Выпуск № 22. 28 июня 2011 года

Выпуск № 22. 28 июня 2011 года

В конце 1980-х годов я приехал в Баку в составе антикризисной группы, которую сам же и создал, чтобы противопоставить что-то версии событий, которую тогда раскручивали демократы. А также официальной тупой версии, в которой уже не было ничего живого и про которую было ясно, что она создается только для того, чтобы оттенить собою всю «блистательность», всю «тонкость» и «правдивость» лживой демократической версии, или либероидной, как сейчас мы это называем.

Для примера — тогдашний официоз выдавал такие перлы: «Ну, что же вы, два братских христианских народа — армяне и азербайджанцы, — режете друг друга?» На фоне этого официоза все, что говорили представители демократического лагеря, казалось верхом ума, тонкости, четкости, правдивости и так далее. А это была абсолютная ложь.

Мы тогда приехали для того, чтобы все-таки этой умной, коварной лжи противопоставить что-то конкретное и не столь элементарное, как то, что делал официоз. В этом смысле мы давно уже работаем на ниве противостояния существующим демократическим мифам. Тогда эти мифы были невероятно привлекательны. Заглатывались они на раз, приводили людей в состояние безумия… Люди бегали с вытаращенными глазами и требовали немедленного сброса номенклатуры ради того, чтобы замечательные демократы и творцы вот этих вот лживых мифов побыстрее пришли к власти и создали светлое будущее.

Итак, я приехал в Баку, где разворачивались события, совершенно не имеющие никакого отношения ни к официозу, ни к тому, что пропагандировала наша демократическая оппозиция.

Что именно сотворялось?

К примеру, могу вам со всей ответственностью сказать, что когда зверски убивали армян в Сумгаите и, издеваясь над ними, осуществляли некие ритуальные действа, то делали это не азербайджанцы, а делали это вообще люди со стороны — нанятые представители частных международных структур. Мы этих представителей просто знаем по именам. Мы знаем, к каким структурам они принадлежали тогда и к каким структурам они принадлежат теперь. Эти люди убивали армян, подключая к этому делу азербайджанцев. Потом убивали азербайджанцев, подключая к этому делу армян. Потом сталкивали азербайджанцев и армян — и начиналась вот эта управляемая напряженность, при которой с двумя довольно образованными народами, учитывая их непростую совместную историю, играли так, как с племенами, не знаю, зулусов, — как с африканскими племенами.

Мы это все увидели с ходу. Увидели все, что за этим стоит. Картина ужасающая. Но самое ужасающее было другое — то, что не имеющие к этому всему никакого отношения демократоидные, либероидные мифы уже воспринимались как истина в последней инстанции, как нечто самоочевидное, как нечто абсолютно правильное. Они уже управляли сознанием. Все эти вирусы уже вгрызлись в сознание, и толпы бежали в нужном направлении — по направлению к собственному концу, к собственной беде, к собственному предельному неблагополучию, в котором они и оказались впоследствии.

В этот момент мы уже понимали, какова настоящая ситуация, видя ее, что называется, faсe to faсe, вплоть до конкретных лиц и структур. Тогда была полная возможность это делать и действительно понимать все, вплоть до деталей. И находились люди (они найдутся и сейчас, уверяю вас), которые детали этой ситуации излагали с жесткой и сухой конкретностью. Я видел, что происходящее настолько мало имеет отношение и к официозу, и к демократоидной версии, настолько это происходящее безжалостно, настолько преисполнено презрением к любимому мною обществу, что состояние психологически было тяжелейшее.

И вот в этом тяжелейшем состоянии я встретился с одним из блестящих азербайджанских аналитиков, с которым у меня была длинная беседа. Сам он собирался уехать в Израиль, куда уехал уже его брат. Оба они боготворили Сталина. В кабинете у него на стене висел портрет Сталина. Он так никуда и не уехал, умер в Азербайджане. Он очень известный человек с блестящей биографией, военно-морской офицер и один из лучших аналитиков Советского Союза.

И этот человек, вдруг поверив в мою искренность и в мое желание действительно попытаться что-то изменить, отложил в сторону дежурный скептицизм, который тогда уже овладел сердцами всех, кто пытался защитить Советский Союз и понимал, что в Кремле сидят одни предатели, и начал подробно со мной разговаривать — днем, ночью.

