Глава 2.3 Философия символического мира человека. Человек в мире культуры
Глава 2.3 Философия символического мира человека. Человек в мире культуры
Философия языка
В предыдущей главе рассматривался внутренний мир человека. Целостное отношение человека к миру выступало некоторой тенденцией выхода человека за свои собственные границы. Но такой выход не осуществлялся. Внутренний мир человека оставался его сугубо личным делом, таинственным и неизвестным для других. Однако человек не существует изолированно от других людей, мира. Поэтому он проявляет свою внутреннюю личную жизнь, символизирует ее в подходящих для этого феноменах. Язык, труд, культура — все это формы символического бытия человека; они доступны не только своим творцам, но и всем тем, кто понимает их смысл. По мере исторического развития человек существенно наращивал масштабы своей символической деятельности, так что ныне впору говорить о символическом мире человека, его второй, неприродной родине (первая — это психика человека). В нашу ближайшую задачу входит философский анализ символического мира человека. И начнем мы этот анализ с языка, одной из важнейших составляющих символического мира человека. Философия символического мира человека является естественным продолжением философской антропологии человека.
Энциклопедии дают самые различные определения языка, их даже не сотни, а тысячи. Язык рассматривается как выражение внутреннего духовного мира человека, как средство общения и сохранения информации, как система знаков, как устная и письменная речевая деятельность. Структурными единицами языка являются слова и предложения, составленные из них тексты. Логику языка образует его синтаксис (грамматика), смысл языка есть его семантика, а практическое значение языка выступает как прагматика. Отметим еще раз, что язык есть символическое выражение в звуке и письме психической жизни человека. Краткая историческая справка позволит нам глубже понять феномен языка.
Мифологическое сознание не разделяет слова и именуемую ими реальность. Здесь, конечно же, большой простор для магии слова.
Для философов античности одной из важнейших проблем был вопрос о соотношении имени и именуемой реальности. Сократ и Платон считали, что имя установлено не произвольно, "не так, как нам заблагорассудится", а по природе. Но что значит "по природе"? Для Платона имя прежде всего подражает сущности. Стоики полагали, что в языке человек подражает окружающему миру. Эпикурейцы предположили, что язык возник на основе непроизвольного выражения эмоций в звуке. Демокрит считал язык формой общественного договора. Античные философы прекрасно понимали, что есть связь между словом, образом, которое оно выражает, и объектом.
Христианские богословы, считали, что способность языка дарована человеку Богом. В Ветхом Завете сказано, что Адам дал название всем живым существам. Язык включается в достаточно жесткие формы божественного мироздания.
В Новое время, в соответствии с общей установкой на мышление как сущность человеческого бытия, язык подвергают проясняющему его содержание логическому анализу. Язык выражает понятия, и он сам является средством мышления. Делаются попытки построить универсальный язык, к которому можно было бы свести другие языки. Усилия Лейбница в этом направлении позволили наметить пути выработки математической логики. Теперь уже весьма редко считают, что звучание слова должно иметь что-то общее с его предметным значением. Слова рассматриваются как знаки предметов или их психических образов.
В начале XIX в. философия языка продуктивно разрабатывается немецким философом и лингвистом В. Гумбольдтом. Язык понимается им как непрерывное духовное творчество."…Язык народа есть его дух, и дух народа есть его язык". Язык — "живой организм", источник и почва духовной деятельности. По отношению к субъекту язык обладает самостоятельностью. Значительно позднее, в середине XX в., мысль о самостоятельности языка получит парадоксальную формулировку у М. Хайдегтера: не человек говорит, а язык говорит человеку.
Для Э. Кассирера язык есть символическая форма саморазвертывания духа, но в качестве таковой он отличается от духа и выступает как самостоятельное бытие. Идея о различии языка и психики получит впоследствии многочисленные подтверждения. На интуитивном уровне она фиксируется выражениями типа: "Знаю, но не могу выразить". Хорошо известно, что самым красноречивым ораторам не удается в слове выразить все богатство своей духовной жизни.
В неопозитивизме язык подвергается тщательно подготовленной яростной логической атаке. По Расселу, подобно тому как планеты не знают, что они движутся по законам Кеплера, так и многие люди, употребляя слова, не знают их значений. Точность в слове — это практически недостижимый идеал, но к нему нужно стремиться неуклонно. В неопозитивизме язык стал наиболее важным предметом философского исследования, которое призвано устранить несовершенство естественного языка. С этой целью используется логика. Считается, что применение логики и других формализованных средств к анализу естественного языка не нарушает его жизненность. Но выяснилось, что этот путь далеко не так безобиден, как кажется.
В программе верификационизма (проверки истинности предположений) все казалось достаточно ясным. Истинность предположений можно проверить. Естественный язык можно представить как совокупность предложений. Бессмысленные предложения элиминируются из контекста языка. Есть предметы и процессы, им соответствуют слова, связанные в предложения.
Но когерентная концепция истины вносит существенные коррективы в обрисованную картину. Слова обладают смыслом в контексте системы слов, т. е. в контексте языка как целого. Мы не поймем смысл слова "необходимость" без понимания смысла слов "причина" и "следствие", но значения слов "причина" и "следствие" также ориентируется на смысл некоторых других слов.
