1.6. Эволюция методологии Аналитики

Аналитика требует интегративной методологии, которая основывается на объективном единстве всех проявлений реального объекта. Междисциплинарный подход позволяет определить разные свойства одного и того же явления, рассматриваемого под различными углами зрения. «Интеграция знания требует взаимной и совместной интерпретации объекта. Это значит, что каждый угол зрения на организацию так же нуждается в своем самостоятельном развитии, но в рамках целостной науки. Выход исследований на постдисциплинарный уровень задает им новую меру комплексности подхода за пределами специализации…»[65].

Аналитика нацелена на изучение событий, явлений и процессов в их динамике, представление в системном виде для эффективного управления ими. При этом Аналитика предполагает, что любое явление обладает информационным, энергетическим и вещественным ресурсами, характеризуется конкретными фактами. Системы и процессы, находящиеся на разных уровнях, прежде всего, различаются между собой по содержательным, пространственным и временным характеристикам. Содержательные характеристики систем концентрированно выражаются в смыслах, латентно заключенных в информации, отражающей факты, явления и процессы реальной жизни.

Российское научное и экспертно-аналитическое сообщество нуждается в повышении методологической культуры. Каждый человек, стремящийся стать аналитиком, должен достаточно четко представлять себе место и роль методологии в научно-исследовательской и информационно-аналитической деятельности.

Мне в течение многих лет научно-исследовательской и преподавательской деятельности приходилось многократно сталкиваться с обстоятельствами, когда слушатели вузов, молодые исследователи не знают, не понимают, а, следовательно, и не используют в своей практической деятельности всего богатства методологического инструментария. Нередко бытует даже предвзятое негативное мнение против методологии, понимаемой весьма упрощенно – как некоторой заоблачной области философии, не имеющей прямого отношения ни к конкретным научным исследованиям, ни к потребностям практики. Что касается преподавательского корпуса – то и здесь наблюдается очень интересная картина – многие преподаватели методологически вооружены недостаточно, существует слишком большой разброс в подходах, трактовках, оценках методологии как таковой, её сущности и содержательной стороны. Грубо говоря, в головах у этих людей возникает «методологическая каша». Такая же картина сложилась и среди практикующих аналитиков – общепринятая методологическая база отсутствует, арсенал их методологических средств весьма скуден, распространен весьма дилетантский и самонадеянный подход: мне ваши теоретические книжки читать не нужно, я и сам с умом и успешно решаю практические задачи.

Ну что сказать по этому поводу? Мне искренне жаль этих людей, пренебрегающих теорией Аналитики и, в частности, её методологией. Может быть, пройдут годы, пока они поймут, как далеки были от истины.

В основе аналитики – здравый смысл. Однако на определенных этапах аналитического процесса неизбежно возникает вопрос о надежности и качестве самой аналитики. Возникают попытки связать аналитические результаты с характером аналитического процесса, с применяемыми методами и средствами. Тем самым, внутри аналитических команд выявляются методологи, устремленные к рефлексии механизма аналитики, созданию методов, технологий аналитики, выявлению оснований организации процессов, принципов и подходов, стремящиеся объединить потенциалы науки, философии, логики.

Путём опроса участников методологических семинаров удалось выяснить, что под методологией многие авторы понимают самые различные стороны теории:

• набор принципов по организации знаний и представлений об изучаемых объектах;

• совокупность подходов (системных, деятельностных, познавательных) для организации знаний, операций, моделей и онтологических картин;

• форму организации средств нашего мышления и мыследеятельности;

• систему гносеологических принципов и способов организации и построения теоретической и практической деятельности, а так же учение об этой системе;

и т. д.

В советский период методологии научных исследований уделялось значительно больше внимания, чем в настоящее время. В многочисленной литературе того времени большинство исследователей считали методологию:

– учением о структуре, логической организации, методах и средствах теоретической деятельности;

– принципами и процедурами формирования и применения методов познания и преобразования действительности;

– совокупностью наиболее общих принципов решения сложных практических задач и методов исследования;

– исходными (ключевыми) положениями о структуре, функциях и методах научных исследований[66].

Следовательно, методологическое знание той или иной науки является результатом разрешения противоречия между процессами познания и преобразования соответствующей практики. Это является существенным признаком методологического знания. Теоретическое знание является результатом разрешения иного противоречия – между предметом познания и методом, с помощью которого возможно познание этого предмета (при этом не является обязательным требование единства и взаимосвязи познания и преобразования, теоретической и практической деятельности).

Теоретико-методологическое знание выводится из разрешения проблемы, содержащей в себе оба противоречия: между предметом и методом, между познанием и преобразованием. Очень важно положение о том, что, наряду с теорией научно-исследовательской (познавательной) деятельностью методология должна иметь и собственную теорию преобразовательной (практической) деятельности. В отсутствии внимания к данному признаку (единство познания и преобразования) заключается серьезная ошибка многих исследователей, которые под методологией понимают только процессы познания. Появились даже термины – «методология познания», «методология научного исследования», что далеко не всегда соответствует второму признаку методологического знания – единству познания и преобразования. Именно этот аспект реализуется в практической аналитической деятельности.

Общие положения современной философской методологии научного познания в целом осмыслены и доведены до уровня учебников[67], что позволяет в данном исследовании остановиться на необходимых принципиальных моментах, связанных с методологией собственно аналитической работы.

В ходе рецензирования и научного руководства соискателями постоянно приходится сталкиваться с удивительной бедностью представлений о методологии науки, в большинстве кандидатских и даже докторских диссертаций теоретико-методологический блок представлен очень узко, однобоко и недостаточно. Этот же недостаток отмечает и Высшая аттестационная комиссия (ВАК) Министерства образования и науки Российской Федерации[68].

Для практических работников сферы производства, (если рассматривать его в самом широком смысле – как материальное, так и духовное производство), для работников искусства и т. д. – то есть для всех специалистов, не занимающихся профессионально научной деятельностью, методология тем более является туманной, неясной областью. В таком положении дел есть свои причины. Роль вопросов логики и методологии познания вообще и научного познания в частности, структурно-функциональной организации научного исследования, субъектно-объектных взаимосвязей, мыслетехнологий, объективности и адекватности теоретического отражения практической деятельности в современной науке поистине огромна. Однако в этой сложной и многомерной проблеме – разработке научно-методологического инструментария – очень много путаницы и неясностей.

В принципе методология как важнейшая часть любой науки, требует с одной стороны, холодного чистого разума, бесстрастно проникающего в суть вещей, логической последовательности, оперирования тончайшими категориальными и понятийными различениями, с другой же – игры со всеми смыслами, творческого самовыражения, поиска новых идей, то есть всегда носит субъективный отпечаток.

В связи с этим возникает потребность чётко выразить свою позицию по данному важнейшему для развития современной науки вопросу, потому что противоречия в данной сфере продолжают нарастать и уже сказываются на качестве научно-исследовательских и аналитических разработок. В среде современных российских ученых не так много представителей, которые глубоко и неформально понимают, в чем суть и сила «методологической грамотности», методологической культуры личности Аналитика. Анализируя и обобщая опыт их научно-исследовательской и информационно-аналитической деятельности, а так же опыт собственной работы на этой ниве, попробуем целостно представить те положительные моменты, которые могут быть использованы практически каждым, кто занят аналитическим трудом, берётся за проведение исследований в рамках кандидатской или докторской диссертации, осуществление НИР или НИОКР, специализируется в области управленческого консультирования и экспертизы.

Главными теоретико-методологическими задачами Аналитики, по моему мнению, являются, прежде всего:

1) выбор и синтез междисциплинарных подходов для решения прикладных задач, в т. ч. и для получения нового знания;

2) создание теоретико-прикладной модели (информационного субъекта) как автономной системы, отражающей все основные параметры изучаемого объекта (часто в идее «аналитической карты проблемного поля»[69]);

3) прогнозирование, возможные сценарии развития ситуации;

4) разработка вариантов оптимальных управленческих решений и их обоснование.

Каждая научная теория, включая философию, соединяясь с практической деятельностью людей, превращается в научную методологию. Убеждён, что для эффективной работы в интересах аналитической практики методология должна быть ясной и понятной, изложенной в достаточно конкретной форме. Тогда процедура выбора методологических средств для решения конкретной задачи познания не будет вызывать таких затруднений как сейчас.

Одной из важных задач так же является привлечение внимания молодых ученых и исследователей к именам людей, которые внесли большой вклад в отечественную и мировую науку, используя возможности методологии. Среди них: П.Я. Гальперин, Г.П. Щедровицкий, Л.С. Выготский, Т. Кун, Д.Э. Розенталь и другие.

Справочно. Г.П. Щедровицкий, как мыслитель и как личность, сыграл огромную роль в развитии методологической культуры мышления российских интеллектуалов. Работая над проектом создания методологического мышления как мышления будущего, долгом и трудном пути внедрения системо-деятельностного или СМД-подхода, он оставил богатейшее теоретическое наследие, которое еще только начинает осознаваться современниками. Огромен его вклад в создание концепции Знания, осмысление принципа и техник проблематизации, развитие культурных оснований форм и методов мышления, организационно-деятельностной игры (ОДИ) как формы реализации методологических идей. Являясь все последние годы непременным участником чтений, посвященных памяти Г.П. Щедровицкого[70], на которые собирается по несколько сот человек, хочу выразить признательность его ученикам и последователям за большую теоретическую и организационную работу по продолжению интел лектуальных традиций Московского методологического кружка[71], расширение смысловых горизонтов методологической деятельности, в том числе касающейся развития мыслетехнологий.