Когда я уезжал в Москву — а у него уже было несколько инфарктов, он находился в очень тяжелом физическом состоянии, и не было ясно, увидимся ли мы еще раз, — ему хотелось что-то передать в Москву, в которую он верил, которую любил, которой он служил, ради которой он воевал и которая так безумно, с его точки зрения, как и моей, вела себя в момент этой самой пресловутой перестройки…

И он мне сказал: «Ну, вот я не знаю, почему я верю чему-то, но вот вроде ты настоящий, вроде бы ты не кукла засланная, не засланный казачок; вроде бы ты что-то хотя бы понимаешь… У тебя как-то мозги двигаются. И вроде бы есть искреннее желание что-то изменить. Ну, кто-то же тебя послал?! Ну, вот так ты передай тем, кто тебя послал…» Дальше он остановился, и видно было, что он хочет в одной фразе выразить все то, что сжигает его сердце и мозг. Он сам не знал твердо, что скажет. Потом произнес фразу, оставшуюся в моей памяти навсегда: «Это общество „ням-ням“, которое может зарезать один волк». Он посмотрел на меня и сказал еще раз: «Ты понял? Один волк».

С тех пор эта фраза меня преследует, потому что суть ее заключается в том, что до тех пор, пока общество является обществом «ням-ням», волк найдется.

Волка я видел много раз. И далеко не всегда в овечьей шкуре. Иногда и с оскаленными зубами.

Практически те же люди, которые устроили резню в Сумгаите и разыгрывали этот двухсторонний армяно-азербайджанский конфликт, потом упражнялись на крышах Вильнюса, стреляя по двум сторонам тогдашнего политического конфликта: по прорусской, промосковской оппозиции и антимосковским силам. Они упражнялись в этом.

Это были те же холодные люди. Они не имели отношения ни к русским в Прибалтике, ни к прибалтам, которые хотели изгнания русских. Они находились над этим конфликтом. Их конкретно привез с собой господин Шарп — руководитель института Альберта Эйнштейна, который и был тогда консультантом Ландсбергиса, то есть всей этой литовской оппозиции. Он потом хвастался тем, что является консультантом Ландсбергиса. Он еще только не рассказал пока (может, в конце жизни расскажет), как именно в его движении морального неповиновения, в его таком мягком, теперь бы сказали — оранжевом — мятеже действовали снайперы, привезенные им и его друзьями. Причем отчасти буквально те же снайперы, которые «работали» в других регионах, в том числе и в Закавказье. Это были те же спецгруппы, действовавшие практически теми же методами. Это называется «управляемый конфликт».

Это конкретная, расписанная до инструкций технология.

Теперь я вижу эту же технологию здесь, в Москве. Описать вкратце, как это выглядит?

ВЫЗОВЫ, КОТОРЫЕ МОГУТ ДОБИТЬ СТРАНУ В «РЕКОРДНО КОРОТКИЙ СРОК»

Давайте я объясню вкратце, что такое управляемый конфликт.

Есть две враждующие силы — «Монтекки и Капулетти» это называется в инструкциях. Считается, что Шекспир впервые описал, как это делается, хотя на самом деле Шекспир описал чуть-чуть другое, но идет это всегда под кодовым названием «Монтекки и Капулетти».

Итак, есть две враждующие силы — совершенно неважно, какие. Две банды, например, которые надо стравить. Например, полицейские хотят их стравить по тем или иным причинам. Банды находятся в состоянии вражды. И тогда третья сила — каковой могут быть, повторяю, полицейские или какая-нибудь нефтяная компания, или иностранная разведка, или частные специалисты, нанятые иностранной разведкой (чаще всего бывает именно так; и в Сумгаите, и в других местах было именно так), — убивает члена одной из банд. Причем таким способом, что создается впечатление, что это убили члены другой банды. Банда, член которой убит, взбудораживается, и тогда этой банде (неважно даже, банде или племени какому-нибудь африканскому, или азиатскому племени, или крупному народу) объясняют, что ее героя или ее знаковую фигуру убила другая банда, другой народ, представители другого племени, другая враждующая сторона. И что за этим последуют другие убийства.

Банда мобилизуется, оплакивает убитого и начинает готовиться к сражению.