Прагматическая концепция истины вносит в картину языка дополнительные черты. Истина выясняется в процессе практики; соответственно смысл слова выясняется в процессе его применения. Витгенштейн, глубоко продумавший это обстоятельство, считает, что философия должна предохранять от неправильного употребления слов. Говорение, по позднему Витгенштейну, есть форма жизни, деятельности. "Значение слова — это его употребление в языке". Но употребление может быть самым различным, а значит, слово "должно иметь целую семью значений". Всякий раз говорение выступает как новая игра по выяснению новых значений слов. Что слово обладает не одним, а многими значениями, хорошо известно из словарей. Русский философ и математик В.В. Налимов предложил объяснять значения языковых конструкций некоторыми функциями вероятности, которые описывают, с какой долей вероятности используется то или иное значение слова. Такое вроде бы простое предложение позволяет объяснить многие лингвистические факты. Известно, что, обучаясь иностранному языку, легче заговорить на нем, чем научиться понимать других, а среди последних — легче понимать тех, которые знают не больше тебя. Ясно, почему так происходит. Чтобы говорить на языке, достаточно знать главные, часто используемые значения слов. Для понимания других надо уже знать все те значения слов, которые использует собеседник, но это чаще всего имеет место тогда, когда собеседник ориентируется в языке не лучше тебя. Поэтому отнюдь не случайно студент, изучающий, к примеру, английский язык, понимает студентов группы, в которой он обучается, лучше, чем педагога, преподающего в группе английский язык; соответственно часто студент понимает своего педагога лучше, чем коренного жителя Англии. Синонимичность слов объясняет многие шутки, основанные на неоднозначном употреблении одного и того же слова.
Пишущему эти строки в далеком детстве не без труда объясняли, что "великий большой Сталин" ростом невелик. Забавно, но даже взрослые люди удивляются, узнав, что рост каждого из четырех вождей — Наполеона, Ленина, Сталина и Гитлера — не превышал 163 см.
Приведенный исторический обзор позволил нам ознакомиться с различными путями понимания языка. Он позволяет перейти к обобщениям.
Прежде всего отметим, что язык обладает обозначающей функцией, его слова и предложения часто обозначают определенный предмет или процесс. Но реализацию этой функции не стоит упрощать. Поэт Мандельштам очень точно характеризует слово: "Живое слово не означает предмета, а свободно выбирает, как бы для жилья, ту или иную предметную значимость, вещность, милое тело. И вокруг вещи слово блуждает свободно, как душа вокруг брошенного, но не забытого тела". Человек не способен напрямую, простым кавалерийским наскоком обозначать предметы. Слово — это результат сложной внутренней жизни человека; что именно оно обозначает, выясняется лишь постепенно. Но в предметно-процессуальном мире все переплетено, поэтому то, что обозначается словом, оказывается многозначным, а само слово соответственно полиморфным.
Язык есть выражение, символизация внутренней, духовной жизни человека. Это опять же верно, но и эту черту языка не следует понимать упрощенно. Дело в том, что для каждого человека язык уже предзадан обществом, и оно диктует условия реализации акта говорения (или написания). Говорение есть превращение возможности в деятельность, но при условиях, которые задаются определенностью используемого языка. Говорение есть обращение субъекта к другим субъектам, они-то и определяют условия говорения и писания в форме принятого. данным сообществом языка. Для субъекта язык задан как априорная структура, которой он волен распорядиться, но отменить ее он не может. Таким образом, язык есть символизация внутреннего духовного мира людей в особой форме — индивидуально-общественной. Благодаря этой форме осуществляется коммуникация между субъектами.
Язык обладает общественной природой. Это, строго говоря, означает одно: каждый субъект должен выражаться в общезначимой форме, которая, естественно, диктует некоторые ограничения. Каковы эти ограничения, зависит от особенностей используемого языка. Чтобы эти ограничения не были чрезмерными, принятые в естественных языках нормы являются достаточно "мягкими", мобильными. Уже отсюда ясно, что представляющаяся столь уместной борьба с неопределенностью языковых выражений не должна доводиться до превращения языка в излишне жесткую структуру.
Еще одна тема философии языка — это его живость, жизненность. Не случайно Мандельштам употреблял выражение "живое слово". Естественный язык символизирует все стороны духовной жизни человека, от чувственно-познавательных до чувственно-эмоциональных, от мыслительных до эйдетических. Богатство, разнообразие языка есть прямое продолжение богатства психологической жизни человека. Пушкин по праву утверждал: "И чувства добрые я лирой пробуждал". Вот именно, язык пробуждает не только мысли, но и чувства, и эйдосы. Кстати, обратите внимание на очень точное выражение Пушкина "пробуждал" (возбуждал). Посредством языка один субъект возбуждает в другом импульсы его духовной жизни. Желание говорящего очевидно — имеющий уши да услышит. Но услышит ли? Например, не любящий любящего?
