Ю.К. Плетников (доктор философских наук, Институт философии РАН)

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Ю.К. Плетников

(доктор философских наук, Институт философии РАН)

<Род. – 05.06.1926 (Брянск), Моск. юр. ин-т – 1951, к.и.н. – 1954 (Ленинская теория перерастания буржуазно-демократической революции в революцию социалистическую и борьба Коммунистической партии Советского Союза за ее осуществление), д.ф.н. – 1973 (Природа социальной формы движения: Проблемы и направление исследования), участник ВОВ, ум. – 07.09.2013.>

Свой анализ новой книги Т.И. Ойзермана я ограничу общей теоретико-методологической проблематикой. Центральным и наиболее интересным для философской рефлексии является в этом отношении обсуждение поставленных, но не решенных классическим марксизмом вопросов.

Думается, нет оснований отрицать тот факт, что материалистическое понимание истории стало возможным благодаря распространению на общественную жизнь положений философского материализма. Более того, без материалистического понимания истории нельзя было завершить формирование и диалектического материализма, марксистской философии в целом. Но здесь-то и возникает главная нерешенная проблема. Как понимать социальную материальность? Прежде всего по этому вопросу я и хотел бы высказать некоторые принципиальные соображения, выдвигающие задачу корректировки философского понимания материи.

Суть материалистического понимания истории – это обоснование первичности общественного бытия (бытия людей) и вторичности общественного сознания. Но какой смысл в данном случае вкладывается в исходную категорию бытия?

Категория бытия имеет в философии два значения. В широком смысле бытие обозначает существование. Быть значит существовать. Мысль не материальна, но она существует, она реальна. Именно в таком смысле употреблял Энгельс понятие бытия в известной полемике с Дюрингом (см.: Маркс К. и Энгельс Ф. Соч, т. 20, с. 42). Однако в марксистской философии под бытием чаще понимают не существование вообще, а материальное существование, материю. Отношение мышления к бытию, духа к природе Энгельс трактовал как высший вопрос всей философии. В этом своем значении категория бытия и, следовательно, общественного бытия обретает значение гносеологической категории, позволяющей говорить о первичном и вторичном в системе общественной жизни.

В рассматриваемой книге справедливо отмечается, что «Немецкая идеология» Маркса и Энгельса – это исследование периода становящегося, однако еще не ставшего марксизма. Поэтому ряд положений «Немецкой идеологии» не получили подтверждения и развития в дальнейшем творчестве Маркса и Энгельса.

Применительно к пониманию общественного бытия в «Немецкой идеологии» налицо два подхода. Первый интерпретирует бытие людей (общественное бытие) как «реальный процесс их жизни». Второй – как «материальный жизненный процесс». Т.И. Ойзерман предлагает исходить из первого подхода. Наделяя тем самым общественное бытие лишь свойством существования, он отождествляет его с самой общественной жизнью (см. с. 198). Поскольку общественное сознание в данном случае включается в общественное бытие, постольку, с точки зрения автора книги, и возникает возможность его выведения из общественного бытия, т.е. «общественной жизни». Но если из целого выводить существенную часть, то целое теряет свою качественную определенность, т.е. общественная жизнь перестает быть общественной жизнью. Для материалистического понимания истории имеет непосредственное значение второй подход – понимание общественного бытия как материального жизненного процесса. Но здесь возникает вопрос. Что же в общественной жизни не зависит от сознания людей?

Ключ к такому движению общественной мысли надо, по моему мнению, искать в «Капитале» Маркса – теории стоимости. Обычно стоимость рассматривается только в качестве категории товарного производства. Маркс не ограничился этим. Он открыл в стоимости товара нечто большее. В «Замечании на книгу А. Вагнера „Учебник политической экономии“» Маркс писал: «„стоимость“ товара есть лишь определенная историческая форма чего-то во всех общественных формах» (т. 19, с. 391). Это «чего-то» и обретает в историческом процессе не только экономическое, но социально-философское значение.

Если резюмировать социально-философскую суть теории стоимости, то можно выделить следующее: 1) стоимость не содержит в себе ни одного атома вещества природы; 2) стоимость не дана человеку в его чувственных восприятиях, ощущениях, она постигается «силой абстракции»; 3) субстанцией стоимости является общественно необходимый труд, воплощенный в продуктах труда; 4) как статистически средняя величина затраты общественной рабочей силы, общественно необходимый труд образуется не в отдельно взятом хозяйстве, а в экономической системе, в которую входит данное хозяйство.