Для облегчения восприятия я попытался максимально просто и образно выразить достаточно сложные теоретические конструкции, используя в этих целях методику системно-структурного моделирования и конструктивное упрощение некоторых подходов и методик. Дело в том, что большинству практиков, которые недавно пришли в науку и сотрудников аналитических подразделений в различных структурах, необходима хотя бы первичная ориентация в огромном мире методологии, в первую очередь нужен конструктивно несложный, но эффективно работающий инструментарий. К сожалению, выделить его самостоятельно из порою чрезмерно затеоретизированных и засхематизированных трудов современных методологов весьма непросто. В этих условиях незаменимо конструктивное упрощение сложной теории с четким выделением основных частей объекта. На примере анатомии понятно, что изучать человека значительно легче, когда сначала рассматривают его скелет, а потом мышечную, кровеносную и другие системы.

Можно привести следующий образный пример. Представьте себе, что имеется огромный зал, в котором выставлены все виды и образцы вооружения и боевой техники – от пистолета и автомата до танка и сверхзвукового истребителя. В зависимости от задач предстоящего боя нужен выбор того, что необходимо. Понятно, что из пушек по воробьям не стреляют. Точно так же и с методологически инструментарием – он различен по сложности, из существующего в науке арсенала выбирается то, что эффективно сработает при решении изучаемой проблемы. По моему мнению, таким своеобразным методологическим «автоматом Калашникова» может выступать методика системного анализа, выступающая ядром современной аналитики[72].

Разница между теоретико-методологическим и практическим уровнем деятельности людей огромна. Многие «практики» скептически относятся к «теоретикам», «яйцеголовым», считая, что все жизненные проблемы можно решить на уровне здравого смысла. Однако, я глубоко убежден, что всякая хорошая теория сугубо практична. Наше сообщество всё больше понимает, что аналитика как самостоятельная область знаний ещё не завершила своего становления и находится в процессе её признания. Но практика аналитики есть, её теоретическая рефлексия есть, необходимость перехода от эмпирии знаний к теории есть, способы создания теорий есть, надо лишь этим заниматься, и мы занимаемся.

Общая логика движения мысли (а ею, по сути, является методологическая работа в ходе научного познания) такова:

• описание общего проблемного поля (существующих на практике противоречий, «узких мест», «болевых точек», конфликтных ситуаций и т. д.);

• выбор подходов, принципов, методик, приёмов, категорий из уже существующего «методологического арсенала»;

• формулировка проблем;

• структурирование проблем, выделение в них противоречий («кризисных точек»);

• всесторонняя характеристика проблем;

• вскрытие сущности проблем, их онтологических, гносеологических, социальных, политических, экономических и иных корней;

• моделирование проблем;

• определение путей решения проблем.

Распредметизацию предмета анализа наиболее целесообразно осуществлять через логико-методологические понятийные схемы в различных плоскостях анализа: ценностей, целей, средств, методов, технологий.

В современной методологии широко применяются методы схематизации, программирования, конструирования, проектирования, онтологического анализа, нормирования.

На практических уровнях деятельности людей в оценке проблемных ситуаций применяется в основном метод интуиции, когда человек априори знает, как ему действовать правильно, руководствуясь при этом критериями рациональности и здравого смысла.

Ученые всего мира столетиями пытаются осуществить грандиозную попытку построения теории мышления. Члены Московского методологического кружка (ММК) в 70-е годы, руководимые выдающимся методологом Г.П. Щедровицким, перешли от исследования мышления к его культивированию. Эта смена подхода к проблеме мышления – с исследовательского (теоретического) на инженерно-практический, – осознавалась, но чаще всего на идеологическом уровне. Средства же и методы работы оставались по преимуществу «старые» – заимствованные из философии и науки. В роли учителя для Г.П. Щедровицкого, перешедшего с физического на философский факультет МГУ, выступал А. Зиновьев который принадлежал к старшему поколению. Они вместе в партнёрстве с Мерабом Мамардашили и Борисом Грушиным («Очерки логики исторической реконструкции») объединились в Московский логический кружок. Так в СССР после войны и смерти Сталина появилась живая философская мысль, которая вовсе не пряталась в подполье и была открытым публичным усилием по осмыслению и продолжению марксизма не как идеологии, догматов светской веры или даже общественно-политической доктрины, а как действительного шага в развитии мировой философии.

В процессе семинарской работы сознательное культивирование мышления заставило отказаться от стационарного состояния организации мышления. Постепенно происходила проблематизация всего корпуса культурно-закрепленных форм его организации, в первую очередь – предметной организации. Мышление начинает пониматься не как познающее («отражающее»), а как продуктивное, становящееся и воспроизводящееся. В этих процессах огромную роль сыграли методологические схемы, которые явились тем новым средством, которое позволяло на одном материале (в схеме) фиксировать как объект размышления, так и способ осуществления мышления.

Культивирование мышления неизбежно повлекло за собой его практикование и смещение интереса методологии в сторону проектирования и программирования деятельности, а в дальнейшем – в сторону общественной инженерии, социального проектирования и проектного управления.

Г.П. Щедровицкий первым в стране понял, что для культивирования и практикования становящегося и продуктивного мышления необходима особая коммуникативная игровая площадка. Существующие системы деятельности были непригодными для этих целей. Его гениальный расчёт или интуиция подтолкнули методологов к Игре, как специфическому способу жизни, в котором новый стиль мышления стал преодолевать старые структуры мышления. Появились организационно-деятельностные игры (ОДИ), в ходе которых игровое отношение постепенно втягивало в себя не только устоявшиеся структуры мышления и деятельности, но и культивировавшиеся лишь в ММК и считавшиеся собственно «методологическими» структуры. Втягивало – и так же успешно разрушало[73].

Разрушение «устоев» методологического мышления происходило параллельно с восстановлением в ОДИ полной структуры Игры. Как отмечает известный методолог и аналитик Ю.В. Громыко[74], это имело несколько последствий: с одной стороны – снижение уровня и социализацию отдельных методологических групп; с другой – попытки «не заметить» произошедшего события и вернуться к «теоретической чистоте» методологического мышления, превращая методологию в «инструментальную часть философии»; с третьей – очищение методологической идеи от промежуточного состояния (оппозиция официальной советской философии и позитивистской науке) и формирование на ее основе самостоятельного стиля мышления – методологического или «катастрофического» мышления. «Катастрофическое мышление» в его методологическом варианте практически полностью сформировались в ОДИ.

Понятие катастрофы стало актуализироваться совсем недавно, в конце XIX – начале XX века. Оно связано с нарушениями регулярного хода событий в человеческой цивилизации, происходящими в течение жизни одного поколения. Смысл катастрофы в том, что происходит разрушение систем жизни – но при этом цивилизованное сознание человека сохраняется и человек должен выжить и при этом не опуститься, а сохранить уровень цивилизованности[75]. По моему мнению, теории «управляемого хаоса» являются логическим завершением катастрофического мышления.

В этом смысле римляне не осмысляли падение своей Империи как катастрофу[76]. Для них это было поражение в очередной войне, гибель правителей и их смена, личные коллизии. Те же, кто оставался носителем прежнего уровня культуры, уже не могли его восстановить – они либо опускались, либо погибали, либо бежали. В XX веке положение изменилось – обе мировые войны, экологические бедствия, технологические аварии, революции, перестройки, финансовые кризисы – современным сознанием воспринимаются как катастрофы: система организации жизни разрушается, а сознание остается столь же высокоорганизованным, как и до катастрофы, и требует того же от жизни. Усилия человечества направляются на восстановление прежней жизни и ее развитие.

Соответственно, перед мышлением руководителей всех рангов возникает задача совершенно иного порядка: задача организации жизни в целом, проектирование и творение ее новых форм. Мышление в рамках масштабов возможных катастроф и негативного развития событий дает ключи к их организации и ликвидации.

Как показывает мировая социальная практика последних десятилетий – данное направление очень актуально. Ситуация осложняется тем, что в настоящее время вероятность возникновения глобальной войны как средства разрешения финансового тупика, в который завел мир Запад с его идеологией безудержного потребления, резко возросла. В орбиту этой войны в той или иной форме, несомненно, будет втянута и Россия. И вовсе не потому, что у России есть какие-либо агрессивные планы, а потому, что у нас есть то, за что в ближайшем будущем развернётся жесточайшая борьба: территория и ресурсы[77]. Не думать об этом, не отслеживать все ходы Запада, направленные против нашей страны, аналитики России не имеют права.

Человек начинает строить планы изменения жизни на всех уровнях – от реорганизации фабрики до реорганизации жизни целых стран и народов. И точно так же, как во времена Древней Греции пираты Средиземноморья строили свои расчеты – как, имея три сотни человек, захватить многотысячный город, в котором к тому же ни один из них не был, так сейчас огромное количество людей – от руководителя разведгруппы до рекламного агента и аналитической группы крупного политика или бизнесмена – рассчитывают: как заставить большое количество людей делать то, что им нужно, не применяя прямого насилия. То, чем в 1905 и в 1917 году занимался В. Ленин с немногочисленными соратниками, рассчитывая перевернуть огромную страну, теперь занимаются тысячи и сотни тысяч людей. В результате мелкие и крупные социальные кризисы и катастрофы стали повседневностью. А их организация (запуск) и предотвращение (противодействие) – работой и промыслом огромного числа людей.