Вновь подчеркиваю, что это может быть банда, племя, народ — неважно, кто. Идет подготовка, идут заклятья в адрес врага, врагу угрожают, мобилизуют силы на то, чтобы дать отпор. В этот момент третья сила спокойно убивает представителя соседней банды (племени, народа — неважно). И делает это так, что очень похоже на то, что это сделали представители взбудораженной банды, чей знаковый лидер только что пострадал.

Понятно, что происходит дальше?

Другая сторона тоже переходит в состояние возбуждения и мобилизации.

Еще одно убийство со стороны X, потом убийство со стороны Y. Потом, наконец, начинается конфликт.

В этом конфликте силы уничтожают друг друга. Это очень часто делают полицейские, и тогда это действительно — банда на банду. Два племени могут завязать на территории нефтепровода долговременный конфликт. Два народа могут, столкнувшись друг с другом, создать горячую точку. И эта горячая точка может начать процесс отторжения целого региона от страны, которая не может этому противостоять.

Это бывает по-разному. Но это всегда одна и та же схема — «Монтекки и Капулетти». Она известна специалистам. Она подробно описана. Она многократно применялась тогда, когда распадался Советский Союз. Она применяется во всех странах мира. По этому поводу написаны тома как открытых мемуаров (в основном различного рода деятелей спецслужб), так и закрытых инструкций. Все специалисты прекрасно знают, как это происходит.

Теперь я предлагаю, вооружившись пониманием технологии «Монтекки и Капулетти» (это ее кодовое название, повторю еще раз), рассмотреть историю Буданова. Буданов — это одна из знаковых фигур русской античеченской партии, которая является раздражителем для чеченской партии. Почему он знаковая фигура для русской партии? Потому что он уже пострадал от чеченцев и чеченцы обещали его добить. Они ему угрожали неоднократно, они его проклинали. Он для них действительно является реальным раздражителем! На пустом месте управляемые конфликты не создаются. Ищется реальный раздражитель. Дальше этого человека убивают, причем таким образом, чтобы выглядело, что это сделали чеченцы.

А теперь давайте разберемся, что дальше произошло. Ведь не просто убили Буданова, взбудоражив этим русскую партию, которая хоронила своего героя и так далее и проклинала чеченцев. А немедленно после этого определенные средства массовой информации (очень знаковые, очень понятные по своей гнилой сути) начали раскручивать «залепуху» по поводу того, что чеченские следователи рассылают некие бумаги и ищут всех участников контртеррористической операции в Чечне. А этих участников, как вы понимаете, достаточно много, и они достаточно консолидированы как в плане противодействия чеченцам, так и просто между собой по факту участия в этой операции. Как есть афганское братство, так есть и братство русских военных, проводивших контроперацию в Чечне… И всех их якобы разыскивают сейчас чеченцы, для того чтобы, разыскав, опознав место их нахождения, начать их убивать.

Представляете, как сила, которая уже взбудоражена тем, что убили Буданова, начинает мобилизовываться в ответ на подобный мессидж, создаваемый средствами массовой информации?

Но и это не все. После того как создан этот мессидж и участники контртеррористической операции в Чечне начинают мобилизовываться для того, чтобы дать ответ тем, кто хочет их находить и убивать, выясняется, что какой-то один военный уже случайно (как вам нравится это слово — «случайно»?) получил некий документ. Из документа следует, что этого военного разыскивает чеченский следователь, чтобы его в дальнейшем покарать.

Никто не интересуется, а достоверно ли это? А действительно ли существует тот, кто получил подобного рода мессидж от чеченцев? Есть ли этот военный, проживает ли он в том городе, о котором говорят, на указанной улице? Никто это не исследует.

Это свойство подобного рода слухов. Но поскольку данные слухи никто не опровергает, никто не исследует даже сложившуюся информационную коллизию, то слухи начинают приобретать статус правды. «В самом деле, вот Буданова убили, теперь нас, каждого по отдельности, будут убивать. Давайте объединимся и дадим отпор всему этому».

Дальше все это растет, как снежный ком, или разгорается, как пожар в лесу (это точнее), непрерывно подогревается, обрастает деталями. В огонь непрерывно льют масло соответствующее.

Теперь представим себе следующую фазу.

Ситуация уже разогрета, а тут убивают еще одного военного. Причем опять якобы чеченцы. Понятно, что тогда температура возрастет просто скачкообразно. Дальше эта же третья сила имитирует убийство чеченца со стороны русской партии. Во-первых, не так трудно найти отдельного представителя, который на это согласится. Во-вторых, это можно имитировать, как и в случае с Будановым. Это ведь не так важно: подбил кого-то на это или сымитировал это. Чаще всего это имитируют.

