7.2. Сущность Бога

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

7.2. Сущность Бога

7.2.1. Аналогическое познание Бога

7.2.1.1. Если мы желаем познать Бога как абсолютное бытие, то возникает вопрос, возможны ли и как возможны в человеческих словах и понятиях содержательные высказывания о Боге, как мы можем «говорить о Боге». Ответ известен: мы можем это только в аналогических понятиях. Аналогия понятия бытия (ср. 2.4.3 и сл.) и трансцендентальных определений бытия уже была показана. Здесь она должна применяться к возможности высказываний о Боге.

Проблема суждения о Боге исторически восходит прежде всего к негативной теологии неоплатонизма (Плотин, Прокл): о Боге можно лишь (негативно) сказать, что он не есть, однако никогда нельзя (позитивно) сказать, что он есть; его сущность остается в неизвестности. Однако если о нем вообще ничего невозможно было бы высказывать, то мы не могли бы даже называть его и верить в него. Это ведет к созданию учения об аналогическом высказывании о Боге, которое образовалось в схоластике Средневековья (особенно Фома Аквинский), позднее уточнялось и развивалось.

7.2.1.2. Все сущее согласуется в бытии, различаясь большим [Mehr] или меньшим [Weniger] содержанием бытия или совершенством бытия; бытие присуще ему не унивокативно, а аналогически. Тем более все конечное сущее находится в трансцендентной аналогии к абсолютному бытию – к «самому бытию». Как первое основание всего сущего, бытие уже не может быть сущим среди сущего. Оно не может быть унивокативно – в чистой общности – равным конечному сущему; тогда оно не было бы основанием бытия. Однако оно также не может эквивокативно – в полнейшей различности – противостоять ему; тогда оно тем более не могло бы быть основанием бытия сущего. Бытие может находиться лишь в аналогическом отношении общности и различности, подобия и неподобия к конечному сущему, так как абсолютное бытие также «есть», однако неким бесконечно превосходящим все конечное способом, так что все подобие превышается еще большим неподобием [47].

Если, с одной стороны, подчеркивается только единство бытия в противовес различности, то все конечное вбирается в унивокативное единство абсолюта: отсюда вытекает монизм бытия или пантеизм (Спиноза, Гегель). Напротив, если подчеркивается только различность, а общность отрицается, то действительность распадается на эквивокативное множество. Если все же выдерживается божественный принцип, то возникает негативная теология (неоплатонизм), или, если его не допускают, – самозамыкание в имманенции конечного бытия опыта (эмпиризм вплоть до материализма). Это указывает на фундаментальное значение аналогии для познания Бога.

7.2.1.3. Мы образуем наши понятия из конечных содержаний опыта. Им присуще бытие, но всякий раз как ограниченное содержание бытия. Если из этого мы образуем уже понятия о сущем, едином, истинном и благом, но вместе с тем и такие понятия, как могущество и справедливость, милосердие и любовь, красота и т. п., то мы понимаем их непосредственно – так, как преднаходим эти содержания в конечном опыте, в конечно ограниченной форме. В этом смысле мы не можем высказывать их о Боге, это позволительно лишь иным, исключающим конечность, бесконечно превосходящим способом.

Фома Аквинский говорит о «via affirmationis, negationis et eminentiae». Под этим подразумеваются не различные пути (viae) к Богу, а структурные элементы всякого высказывания о Боге. Аффирмативный элемент означает, что мы можем высказывать о Боге лишь содержания понятий из опыта. Однако это требует критической коррективы посредством негативного элемента: мы можем переносить эти содержания на бесконечного Бога не в том же смысле (унивокативно), а лишь в ином смысле, после упразднения конечного ограничения. Из этого следует (аналогически) эминентное значение, бесконечно превосходящее конечное. Это можно назвать «отрицанием отрицания» (Гегель), ибо оно благодаря отрицанию превышает негативный элемент конечного ограничения как таковой, чтобы иметь возможность высказывать о Боге только чистое содержание бытия, лишенное ограниченности и потому не исключающее другое чистое содержание бытия. Здесь достигнуто то, что мы называли «чистым содержанием бытия» (perfectio pura) и отличали от ограниченных содержаний бытия (perfectiones mixtae), оно имеет определяющее значение для всякого высказывания о Боге (ср. 3.2.2.2).

