Наша отправная точка

Наша отправная точка

Добро и зло принято мыслить как два полюса, два противоположных направления, как две направленные направо и налево стрелки указателя; их воспринимают как входящие в одну и ту же плоскость бытия, как однотипные, только противоречащие друг другу начала. Если мы имеем в виду не этические абстракции, а сущностное состояние человеческой действительности, нам надлежит прежде всего покончить с этой условностью и познать коренное различие добра и зла по их типу, структуре и динамике в действительной жизни людей. Целесообразнее начинать со зла, ибо, как мы увидим, на первоначальной стадии, о которой прежде всего пойдет речь, сущностное состояние зла служит в известной степени предпосылкой состояния добра. Но хотя зло в своих действиях и следствиях, в своем выражении и проявлении конкретно дано и в экстраспективном видении, показать зло в его сущностном состоянии может только наша интроспекция, и только наше знание самих себя, — которое, правда, всегда и везде должно быть дополнено нашей осведомленностью о знании самих себя другими, — может показать, как это происходит, когда творят зло (хотя обычно мы слишком мало применяем это знание, когда находимся в сфере зла и пытаемся его понять). Но так как подобный опыт должен обладать высокой степенью объективности для того, чтобы его можно было использовать в познании предмета, необходимо исходить из позиции человека, обозревающего свою жизнь, который обрел необходимую дистанцию по отношению к внутренним и внешним событиям, связанным для него с действительностью зла, но вместе с тем не утратил силы и свежести памяти. Из сказанного следует, что такой человек должен знать об экзистенциальной действительности зла, как такового, и что это должно быть для него особенно серьезно. Но тот, кто научился вводить зло в более или менее сомнительную сферу так называемых ценностей, для кого виновность представляет собой лишь цивилизованное выражение нарушения табу, кто видит единственную реальность в контроле над игрой влечений, осуществляемом обществом и сопутствующим ему "сверх-Я", — тот для нашего дела, естественно, непригоден.

Однако, чтобы избежать неправильного понимания, угрожающего в наши дни каждому объяснению такого рода, необходимо провести существенное разграничение. То, о чем здесь идет речь, по своему типу отличается от того, что в современной психологии называют самоанализом. Самоанализ, как и вообще психологический анализ, господствующий в наше время, направлен на то, чтобы зайти "за" границы вспоминаемого, свести его к считающимся "вытесненными" элементам реальности. Мы же стремимся восстановить события в памяти по возможности достоверно, конкретно и полно, нередуцированными и нерасчлененными. Само собой разумеется, что при этом надо очистить память от всех наслоений и дополнений, украшений и демонизаций; это сумеет проделать тот, для кого конфронтация с самим собой в существенном объеме прошлого является одной из действенных сил в процессе "становления тем, что он есть". Ведущим в этом деянии великой рефлексии станет для него незабытый ряд тех моментов электрической спонтанности, когда на небе настоящего неожиданно возникала зарница прошлого.

Если человек, который ставит подобные вопросы, попытается выявить в приобретенном им знании самого себя и в аналогичном знании самих себя другими людьми некое основополагающее общее, перед ним возникнет картина биографически определяющих начал зла и добра, значительно отличающаяся от принятых представлений и подтверждающая рассказы Ветхого Завета.

Понимание второй стадии, связанной с древнеиранскими сказаниями, должно быть получено иным путем.