Чтобы участвовать в новом мире, нужен иной тип мышления, который в настоящее время активно формируется современной аналитикой. Его логическую основу составляет индивидуальное и общественное самосознание, возникающее как пространство жизни интеллекта, эмоционально-чувственной и волевой сферы, самоорганизация индивида и социума в соответствии с меняющей ся ситуацией. Результатом такого мышления является новый порядок жизни, новое поведение.

Перечисление многочисленных социальных симптомов появления нового типа мышления, нового интеллектуального отношения к реальности не означает, что именно реальное положение дел делает прежний способ мышления второстепенным. Скорее наоборот. Сформировавшиеся идеалы монистического и регулярного мышления породили своих «могильщиков»: технологическую форму организации[78] и идею управления.

Важным феноменом нашей современной жизни является кризис социального проектирования и переход технологических форм организации с производственной сферы на организацию жизни вообще. Роль и значение технологических укладов продолжает возрастать. Но народы, страны и люди в отличие от машин не могут жить технологически – они обладают способностью ставить собственные цели, они обладают рефлексией, способностью играть, включены в различные системы жизнедеятельности.

Для большинства граждан России реальным стимулом интеллектуальной и политической активности может стать ориентация на достижение характеристик качества жизни, свойственных среднему классу. Это относительно высокое материальное положение, высокий социально-профессиональный статус (высшее или среднее специальное образование, стабильная, достаточно интересная работа); самоидентификация (ощущение самодостаточности, принадлежности к активной части российского общества). В настоящее время лишь 6,9 % российских семей обладают всеми названными тремя признаками, а двумя – 20 % населения страны. В наиболее развитых странах средний класс составляет около 70 % населения[79].

О том, что надо менять ситуацию, в нашей стране говорят давно, в том числе через реализацию идеи культивации передовых форм мышления, связанных с аналитикой. Участники московского методологического кружка (ММК) под руководством Г.П. Щедровицкого поставили себе цель – основываясь на методологии, культивировать наиболее передовые формы мышления. Методология вышла к проблеме формирования синтетического аналитического мышления, подкрепленного идеями эффективной организации и управления.

В ходе работы кружка было обнаружено, что эти идеи – управления и организации, рожденные регулярным мышлением – уже практически выпадают из его компетенции, они «одной ногой» уже в новом – инженерном, или «катастрофическом» мышлении. Местом, где организация и управление существовали бы актуально, где человек мог бы их прожить и почувствовать их границу и как мыслительную, и как социальную реальность стали организационно-деятельностные игры (ОДИ). В ходе их проведения большое значение уделялось формированию методологической культуры.

Современные общие энциклопедические определения методологии состоят в следующем.

«Методология (от «метод» и «логия») – учение о структуре, логической организации, методах и средствах деятельности»[80].

«Методология – система принципов и способов организации и построения теоретической и практической деятельности, а так же учение об этой системе»[81].

Поиск в Интернете по слову «методология» в качестве первых ссылок дает: «методология программирования и внедрения программных продуктов», «методология инвестиционного анализа», «методология управления проектами», «методология расчета индексов фондового рынка», «методология внедрения бизнес-систем» и т. д. Анализ сложившихся в литературе, научной и практической деятельности подходов показывает следующее.

В гуманитарных, в общественных науках в силу недостаточного уровня развития их теоретического аппарата в былые годы, да, в общем-то, и теперь, сложилась тенденция относить к методологии все теоретические построения, находящиеся на более высокой ступени абстракции, чем наиболее распространенные, устоявшиеся обобщения.

В физико-математических, в технических науках – наоборот – широко распространилось упрощенное трактование понятия «методология» – под методологией стали понимать либо лишь общий подход к решению задач того или иного класса, либо путать методологию с методикой – последовательностью действий по достижению требуемого результата.

Методология как таковая, в первую очередь методология науки, в советские времена стала оформляться лишь в 60–70-е годы прошлого века. До этого, да и в те времена, партийными органами считалось, что вся методология заключена в марксистско-ленинском учении, и всякие разговоры о какой-либо еще «методологии» вредны и опасны. Несмотря на это, методология науки, благодаря трудам П.В. Копнина, В.А. Лекторского, В.И. Садовского, В.С. Швырева, Г.П. Щедровицкого, Э.Г. Юдина и других авторов стала развиваться. И в этом их огромная заслуга, поскольку они смогли мужественно противостоять идеологическому давлению. Но, в то же время, они поделили методологию (в основном рассматривая лишь методологию науки) на четыре этажа[82] (рис. 4).

Это разделение методологии было признано практически всеми методологами и стало подобием «священной коровы» – оно не подвергалось сомнению. Но такое деление привело к тому, что ученые должны были заниматься методологией или использовать ее в своих исследованиях лишь на каком-то определенном «этаже» – порознь. А единая картина? А единая методология? И эту путаницу в методологии мы имеем до сих пор.

Действительно, судя по всему, верхние первый и второй этажи вышеуказанной конструкции строения методологии отведены для философов. Мне часто приходилось слышать мнение, что разницы между этими этажами практически нет. Философы сами конкретных научных исследований не ведут (за исключением собственно философских исследований). Они анализируют лишь наиболее общие результаты, полученные в различных отраслях научного знания в прошлых исследованиях, как правило – в прошлых десятилетиях, а то и столетиях. Их труды, поэтому, следует отнести, в основном, к гносеологии как науке о познании, логике науки и т. д., то есть к тем аспектам, которые связаны с наукой как со сложившейся системой научных знаний (прошлая деятельность умерла, остались лишь ее результаты). А ученым – представителям конкретных наук: физикам, химикам, педагогам и т. д. – нужна методология как наука об организации деятельности, как интеллектуальное оружие для проведения их собственных исследований, проводимых в настоящее время. Кроме того, работы философов по проблематике гносеологии и методологии зачастую написаны настолько сложным, заумным языком, что для «простых» ученых они просто недоступны[83].

Рис. 4. Основные уровни методологии по представлениям советских ученых

Далее, третий сверху «этаж» отведен как бы методологам конкретных наук – методологам физики, биологии, психологии и т. д. Но позиция, положение этих методологов «зависает» – они уже не философы, но и не собственно ученые, которые добывают новое научное знание. Эти методологи, как правило, в конкретные методики и техники научных исследований не вникают. Поэтому их результаты редко представляют интерес для исследователей в конкретных предметных областях. В итоге получается, что конкретными методиками и техниками исследований вроде как должны заниматься «простые» ученые (четвертый этаж), зачастую в значительном или в полном отрыве от верхних этажей такого строения методологии.

Таким образом, подводя итог этому краткому экскурсу в методологию аналитики, приходится констатировать, что при всем большом объеме накопленных полезных материалов, в ней сложилась парадоксальная ситуация: с одной стороны, многозначность ее предмета, с другой стороны – его зауженность.

В последние десятилетия, в первую очередь благодаря работам и просветительской деятельности Г.П. Щедровицкого[84], стали формироваться группы специалистов, называющих себя «методологами», а свое научное направление «системомыследеятельностной» методологией. Эти группы методологов (О.С. Анисимов, Ю.В. Громыко, П.Г. Щедровицкий, Б.В. Сазонов, В.М. Розин, А.А. Пископпель, Б.Г. Юдин и др.) стали в различных регионах страны проводить «организационно-деятельностные игры», учебные игротехнические модули с коллективами работников сначала в сфере образования, затем сельского хозяйства, с политологами, управленцами и т. д. Как правило, эти мероприятия были направлены на осмысление инновационной деятельности в различных сферах, что принесло им довольно широкую известность, хотя мнения об их деятельности, зачастую, бывают весьма противоречивы[85].

Моё мнение по данному вопросу заключается в том, что знать методологию хотя бы в первоначальных основах и уметь пользоваться ею должен каждый: и ученый, и специалист-практик, и обучающийся – школьник, студент, аспирант и т. д. Тем более, знание методологии необходимо сотрудникам аналитических подразделений. Многие пытаются осваивать методологию через систематическое или эпизодическое участие в семинарской работе, ОДИ и различного рода методологических проектах, самостоятельное изучение методологической литературы. Эти усилия можно только приветствовать, так как именно самообразование играет ключевую роль в повышении профессионализма аналитиков.

Однако есть здесь и некоторое опасение. К сожалению, некоторые методологи («харизматики») идут по пути всемерного теоретического усложнения и слишком далеки от практики. Я сам был участником нескольких игротехнических модулей и поражался, что обсуждение теории или практики решения реальных жизненных проблем «методологам» не интересно. Поэтому они и переходят к обсуждению обсуждения, разбирая до деталей и нюансов сам процесс мышления. Предлагалось огромное количество схем, в которых большинство участников мероприятия так и не смогло разобраться. Слишком много абстракций и очень низкая доля реализуемости. Они часто переходят к чистой игре с мышлением, которое как бы гуляет само по себе. Тем не менее, всё же считаю, что в целом участие в такого рода мероприятиях полезно для аналитиков, они учатся слушать и слышать, то есть понимать любые речи и тексты. Полезна в целом и графическая схематизация смыслов, что, по-моему, остается главной формой выражения категориального и онтологического содержания любого текста (не художественного). Естественно, что схемы должны быть ясны по структурно-функциональной, морфологической и логической форме.

