Глава 2
Глава 2
Согласно сообщению Мф., основной призыв начальной проповеди Иисуса в
Галилее был тождествен призыву, которым Иоанн Креститель ранее, согласно
тому же евангелию, всякий раз открывал очищение водой в Иудейской пустыне.
Вероятно, с этими словами он совершил и очищение Иисуса: "Возвратитесь, ибо
приблизилось царствование Бога". У Марка же, где Креститель не говорит этих
слов, призыв Иисуса, в котором мы вместо требующего и обосновывающего
проповеднического стиля замечаем духовидческий бурлящий ритм, звучит так:
"Исполнилось назначенное время, и приблизилось царствование Бога.
Возвратитесь и верьте в Весть"(7). (В конце тут употреблена та же
глагольно-предложная конструкция, что и в одном стихе из греческого перевода
книги Псалмов)(8). И в обоих этих местах глагол имеет одинаковый смысл -
"доверять", поэтому заключительные слова в этом тексте Мк. можно перевести
так: "Доверяйте Вести!" Некоторые интерпретаторы сомневаются, что к
слушателю было обращено требование верить тому "евангелию", которое здесь же
впервые сообщается ему. Так, Эрих Клостерман замечает: "Вряд ли Иисус мог
так сказать"(9). Однако не следует заходить так далеко, чтобы и сам глагол
рассматривать здесь как вторичный, как часть этого добавления. "Возвратитесь
и доверяйте!" звучит не только вполне подлинно, но еще и придает концовке
стиха своеобразную силу и законченность, которые иначе едва ли были бы
достигнуты. Выходит, что здесь этот глагол тоже употребляется в абсолютном
смысле. А это значит, что проповедник стремится уже не к тому, чтобы
слушатели поверили его словам. Он обращает их внимание на центральное
содержание самой вести: предвечно назначенный час пришел, ибо существующее с
самого начала, но до сих пор скрытое царственное правление Бога над Его
миром приближается к миру, чтобы осуществиться в нем, когда мир примет его.
Чтобы быть в состоянии принять его, возвратись, слушатель, с твоих ложных
путей на путь Бога, вступи с Ним в общение, в котором царит универсальная
возможность, и покорись Его могуществу.
Из трех принципов этой вести: осуществление Царства; возвращение к
Богу; основанное на вере отношение к Нему — первый принцип имеет
историческое и сверхисторическое, космическое и сверхкосмическое измерения.
Второй принцип затрагивает того, к кому обращена весть, т. е. человека из
общины Израиля. В этом человеке обретает конкретную реальность человеческое
начало, к которому обращена весть; и через этого человека второй принцип
затрагивает Израиль как таковой, в котором обретает конкретную реальность
все человечество. Третий принцип касается только личности. Ведь возвращение
к Богу может совершить народ как таковой, оно может произойти в его истории.
Но реальность отношения по природе своей обретает место исключительно в
личностной жизни и нигде больше не может проявиться. Так вот: первый из этих
принципов, касающийся бытия всего сущего, теснейшим образом связан с двумя
другими, которые ограничены собственной жизнью тех, к кому обращена весть.
Царственно правящая миром Дюнамис (Сила), хотя постоянно и непосредственно
действующая, но до сих пор не появлявшаяся, теперь в своем движении с небес
к земле настолько близко склонилась к ней, что род человеческий, что
Израиль, что еврей, к которому обращена весть, могут овладеть этой силой,
возвратившись к Богу всей своей жизнью.
С тех пор как весть об исполнившемся времени (кайрос) была
провозглашена Иоанном Крестителем, "каждый" человек, а значит, всякий
человек, совершающий требуемое возвращение, "усилием входит" в Царство (как
об этом говорит вызывающая многочисленные споры логия Иисуса: Лк. 16:16; ср.
Мф. 11:12)(10),
7 О смысле этой логии см.: Dalman. Die Worte Jesu (1898). S. 84 f.
8 Пс. 106 (105):12.