Одна из важнейших функций естественного языка — коммуникативная. Языковая коммуникация предполагает: установление контакта между лицами, побуждение говорящим своего партнера к слушанию, способность взаимопонимания. Как известно, процесс языковой коммуникации весьма сложен. Известное стихотворение Ф.И. Тютчева знаменито не случайно — оно указывает на трудности языковой коммуникации:
Как сердцу высказать себя?
Другому как понять тебя?
Поймет ли он, чем ты живешь?
Мысль изреченная есть ложь.
Взрывая возмутишь ключи,
Питайся ими — и молчи.
Языковая конструкция предполагает наряду с переводом духовной жизни говорящего (или пишущего) в сферу языка также восприятие высказанного слушателем, читателем, поступление повествования в психику последнего. Говорящий "целит" в слушателя, а тот в свою очередь желает (или не желает) "поймать" мысль, чувство, эйдос своего собеседника. В одних случаях люди понимают друг друга с полуслова, в других понимание наступает после диалога, дискуссии, взаимной "притирки". Языковое понимание требует согласованности языка говорящего и языка слушающего.
Единство и многообразие языков. Метаязык. Формализованный язык. Машинные языки. Знаковая форма языка. Философия как язык
Из Библии известно, что разгневанный дерзостью людей, вознамерившихся после всемирного потопа построить в Вавилоне башню до небес, Бог "смешал их языки" так, что люди перестали понимать друг друга. Действительно, многообразие языков осложняет взаимопонимание людей. Однако, и это отчасти даже удивительно, многообразие языков — обязательная черта жизни людей. Если бы даже все люди согласились говорить на международных языках воляпук (создан немцем Шлейером) и эсперанто (создан поляком Заменгофом), то тем не менее многообразие языков не было бы ликвидировано. Осталось бы различие между естественными и искусственными, формализованными и машинными языками.
Метаязык — это язык, на основе которого производится исследование другого языка, последний при этом называется объектным языком. С точки зрения человека, говорящего на русском языке и изучающего английский язык, русский язык является метаязыком, а английский язык выступает в качестве объектного языка. В нашем изложении мы постоянно пользуемся метафилософским языком, то есть категориями метафилософии. Так, в предыдущем параграфе природа естественного языка рассматривалась на базе таких категорий, как возможность, символ. Раздел математической логики, посвященный основаниям математики, называется метаматематикой, она функционирует как метаматематический язык. Соотношение между метаязыком и объектным языком реализуется в процессе перевода. Перевод представляет собой своеобразную интерпретацию. Он, конечно же, не сводится к простой замене каждого отдельного слова его коррелятом из соответствующего словаря. Это очень наглядно выясняется при переводе стихов. Сначала получают подстрочник. Но это еще не поэтический перевод, ибо подстрочник не воспроизводит поэтический образ. Потребуются дополнительные усилия, но уже не просто переводчика, а поэта-переводчика, прежде чем будет достигнут адекватный перевод. Замечено, что адекватный перевод, как правило, объемнее оригинала. В языке исследователя зачастую требуется несколько слов, дабы перевести одно иностранное слово. Метаязыки широко используются в науке, здесь они выражают, фиксируют знание наиболее общего характера. Язык философии — это метаязык максимальной общности, его вынуждены использовать все образованные люди.
Наряду с естественными есть искусственные языки, созданные людьми для решения определенных задач. К ним относятся языки науки, машинные языки, жаргоны, эсперанто. Особо значительную роль в условиях научно-технической революции стали играть формализованные и машинные языки.
Формализованные языки — это логические или математические исчисления. В отличие от естественного языка в формализованном языке используются логические и математические знаки; всякого рода многозначности и нелепости по возможности исключаются, широко используются формулы. Известный специалист в области математической логики А.Черч подчеркивал, что формализованный язык нужен для отслеживания логической формы. Великий логик Г.Фреге, сопоставляя созданное им исчисление с естественным языком, сравнивал микроскоп с человеческим глазом. В решении одних задач преимуществом обладает глаз, в решении других — микроскоп. Подобно микроскопу, логическое исчисление пригодно лишь в некоторых случаях, там, где человек имеет дело с логической формой.
При оценке значимости формализованных языков часто имеют место крайности: их значение либо недооценивается, либо переоценивается. Ныне все большее число ученых считает, что даже мышление представлено в формализованных языках не во всем своем богатстве. Очевидно, что для логического воспроизведения мышления требуется много формализованных языков. Столь же очевидно, что формализованные языки мало пригодны для выражения чувственно-эмоциональной и эйдетической сторон духовного мира человека. То же относится к творчеству человека. Но, с другой стороны, успешное использование формализованных языков показывает, что деятельность человека, психологическая и предметная, имеет намного более логическо-математический характер, чем это казалось ранее. Поэтому использование формализованных языков приносит человеку все новые выгоды, особенно если это использование машинизируется. Машинный язык позволяет записать программы алгоритмов и содержание информации, хранящейся в огромных объемах в запоминающих устройствах вычислительных машин. Если велосипед, мотоцикл, ракета позволяют человеку наращивать скорость своего перемещения, то ЭВМ соответственно позволяет человеку увеличивать объем его памяти и усиливать его вычислительные способности. ЭВМ не обладает психикой, она лишь моделирует ее структуру, характерные для нее связи. Подведем итоги. Духовная, психическая жизнь человека символизируется во многих языках, каждый из которых выражает определенную сторону, закономерность, черту этой жизни. Языки проецируются друг на друга — возникают языковые интерпретации, взаимопонимание людей, ликвидируется вавилонское столпотворение языков.