С одной стороны, это предполагает, что конечный дух по своей сущности (a priori) движется в неограниченном горизонте бытия, направлен на абсолютное бытие, а следовательно, сам по своей сущности производит «опосредствование непосредственности», сам из виртуальной бесконечности совершает преодоление границы конечной ограниченности. С другой стороны, отсюда следует, что конечное (человеческое) мышление, хотя и может познавать Бога, но никогда не может постичь его; уже Августин различает «cognoscere» и «comprehendere». Мысля, мы можем достигать его, выносить о нем суждения, которые, однако, аналогически превосходящим самих себя способом восходят к непостижимой тайне бесконечного Бога.

7.2.2. Абсолютное бытие

7.2.2.1. Бог есть «само бытие» (ipsum esse). Бытие как принцип существования и содержания бытия уже не воспринято и не ограничено конечной сущностью (esse receptum et limitatum), a пребывает в изначально чистой полноте в самом себе (esse in se subsistens). Тогда как все конечное сущее контингентно, оно предполагает абсолютно необходимое бытие. Как тождество бытия с самим собой, оно не может не быть, оно исключает возможность небытия.

Однако если имеется само бытие, то все, что вообще возможно в содержании бытия или совершенстве бытия (perfectio essendi), вначале должно быть изначальной действительностью в абсолютном бытии. Так как, далее, бытие есть принцип чистой позитивности и актуальности, которая как таковая не полагает границу, то само бытие по необходимости решительно бесконечно. Оно оказывается изначальным единством и бесконечной полнотой всей действительности бытия и всего совершенства бытия.

Кант возражал, что из понятия наисовершеннейшего существа (ens perfectissimum) не следует существование, да и наоборот, из понятия необходимого существования невыводимо совершенство. В основе этого лежит то, что Кант, вслед за рационализмом, не имел метафизического понятия бытия. Он понимал существование чисто формально – как состояние экзистенции, более того, как чистое рассудочное понятие, приложимое только к содержаниям чувственного созерцания. Этим он не достигает бытия как принципа всей действительности бытия, не только действительного существования, но и всех действительных содержаний бытия (или совершенств бытия). Лишь отсюда становится понятным, что абсолютное «само бытие» также необходимо должно быть бесконечной полнотой всех позитивных содержаний бытия.

7.2.2.2. Из этого следует единство и простота абсолютного бытия. То, что оно может быть лишь одно, совершенно очевидно. Будь их два или более, одно не было бы другим, оно имело бы в нем свою границу; оно было бы конечным сущим. Его сущность, которая отличает его от другого, не была бы тождественна с бытием; оно было бы контингентное сущее. Само бытие может быть только одно.

Поэтому оно также должно быть простым. Простое – это то, что не имеет частей, поэтому оно неделимо. Если бы абсолютное бытие имело какие-либо (физические или метафизические) части, то одна из его частей опять-таки не была бы другой частью, одна часть была бы ограничена другой, следовательно, была бы конечна. Но состоящее из конечных частей само конечно, а потому контингентно. Абсолютное бытие должно быть решительно простым единством, которое, тем не менее, не исключает множество и различность конечно сущих, а осуществляет последние. Из этого следует, что абсолютное должно быть также сущностно неизменным. Всякое изменение предполагает реальное различие между постоянным, однако еще далее определимым элементом и далее добавляющимися или исчезающими определениями; простота была бы упразднена. Более того, всякое изменение означает приобретение или утрату в содержании бытия. Оно предполагает, что изменяемое само не обладает уже всем содержанием бытия, следовательно характеризуется потенциальностью, конечностью, контингенцией. Поэтому абсолютное бытие должно быть в самом себе абсолютно неизменным.

Отсюда также вытекает, что бытие не может быть подвластно времени и пространству. Оно сверхвременно, ибо все, что пребывает в потоке времени, контингентно. Того, что есть, прежде еще не было и после этого больше не будет. Всякая точка времени его существования контингентна, поэтому все существование контингентно (ср. 7.1.4.1.2). Абсолютное бытие обладает своей действительностью и исполняет ее в собранной полноте: в «Теперь» вечного настоящего (nunc stans). И потому оно должно быть точно так же сверхпространственно. Если бы оно состояло в рядоположности пространственных протяженностей, то должно было бы иметь части и быть делимым; в силу его простоты это исключено. Абсолютное бытие существует не в пространстве и не во времени, а сверхпространственно и сверхвременно: оно везде и нигде, всегда и никогда, но как раз в силу этого одинаково присуще всякому месту и всякой точке времени в вечно охватывающем «Здесь и Теперь».