Г.П. Щедровицкий в начале 60-х годов ХХ в. предсказал приближение «методологической революции в философии, науке, инженерии и управлении». Он оказался прав. Эта революция произошла. Сегодня каждый год выходят сотни книг по различным проблемам методологии мышления и методологии организации мыследеятельности. В различных организациях создаются специализированные методологические подразделения, разрабатывающего различные прикладные методы.

Выработанное в ММК мировоззрение и культивируемый тип интеллектуализма (при всех неизбежных ограничениях) вполне конкурентоспособны, заняли свое достойное место среди достижений других направлений современной мыследеятельности (например, сюда можно отнести публикации ученых, посвященные анализу и научному обоснованию инновационной и проектной деятельности – в образовании, в инженерном деле, в экономике, менеджменте и т. д.[86]), поскольку изначально ориентированы на рефлексию собственных априорных ограничений их преодоление и саморазвитие.

Справка. СМД-МЕТОДОЛОГИЯ (системо-мыследеятельностная методология) – подход, разрабатываемый движением, возникшим на базе Московского методологического кружка (ММК). История движения начинается с 1952–1954, когда образовался Московский логический кружок (А.А. Зиновьев, Г.П. Щедровицкий, Б.А. Грушин, З. Мамардашвили и др.). Это был период разработки содержательно-генетической логики, ассимиляции культурно-исторической концепции Выготского, запрещенной в те годы в СССР кибернетики и разворачивающихся системных исследований. Осознание своего подхода как отличного от логики, марксистской философии и науки произошло в кружке после публикации серии программых докладов «О возможных путях исследования мышления как деятельности» (Г.П. Щедровицкий, Н.Г. Алексеев) и открытой критике их со стороны А. Зиновьева. Логический кружок становится методологическим (ММК). На этом этапе (теоретико-деятельностный этап 1957–1979) участники движении заняты разработкой теории деятельности и теории мышления (В.А. Лефевр, О.И. Генисаретский, В.А. Розин и др.), исследованиями в теории систем (Э.Г. Юдин, В.Н. Садовский и др.), системным проектированием и дизайн-программами (В.Я. Дубровский, Г.П. Щедровицкий и др.).

С 1979 начинается новый этап (СМД-этап) разработки методологии, когда кружок разворачивается в движение, возникают лаборатории, исследовательские и проектные группы не только в Москве, но и в других городах (Киев, Одесса, Рига и т. д.). Основной формой деятельности методологов становится организационно-деятельностная игра (ОДИ), которая строится по схеме мыследеятельности. Лидером СМД – движения и главным идеологом и теоретиком после распада Московского логического кружка являлся Г.П. Щедровицкий. У основных представителей СМД-методологии на разных этапах ее развития существовали различные трактовки подхода и формулировки методологии. С середины 80-х в рам ках движения выделились и институционализировались в несколько самостоятельных направлений, стремительно удаляющихся от исходных представлений ММК. В подходе ММК конкретная деятельность объемлется (включается и снимается) методологией, а не наоборот. Такая перефокусировка позволила распространить термин методология на весь комплекс онтологических и традиционно методологических представлений школы и подходы, которые в аналогичных случаях называются философскими школами или направлениями (например: феноменология, философская антропология, структурализм и т. д.). В основе концепции СМД-методологии лежат следующие тезисы.

1. Основная функция методологии состоит в обеспечении универсума человеческой деятельности прежде всего нормами, проектами и предписаниями. Поэтому основные продукты методологической работы – конструкции, нормы, проекты, методические предписания не могут проверяться и никогда не проверяются на истинность. Они проверяются только на реализуемость.

2. Методология это не методика, поэтому она до предела насыщена знаниями, рефлексивно включаемыми в схемы и предписания. Методологическая работа и методологическое мышление соединяют проектирование, критику и нормирование с исследованием и познанием. При этом, само исследование так же подчинено нормированию и проектированию, хотя и может быть организовано как автономная система, в специальных случаях.

3. Два первых тезиса противопоставляют науку и методологию. Однако, методология не только не отвергает научного подхода, но, наоборот, продолжает и расширяет его, распространяя на такие области, где раньше он был невозможен. Это проявляется в создании композиций из знаний разного типа: естественно-научных, конструктивно-технических, исторических, гуманитарно-практических. Традиционная же наука (в узком и точном значении этого слова) ориентирована на отделение подлинно объективного, натурального знания от всех других типов, особенно субъективно-смысловых и предписывающих – что должно, а что не должно делать.

4. Методология стремится соединить и соединяет знания о деятельности и мышлении со знаниями об объектах этой деятельности и мышления. Поэтому объект, с которым имеет дело методология, напоминает матрешку. Это особого рода связка двух объектов, где внутрь исходного для методологии объекта – деятельности и мышления – вставлен другой объект – объект деятельности или интенциональный продукт мышления.

Кроме того, в последние годы среди программистов распространился термин «методология» совсем в новом «звучании». Под методологией программисты стали понимать тот или иной тип стратегии, то есть тот или иной общий метод создания компьютерных программ[87].

Так, по сути дела, наряду с методологией научно-исследовательской деятельности стало формироваться новое направление – методология практической деятельности. А их, по мнению представителей ММК, необходимо рассматри вать в одном ключе, с единых позиций, а именно с позиций современного проектно-технологического типа организационной культуры[88].

В целом же, вероятно, основной объективной причиной появления различных неоднозначных толкований понятия «методология» является то обстоятельство, что человечество перешло в новую постиндустриальную эпоху своего развития, сопровождаемую такими явлениями как: информатизация общества, глобализация экономики, изменение роли науки в обществе и т. д. и теория просто не поспевает за бурно развивающейся практикой.

Теперь, когда мы рассмотрели причины расплывчатости и неоднозначности предмета методологии, сложившиеся в литературе, перейдём к формулированию собственной позиции. Зададимся вопросом – а чем принципиально методология науки (методология научной деятельности, методология научного исследования – синонимы) отличается от методологии любой другой человеческой деятельности? И чем, в частности, если говорить о методологии науки, методология, например, педагогики как науки отличается от методологии науки психологии? Или методологии физики?

Действительно, невозможно выделить отдельно какие-либо сугубо специфические для какой-либо конкретной науки методы, принципы или средства исследования. Так, особенности научной деятельности, принципы познания и т. д. едины для всей науки вообще, науки в целом. Требования, например, к эксперименту одинаковы и для физики, и для биологии, и для педагогики, и для любой другой отрасли научного знания. Даже, казалось бы, такие экзотические методы, как бурение скважин в геологии или раскопки в археологии – это разновидности опытной работы, так же как и в педагогике, и в психологии.

Другое дело, что, к примеру, аксиоматический метод, методы математического моделирования широко применяются в физике, а в социологии, в педагогике и т. д. их применение пока что весьма ограничено. Или же наоборот – изучение и обобщение передового опыта широко применяется в педагогике, в экономике, в организации труда и производства, а в физике и химии их применение бессмысленно. Но это лишь специфика применения тех или иных методов, а в принципе же общее строение методологии науки едино.

Необходимо выразить свою позицию и по поводу методологических аспектов творческой деятельности в искусстве. Для аналитиков в этой сфере содержится тоже очень много поучительного. Например, в области театрального дела в России давно разработана и заняла прочное место в теории искусства методология сценарного анализа[89], в разработку которой большой вклад внесли Е. Вахтангов, К. Станиславский, Г. Товстоногов, М.А. Чехов[90]. В мире широко известна система Станиславского, который открыл закон актерского искусства. В его системе представлены основы формирования и чувственной передачи нужных образов зрителю. Смысловой каркас сценария создаётся режиссёром в результате анализа «фактов жизни» и «фактов искусства», зафиксированный в форме сценических заданий, моделирующих зрительские реакции аудитории и её поведение. Чтобы реализовать художественный замысел, применяются сценарно-режиссёрские ходы и приёмы, распределение ролей, блоки, эпизоды, единицы сценической информации, световые эффекты, шумовое оформление и т. д. Г.А. Товстоногов считал, что режиссура Станиславского осталась не охваченной подобной глобальной теорией. «Ему не хватило жизни на теоретическую разработку других сторон методологии»[91].

Система Станиславского создавалась не на пустом месте. В ней впервые решается проблема сознательного овладения подсознательными творческими процессами, исследуется путь органического перевоплощения актёра в образ. Система Станиславского возникла как обобщение его творческого и педагогического опыта, а так же опыта его театральных предшественников и современников. Как считал Товстоногов, «Система» поглощает идеи и Брехта, и Гротовского, и Олби.