Язык в своей звуковой и графической формах представлен в основном условными знаками психической деятельности человека. Бели субъект говорит или пишет, то он переводит в знаки, "означивает" свой душевный мир и тем самым делает его доступным для других людей. Тот, кто воспринимает речь и письмо, переводит смысл знаков в состояние своей психики. Таким образом, язык как процесс на каждой своей стадии есть символизация. С этой точки зрения язык людей не исчерпывается системой знаков. Система знаков — это лишь промежуточная стадия процесса функционирования языка, его временная обитель, которую собеседники посещают по необходимости и склонны как можно быстрее покинуть.
Естественный язык явился гениальным изобретением человечества: оказывается, можно извлекать и перерабатывать информацию о предметах, оперируя непосредственно не с ними, а с их знаками. Так началась грандиозная революция, которая приобретает все больший размах. Знаки оказались весьма удобны для их использования в общении, в познавательной деятельности, в науке. Знаки обладают обобщенным характером, они могут использоваться различными людьми в различных ситуациях. Использование формализованных языков позволяет получать информацию в компактной форме и, самое главное, эффективно экономить время. Знаки в силу их материального характера удобны для машинной обработки, для развития технических систем связи. Наиболее развитые современные страны, такие, как Япония, США, ФРГ, часто называют информационным обществом. Здесь использование знаковых систем производится более эффективно, чем в других странах. Одно из главных направлений развития современного человека связано с его знаково-символической деятельностью. Это обстоятельство во многом объясняет, почему современная философия по необходимости является лингвистической (языковой) философией.
Философию часто характеризуют в качестве формы сознания. Но философия — это еще и язык, форма языковой деятельности. Философ занимается знаково-символической деятельностью не меньше, чем представители других наук. Язык философии по отношению к любым языкам часто используется как метаязык. Причина ясна. Язык философии имеет дело с наиболее общими чертами мироздания; особенное и единичное удобно рассматривать с позиций общего. Философия есть метаязык по отношению как к физике и математике, так к логике и математике. Но, с другой стороны, язык философии тоже может быть подвергнут исследованию, например, с позиций языка логики. В таком случае логика играет роль метаязыка, а философия имеет значение исследуемого (объектного) языка. В науке существует что-то вроде закона оборачивания языков: каждый язык смотрится в зеркало другого. В оборачивании языков активное участие принимают естественные языки.
Когда неопозитивисты применили к анализу естественного языка логику, то они обнаружили там… логику. Естественный язык остался естественным языком, но ему был придан более ясный логический вид. Не без изумления логики и математики обнаружили, что создаваемые ими в муках и тревогах творчества "точные" языки всегда окружены неустранимым "шумом" естественного языка. Естественный язык гонят в дверь, а он заглядывает в окно. Нечто аналогичное происходит и с философским языком — он неустраним.
Философия культуры. Что есть культура? Культура и цивилизация
Чрезвычайно сложный процесс символизации человеком своих исконно человеческих возможностей и сил характеризуется различными категориями, среди них такие наиважнейшие, как культура, цивилизация, практика. Термины "культура", "цивилизация" часто используются как синонимы. В таком случае обычно подчеркивают, что культура как специфический человеческий способ бытия отличается от бытия животных. Культура наследуется не биологически, а посредством социализации, например через обучение. Обозначение одной и той же категории двумя различными терминами малоуместно. Мы считаем, что между категориями культуры и цивилизации есть существенная разница.
Цивилизация и культура — слова латинского происхождения. Цивилизованный — гражданский, государственный. Культурный — воспитанный, образованный, развитой, почитаемый, возделанный. Уже в происхождении слов "культура" и "цивилизация" видно определенное различие, которое и получило свое оформление в категориях культуры и цивилизации, введенных в обиход философской мысли во второй половине XVIII в. Цивилизация — это все человечество во всем его богатстве, в том числе и символических проявлений. Культура — это достижение цивилизации, самое совершенное в ней, триумф человеческого.
Что касается языка, то он является составляющей цивилизации. Лишь своими достижениями, совершенством он достигает области культуры. Анализ природы языка, выявивший многие специфические и характерные черты символического, существенно облегчает нам анализ природы цивилизации и культуры. Такой анализ необходим. События в XX в. зачастую развиваются совсем не так, как бы хотелось, восходы сменяются закатами, взлеты — падениями, и всякий раз в этих метаморфозах едва ли не решающую роль играет культура и внутреннее содержание цивилизации. Стремление человека к совершенству требует знания феноменов культуры и цивилизации. Когда обществу плохо, то его надежды связаны с культурой (а на что еще можно надеяться?).