7.2.2.3. Поэтому пра-действительность бытия должна быть, по сравнению с пространственно-временным миром и со всем конечным сущим, абсолютно трансцендентна. Здесь понятие трансценденции достигает своего наивысшего, т. е. абсолютного, смысла. Мы говорили о «логической» трансценденции понятия бытия (и трансцендентальных определениях бытия), затем о «виртуальной» трансценденции духа, который в актуальной конечности, но в виртуальной бесконечности сверх себя устремляется к актуально бесконечному. Здесь же подразумевается «актуальная» трансценденция. Она состоит в бытийно-сообразной (онтологической) различности абсолютной пра-действительности Бога со всем контингентным и конечным сущим. Последнее не может пониматься ни как «модус» (Спиноза), ни как «момент» (Гегель) самоосуществления Бога. Конечное обожествлялось бы, Бог становился бы конечным – это неразрешимое противоречие. Бытие Бога может мыслиться лишь как абсолютно трансцендентное: как бесконечно другое, бесконечно превосходящее все конечное – но так, что трансценденция прямо превращается в условие его имманентности, т. е. его всегда и везде присутствующего действия в мире его творений.

7.2.3. Бесконечный дух

7.2.3.1. Абсолютное бытие есть бесконечная полнота бытия, чистое пра-исполнение тождества бытия с самим собой; и это означает действие. Конечное сущее должно действовать, ибо ограниченное бытие еще не полностью тождественно с собой, оно должно осуществлять тождество в исполнении действия (ср. 4.1). Тем не менее если абсолютное в самом себе обладает тождеством и тотальностью бытия, то это есть исполнение действия в наиболее полном смысле (по аналогии): бесконечное действие в чистом пра-исполнении. Это действие, не означающее всякий раз новое самоосуществление, а исполняющее полноту бытия (esse subsistens) в тождественном действии (operatio subsistens); бытие и действие суть то же самое.

Но как можно мыслить действие, которое есть не осуществление возможного, а чистое исполнение действительности и потому происходит не во времени, а в вечном настоящем? Мы не можем это представить, мы можем лишь аналогически мыслить. И понятие действия – как всякое понятие, которое мы высказываем о Боге, – должно пониматься в аналогически превосходящем смысле. То, что оно все же сохраняет некий смысл, покажут следующие шаги.

7.2.3.2. Это не то действие, которое (непосредственно) переходит на другое, ибо бесконечное в конечном не находит адекватного содержания, а действие, которое восходит к самому действующему. Следовательно, это не внешнее действие (actio transiens), а внутреннее действие (actio immanens), т. е. жизнь (ср. 4.1; 6.2.2 и сл.). Так, абсолютное бытие как бесконечное действие есть также бесконечная жизнь – чистое пра-исполнение в самое себе пребывающей, самое себя исполняющей жизненности, бесконечно превышающей всякую конечную жизнь и наполняющей все возможности жизни.

Жизненное действие, не связанное обусловленной и ограниченной сферой, а исполняющее себя в безусловном и неограниченном горизонте бытия, есть духовная (не материальная) жизнь, которая разворачивает себя в знании и волении. Поэтому абсолютное как бесконечная жизнь есть бесконечное знание в чистом пра-исполнении познавания и знания вообще. Это знание, пребывающее не в различии с бытием, а в тождестве абсолютного при-себе-бытия, самопро-ясненности бытия, оно обладает бытием и постигает бесконечное бытие в бесконечном знании (intellectio subsistens), но кроме того в актуальном знании проектирует и зрит в нем все другое, что бы то ни было познаваемое или знаемое (intelligibile). Онтическая истина всего сущего основывается на том, что прежде всегда уже предпознано, исчерпывающе постигнуто знанием Божьим (ср. 5.3.5).

Духовное действие есть не только знание, но и воление. Если абсолютное есть чистое пра-исполнение духовного действия и духовной жизни, то оно должно быть также пра-исполнением бесконечного воления, опять-таки не в различии, а в тождестве абсолютного для-себя-бытия, которое объемлет и любяще утверждает (volitio vel amor subsistens) бесконечную благость или ценностность абсолютного бытия, однако в нем также охватывает все исходящее из него конечное сущее в благоволяще действующей любви. Если сущее как таковое является онтически благим, поэтому влекущим (appetibile) и, следовательно, возможным предметом стремления, воления и действия, то это основывается на том, что оно пред-утверждено и изволено [gewollt], возлюблено и сотворено волей Божьей.