Приведенные характеристики стоимости позволили Марксу возвысить понятие общественно необходимого труда (безразлично к его историческим формам) до понятия «общественной субстанции» (т. 23, с. 46). Представляя общественно необходимый, т.е. безличный труд, общественная субстанция самым усредненным способом самоформирования элиминирует из своего содержания сознание и волю людей. Субъекты и объекты «снимаются» здесь, переходя друг в друга. Поэтому социальная материальность не дана человеку в его чувственных восприятиях. Она постигается абстрактным мышлением, что, как мне представляется, должно быть учтено в философском понимании материи в целом.

Взятая сама по себе, «очеловеченная» природа в процессе жизни общества продолжает оставаться материей вообще. Ее предметные образования обретают дополнительные социальные качества только тогда, когда охватываются системой материальных общественных отношений. Принципиальной чертой этих отношений выступает их способность складываться, не проходя через сознание и волю людей. По своему составу они совпадают с экономическими, общественными производственными отношениями в широком смысле слова, взятыми в виде первичных общественных отношений в сопоставлении со вторичными (надстроечными) общественными отношениями. Соответственно и предметные образования общественного бытия должны быть не только материальными образованиями, но и функционировать в системе материальных общественных отношений. Этим они отличаются от материальных образований надстройки общества. Общественная субстанция, таким образом, не совпадает с материальным субстратом общества. С рассматриваемых позиций человек включается в общественное бытие лишь тогда, когда независимо от своего сознания и воли участвует в производстве и воспроизводстве общественно необходимого труда, по поводу которого и образуются материальные общественные отношения.

Таков, в моем понимании, генезис и суть общественного бытия, позволяющие глубже понять вывод Маркса: «Не сознание людей определяет их бытие, а, наоборот, их общественное бытие определяет их сознание». При рассмотрении общественного сознания важно различать то, что его определяет, и то, что оно отражает. Будучи определяемым общественным бытием, общественное сознание отражает не только общественное бытие, но и вторичные структуры общества, включая и историческое развитие общественной мысли. Надо иметь в виду и другое: в процессе взаимодействия общественного сознания и общественного бытия, где причина и следствие постоянно меняются местами, общественное сознание выполняет также аксиологическую и конструктивную функции. Через целеполагания практической деятельности людей оно участвует в «творении» социальной действительности.

В новой книге Т.И. Ойзермана проведено исследование развития взглядов Маркса и Энгельса по проблемам теории социальной революции. Читатель как бы вводится в творческую лабораторию классиков, где логическое неотделимо от исторического. Но как различать социальную революцию и социальную эволюцию? Опираясь на анализ Маркса в третьем томе «Капитала» акционерных предприятий первого поколения, как «переходного пункта» к общественной собственности, автор книги утверждает: «Такому экономическому воззрению, естественно, соответствует представление о возможности мирных социалистических преобразований, или эволюционного перехода от капитализма к социалистическому обществу» (с. 342 – 343).

Получается, что переход от одной общественной формации к другой может быть либо революцией, либо эволюцией, что и фиксируется в фрагменте названия пятой главы книги «Революция или эволюция?». При такой трактовке социальная эволюция и социальная революция перестают быть парными категориями. Происходит подмена тезиса, поскольку социальная эволюция рассматривается в широком смысле как понятие, тождественное развитию, т.е. движению, когда возникают не только количественные, но и необратимые качественные изменения, в том числе (применительно к общественной жизни) и социальная революция. В этом смысле мы говорим, например, об эволюции солнечной системы, планеты, животного и растительного мира, человеческой цивилизации, чьих-либо воззрений и т.п. Причем в самом развитии выделяются две ветви: восходящая (прогресс) и нисходящая (регресс).

В собственном смысле применительно к общественной жизни эволюция имеет другое значение. Социальная эволюция выступает здесь как прогрессивные и регрессивные изменения общественных отношений, не затрагивающие их существенные признаки. Социальная революция, напротив, означает коренное преобразование общественных отношений, точнее, переход от одной системы общественных отношений к другой независимо от мирных или силовых (немирных) способов общественных преобразований. Отличительной чертой таких преобразований выступает их неразрывная связь с общественным прогрессом, критерием которого с полным основанием можно считать положение трудящихся масс: мера их реальных прав, свобод, социальных завоеваний. Исторические границы социальной революции, ее начало и завершение определяются процессами ликвидации старых и формирования новых формационных структур. Точкой отсчета является в данном случае политическая революция, призванная решить главный вопрос революции – вопрос о государственной власти.