Исходное определение культуры выражает ее символический характер. Культура — это инобытие человеческого духа, представленное в звуке, электромагнитных и других волнах, в ядерных реакторах, одним словом, в знаках. Уже здесь возникают первые коллизии, истоки взлетов и падений, различного рода кризисов. Культура не только соединяет, но и разъединяет внутренний и внешний мир человека. Русский философ и литературовед М.М. Бахтин подчеркивал, что культура не имеет своей территории. В нашем контексте это означает, что она постоянно мечется между духом человека и его знаками, находя лишь временное пристанище в каком-то из этих двух регионов. Если Э.Кассирер оценивал символический характер культуры как обязательное ее свойство и, следовательно, не подлежащее критическому восприятию, то интуитивист А. Бергсон резко критиковал такую позицию. Он настаивал на том, что философский акт состоит в преодолении символических форм, после чего только и возможны чисто интуитивное постижение предмета и вообще действительная жизнь. Символическую природу культуры, однако, никому не дано отменить. Критики Бергсона указывают на возможность забвения человека в символических продуктах культуры и цивилизации. Этого не будет в случае, если, культура реализуется как полноценный диалог. М.М. Бахтин не уставал подчеркивать диалоговый характер культуры.
На стадии своего перехода от внутреннего мира человека во внешний мир цивилизация выступает как совокупность знаков, культура — как особый знак, произведение, совершенство. Шум оркестра — это еще не культура, хотя уже Цивилизация. С культурой мы встречаемся тогда, когда слушаем Чайковского или Бетховена, читаем Пушкина, созерцаем иконы Рублева, смотрим игру лучших артистов мира, пользуемся современной техникой. Культура — это мастерство, высочайшая квалификация, в ней показывает себя автор-мастер. А перед ним находится зритель, слушатель, который может и не понять смысл произведения культуры. Культура вне общения умирает, она, кроме всего прочего, есть общение.
Культура как общение реализуется только в том случае, если она общезначима, т. е. не остается сугубо личным делом своего творца. В общезначимости культуры скрыты новые коллизии. Как наиболее совершенное достижение цивилизации культура доступна в равной степени далеко не всем. Культура обладает общезначимостью лишь для того круга людей, которые понимают ее, она не универсальна и не всеобщна. Чем выше уровень культуры, тем меньше удельный вес членов общества, понимающих ее. Всякая цивилизация гордится своей культурой, но она не в силах сделать ее своим подлинным основанием, фундаментом. Общественная пирамида в своей опоре на культуру крайне неустойчива, ибо ее основание малочисленно по сравнению с верхней частью. Это весьма напоминает ситуацию с геометрическим телом, поставленным на свое острие: балансирование если и возможно, то лишь в течение короткого промежутка времени.
Фактически, само создание культуры является источником одной из глобальных проблем современности: отрыва культуры от широких народных масс. Последним доступна массовая культура, значение которой огромно как в положительном, так и в отрицательном смысле. По отношению к настоящей культуре массовая культура есть маргинальное явление, то есть она находится на краю культуры.
Культура как диалог состоится только тогда, когда имеет место триумф человеческого не только на стороне автора, но и воспринимающих его творения. Хорошо известно, что этого триумфа может и не быть. Культура — это торжество не просто человека, а человечности, но именно этого иногда лишен просвещенный, образованный — и только — субъект.
Культура — это всегда творчество, деятельность, ценностное отношение человека к себе и другим по законам истины, красоты и добра. Истина выше уже была предметом философского анализа, теперь очередь красоты.
Эстетика. Красота и прекрасное
Мир человека включает красоту, интуитивно это ясно каждому. Всякий человек способен на любовь, а любят по большей части красивое, прекрасное, возвышенное. И соответственно многим, мягко говоря, не нравится безобразное и низменное. Однако наивно-интуитивное понимание мира красоты недостаточно для уверенного ориентирования в нем. Здесь, как обычно в проблемных ситуациях, ощущается потребность в хорошей философии. Интересно, что вплоть до середины XVIII в. философы не придавали должного значения сфере красоты. Философы античности, средневековья, Возрождения считали самостоятельными разделами философии, например, логику и этику, но не эстетику. Почему?
Греческое "эстетикос" означает "относящееся к чувству". Но чувство считали всего лишь моментом познавательной или же практической деятельности. Когда же было выяснено, что мир чувственно-эмоционального имеет не только подчиненное, но и самостоятельное значение, то и наступило время эстетики, в рамках которой получают свое осмысление такие ценности, как красота и прекрасное. Основатель эстетики Баумгартен определял красоту как совершенство чувственного, а искусство — как воплощение красоты. Категория прекрасного конкретизирует категорию красоты, ибо она более конкретна, включает в явном виде элементы сопоставления: нечто не просто красиво, а очень красиво, прекрасно и максимально далеко отстоит от безобразного, антипода прекрасного. Подчеркивая своеобразие эстетического восприятия, Кант характеризовал его как "целесообразность без цели". Эстетическое суждение не заинтересовано в чем-то другом, оно обладает самостоятельной ценностью. В жизни человека эстетическое начало имеет свою особую нишу.