7.2.3.3. Однако отсюда не следует, будто все, что возможно как конечно сущее, необходимо осуществляется волей Божьей. Из этого вытекали бы противоречия, ибо осуществление одной возможности исключает другую. Не все, что само по себе возможно (possibile), есть «со-возможное» (compossibile) наряду с другим; необходим некий выбор. Следовательно, если Бог необходимо любяще объемлет собственную благость, то он утверждает и сотворяет конечное сущее из свободного решения. Если под свободой понимают способность к благому (facultas boni), то она в первом и наичистейшем смысле осуществлена в необходимо любящем самоутверждении Божьем: в тождестве свободы и необходимости. Однако если под свободой понимают исключительно способность к выбору и решению (facultas eligendi), то Бог не свободен в необходимом утверждении всего блага, но, тем не менее, свободен в отборе конечного и контингентного. Он сам себя определяет к Да или Нет в творящем полагании или не-полагании: Да, будет! или: Нет, не будет!

Если конечное и потому контингентное сущее «есть», то оно положено из небытия в существование, т. е. оно сотворено. Творящее действие (creatio), которое беспредпосылочно полагает существование, возможно исключительно для божественного действия. Порождение бытия как бытия (productio ex nihilo) происходит при формальном объекте бытия и потому простирается на материальный объект всего, что может быть. Оно требует всемогущего действия, могущества над бытием, Бога как «господина бытия» (Шеллинг).

Однако если конечное сущее благодаря свободному Божьему акту сотворения положено в существование, то оно остается контингентным, подверженым возможности небытия. Но если оно «есть», оно, в каждое мгновение своего существования, требует воздействия Бога, благодаря которому постоянно сохраняется в бытии. Сохранение (conservatio), как и сотворение, есть действие, которое бытие как бытие приводит в действование, следовательно предполагает могущество над бытием. Конечное сущее, если и пока оно «есть», постоянно сохраняется и поддерживается в бытии благодаря действию Бога; в каждое мгновение Богом ему вновь даруется бытие, которым оно само не обладает, а принимает от Бога.

7.2.4. Личностный Бог

7.2.4.1. Если Бог есть абсолютное бытие и потому бесконечный дух, то ему присуще также абсолютное личностное бытие. Под «личностью» мы можем понимать единичную исполненную субстанцию [Vollsubstanz] некоего духовного существа (ср. 6.2.5.3). Это определение аналогически подходит для человеческого личностного бытия в «эминентном» смысле действительности Бога.

В философии вновь и вновь ставилось под вопрос или оспаривалось, что понятие личности приложимо к Богу, потому что это понятие, как считают, остается связанным с конечностью; это характерно, например, для Фихте и Гегеля, а также для некоторых представителей новейшей философии религии (например, К. Юнг). На это следует возразить тем, что всякое высказывание о Боге возможно лишь в аналогических понятиях, которые – в некоем «отрицании отрицания» – сами себя превышают, непосредственно отрицая конечную ограниченность, благодаря чему и становятся переносимыми на Бога. Это касается также личностного бытия Бога, которое может быть осмысленно высказываемо, хотя и бесконечно превосходит всякое человеческое представление и постижение.

Исключительно в личностном бытии и жизни Бога кроется основание того, что мы можем верить в Бога, почитать его, доверять ему, даже любить его, т. е., одним словом, можем в молитве лично обратиться к нему и позволить себе заговорить о нем, следовательно, можем вступить в личностное религиозное отношение к Богу. Некоему неличностному основанию бытия невозможно молиться, и от него ничего невозможно ожидать, тем более невозможно любить его. Поэтому для всякого жизненно религиозного отношения, которое само себя рефлектирует и ответственно за самого себя, основополагающе важно понимать Бога как личностного Бога.

7.2.4.2. Философски мы можем продвигаться к обнаружению личностного Бога, однако не прийти к троичному Богу христианской веры, точнее трехличностному Богу. В истории такие попытки предпринимались неоднократно. Стремление к «тринитарной онтологии» наблюдается и ныне, однако она требует критической оговорки. Согласно древнему и принятому церковью учению, троичный Бог есть «mysterium ineffabile et incomprehensibile», т. е. он не поддается полному постижению человеческим мышлением. Тем не менее появляются подходы, указывающие саму направленность, без того чтобы этим можно было доказать или постигнуть трехличностность Божью.

