождение от болезней. У некоторых северных народов, в частности, у финнов и готов, ее употребляли перед битвами, плаванием, ради удачи в игре[545]'. Однако в целом в традиции господствует отрицательный аспект Материнских Мистерий — данная эссенция (в магическом смысле) и принцип противоположен выраженному фаллической символикой светоносному началу.

И еще одно. В то время как все телесные запахи женщины и ее выделения привлекательны для мужчины, менструальное вещество — исключение. Случаев, когда оно не отталкивает мужчину, почти не бывает. О метафизическом смысле этого факта надо бы очень глубоко размышлять, имея в виду, что, в то время как афродическое начало в женщине способно к воссоединению, оживлению и экстатическому преодолению конечного, материнское, наиболее резким проявлением которого является менструальный аспект mana — чисто природно и не способно к пробуждению высоких сторон мужского эроса. Исключение составляет магическое использование menstruum молодых девушек, но, повторим, только очень молодых.