Где и как существует эстетическое? Самый простой ответ на этот вопрос таков: эстетическое, а сюда входит и красота, это свойство предмета. Такой ответ с позиций понимания знакового, символического характера эстетического является довольно наивным. Будучи включенным в процесс символизации, эстетическое объединяет, связывает субъект с объектом, духовное с телесным. Ошибаются как "природники", считающие эстетические свойства принадлежащими объектам, так и те, кто сводит эстетическое к восприятиям индивида. Тайна эстетического состоит в удивительной согласованности "лица" предмета с внутренней эмоционально-образной жизнью человека. В своем эстетическом отношении к природе, к другим и к себе человек постоянно проверяет все на человечность, ищет пропорции, которые бы органично связывали его с внешним окружением.
Если мы обратимся к субъективной стороне эстетического начала, то первое, что хочется сделать, это отнести его к одному из ведомств психической жизни человека. Что есть эстетическое? Чувство, эмоция, наслаждение, мысль, эйдос, ценность? Оказывается, ничто из перечисленного нельзя исключить из феномена эстетического, можно лишь выделить доминирующие моменты. В субъективно-эстетическом доминирует чувственно-эмоциональное, а не мыслительное, которое в данном случае имеет подчиненное значение. Вместе с тем эстетическое не имеет места вне целостного и живого единства, полноты переживания, а это означает, что оно есть эйдос. Эстетическое в форме красоты, прекрасного есть обещание счастья.
Ценностный характер эстетического особенно ярко проявляется в соотношении в нем прекрасного с безобразным, причем они далеко не разнозначны. Человек стремится не к безобразному и низменному, а к прекрасному и возвышенному. Лишите мир эстетически положительного, и вы потеряете значительно больше, чем половину чувственного восприятия.
В стремлении преумножить и развить мир прежде всего прекрасного, красивого человек обращается к искусству. Искусство, как уже отмечалось, есть воплощение красоты, что, разумеется, предполагает сотворение последней.
Выражением красоты могут быть звук, свет, вещество, движение, ритм, тело человека, слово, мысль, чувство. Видов искусства, как известно, много: архитектура, скульптура, литература, театр, музыка, хореография, кино, цирк, прикладное и декоративное искусство. Всякий раз носителем красоты является нечто, например, в случае музыки — звуки, которые извлекаются музыкантами посредством музыкальных инструментов. Известная строка русского романса гласит: "О если б мог выразить в звуке всю силу страданий моих…" Искусство есть умение выразить себя по признакам красоты. Датский философ XIX в. С.Кьеркегор дал образную характеристику поэту: его губы устроены так, что даже стон превращается в прекрасную музыку. Красоту, прекрасное можно выразить не только в чем-то сугубо материальном, но и, например, в мысли. Так, в науке высоко ценят доказательства, т. е. красоту мышления, мыслей. Красивыми являются и чувства, если они ведут к положительно ценностным переживаниям. Примеров тому не счесть, от любви Ромео и Джульетты до мужества воина, защищающего Родину.
Для конструктора, инженера, техника весьма существенно видеть сходство и различие между, с одной стороны, произведением искусства и, с другой стороны, техническим артефактом, т. е. техническим изделием или устройством. Греческое "технэ" означает искусство, мастерство. Как художник, так и техник являются искусными мастерами, хотя цели их работы и творчества не совпадают. Предназначение произведения искусства состоит в функционировании в качестве символа красоты, прекрасного; предназначение технического артефакта состоит в его полезности для человека. Нельзя исключить того, что в некоторых случаях техническое изделие является и произведением искусства, но это имеет место далеко не всегда. Вместе с тем всякий технических артефакт не выпадает из мира эстетического. Более того, как выяснилось, полезность технического изделия не противостоит его эстетическим достоинствам, а образует с ним своеобразное, но желательное для человека единство. Осознание этого факта привело к развитию дизайна, художественного конструирования предметов, в том числе техники. Слово "дизайн" английского происхождения и весьма удачно отражает суть технической эстетики. Оно состоит из корневой основы "зайн" (= знак, символ) и префикса "ди" (= отделение). Дизайнер осуществляет разнообразную символическую деятельность. Он переводит свой духовный мир в технические знаки, актуальные для пользователей техникой. Для дизайнера техника — это не просто железки, а символ красоты, прекрасного. Он, надо полагать, глубоко понимает, что, хотя выразительные возможности техники не всегда позволяют достичь совершенства произведений искусства, в эстетическом смысле именно последние являются идеалом техники. Философия открывает доступ к пониманию эстетических достоинств мира, техники в том числе.
Философия практики. Что есть практика?
Символизируя себя, человек действует, он есть деятельное существо. Греческое слово "практикос" означает деятельный, активный. Соответственно практика есть деятельность человека.
Все, что выступает как деятельность человека, есть практика. Язык, культура и многочисленные ее составляющие — это разновидности практики. Мышление, переживание, эйдетирование тоже относятся к практике. Но например, эйдетирование представляет собой весьма вырожденный случай практики, когда средство и результат сводятся к использованию возможностей самого субъекта. Часто под практикой понимают материальную практику, то есть такую деятельность, где средством и результатом является материальный предметный мир. Но материальная практика — это также всего лишь одна из разновидностей практики.