Т.И. Ойзерман уделяет особое внимание исследованию эволюции взглядов Маркса и Энгельса на определение путей осуществления социалистических преобразований. Демократические завоевания, достигнутые в передовых капиталистических странах во второй половине XIX в., позволили Марксу в 1872 г. сделать вывод: в Америке и Англии «рабочие могут добиться своей цели мирными средствами» (Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т. 18, с. 154). После приведенных слов Маркс продолжал: «Но даже если это так, то мы должны также признать, что в большинстве стран континента рычагом нашей революции должна послужить сила; именно к силе придется на время прибегнуть для того, чтобы окончательно установить господства труда» (там же). Столь же однозначно разъяснял свое отношение к данному вопросу и Энгельс, обращая внимание на то, что социальная революция может осуществляться не только силовыми методами борьбы, но и «всецело мирными и легальными средствами» (т. 23, с. 34). Соотношение социальной эволюции и социальной революции соответствует формуле «и – и» (и социальная эволюция, и социальная революция), а не формуле «или – или» (или социальная эволюция, или социальная революция), как предлагает автор книги.

Приходится, к сожалению, констатировать, что последовательно проводимый автором принцип историзма при исследовании наследия К. Маркса и Ф. Энгельса затухает и в конечном счете сводится на нет при выяснении позиций В.И. Ленина. Создается видимость преобладания в идейном наследии Ленина волюнтаризма и утопизма. Утверждается, в частности, будто «Ленин отбросил положения Маркса и Энгельса о возможности мирных социалистических преобразований» (с. 347, примеч.).

Эти и другие подобные высказывания обосновываются Т.И. Ойзерманом в первую очередь ссылками на книгу Ленина «Государство и революция», написанную в августе – сентябре 1917 г. Действительно, в тексте книги говорится о том, что в годы Первой мировой войны «демократические завоевания» в США и Англии были ограничены и отодвинуты на второй план полномочиями бюрократически-военных учреждений, «все себе подчиняющих, все собой подавляющих» (Ленин В.И. Полн. собр. соч., т. 33, с. 38). Не прошло и года, как эти ленинские оценки получили весьма внушительное подтверждение. Несмотря на требования рабочих, выступивших под лозунгом «Руки прочь от Советской России!», США и Англия активно участвовали в вооруженной интервенции против Советской России. Но ленинские акценты на силовые формы борьбы объясняются не только этим, что не вправе игнорировать исследователь.

После свержения в феврале 1917 г. царского самодержавия в России установилось двоевластие. С одной стороны, Временное правительство, с другой, – Советы рабочих, солдатских и крестьянских депутатов. В такой своеобразной исторической обстановке Ленин исходил из возможности мирного развития революции: переход всей полноты власти в руки Советов и борьба политических партий в Советах за осуществление демократических и социалистических преобразований. Этот процесс был прерван событиями 3 – 4 июля 1917 г. в Петрограде, когда началось силовое противостояние сторон. Отсюда и вывод в книге «Государство и революция»: «Смена буржуазного государства пролетарским невозможна без насильственной революции». Не доказывают, будто Ленин в принципе отвергал мирный переход к социализму, и приводимые Т.И. Ойзерманом ленинские слова: «Мирный путь к социализму быть не может» (т. 38, с. 358). Речь идет о выступлении Ленина перед массовой аудиторией в мае 1919 г., когда гражданская война достигла в России своего апогея. Любые другие слова в той обстановке вводили бы революционно настроенные массы в заблуждение и воспринимались бы как капитуляция.

Что же касается вывода Маркса и Энгельса о возможности в наиболее демократически продвинутых капиталистических странах мирного перехода к социализму, то Ленин никогда не ставил его под сомнение. Еще за несколько лет до революции 1905 г. он считал, что «рабочий класс предпочел бы, конечно, мирно взять в свои руки власть» (т. 4, с. 264). Позже, в 1921 г., т.е. в начале нэпа, он писал: обстоятельства могут сложиться «так, что заставят капиталистов мирно подчиниться и культурно, организованно перейти к социализму на условиях выкупа» (т. 43, с. 215).

