Глава 4. Интеллект философии и философия интеллекта

Глава 4. Интеллект философии и философия интеллекта

Лишь осел без собственного мненья

двигался куда-то в самоцель,

проникая, словно откровенье,

в темную невидимую щель

С.А. Кутолин. Осел. Из сб. «Белая лошадь». 1984

Интеллект как триединство PGL-системы [27], т.е. психологии (P), гносеологии (G), логики (L), определяет направленность личности, ее способность решать задачи узнавания, понимания, познания, уразумения.

В отличие от факта (например: Лев Толстой родился в 1828 г.) истина гносеологически осмысливается, постигается интеллектуальной системой (J-системой) индивидуальности и становится достоянием философии в целом, т.е. интеллекта философии. Это существенно отличает целое — интеллект философии от частного — философии интеллекта, порождающей мировоззрение личности и формирующей «фейс» — лицо интеллекта философии. В этом смысле философия интеллекта более «красочна», обладает, так сказать, большей палитрой звуков, в том числе и фальшивых, в отличие от пространства интеллекта философии, система которого более гармонизирована, но менее индивидуальна. Принимая во внимание интеллект философии (ИФ) как целое и философию интеллекта (ФИ) как частное, порождающее в конце концов это целое, требуется указать границы равномощности этих категорий, условия их тождественности, т.е. количественно и качественно разграничить эти категории. Язык философии, оперируя, вообще говоря, более или менее четкими множествами, в отличие от языка математики, где границы четких и нечетких множеств определены строго, обладает, в конечном счете, тем преимуществом, что осознание явления происходит на уровне осмысливания и мышления, т.е. собственно языка, в то время как язык математики, язык символов, язык образов как геометрических сущностей, естественно, более ригористичен, но менее тавтологичен. Поэтому вопрос может быть поставлен и в такой плоскости: как семиотически рождаются ИФ и ФИ? Если тавтология в языке порождает язык художественных, поэтических образов, придавая им своеобразную насыщенную окраску, а ригоризм языка характеризует бескомпромиссность и дискурсивность, то первое и второе приближает нас к пониманию сложного через взаимодействие целого и его частей, т.е. пониманию истины. И в этом смысле истина ИФ уже не имеет цены, так как она может быть разъяснена, например, квалифицированным лектором, знакомым с контекстом текста антологии мировой философии [45]. Наоборот, ФИ всегда имеет цену, соответствующую спросу. ФИ как временно-пространственный пласт личности есть не только часть целого — ИФ. Это и несомненная часть науки, искусства и литературы. И здесь, помимо побуждающих причин работы интеллекта как направленности личности в плане познания и разумения, творческий энтузиазм как существенная часть модели интеллекта [37] в процессе поиска истины совершает «колебания» между состояниями приближения к истине (не имеющей цены) и состояниями, возможно, далекими от истины (например, выяснение причин дуэли Пушкина, убийства Моцарта Сальери), но приобретающими в искусстве и литературе не только цену, но и стоимость. Сколько стоят научные труды Эйнштейна? Они ничего не стоят. С ними можно ознакомиться в любой научно-технической библиотеке. Стоимость же определяется тем секретом философии интеллекта, который несет открытие и востребуется обществом в форме материальной ценности или развлечения, наслаждения и т.д.

В качестве «гистологии» — клеточного среза интеллекта философии (ИФ) как философии интеллекта (ФИ) может служить классический труд А. Швейцера в области музыкального творчества И.С. Баха. Триединство психологии, гносеологии и логики в анализе творчества музыканта достигается путем рассмотрения музыкальной деятельности через призму философии, призму художника, призму поэта. И тогда творчество И.С. Баха предстает перед нами как творчество: философа-музыканта (ФМ), художника–музыканта (ХМ), поэта–музыканта (ПМ).

Это означает, что в семиотическом истолковании категории Ф, Х, П по отношению к категории М имеют смысл операторов. Очевидно, что такое утверждение является и необходимым, и достаточным, а перемещение в ряду категорий: ФМ<=>ХМ<=>ПМ оказывается не просто замкнутым, но характеризует собой цикл, переход между вершинами которого сопровождается и качественным смещением категории «музыкант» от цикла (ФМ, ХМ, ПМ) к циклу. В рамках закона достаточного основания при переходе одного цикла к другому такая интеллектуальная система (J-система) в целом не может не содержать частные составляющие цикла (ФМ, ХМ, ПМ), а именно: антиномию, парадокс (An), смысловые функциональные связи-парадигмы (Pd), критичность и самостоятельность мышления, т.е. интеллигентность (Jnt), в пределах самих циклов: ФМ, ХМ, ПМ. Такая J-система поддерживает равновесие циклов в форме творческого энтузиазма, как было показано в [37]. И только гипотетически остается полагать, что сам творческий энтузиазм, как несомненно реальная категория, черпается из резервуара духа человека, утверждаемого в добром расположении.

Приведенный пример из анализа творчества музыканта — лишь частный случай, который позволяет подойти к пониманию категорий ФИ и ИФ как семиотических сущностей. Обратившись к творчеству П.А. Флоренского в области философии культа [46], можно без всякой натяжки увидеть тот же метод операторного подхода, который используется А. Швейцером при анализе музыкального творчества И.С. Баха.