В античном обществе тяжесть физического труда была уделом рабов. Даже к искусству культивировалось пренебрежительное отношение. Наиболее высокой формой деятельности считалось созерцание мудреца. Созерцательное отношение к действительности перемещает проблематику практики в разум человека. Учение о практике (праксиология) выступает как этика, учение о добродетели. Этика — характерная черта как античной, так и древнеиндийской философии. Через всю мировую философию проходит традиция этического понимания практики.
Христианство первоначально рассматривало труд как проклятие, наложенное Богом на человека. Главная форма деятельности связывается со служением Богу, а это прежде всего молитва и все, что с ней связано.
В Новое время в борьбе против схоластики практическая направленность философии подчеркивалась английскими философами (Бэконом, Гоббсом, Локком). Стремление создать философию, имеющую применение в жизни, основывается на могуществе разума. Во всей философии Нового времени в качестве подлинной формы деятельности рассматривается мыслительная деятельность.
Кант вводит градации разума: теоретический разум созерцает мир вещей; только практический разум преодолевает границы созерцательного отношения к объектам, и поэтому он имеет приоритет над теоретическим разумом. Практический разум выступает как воля, а практика — как нравственно-справедливое деяние. Практика характеризуется Кантом в категориях цели, свободы, воли, нравственности. Гегель делает решительный шаг по освобождению практики от субъективной установки. Он обращает свое внимание на категорию средства. Средство, по Гегелю, обладает преимуществом перед целью, а именно "всеобщностью наличного бытия". Субъективное единично, а средство всеобще. Для Гегеля труд есть самопорождение человека, но реализует он логику не человека, не средств производства, а абсолютного духа. Абсолютный дух как целое реализуется в своих абстрактных моментах в теории и практике. Практика выше теоретического познания, ибо она обладает достоинством не только всеобщности, но и действительности. К гегелевским приоритетам объективного над субъективным, практического над теоретическим, средств над целью самым теснейшим образом примыкает марксизм, который Грамши, итальянский философ и политический деятель, называл философией практики.
Для многих направлений западной философии XX в. практика есть деятельность индивида, понимаемого как волевое (прагматизм), рациональное (неопозитивизм) существо, реализующее свою бвободу в проекте и выборе (Сартр). В философии Гуссерля практика содержит все формы активности человека, из которых, однако, философский анализ вычленяет чистое знание, теорию. Именно это знание становится предметом анализа. Для Хайдеггера "бытие-в-мире" человека есть обхождение с вещами. Сфера общественно-практического обладает неподлинным бытием, в ней источники кризиса человечества.
Итак, подведем итоги рассмотрения практики в различных философских направлениях. (Категория практики понимается в широком и узком смысле, либо как любая деятельность человека, либо как его исключительно предметная деятельность. Автор надеется, что известная неоднозначность терминов стала для читателя чем-то само собой разумеющимся. Такова специфика языка философии.
Практика обладает структурой; структурными элементами практики являются: 1) цель; 2) целесообразная деятельность; 3) средства практики; 4) объект практического действия; 5) результат действия.
Цель присуща субъекту или же группе людей. Цель — это субъективный образ желаемого будущего. Это то, ради чего предпринимаются определенные действия. Не надо думать, что конечная цель непременно сводится к каким-то конкретным предметам. Целью может быть и идеал, стремление к которому не ограничено каким-либо пределом. Философское учение о цели называется телеологией. Практика является деятельностью преследующего свои цели человека. Поэтому она есть целесообразная деятельность.
Сама эта деятельность выступает символизацией цели. Здесь субъект неминуемо встречается с природой, которая признает не благие пожелания, а силу. Природе человек противостоит как сила природы. В природе человек осуществляет свою цель. Все, что используется ради достижения цели, называется средством практики. Это не только машины, орудия труда, но и знания и жизненный опыт людей.
Деятельность, как выражался Маркс, угасает в продукте. Цель осуществляется. Реализованная цель уже не есть цель. Возможность превратилась в действительность; практическое действие исчерпало себя. Эстафета практических действий образует практику человека, его деятельную жизнь.
На стадии достижения результата практики субъект имеет возможность оценить эффективность своих действий, все те эмоциональные и рациональные моменты, которые их сопровождали. Практика становится критерием истинности, не всегда окончательным и исчерпывающим, но тем не менее всегда позволяющим сделать оценку истинности обстоятельной и содержательной. Практика не единственный критерий истинности, но один из главных. В "Тезисах о Фейербахе" молодой Маркс писал: "В практике должен доказать человек истинность, т. е. действительность и мощь, посюсторонность своего мышления".
В структуре практики много относительно самостоятельных моментов, значение которых неодинаково. Это находит свое отражение в специфике философских учений. Когда кантианцы анализируют практику, то они исходят из активности субъекта. Марксисты переносят акцент на средства практики, придавая им особое значение. Между тем практика есть единое целое, здесь все взаимосвязано. Не всегда вообще уместно "разбивать" практику на ее определенные моменты и устанавливать между ними субординацию.