Товстоногов вникает в путь, пройденный Станиславским: вот он останавливается на главенстве мысли – отсюда застольные периоды, теория внутреннего монолога, «закон органичного поведения», затем открытие атмосферы – значит, настроение, а потом разочарование в нём и борьба с «настроенчеством»; затем задача, сквозное действие, сверхзадача, сверхсверхзадача; ещё один этап – мобильная «разведка умом». К «методу физических действий» Станиславский приходит не сразу, и Товстоногов не только следует за ним, но так же начинает понимать эволюцию методологии. Привычное сборное представление о «системе» Станиславского как завершённом методе деятельности – где всё вместе: застольный период и разведка умом, сквозное действие и битва за атмосферу – причина поверхностного отношения к «системе», как к коллекции более или менее основательных, и все же случайных терминов. Товстоногов рассматривает методологию в последовательности теоретических шагов и практических проверок этих шагов. «Методология в том виде, в каком мы ее понимаем, возникала, по существу говоря, уже после того, как Художественный театр как эстетическое явление начал умирать»[92]. От рождения до смерти, от опытов в Обществе искусства и литературы до распада империи МХТ, более 40 лет исканий теория создавалась, проверялась и испытывалась практикой.

Система Станиславского является теоретическим выражением реалистического направления в сценическом искусстве. Станиславский учил искусству переживания, требующего не имитации, а подлинности переживания в момент творчества на сцене, создания заново на каждом спектакле живого процесса по заранее продуманной логике жизни образа. Раскрыв самостоятельно или при помощи режиссёра основной мотив («зерно») произведения, исполнитель ставит перед собой идейно-творческую цель, названную Станиславским сверхзадачей. Действенное стремление к достижению сверхзадачи он определяет как сквозное действие актёра и роли. Учение о сверхзадаче и сквозном действии – основа Системы Станиславского[93]. Оно выдвигает на первый план роль миропонимания и мировоззрения художника, устанавливает неразрывную связь эстетического и этического начал в искусстве.

Целенаправленное, органическое действие актёра в предлагаемых автором обстоятельствах пьесы – основа актёрского искусства. Сценическое действие представляет собой психофизический процесс, в котором участвуют ум, воля, чувство актёра, его внешние и внутренние артистические данные, названные Станиславским элементами творчества. К ним относятся воображение, внимание, способность к общению, чувство правды, эмоциональная память, чувство ритма, техника речи, пластика и т. д. Постоянное совершенствование этих элементов, вызывающих у исполнителя подлинное творческое самочувствие на сцене, составляет содержание работы актёра над собой. Другой раздел системы Станиславского посвящен работе актёра над ролью, завершающейся органическим слиянием актёра с ролью, перевоплощением в образ.

В 30-е годы ХХ века, опираясь на учение о высшей нервной деятельности И.М. Сеченова, И.П. Павлова, Станиславский пришёл к признанию ведущего значения физической природы действия в овладении внутренним смыслом роли. Приходит аналогия со спортивной психологией, где физическое действие исходит от смысла деятельности, что в конечном итоге определяет его мотивацию. Метод работы, сложившийся в последние годы жизни Станиславского, получил условное наименование метода физических действий. Особое внимание уделял режиссёр проблеме словесного действия актёра в роли и овладения текстом автора. Чтобы сделать слово подлинным орудием действия, он предлагал переходить к словесному действию лишь после укрепления логики физических действий, предшествующих произнесению слов. Прежде чем заучивать и произносить слова автора, надо возбудить потребность в их произнесении, понять причины, их порождающие, и усвоить логику мыслей действующего лица. Крупнейшее теоретическое достижение театра, система Станиславского способствовала утверждению метода реализма в сценическом искусстве. Не считая свою систему завершенной, Станиславский призывал учеников и последователей продолжать и развивать начатую им работу по исследованию закономерностей сценического творчества, указал путь его развития. Метод действенного анализа К.С. Станиславского лучшим и кратчайшим путем позволяет нам познать автора и его идею, художественные особенности авторского стиля. Театральные идеи Станиславского, его эстетика и методология получили огромное распространение во всём мире.

Станиславский ввел творческий процесс в русло стройной системы, сформулировав законы, которым подчиняется актерское искусство. Начав работу с периода застольных репетиций, с тщательного анализа образов и идей будущего спектакля, Станиславский поднял общую культуру театра и актера на большую высоту.

Мышление человека может быть организованным, предсказуемым, ориентированным на вербальный, последовательный, логический процессы, или невербальным, чувственно-образным, визуально пространственным, интуи тивным мышлением. Знаем мы так же, что источником творческих открытий, прозрений является мышление с помощью интуиции. Метод сценарного анализа на первом этапе ориентирован на мышление предсказуемое, а на втором этапе – на интуитивное. Логика сценарного анализа, осуществляемого режиссером, помогает ему направлять импровизацию актеров. Режиссер задаёт актерам направление, но потом должен обеспечить актёрам свободу творческого самовыражения, совместной импровизации. Именно такой путь воспитывает личность, способную на интересные новации.

Из этой художественной сферы драматургии для общей методологии Аналитики можно использовать некоторые важные элементы.

Прежде всего, это синтетичность сценарного анализа, обусловленную разнообразием выразительных средств (устное слово, декорации, музыкальное сопровождение). Так же важны:

• определение исходных элементов сценарных пространств и их композиционное построение

• определение пространственно-информационных элементов сценария

• построение шкалы событий

• формализация предметной области сценарного анализа

• жизненная достоверность

• использование слова не как преобладающего средства, а наряду и в синтезе с другими средствами

• коллективность творчества

• выбор эффективной многошаговой стратегии

В ряду этих элементов – труд, упорный, постоянный, практический опыт. Именно труд важен как для режиссёрской профессии, так и для аналитика, это единственный ключ к успеху. Знание «как делать», приобретенное на основе изученных книг (в том числе и той, которая сейчас лежит перед читателем), почти ничего не стоит, если оно многократно не проверено практически, не подтверждено собственными неудачами и победами на аналитическом поле.

Так же необходимо сказать о специфике методологии в финансовой аналитике. Профессия финансового аналитика по характеру труда относится к классу эвристических (творческих), она связана с анализом, исследованиями, планированием, контролем, принятием нестандартных решений[94]. Поскольку мне пришлось много лет заниматься в Счётной палате России именно финансовой аналитикой, основываясь на своём личном профессиональном опыте, хочу отметить некоторые важные моменты.

Первый – о важности понимания всем аудиторским и инспекторским составом контрольно-счётных органов Российской Федерации теоретико-методологических аспектов своей работы. Она должна отличаться от рутинной бухгалтерско-отчётной деятельности более высоким уровнем осмысления тех базовых социально-экономических, политических и управленческих процессов, которые отражаются через конкретные финансовые показатели. Финансовую аналитику следует определять с учетом того, что она стоит на стыке различных областей знаний: бухучёта, анализа, информационных и управленческих технологий. За каждой сухой цифрой стоит конкретный результат деятельности, она показывает и проблемы, и факторы, и риски, и угрозы, и тенденции и много других важнейших аспектов деятельности различных организаций, которые невозможно выявить без финансовой аналитики. Например, непонимание сущностных отличий между контрольными и экспертно-аналитическими мероприятиями обязательно сказывается на качестве контрольной работы.

Второй – о необходимости овладения (не побоюсь этого слова) всем богатством аналитического инструментария для решения прикладных задач финансовой аналитики. Как и в любом серьёзном виде умственной деятельности нужна методологическая культура мышления, связанная с самостоятельным освоением теоретических основ Аналитики, общей образованностью человека. В мировой практике финансово-банковской деятельности используется огромное количество методов, связанных с финансовым планированием, оценкой эффективности деятельности финансовых институтов и объектов контроля, анализом рисков инвестиционных проектов и т. д.

В палитре этих методов очень много тонких оттенков, специфических именно для финансовой сферы инструментов. Это, прежде всего, экономико-статистические методы, количественные методы, а так же методы теории игр и другие методы исследования операций. Вместе с тем широко применяются и общенаучные методы работы с информацией, такие как метод анализа сценариев, деревья решений, анализ показателей эффективности, метод Монте-Карло (имитационное моделирование) и др.

Однако вернёмся к приведенным выше двум общим энциклопедическим определениям методологии. Эти определения верны, однако в них имеет место некоторая расплывчатость. В первую очередь, из-за наличия в определении, данном в философском энциклопедическом словаре, диады «теоретическая деятельность» и «практическая деятельность», и возникает, очевидно, множество разных толкований. Так, одни авторы рассматривают методологию как способ, средство связи науки и практики, например, В.В. Краевский[95]. Другие авторы, например, Н.А. Масюкова[96] – как средство помощи науки практике. И так далее.

В целом рассматривая методологию как инструмент верхнего концептуального уровня, можно сформулировать следующее определение этой категории.

Методология – это целостная совокупность подходов, принципов, инструментария (методов, методик, приемов, способов и средств обработки информации, доказательств и экспериментов), правил работы с категориальным аппаратом, усвоенная исследователем в виде мыслетехнологий и применяемая для структурно-функциональной организации научно-исследовательской, аналитической и иной деятельности.

В этом определении содержится пять основных частей методологии как научно организованной и ориентированной на решение аналитических задач системы. Представление о «здании» методологии в целом может дать следующая структурно-логическая модель (рис. 5). Эта «звезда в квадрате» легко запоминается и может служить ориентиром для работы в теоретико-методологическом разделе исследования.