9 Klostermann Е. Das Markusevangelium. 2. АиП. (1926). S. 14.
1 °Cм. ниже в гл. 9. Я склонен думать, что в обоих местах фрагменты
невосстановимого оригинального текста были спаяны со вторичными по
происхождению элементами разного рода.
"усилием", которое уже затрагивает его сущностную сферу, чтобы Царство
все больше и больше могло становиться земной реальностью. И, однако, это
событие в ходе его свершения отдельный человек — именно как индивидуальность
— может и не замечать, он должен "верить", вернее, доверять. Но это вовсе и
не простое душевное состояние, которое требуется в дополнение к возвращению;
более того, даже самое реши тельное, самое эффективное возвращение еще не
приводит к удовлетворительной человеческой реальности. Для этого требуется
кое-что еще, равно как и возвращение, выходящее за пределы одной только души
и пронизывающее собой всю телесность жизни, — требуется пистис, вернее,
эмуна. Так как настало время исполнения сроков (кайрос), человек,
возвращающийся на путь Бога, вторгается в Дюнамис — правящую миром силу, -
но он остался бы самозванцем, отягощенным силой и негодным для дел Божьих,
если бы как "верующий" не предал себя этой силе. Происходящее в мировых
пределах "возвращение", "тшува"(11), с неизбежностью переданное греческим
переводчиком как "метанойя", как простая "перемена ума", что умалило его
телесную реальность, и непосредственно вытекающая из первоначального
отношения к Божественному "эмуна", доверие, с такой же неизбежностью
превращенная переводчиком в "пистис", "веру" (т. е. в нечто
за-истину-признанное), — требуют и обусловливают друг друга.
Эти три основания вести — наследие религиозности Израиля — и отнесены
здесь к эпохе Иисуса, говорящего об обращении, как ко времени исполнения
сроков, и таким образом соотносятся друг с другом. В книгах, которые позже,
после смерти Иисуса, были названы его последователями "Ветхим Заветом" и в
живом полнозвучии которых вырос Иисус, эти три основания вести сложились из
скудных, но чреватых развитием начал. Владычество Бога как владычество Бога
над Израилем было возвещено снизу, в песне Моисея и Мариам. Синайское же
откровение (Исх. 19:6) было провозглашено свыше(12). Пророчества говорили о
центральном месте, которое ожидаемое владычество Бога над избранным народом
займет в будущем явлении владычества Бога над миром, где царь Израиля как
"Царь народов" (Иер. 10:7) объединит их всех; а творцы псалмов воспевали Его
воцарение как космическое и земное, пребывающее в вечности и грядущее
событие. Призыв возвратиться "к Богу" — постоянное слово на устах
израильского пророка. От этого призыва исходят, даже если он не произносится
во всеуслышание, обещание и проклятье. В полном охвате своего смысла этот
призыв становится известным только тому, кто представляет себе, в каком
соотношении требуемое "возвращение" народа находится к "от-вращению" Бога от
гнева или "обращению" Его к Израилю (связь "возвращения" и "от-вращения"
неоднократно подчеркивается у пророков), но не в таком, в каком следствие
соотносится со своей причиной: это подобно соотносящимся между собой
высказываниям двух собеседников, в разговоре которых и неизмеримо более
слабый партнер сохраняет свой образ свободы. Полностью эта диалогика
раскрывается для нас только тогда, когда в эпоху после катастрофы в
исполненном суровости слове Бога, возвестившем: "Возвратитесь ко Мне, и Я
обращусь к вам" (Зах. 1:3, Мал. 3:7), мы слышим раздававшийся еще до
катастрофы вопль снизу: "Обрати меня, и я вернусь к Тебе" (Иер. 31:18), а
после катастрофы слышим снова звучащий, но уже прояснившийся и просветленный
голос: "Обрати нас к Тебе, Господи, и мы возвратимся" (Плач 5:21). Люди,
замыслившие возвращение "всем своим сердцем и всем своим существом" (1 Цар.