Практика, как и все в мире, существует в более или менее развитых формах. Практикой является не только общественное производство, но и всякая человеческая деятельность. Например, процесс индивидуального мышления — это тоже практика. В практике принимают участие не только рабочий и инженер, но и политик, и ученый, короче, каждый человек. Непрактикой является не умственная или какая-либо другая интеллектуальная деятельность, а отсутствие деятельности в ее специфических человеческих качествах. Если природные процессы не вовлечены в сферу деятельности человека, то они не относятся к сфере практики. Часто говорят о необходимости преодоления разрыва между теорией и практикой, получается, что практике противоречит теория. Другая же точка зрения состоит в том, что нет ничего практичнее, чем хорошая теория. Актуальной задачей является не преодоление мнимого разрыва между теорией и практикой, а развитие практики, наращивание ее эффективности. Хороший практик — это тот субъект, то общество, которое действует эффективно.
Что касается форм практики, то их в соответствии со структурой человеческой деятельности достаточно много. Есть практика экономической, политической, социальной, духовной жизни, практика искусства и науки, языковая практика и т. д. Философия рассматривает практику в категориальном плане, с позиций того общего, что присуще всем формам практики.
Тема практики весьма тесно и органически смыкается с проблемами нравственности. Если человек действует, то ради чего? Знаменитый вопрос Канта гласит: "Что есть цель человека?".
Для Платона практика есть нравственно благая и к тому же прекрасная деятельность. Свободная воля человека, считали стоики античности, воплощается в добродетели.
Согласно христианству у деятельность человека положена Богом и пронизана его благостью. Бог воплощает в себе высшее добро. Бог ведет человека к добру, но, чтобы успешно двигаться по этому пути, надо преодолеть разного рода искушения.
Согласно Бэкону и философии Нового времени, практическая деятельность должна быть направлена на облегчение бедствий человеческого существования и достижение благих целей, в особенности согласия между людьми (Локк).
Кант идет дальше: он считает высшим достижением практического действия отнюдь не стремление к благим целям, а реализацию основного нравственного закона. Проблема цели решается в сфере не того, что есть, а в сфере того, что должно быть. В этой связи возникают многочисленные аксиологические (ценностные) проблемы.
В марксизме историческая поступь практики понимается как реализация диалектики добра и зла. Марксистская программа переустройства мира направлена на достижение коммунистических идеалов, а они, мол, имеют общественно-этический характер.
Гуссерль обеспокоен тем, что практика ведет к забвению исходных жизненных реалий, к которым надо постоянно возвращаться, чтобы избежать всеобъемлющего кризиса. Лишь в этом случае практика достигает своих подлинных целей.
Как видим, в философии есть влиятельные традиции рассмотрения практики как достижения благих целей. Чаще всего философы не склонны понимать практику в русле узкого практицизма, стремления из всего извлечь непосредственную материальную выгоду. Интерес философов явно направлен на реализацию ценностей всеобщего характера, а это и есть добро:. Тезис "цели оправдывают средства" критиковали и Кант, и Гегель, и Маркс. Использование неблагих средств неминуемо ведет к достижению неблагих целей.
Добро. Три этики. Личность, проблемы свободы и ответственности
Существует специальный раздел философии, этика, в рамках которого проблема добра и зла рассматривается в деталях. Термин "этика" Аристотель образовал от греческого слова "этос", которое переводится на русский язык как обычай, характер. Современная этика знает много концепций, главными из них являются этика добродетели, этика долга и этика ценностей.
Основные идеи этики добродетелей разработал Аристотель. Под добродетелями понимаются такие качества личности, реализуя которые человек осуществляет добро. Считается, что, действуя в соответствии со своими добродетелями, человек неминуемо оказывается нравственным. Зло связано со скудостью добродетелей. Согласно Аристотелю, главные добродетели следующие: мудрость, рассудительность, мужество, справедливость. Знаменитый английский математик и философ Б.Рассел предлагал свой список добродетелей: оптимизм, храбрость (умение отстаивать свои убеждения), интеллигентность. Новейшие авторы (они не без гордости величают себя неоаристотелианцами) особенно часто указывают на такие добродетели, как разумность, толерантность (терпимость к чужому мнению), коммуникабельность, справедливость, свободолюбие.
В противовес этике добродетелей Кант развил этику долга. По Канту, идеал добродетели, безусловно, может вести к добру, но он, случается, приводит и к злу, а именно, когда им распоряжается тот, в венах которого течет "холодная кровь злодея". Почему это происходит именно так? Потому, что в добродетелях добро нашло свое частичное и относительное, не полное выражение. Решающим, основополагающим критерием добра может быть лишь то, что является добром без каких-либо оговорок и ограничений. Критериями добра оказываются моральные законы, максимы типа "Не убей", "Не лги", "Не используй человека как средство", "Не воруй". Вернейшей гарантией от злого поступка являются не добродетели, а имеющие всеобщий, универсальный, обязательный, формальный, априорный и трансцендентальный характер моральные максимы.
Этика долга имеет и в наши дни многочисленных сторонников, тем не менее многие критикуют ее за известную отстраненность от жизни и склонность к догмам. В этой связи была развита этика ценностей, согласно которой существуют только относительные ценности, относительное добро. И к тому же ценности надо сосчитывать, калькулировать, только так можно избежать этических химер. Наиболее значительными представителями этики ценностей являются английский утилитаризм и американский прагматизм.