Рис. 5. Теоретическая модель методологии («методологический квадрат»)

Данная структурно-логическая модель может служить инструментом для оценки полноты отражения методологической стороны в любом научном и аналитическом исследовании. Например, она может использоваться при рассмотрении любой диссертационной работы, где первая часть представляет собой теоретико-методологический блок. Сравнив то, что содержится в данном блоке конкретной работы с моделью «методологического квадрата», вы сможете сами увидеть, что многие авторы, кроме перечисления некоторых методов исследования, ни слова не говорят о подходах, принципах, понятийном аппарате исследования и т. д. То есть понимают методологию в очень усеченном виде. И вот на таком обеднённом методологическом инструментарии сделаны многие диссертации. Сколько раз на заседаниях диссертационных советов я слышал в ответ на вопрос, что диссертант понимает под методологией исследования такой ответ: «Ну, это совокупность методов исследования, учение о методах». И всё! Слабый методологический инструментарий, неразвитость методологического мышления рождают слабые диссертации.

Конечно, мне приходилось слышать и мнения, особенно от «практических аналитиков», что, мол, методология, это такая мудрёная область, в которую лучше не соваться, и что она очень мало может пригодиться на практике. Я не согласен с таким мнением. Считаю, что занятия методологией, обсуждение методологических проблем на семинарах, теоретических конференциях и других формах коммуникаций повышают качественный уровень аналитических разработок, дают большие возможности аналитикам для теоретического и идейного обогащения.

Рассмотрим указанные части «методологического здания» отдельно.

Концептуальные подходы. В общей сложности существует около 30 таких подходов к исследованию. Достаточно привести лишь названия подходов, применяемых при организации и проведении исследований, чтобы увидеть, какое большое количество точек зрения и «систем отсчетов» может быть при изменении акцентов и ракурса подхода к изучению реальности во всех её многоуровневых аспектах.

В современной науке сложились следующие основные концептуальные подходы:

• системный,

• онтологический,

• гносеологический,

• синергетический.

Помимо названных, в общий перечень подходов можно включить следующие подходы:

• аксиологический,

• алгебраический,

• аналитический,

• вероятностно-статистический,

• демографический,

• деятельностный,

• диалектический,

• интуитивный,

• информациологический,

• исторический,

• каузальный,

• кибернетический,

• комбинаторный,

• коммуникативный,

• логико-семнатический,

• логический,

• междисциплинарный,

• морфологический,

• политологический,

• правовой,

• проблемно-целевой,

• психологический,

• семиотический,

• социологический,

• теоретический,

• философский,

• формальный,

• холистический,

• экономический,

• эффективный и другие.

Названия этих подходов были взяты мною преимущественно из теоретико-методологических разделов авторефератов кандидатских и докторских диссертаций, защищенных в 2004–2009 годах в РАГС при Президенте Российской Федерации, а так же из других научных публикаций.

Со времен Платона и Аристотеля в европейской научной традиции явственно просматриваются две зримые тенденции, основанные на онтологическом и гносеологическом концептуальных подходах. Мыслящих людей на нашей планете всегда беспокоили два принципиальных вопроса: как мир устроен и как мир познать? Самосознание науки в целом концентрируется вокруг связки «субъект – объект», т. е. вокруг гносеологического отношения. Крайне важно, чтобы каждая частная наука опиралась на правильную гносеологическую основу.

Если для онтологии главным является вопрос о том, как достигнуть истинного знания об объекте, его сущности и структуре, каковы предпосылки этого, то гносеология – теория познания – сосредоточивает размышления над проблемой тех познавательных предпосылок, которые увеличивают конструктивную силу познания. Иначе говоря, нас интересуют те условия, при которых можно говорить об адекватности данных форм познания данной научной задаче, т. е. в конечном счете – данному способу овладения объектом. В этой связи предметом рефлексии становится роль внутренней организации познания и его форм, влияние этих факторов на содержание и логическую организацию знания. Обнаружение множественности оснований познания позволило утвердить важный для самосознания науки тезис об относительности истины.

Первый подход, онтологического характера, отвечающий на вопрос – «как устроен объект?» прежде всего связан с систематизацией, доведенной до предела формализацией и классификацией, ставших основными методами средневековой богословской схоластики и, впоследствии, – науки. Рационалистическая интерпретация Библии, других артефактов культуры, связанных с мифотворчеством, иносказанием, уподоблением, породила Возрождение, протестантизм, новоевропейскую культуру (Декарт, Гёте, Гумбольт, Мендель, Дарвин). На этом пути мыслители пытались создавать онтологическую картину мира, множественные концепции и характеристики структурного устройства бытия. Любой объект имеет структуру и её выяснение является важной задачей аналитической работы. С точки зрения общеонтологических характеристик объекта аналитиков интересует прежде всего функциональная и морфологическая[97] структура объекта.

Второй подход, гносеологический, основывается на путях исследовании самой онтологической реальности, процессов, идущих в самой жизни и нацеленных на познание её феноменов, что ближе к прикладной науке, хотя это вовсе не обязательно. Гносеологический подход нацелен на то, как познать объект, какой методологический инструментарий применить, какое операциональное знание законов мышления использовать. Современная аналитика вынуждена задействовать весьма действенные и хитроумные методы исследования имеющихся массивов информации для выявления в ней прямым и косвенным путем её сущностных характеристик – трендов, факторов, тенденций, предпочтений, рисков, закономерностей, угроз, связей, которые крайне необходимы для понимания проблемных ситуаций и практического применения в маркетинге, менеджменте, сфере безопасности. Их успешно применяют исследовательские отделы больших корпораций в своей аналитической деятельности, планировании. На этом поле преимущественно используется гносеологический подход.

Если разбираться глубже – хотя у этих подходов, по сути, единые предметные области и семантические поля, они различаются различным целеполаганием. Формализация, схоластика оперирует уже известным, суммами текстов, информацией, отражая и структурируя реальность, создавая онтологическую картину мира, начиная от достаточно конструктивно простых онтологических схем и заканчивая полноценными и подробными теоретическими моделями.

Гносеология ищет новые формы, методы, способы познания, рефлексии динамично развивающегося мира. Знание, претендующее на истинность, субъективно по форме своего существования, т. е. имеет человеческое измерение. Без живого человека говорить об истине в гносеологическом плане бессмысленно. Но так же истинное знание должно быть объективным (трансцендентным) в смысле отсутствия в его содержании субъективно-психологических примесей (субъективистских домыслов или, в просторечье, отсебятины).

Таким образом, процесс познания представляет собой диалектическое единство субъективного и объективного, которые взаимодополняют друг друга. Истина не может быть полностью безличной, т. к. зависит от человека, но в процессе познания оперируют не понятием «личность» во всех аспектах её проявлений, а понятием субъект познания. То есть, изначально вводится ментальное ограничение в трактовку познавательной деятельности, ибо субъект познания – это своеобразная гносеологическая абстракция.

В процессе познания важно в главном, в основном схватить сущность, выявить ее общую, ведущую структуру, выражаемую основным законом системы. Этим вносится конкретность в диалектику уровней сущности, указывается основной её структурный узел, но вместе с тем и не перекрывается дальнейшее движение в глубь реальности по уровням сущности, тем более по уровням развивающейся, постоянно модифицирующейся сущности. Процесс познания сложных систем в природе многоступенчат, труден и связан с поиском главных, определяющих сущностных структур[98].

Если, к примеру, на пути познания феномена Аналитики уже обозначены этапы, связанные с развитием аналитической практики (которую условно можно соотнести с первым уровнем сущности данного процесса), а так же с особенностями различных её форм – политической, финансовой, информационной Аналитики (сущностью, так сказать, второго порядка), и на этих этапах значительно расширяются возможности познания феномена, то не может быть сомнений в достижении уровня теории Аналитики (который будет связан с формированием её закономерностей, приинципов, категориального аппарата) как полноценной научной дисциплины. Только этот уровень познания сущности позволяет разрабатывать в целом механизмы усиления её роли как важнейшего элемента управления и укрепления безопасности государства. Познание сущности (как и познание формы и содержания, элементов и системы) важно не само по себе, а для овладения ею, для управления системами.

По мере развития знания о системах обнаруживается, что сфера явления в ходе этого процесса расширяется. То, что было сущностью первого порядка вчера, сегодня, при сопоставлении с сущностью второго порядка, т. е. с тем, что обусловливает первичную сущность, может оказаться явлением. В нашем примере с развитием теории Аналитики в сферу явления попадают, таким образом, не только различные особенности, характеризующие отдельные формы и методы аналитической работы, но и те процессы, признаки, которые на начально-сущностном уровне фиксируются и используются аналитиками-практиками, однако в литературе не объясняются и на этой основе не происходит трансляция позитивного опыта для повышения эффективности аналитической раборты в целом.

Отсюда верность того понимания сущности, которое связывает её с обусловливанием. Сущность определяется лишь по отношению к некоторой системе. Нельзя спрашивать, существенен или нет некоторый признак безотносительно к какой-либо системе или безотносительно к специфике отношения обусловливания признаков в этой системе. Конкретный предмет объективно представляет собой множество различных систем (или подсистем). Относительно каждой из них можно выявить её сущность. Но выявление сущности предмета и определение сущности – вещи разные. Мы определяем понятие сущности не относительно всех систем, а относительно каждой из систем[99].