В классическом марксизме социализм характеризуется как общество, где устранено товарное производство, рынок, деньги и т.п. До введения нэпа Ленин разделял такую трактовку социализма, которую Т.И. Ойзерман справедливо называет утопизмом. Более того, эти утопические идеи вошли в Программу партии, принятую на VIII съезде РКП(б) в 1919 г. Приходится сожалеть, что в рассматриваемой книге не получила адекватное отражение концепция нэпа, означавшая на деле решительный пересмотр Лениным прежнего понимания социализма. Нэп вызвал к жизни целую полосу новых вопросов теории и практики. Здесь-то и зародилось сомнение в правильности существующего понимания социализма. Сложилась, по оценке Ленина, такая ситуация, «когда мы должны были подойти к социализму не как к иконе, расписанной торжественными красками» (т. 45, с. 308). Итоги этого подхода Ленин резюмировал так: «мы вынуждены признать коренную перемену всей точки зрения нашей на социализм» (там же, с. 376). Отсылая читателя к анализу перемены точки зрения Ленина на социализм (см.: Плетников Ю.К. Будущее – социализм. Новые черты современной эпохи. М., 2000), отмечу лишь то, что в научном плане Ленин сделал принципиальные шаги, имеющие прямое отношение к современному видению социализма.

Т.И. Ойзерман подчеркивает научное содержание материалистического понимания истории, материалистической диалектики, «Капитала» Маркса. Вместе с тем он отвергает обоснованность Энгельсом развития социализма от утопии к науке. Опираясь на свое толкование соотношения социальной эволюции и социальной революции по формуле «или – или», Т.И. Ойзерман считает, что социальная эволюция, т.е. в его понимании мирный путь к социализму, есть в действительности переход к посткапиталистическому обществу, минуя социализм.

Приведем высказывания автора книги: «Социализм выступает не столько как посткапиталистическое общество, сколько как трансформированный капитализм, сложившийся в результате реализации совокупности социальных программ, которые выдвинул и обосновал „научный социализм“, утрачивающий при такой интерпретации его содержания присущие ему черты утопизма» (с. 344). «Трагедия социалистического строя как раз и состоит в том, что он осуществим лишь посредством создания тоталитарного государства со всеми вытекающими из его сущности ужасающими последствиями» (с. 547). «Переход к посткапиталистическому обществу, которое хотя и не будет социалистическим, но, вероятно, воплотит в жизнь гуманистические идеалы учения Маркса и Энгельса» (с. 550).

Действительно, развал Советского Союза и мировой системы социализма создали почву для подобных суждений. Однако поиск истины, с моей точки зрения, объясняет в книге лишь конкретные исторические события, оставляя в тени глубинные исторические тенденции современного мирового развития. Соответственно и истина поиска сводится к событийной констатации, искусственно возводимой до признания тупиковости социализма вообще. Нечто подобное называлось во Франции (после поражения Наполеона) «эпохой реставрации». Но эта эпоха не остановила процесс утверждения господства капитала. Поэтому для выяснения истины рассмотрим в общих чертах процессы, происходящие в современном мире.

Более чем семидесятилетнее противоборство социализма и капитализма на международной арене привело к необратимым сдвигам в самом капиталистическом мире. Капитализм вынужден был обратиться к некапиталистическим способам поддержания своей стабильности: целевое планирование (программирование) и государственное регулирование экономики, в том числе с использованием индикативного (показательного) планирования, ориентирующего деятельность хозяйствующих субъектов в соответствии с прогнозами изменения рыночной конъюнктуры; перераспределение национального дохода, учитывающее определенные интересы трудящихся слоев населения, и др. Возник уклад трудовой коллективной собственности, где определяющую роль играют кооперативные объединения и акционерные общества работников, имеющие дело со средним и крупным производством. К началу XXI в. в развитых капиталистических странах сложилась смешанная экономика. В среднем в ее составе частная собственность, включая нетрудовую акционерную, составляет 60 процентов, государственная – 30, трудовая коллективная – 10 процентов.

Как капиталистический уклад был в свое время скован феодальной регламентацией, так и сейчас возникший в недрах капитализма уклад трудовой коллективной собственности подчинен законам функционирования капиталистической системы. Но отношения, складывающиеся внутри предприятия трудовой коллективной собственности, уже нельзя объяснить лишь трансформацией капитализма. Для их понимания важное теоретико-методологическое значение имеет Марксов анализ «кооперативных фабрик рабочих». Маркс видел суть таких фабрик в том, что они устраняют противоположность труда и капитала и, следовательно, условия наемного труда. Происходит не трансформация капитализма, а его отрицание, т.е. «из одного способа производства возникает и развивается новый способ производства» (Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т. 25, ч. I, с. 483 – 484).