8:48), узнают и признают, что для его совершения им понадобится милость их
Царя. И вот к этим двум началам вести Иисуса — признанию Царства и верности
Царю, достижимой во всецелой преданности Царству, присоединяется как третье
начало эмуна.
Императив "верьте" ("доверяйте") мы находим в Ветхом Завете, в позднем
тексте, в одном из повествований книги Хроник (2 Хрон. 20:20). Иосафат
Иудейский в контексте, весьма сомнительном исторически, держит речь к своему
войску перед битвой, и вот что он говорит: "Доверяйте (haaminu) Господу,
Богу вашему и получите поддержку (teamenu, буквально что-то вроде: "вы
будете стойки"). Этот текст — очень слабое подражание речи Исаии к Ахаву
Иудейскому (Ис. 7:9): "Если вы не доверяете, то останетесь без поддержки". И
здесь тоже, благодаря абсолютному употреблению глагола, ясно обнаруживается
один его глубокий смысловой пласт. Перед нами, в соотношении двух этих
глагольных форм, предстает отнюдь не просто игра слов. Как почти всегда
бывает с древнееврейскими текстами, здесь для слушателя или читателя таким
путем должно нечто открыться и в самом деле открывается ему. Два различных
значения глагола в этой логии сводятся к одному изначальному смыслу — стойко
держаться. Говоря нашим понятийным языком, пророк утверждает, что, только
когда вы стойко придерживаетесь сущностного отношения вашей жизни, у вас
есть действительная стойкость, постоянство. Подлинная устойчивость основ
человеческого бытия зависит от подлинной устойчивости основополагающего
отношения этого человека к силе, творящей его бытие. Этот "экзистенциальный"
характер эмуны в переводе словом "вера" выражается недостаточно полно, хотя
глагол, от которого образовано имя "эмуна", довольно часто означает "верить"
(кому-либо, во что-либо). В дальнейшем нужно принимать во внимание то
обстоятельство, что понятие "эмуна" включает в себя обоюдосвязанные стороны
устойчивости: активную — "верность" и рецептивную — "доверие". Если мы
желаем воздать
11 Следует все-таки заметить, что Ветхий Завет еще не употребляет этого
имени, а только однокоренной глагол; возвращение здесь понимается еще
исключительно как конкретно-актуальное событие.
12 Ср.: Buber. Konigtum Gottes (1956). S. 93 if; он же. Moses (1952).
S. 88 ff, 120 ff.
должное выразившейся здесь подлинной интенции духа еврейского языка, то
нам не следует "доверие", как и "верность", понимать исключительно во
внутреннем, психологическом смысле. Душа человека всецело вовлечена в
состояние "верности", как и в состояние "доверия", но в обоих случаях
решающей становится необходимость превращения душевного состояния в
состояние жизни. И верность и доверие проявляются в реальной сфере отношения
между двумя существами. Только в полной реальности подобного отношения можно
быть как верным, так и доверяющим.
Слова Исаии и Иисуса равным образом не требуют веры "в Бога": этой
верой внимающие и тому и другому обладают как чем-то врожденным, само собой
разумеющимся. Исаия и Иисус требуют осуществления веры в целостности жизни,
а особенно тогда, когда обетование вырывается из самого средоточия
катастрофы и, стало быть, особо указывает на близость Царства Божьего.
Только Исаия смотрит на Царство как на неопределенное еще будущее, Иисус же
— как на настоящее. Поэтому у Исайи три основания его вести разделены на три
момента, которые в его повествовании от первого лица об истоках его
выступления как пророка (гл. 6–8) следуют в тесной связи один за другим: вот
он видит "Царя" (Ис. 6:5), вот он дает своему сыну имя "остаток возвратится"
(подразумевается в 7:3), и вот он призывает неверных наместников Бога к
доверию (7:9). У Иисуса же эти начала его вести слились в ядре его проповеди
в Галилее.