В современной фундаментальной науке, системном исследовании правомочно применять оба эти метода (и множество других по мере необходимости), однако современный метод научного познания не может однозначно ответить – как соотносится то, что мы уже достоверно знаем, с тем, что мы вновь исследуем. Ряд эзотерических дисциплин пытались ответить на этот вопрос, но, как правило, не шли дальше констатации «предустановленной гармонии» со стороны универсума, т. е. некоторой функциональной связки «субъект-объектных отношений» в некотором более многомерном пространственно-временном континууме. Причем эта дистанция во многом и объясняет важность методологического, концептуального, эмансипирующего знания, позволяющего хотя бы вероятностно взглянуть сверху (т. н. приём экстерроризации[100]) на характер нашего «обыденного знания». Я бы не стал бы принижать роль эзотерики в познании Вселенских законов развития (эволюции). Причин этому множество, ниже по тексту я попытаюсь показать некоторые аспекты интуитивного метода познания.

Это всё было бы все достаточно просто, если бы при системном анализе различных объектов, процессов, явлений, проблемных ситуаций сопоставлялись равноценные, равнокачественные факторы и тенденции, лежащие в одной плоскости, т. е. мнения с мнениями, концепции с концепциями, цифровые ряды в соответствующих единицах измерения. Однако, в реальности это бывает крайне редко. В том-то и дело, что поступающая к аналитику информация разнокачественна, разрозненна, фрагментарна, очень часто противоречива. Аналитику приходится сводить её вместе для рассмотрения в единой концептуальной системной рамке.

Профессиональное системное исследование проблем в какой-то степени вынуждено претендовать на роль переводчика, осуществлять попытки сопоставления разноплановых и, казалось бы, принципиально несопоставимых семантических полей (условно «рациональное-иррациональное»), например, «Воздействие степени религиозности населения на эффективность народного хозяйства страны». Предлагаемый пример относится к такому методу аналитики, как корреляционный анализ. Для его решения нужно установить степень согласованности между двумя независимыми самостоятельными процессами.

Процессами с однокачественными и одноуровневыми характеристиками занимаются разделы математики – интегральное и дифференциальное исчисления, а так же тригонометрия, если процессы носят циклический характер. Системная аналитика должна заниматься оценкой взаимодействия и прогнозирования развития разнокачественных и многоуровневых, т. е. гиперкомплексных систем – объектов и процессов. Оценка воздействий и взаимодействий производится в ОТНОСИТЕЛЬНЫХ величинах, т. е. их физическая сущность при делении показателя на своё значение выбранного базового периода просто сокращается, остается за скобками (одно слагаемое полинома[101] отвечает за тонны хлопка, другое за метры ткани, третье за курс валют и т. д.). Смешной пример: на столе лежат три предмета. Мы знаем, что один из них круглый, второй – деревянный, третий – синий. Вопрос для аналитика – составляют ли они систему, и как она себя может повести? А ведь в этой шутке есть доля истины, аналитикам постоянно приходится иметь дело с фрагментизированными предметами и разнородными явлениями.

Сложность современного системного исследования часто обусловлена многими причинами. Среди них отметим недостоверность или полное отсутствие первичных эмпирических данных, закрытие или сознательное искажение информации, а так же отсутствие общепризнанных математических, статистических моделей и подходов (часто ещё специально тщательно скрываемых в серьезных исследованиях), расхождения в сущностных интересах (во взглядах, подходах, принципах) различных групп исследователей, школ, государственных и частных структур и институтов. В этих моментах скрыты секреты системного анализа. Бывают и иные причины, например доктринального характера, когда исследователю вообще предлагают исследовать миф – насколько экономика должна быть экономной или что-то в этом роде.

Выбор подходов является весьма креативным делом аналитика и во многом зависит от его типа логики, жизненных и профессиональных установок, жизненного опыта. Подход к аналитическому исследованию определяет общую ориентацию, стратегический ракурс и конкретные параметры его рассмотрения, ключевые акценты. Так, например, если мы рассматриваем предмет (явление, процесс) с точки зрения исторического подхода, то для нас, прежде всего, будут важны и значимы его аналоги в прошлом, вопросы онтогенеза – происхождения, становления и развития этого предмета. Логика должна опираться на историю, а история на логику. Подход определяет общую логику движения мысли по объекту, реперные точки, которые позволят сделать исследование цельным и последовательным.

Принципы изучения и анализа предметной области. Большую роль в методологии играют принципы, на которых строится изучение и анализ предметной области. Принципы науки – это специфические её формы, отражающие сущности способов связей явлений между собой. Такую роль они выполняют во всех без исключения науках.

Среди них наиболее важными являются принципы, вытекающие из диалектики, как важнейшей части философии. О них уже частично шла речь в предыдущих книгах[102]. В аналитической работе в той или иной степени используется вся палитра этих принципов. Среди ключевых следует назвать следующие принципы:

• адекватного отражения, сознательной рефлексии,

• комплексности,

• системности,

• распредметизации,

• проблематизации,

• развития,

• функционирования,

• детерминизма,

• выявления сущностных связей,

• единства формы и содержания,

• единства количественных и качественных характеристик,

• единства теории и практики.

Эти принципы являются своеобразным базовым алгоритмом мыследеятельности аналитика при изучении предметной области и во многом зависят от той теоретической школы, в которой он обучался. Система философских, общенаучных принципов «онтологического ряда» может быть представлена в следующем виде:

принцип бытия ?

принцип материального единства мира ?

принцип неисчерпаемости материи ?

принцип связи ?

принцип развития ?

принцип детерминизма ?

принцип системности ?

принцип функционирования.

Каждый из представленных принципов, являясь формой философского знания, отражает специфические всеобщие способы связи явлений действительности. Это очень важно подчеркнуть, поскольку главное предназначение принципов как форм научного знания – отразить сущность способов, последовательностей связей явлений конкретной предметной области.

В аналитике ключевую роль играет принцип системности, который является общенаучным, философским принципом. Категория «система» является общенаучной, философской в силу действия ряда причин:

а) в окружающем нас мире реально существуют явления – системы, то есть явления, достигшие системного качества;

б) в каждом, даже бессистемном явлении обязательно есть элементы-системы;

в) каждое явление по своей природе стремится достичь системного состояния, имеет тенденцию стать системой, но далеко не все феномены действительности достигают системного состояния.

Все эти причины детерминируют существования принципа системности, занимающего своё особое место среди общенаучных, философских принципов. «Принцип системности и в онтологическом, и в гносеологическом, и в мировоззренческом, и в методологическом планах носит всеобщий характер, выводится на базе анализа процессов объективной действительности и является диалектическим снятием содержания принципов существования, материального единства мира, принципа его неисчерпаемости, принципа связи, развития и принципа детерминизма»[103].

Теория познания предоставляет нам богатый арсенал принципов и методов исследования предметной области. При этом, важное значение имеет абстагирующая деятельность человека. Различные научные дисциплины, всё глубже проникая в сущность исследуемых ими явлений, вынуждены переходить от использования элементарных форм абстракции ко все более сложным и разветвленным её видам. В арсенал научного мышления входят, к примеру, такие виды абстракции: абстракция отождествления, изолирующая абстракция, математические абстракции актуальной бесконечности и потенциальной осуществимости, процесс идеализации и т. д.

Порядок применения названных принципов детерминирован, прежде всего, и главным образом, конкретными условиями, в которых действует субъект познания и преобразования явлений действительности.

Следует учитывать, что сами принципы тоже образуют систему, но систему не закрытую, а открытую, в которую могут войти новые принципы. Система в целом и каждый принцип развиваются. Система принципов изучения и анализа предметной области функционирует, проявляет себя в теоретической среде, через мыслетехнологии, систему мышления людей, и их практические действия.

Методики исследования предметной области. Третья часть «методологического знания» – это инструментарий. По своему богатству – это наиболее емкая часть методологии, это ее боевой интеллектуальный арсенал. Сюда входит огромное число методов, методик, приёмов, способов и средств обработки информации, доказательств и экспериментов. Всего их более сотни. Я не хочу здесь спорить о том, чем метод отличается от методики (в моем понимании методика – это процедура выбора методологических средств – в первую очередь методов – для решения конкретной задачи познания и определение последовательности их использования) или о том, чем приём отличается от способа. Пусть этими дискуссиями занимаются лингвисты, специалисты по словотворчеству и бесконечно уточняют дефиниции. Для нас более важным является применение этого арсенала на практике.

Основные методы исследования широко применяются во всех научных дисциплинах (рис. 6). В их числе: анализ, синтез, дедукция, индукция, метод сравнения, системный метод.

Рис. 6. Основные методы исследования предметной области

Эти методы активно применяются в научных исследованиях и аналитической работе, более детально находя свое воплощение в десятках методик. Осуществляя процедуру познания, его субъект обязан выбрать из всего набора средств анализа те, которые позволяют познать объект наиболее глубоко. Можно перечислить названия основных методик исследования предметной области, которые сформировались и активно используются в научной сфере.

К ним относятся методики:

• диагностирования,

• отбора,

• формализации,

• систематизации,

• структурирования,

• классификации,

• моделирования,

• идентификации,

• унификации,

• планирования,

• прогнозирования,

• системного анализа,

• декомпозиции сложного объекта на составные элементы,

• форсайта[104],

• маркетинга,

• разведки,

• многомерного оценивания.

Любому аналитику в зависимости от реализуемых целей и задач работы приходится использовать самые различные методики. В работе с информацией наиболее часто применяются методики структурирования классификации, формализации, систематизации, моделирования, системного анализа и верификации.