Формирование уклада трудовой коллективной собственности непосредственно соподчинено с кризисом наемного труда – основы основ самовоспроизводства капитала, а вместе с ним отчуждения человека труда от собственности, власти и культуры. У наемного труда нет будущего, его эффективность падает по мере внедрения в производство постиндустриальных технологий. Очевидно, пишет известный польский философ А. Шафф, что «труд в том виде, как он понимается сегодня, т.е. наемный труд, будет исчезать. Я не знаю темпов, в которых будет проходить этот процесс, но ясно, что он уже начался» (Шафф А. Мой XX век // Свободная мысль, 1994, № 4, с. 31).

В современном мире дают о себе знать и другие исторические тенденции, не вмещающиеся в рамки трансформации капитализма. Антропогенная нагрузка на биосферу Земли превзошла в наше время допустимые параметры почти в два раза. Угроза глобального кризиса переросла в конце XX в. в угрозу экологической катастрофы. Осознанием этой угрозы стала международно признанная концепция устойчивого развития (точнее, самодостаточного развития системы общество – природа). Однако все попытки согласования практических шагов по реализации этой концепции на конференциях ООН (Рио-де-Жанейро, Киото, Иоганнесбург) не достигли своей цели, проваливались по инициативе американской стороны. В мировом развитии возникла альтернатива: или вторжение в права корпоративного капитала, ограничение и отказ от капиталистического механизма получения сверхприбыли, неотделимого теперь от разрушения земной биосферы, или экологическая катастрофа со всеми негативными последствиями для человеческой цивилизации.

Но угроза человеческой цивилизации таится и в современном однополярном мире, отражением которого является американская доктрина «нового мирового порядка». Эта доктрина исходит из разделения мира на богатые и бедные страны – развитой центр («золотой миллиард») и слаборазвитая периферия, предназначенная быть сырьевым придатком мирового центра, источником дешевой рабочей силы, свалкой радиоактивных и токсичных отходов и т.п. По подсчетам специалистов, жизненный уровень населения богатых стран превысил в наше время примерно равное по численности население самых бедных стран в 75 раз и продолжает расти, что само по себе чревато социальными потрясениями. Если современные тенденции обострения противоречий в системах «общество – природа» и «общество» не будут разрешены, то человеческая цивилизация, как это доказывается соответствующими расчетами, уже в ближайшие 25 лет подойдет к черте неотвратимого коллапса.

Все это вызвало к жизни массовое интернациональное протестное движение, обозначаемое в средствах массовой информации термином «антиглобализм». Речь идет о новом социальном движении за глобальную демократизацию, отвергающем не саму глобализацию как объективный процесс, а капиталистическую форму глобализации, которая утверждает (в том числе и путем вооруженной агрессии) отношения господства и подчинения. Это движение направлено против корпоративного капитала за солидарность всех стран, цивилизаций и культур.

Наше время положило начало соединения общедемократических и социалистических задач общественного развития. Не трансформация капитализма, а социалистическая перспектива его отрицания открывает человечеству путь в будущее посткапиталистическое общество. В этом плане заслуживают внимания концептуальные идеи сенегальского социолога Самира Амина, известного по публикации трудов во Франции. Он формулирует свои позиции по проблемам мирового развития в виде дилеммы: «капиталистическое варварство и социалистическая эмансипация» (Амин С. Мондиализация и демократия – противоречие нашей эпохи // Дилеммы глобализации. Социумы и цивилизации: иллюзии и риск. М., 2002, с. 120). Если противоречие между тем и другим будет преодолено путем утверждения первого полюса, то капитализм рискует стать еще более ужасным, чем то, что «было в предшествующие фазы его развития» (там же, с. 124). Если же заставит признать себя второй полюс, постепенно осуществляя свои требования, то тогда современная фаза капитализма «станет фазой его заката и долгого перехода к социализму» (там же).

Подведем краткий итог. Сам факт появления в наше время новой серьезной книги, посвященной марксизму, далеко не рядовое событие. Книга актуализирует марксологические исследования. Но марксизм представлен в ней не как предмет «всесильной веры», а как живое учение, в котором научное содержание, по мысли автора, должно быть последовательно отделено от утопизма. Можно соглашаться или, напротив, не соглашаться с предлагаемыми в книге решениями и выводами. Но главное в другом: положено начало академического исследования современных проблем марксистской теории. В этом безусловная заслуга автора обсуждаемой работы.