Первый заключается в единстве и множестве. Всякое множество (или множественность) предполагает единство (ср. 3.1; 5.2). Основание единства во множестве может лежать не во множестве как таковом, а только в некоем единстве до множества, но в таком единстве, которое не упраздняет множество, а осуществляет его. Поэтому возможное множество должно уже как-либо быть пред-содержащимся и пред-спроектированным в пра-единстве.

К этому прибавляется, далее, что Бог как само бытие (ipsum esse) есть изначальное единство и бесконечная полнота всех чистых содержаний бытия, всей лишь возможной действительности бытия и совершенства бытия. В нем осуществлены не только бытие, действие и жизнь, но и все личностные содержания бытия духовного знания и воления, свободы и любви, а потому точно так же и межличностные ценности любви к другому, сообщения и общности дарования и принятия в чистой полноте. Дар любви может быть лишь действительностью бытия самого Бога: ipsum esse. Бог есть не застывшее «unum» (hen неоплатоников), а действующий, духовно-личностно живущий и любящий Бог. Из этого философски не может быть строго выведена личностная множественность или же трехличностность Божья. И все же метафизическое мышление в горизонте христианской веры указывает в направлении некоей множественности лиц в сущностном единстве Бога.

7.2.4.3. Остается, однако, сомнительной попытка разрабатывать из этого «philosophia trinitatis» или истолковывать мир опыта из некоей «analogia trinitatis». «Триадические» или (по Гегелю) «диалектические» структуры легко можно обнаруживать, понятийно конструировать или постулировать. Это имеет мало общего с тринитарностью Бога. Единственный подход, который можно философски принять и сделать теологически плодотворным, состоит в структуре исполнения духа: меня самого (субъекта) в моем другом (объекте). Исполнение акта единства меня самого с другим полагается или во мне самом, тогда это есть познавание, знание; или же оно полагается в другом или по направлению на другое, тогда это есть стремление, воление, любовь (ср. 4.3.6; 5.4.1). Отсюда следует, что имеют место лишь эти два основных исполнения духовно-личностного бытия, или, выражаясь языком трансценденталий: сущее (ens) как единое (unum) в духовном исполнении истолковывается как истинное (verum) и как благое (bonum) (ср. 5.5.1).

Это не доказывает, но дает понять и соответствует наилучшей философско-теологической традиции, что Бог исполняет себя в таких двух «протеканиях» (processiones), в некоем вечно внутрибожественном событии, в котором он из постигающего знания позволяет проистекать полаганию своего слова и отображения, «Verbum divinum», а из воления, любви между Отцом и Сыном, – полаганию дара Св. Духа, «Donum divinum», «Flatus Spiritus Sancti». Таким образом, хотя философски невозможно доказать трехличностность Божью, но, пожалуй, может познаваться ее осмысленное соответствие метафизически понятным структурам.

7.2.4.4. И все-таки существует тесное отношение между тринитарностью и трансценденцией. Философски может быть доказано, что бесконечный Бог сущностно превосходит конечный мир, т. е. онтологически, точнее, субстанциально отличен от него. Однако для нас трансценденция Бога достигает своего последнего подтверждения и обоснования в его трехличностной жизни. Если он есть бесконечное единство и полнота всей действительности бытия, а также личностная и межличностная жизнь, тогда он не нуждается в нас, чтобы быть Богом или «стать» Богом. Он не нуждается ни в мире, ни в человеке. Он также не нуждается в нас как в «партнерах» божественной любви. Она уже прежде происходит в вечном, превосходящем все конечное, дарении и принятии трехличностной жизни.

Поэтому нельзя сводить троичность Бога исключительно к его священно-историческому действованию в творении, избавлении и совершенстве, т. е., как говорят теологи, его «имманентную» (внутрибожественную) тринитарность не следует растворять в «экономной» (священно-исторической) тринитарности. Это вопреки Гегелю с ясностью осознал и подчеркивал уже поздний Шеллинг: бесконечный Бог не может адекватно представлять себя или «опосредствовать» самого себя в конечном мире. Триадически священно-историческое действие Бога в мире и во времени, из которого мы только и познаем тринитарность Божью, предполагает как условие вечно внутрибожественную тройственность до всякого мира и до всякого времени, т. е. трехличностную жизнь в самом Боге.

Бог не нуждается в нас. Однако он утверждает нас и мир, он сотворил и избавил нас, он желает совершенствовать нас и мир не из необходимости собственного саморазворачивания, а из всемогущественной свободы изливающейся любви, дабы сообщить себя и одарить нас, принять нас в свою вечно божественную жизнь; тем величественнее Бог!