Выбор методологического средства зависит:

• от особенностей объекта анализа;

• от условий, в которых проводится или будет проводиться конкретная аналитическая процедура;

• от нацеленности и задач анализа;

• от возможностей, уровня подготовленности, опыта, интуиции субъектов анализа;

• от уровня и глубины исследованности конкретного явления до данной аналитической процедуры.

Крайне редко можно видеть ситуацию, когда аналитик использует один-единственный метод. Жизнь заставляет его использовать палитру методов, многопланово и разносторонне изучать объект анализа.

Использование категориального аппарата. Создание категориального (понятийного) аппарата – важная часть методологической работы. На обыденном уровне сознания многие люди часто путают слова «понятие» и «категория», не могут объяснить, в чём-же разница между «понятийным аппаратом» и «категориальным аппаратом»[105] исследования. А разница – в объёме: понятие шире по объему и его содержание определяется не так строго, как при определении научной категории.

Познающий понятие должен опережающе чётко понимать структуру признаков понятий вообще и их отличие от представлений.

Понятию присущи три признака – название, содержание и объём. Названием обычно служат слова, содержание понятия – система его сущностных свойств, а объём понятия – отражаемое понятием множество форм объекта. Чем меньше содержание (число свойств) понятия, тем больше объём понятия. И наоборот. Свойство отражает один аспект формы объекта, а понятие – систему его свойств.

Случайные свойства объектов варьируются без изменения природы объекта и его понятия. Они детерминированы только для конкретных форм объекта. Конституирующие свойства детерминируют природу объекта и составляют содержание понятия объекта. Они, в свою очередь, делятся на фундаментальные свойства, которые показывают родственность этого объекта с другими объектами, преемственность форм объекта; и специфические, которые показывают отличие формы объекта от других его форм. Специфика объекта характеризует его сущность.

Категории – это базовые понятия в любой науке. У них есть чёткие определения – дефиниции и содержательно-смысловые границы. В диалектической логике под категорией (логической категорией) понимается понятие, отражающее последовательную стадию становления любого конкретного целого (соответственно процесса его духовно-теоретической репродукции).

Все понятия непосредственно закрепляются и выражаются в языковой форме – в виде отдельных слов или словосочетаний. В научной практике такие языковые формы, выражающие точное обозначение одного определенного понятия, называются терминами. Одним из главных качеств научного термина является его устойчивая однозначность, естественно, в определенных конкретно-исторических условиях. К такой однозначности и должна стремиться, например, библиографическая система базовых категорий и понятий, или терминосистема[106].

Сила логики нужна для того, чтобы перейти от представлений об объектах к формулировке их в виде понятий. Понятием становится такое представление об объекте, в котором строго учтены конституирующие признаки объекта (сущность, форма, размер, цвет), как фундаментальные (проявляющие его преемственность с другими формами действительности), так и специфические для него (рис. 7). Логика определяет технику работы с сознанием – последовательность мышления, содержание и форму мысли, является основой понятийной культуры мышления, способствует накоплению суммы знаний.

Рис. 7. Структура признаков предметов для формирования понятий

Однако, началом обучения аналитиков логике должны быть не понятия, а самые простые мыслительные приемы, используемые во всех формах диалектического мышления – соритах, поллисилогизмах, доказательствах, теории. Во-первых, надо научиться выделять признаки любого предмета (объекта исследования) – фундаментальные и специфические, конституирующие (сущностные) и случайные, носящие временной характер (рис. 7). Во-вторых, логика нужна для овладения доказательностью суждений. Доказательство представляет собой полисиллогизм, то есть систему силлогизмов об объекте. Первым шагом к её построению может быть только сорит – сокращенная форма полисиллогизмов, в котором пропущены заключения предшествующих силлогизмов и присутствует одна из посылок последующего силлогизма.

Например:

Всякое общественно опасное деяние наказуемо

Преступление – общественно опасное деяние

Склонение к потреблению наркотических средств – преступление

Следовательно, склонение к потреблению наркотических средств наказуемо

В общем виде строение сорита выражается формулой:

Все А – В

Все В – С

Все С – D

Все D – Е

Все А – Е

Технология построения соритов давно существует в форме пятого правила руководства для ума Р. Декарта. Эвристическое могущество этого способа доказано столетиями. Сорит выступает в роли схемы субъективного вхождения в высшие абстракции и необходим как для познания, так и для мыслительного тренинга семиотического типа.

Если сорит разложить на несколько отдельных силлогизмов, то заключение каждого отдельного силлогизма служит меньшей посылкой следующего. В сорите может быть лишь одна отрицательная посылка; каждый сорит требует последовательности среднего термина, иначе получается перерыв в процессе умозаключения и заключение получится не значащее.

Суть логики понятийного мышления легко воспринимается на следующем примере, который показывает порядок преемственности в сорите:

Кратко поясню эту преемственность. На основе общего (вода) мы выстраиваем на основе т. н. существенных (коституирующих) признаков логическую цепочку перехода к более сложной форме объекта. Если взять воду и добавить сахар, получается напиток. Добавив кусочки хлеба, чуть растительного масла и посолив – уже тюря[107]. Если сварить – получится баланда (несытный суп), похлёбка (как можно больше), добавить свеклу – свекольник, поджарку – уже суп, добавив капусту – щи, добавив свеклу и мясо – борщ. По мере усложнения каждая последующая форма имеет новые качественные свойства, которыми не обладает предыдущая.

Эти логические приемы многие века практически используются биологами при систематике форм жизни, что привело в ХХ веке к технологии формирования более сложной системы соритов – кладограммам[108].

Аналитиков нужно учить сознательному логическому мышлению. Овладение логическим мышлением – исходное для овладения технологией диалектического мышления. Аристотель, который заложил основы систематики, писал о том, что умному человеку свойственно упорядочивать[109]. Он в числе первых заложил основы эволюционного упорядочения животных, проявившееся потом в графике «лесенка Аристотеля», бывшим основным наглядным средством 1000 лет назад. Упорядочение предполагает обобщение понятий, т. е. выявление общего у разных форм объектов или отражающих формы объектов понятий. Следовательно, обобщение является средством упорядочения и его превращенной формой. В свою очередь, стратификация превращается в синтез – цельное понимание объекта на основе выявления общего и особенного всех его форм. Большой вклад в развитие логики внесли Г.В. Лейбниц[110], его ученик Ф.Х. Баумайстер, Л. Эйлер[111].

Настоящий синтез понимания объекта становится его системной трактовкой, предполагает систематику всех форм объекта. Системщики считают системой всё, что угодно (например, луковицу). Но проблема не в том, чтобы назвать какой-либо объект системой, а в том, чтобы его системно объяснить. Надо идти не от слов (обозначений), а от практики. Анализ – это не расчленение целого на составные части (как принято считать на уровне обыденного сознания), это выявление базовых свойств и признаков предмета анализа!

Высшей практической систематикой является кладистика (кладизм) – построение иерархической системы свойств объекта, синтетически упорядочивающих все его формы на основе его развития.

Эта система и называется кладограммой. Она выражает разные уровни интеллектуальной технологии мышления = системного анализа.

Сориты и кладограммы представляют собой не только логическое, но и диалектическое мышление. Ни специалисты по логике (их объектом являются сориты и силлогизмы[112]), ни биологи (их объектом являются кладограммы) не решат обособленно проблем технологии мышления. Это возможно осуществить только при их совместной работе. Таким образом, сориты есть един ство логического и диалектического мышления. Логика может применяться и без диалектики, но высшие её приёмы, в том числе и сориты, являются единством логики и диалектики. Что же касается диалектики, то она вне логики не существует.

Специфика высшей формы диалектического мышления объясняется следующим соритом:

Таким образом, сорит есть последовательность (цепочка) слов, которая обозначает генезис и структуру форм объекта. Она показывает одновременно прошлое, структуру настоящего и основу будущего состояния объекта. Сорит позволяет наиболее экономным образом объяснять свойства конкретного объекта, одновременно показывая их у всей совокупности форм объекта. Действительность объекта представлена единством его прошлого, настоящего и будущего состояний. Их следует познавать одновременно, объективно, и сориты предоставляют для этого возможность. Этот подход позволяет правильно формировать у аналитиков мыслетехнологии, о которых говорилось в разделе 1.6 «Эволюция методология аналитики» («звезда в квадрате»).

Различные графические модели, визуализирующие технологии теоретического объяснения объектов представлены на рис. 8.

Для научного отображения мира исходным является упорядочение. Оно начинается с простейшей группировки, поднимается до типизации, классификации, систематики, кладизма. И это движение по линии нарастающего усложнения содержания понятий во многом зависит от выполнения упорядочением главной функции обобщения – отыскания общего в понятиях, что происходит посредством индукции. Одновременно всё это означает синтез, интеграцию научного отображения действительности – теорию[113].

В силу исторической подвижности, развития различных научных дисциплин, а значит, и используемых в них понятий (категорий, терминов) научная разработка любой теоретической системы всегда была и является сложной проблемой. Понятие можно определить как целостную совокупность суждений, т. е. мыслей, в которых что-либо утверждается об отличительных признаках исследуемого объекта, ядром которой являются суждения о наиболее общих и в то же время существенных признаках этого объекта[114].

Рис. 8. Система графических моделей, визуализирующих технологию теоретическоого объяснения объектов