III

1. Очевидно, что должно достигать знания первоначальных причин, ибо тогда [только] мы говорим, что вполне понимаем то или другое, когда думаем, что нам понятна первая причина[30] [его]. А о причинных основах можно говорить в четырех смыслах: во-первых, причиною мы называем сущность и основание, в силу которого что-либо есть то, что оно есть и чем было[31] – ибо каждое «почему» сводится в конце концов к первому основанию, а первое «почему» есть причина и начало[32]; во-вторых, [причиною мы называем] материю[33] и субстрат[34]; в-третьих, то, откуда начало движения; в-четвертых, противоположное ей, именно то, ради чего что-либо [существует], и благо (ибо оно есть цель всякого происхождения и движения).

Это хотя достаточно рассмотрено у нас в «Физике»[35], однако теперь примем в расчет и тех, которые прежде нас дошли до рассмотрения сущего и философствовали относительно истины.

2. Ибо ясно, что и те говорят о некоторых началах и причинах; поэтому предварительно обозреть [их мнения] будет небесполезно в ходе настоящего исследования; так как мы или найдем какой-нибудь другой род причины, или тверже уверимся в только что указанных.

Из первых философов большинство думало, что только в виде материи бывают начала всего. Именно, из чего состоят все существа, откуда первоначально происходят они и во что в конце концов, погибая, превращаются, причем сущность хотя остается, но изменяется в своих проявлениях, это самое они считают началом всего сущего.

3. И поэтому-то они [думают], что ничего не рождается и не погибает, так как такая природа постоянно сохраняется, подобно тому как мы не говорим прямо, что Сократ появляется, если он делается красивым или образованным, ни того, что он уничтожается, когда утратил эти качества, потому что субстрат, то есть сам Сократ, остается. Также и из всего прочего ничего [вполне не исчезает и не возникает]. Ибо должна быть или одна какая-нибудь природа, или больше одной, из которой рождается все остальное, причем она сохраняется.

4. Однако насчет числа и вида подобного начала не все согласны. Фалес[36], по крайней мере родоначальник такого рода философии, утверждает, что это – вода (поэтому он объяснял, что и земля находится на воде[37], извлекши свое мнение из наблюдения, что пища всего живого влажна и самое тепло из этого происходит и этим поддерживается[38] (собственно «живет»), а из чего происходит (все), то и есть начало всего); так вот почему он принял это мнение, а также и потому, что семена всего имеют влажную природу, а вода есть основа природы влажного.

5. А иные полагают, что такого же мнения держались о природе и в самой глубокой древности люди, жившие далеко раньше теперешнего поколения и впервые начавшие размышлять о божестве[39]. Именно они Океана[40] и Тефиду[41] сделали родоначальниками всего происшедшего и свидетелем клятвы богов представляли воду – это так называемый самими поэтами Стикс[42]. Почетнее же всего то, что древнее всего, а то, чем клянутся, всего почетнее.

6. Но исконным ли и древним оказывается такое мнение о природе, это, быть может, не совсем очевидно. Фалес, во всяком случае так именно говорят, рассуждал о первой причине. Гиппона[43] же едва ли кто удостоил бы поставить в этом ряду вследствие ничтожности его размышлений.

7. Далее, Анаксимен[44] и Диоген[45] воздух прежде воды и вследствие происходящих при этом химических процессов гниения, брожения и пр. скорее всего ставят началом простых тел, Гиппас Метопонтийский[46] и Гераклит Эфесский[47] [указывают] огонь, а Эмпедокл[48] – четыре [начала], прибавив к указанным землю. Эти именно стихии постоянно пребывают и не иначе рождаются, как в большем или в меньшем количестве соединяясь в одно и разъединяясь из одного.

8. Анаксагор же Клазоменский[49], который по возрасту старше последнего, а с сочинениями выступил позже его, говорит, что начала беспредельны. Именно почти все, состоящее из одинаковых частиц, как вода или огонь, по словам его, рождается и погибает только посредством соединения и разъединения, а иначе не рождается и не погибает, но остается вечным.

9. Итак, следуя этим [философам], можно признать то только причиною, что мыслится в виде материи, а когда они дальше пошли в этом направлении, то самое дело проложило им дорогу к более глубоким изысканиям. Ибо если всякое разрушение и рождение вполне идет от какого-либо элемента, одного или многих, то все-таки [является вопрос], почему же оно происходит и что за причина этого. Ведь, конечно, не самый же субстрат заставляет самого себя видоизменяться. Я приведу примеры: не дерево и не медь бывают причиною перемены самих себя, не делает же ведь дерево кровати и медь статуи, а другое нечто бывает причиною перемены. И вот искать этого и значит искать другого начала, или, как мы бы сказали, искать, откуда начало движения.

10. Итак, те, которые с самого начала вышли на этот путь исследования и утверждают, что субстрат один, не создали себе никакой трудности. Но тем не менее иные из признававших один субстрат, как бы побежденные [трудностью] этого вопроса, утверждают, что единое это недвижимо и целая природа недвижима не только в отношении рождения и разрушения (ибо это искони и все признавали), но и в отношении всякой другой перемены. И в этом их особенность. Итак, из тех, которые утверждают, что «все» есть «единое», никому не удалось подметить подобного рода причины, кроме, пожалуй, Парменида, да и тому лишь настолько, насколько он полагал не одно основное начало, а как бы два. А тем, которые принимают больше начал, конечно, есть больше возможности говорить [о движущей причине], например если кто принимает тепло и холод или огонь и землю, ибо они пользуются огнем как двигательною силою, а водой и землей и т. п. наоборот.

11. После них и после [признания ими] таких начал мыслители стали искать, побуждаемые, как мы сказали, самою истиной, дальнейшего начала. Ибо причиною того, что одни из существ так хорошо обстоят, а другие столь хорошими и прекрасными рождаются, естественно не может быть ни огонь, ни земля, ни что-либо другое подобное: да этого они и не думали. Опять же не в лучшем положении было бы дело, если бы приписать столько значения самопроизвольности и случаю.

12. Поэтому, если кто разум признал бы причинною основою мира и всего мирового порядка, как это есть в живых существах, тот бы явился как бы трезвым среди прежних философов, говоривших на авось. Отчетливо коснулся этих мыслей, как мы знаем, Анаксагор, а раньше говорил об этом, как есть основание полагать, Гермотим Клазоменский[50].

13. Итак, державшиеся этого образа мыслей полагали началом всего сущего одновременно и причину благоустройства мира, и причину, откуда во всем существующем происходит движение.

Больше книг — больше знаний!

Заберите 20% скидку на все книги Литрес с нашим промокодом

ПОЛУЧИТЬ СКИДКУ