Если нужно сделать это профессионально, то это имитируют. В случае с Будановым — его убили так профессионально, что понятно, о чем идет речь. И по многим другим признакам понятно, о чем идет речь. И, честно говоря, я просто знаю, что речь идет именно о действиях этой третьей силы. Знаю вплоть до деталей.

Представим, что дальше процесс будет развиваться в этом же направлении. Вы понимаете, как сильно можно столкнуть в уже достаточно нагретом обществе полярные силы этих «Монтекки» и «Капулетти», и какой огонь займется, и что именно будут варганить те, кто зажег этот огонь. А они будут варганить свое любимое блюдо — шашлык из человечины. Он же отчленение от страны, от России, еще одной части — теперь Северного Кавказа. Это будет вписано вообще во всю ажитацию вокруг кавказского вопроса, это прекрасно в нее впишется.

Действия официоза в этом случае будут вялыми, как они были вялыми в Сумгаите и везде, по многим причинам. Бюрократия, включая силовую, находится в достаточно размагниченном состоянии. Если она чем-то занимается, то отнюдь не национальными интересами, а своими клановыми распрями. Ну и, так сказать, разного рода экономическими лакомствами, а также размышлениями на тему о том, «что день грядущий нам готовит» в политическом смысле, а это очень серьезные размышления.

Значит, она этим делом не занята. Даже если она им займется, она может заниматься им только вяло и официозно. С какого-то момента она будет так скомпрометирована, что даже если она этим и займется, то лучше бы она этого не делала… Так уже было, когда Москва пыталась вмешаться в армяно-азербайджанский конфликт и становилась предметом всеобщей ненависти. Честно говоря, бюрократия уже скомпрометирована именно в этой степени. И тогда огонь этот начнет возгораться, и никто не станет его тушить, если этим не займутся граждане.

Как они должны этим заняться? Как этим могут заниматься гражданские силы? Они должны тщательнейшим образом исследовать каждую ситуацию, так же, как мы исследовали другого рода ситуации в Кузбассе, ознакомив потом общество с деталями и предоставив обществу наш фильм «Комната». Вот так же сейчас надо исследовать ситуацию с Будановым. Исследовать все ее аспекты, почерк убийства, информационную кампанию, которая последовала за этим убийством, этапы развития конфликтности. То, кто и как этой конфликтностью управлял. Нужно внимательнейшим образом всмотреться в детали произошедшего, с тем, чтобы видеть, где мы имеем дело с очевидной дезинформацией. И нужно ответственно, спокойно и доказательно знакомить с этим общество, обезвреживая то, что уже сделано этой третьей силой, и то, что она попытается сделать в ближайшие месяцы. Нужно гасить этот пожар, вырывая спички губительного конфликта из рук поджигателей.

Хватит ли у гражданских сил мужества, компетентности, стойкости, тактичности, чтобы все это правильным образом сделать?

Я прошу задуматься над этим тех, кто обеспокоен защитой территориальной целостности и вошел в этот первый узел нашего проекта, а также всех остальных, кто может помочь нам как с информацией, так и с ее освещением, потому что, согласитесь, дело это очень серьезное. И это только один элемент в некой системе, которая создается для того, чтобы страны больше не было. Для того, чтобы осуществить перестройку-2.

Антикавказские настроения плюс будановская эпопея, плюс масса других эпопей, плюс все то, что происходит сейчас на Северном Кавказе и никого не интересует, а там происходит нечто чудовищное, плюс «десталинизация» и так далее, и так далее. Это все слишком напоминает перестройку.

Убийство Буданова в Москве напоминает то, как работали в Сумгаите и потом в армяно-азербайджанском конфликте. Это очень похожий почерк. И дело не только в том, что почерк похож. Если бы речь шла только о похожести, то, поверьте, я бы не стал гадать на кофейной гуще в столь ответственный момент. У меня есть гораздо более серьезные основания для того, чтобы это утверждать. И все эти основания будут предъявлены обществу. В этом суть гражданской альтернативы.

Но если вызовы именно таковы, а я, разбирая ситуацию с Будановым, просто показал еще на одном элементе происходящего, еще на одном компоненте выстраиваемой системы, каков именно масштаб вызова, то вопрос и в том, каков должен быть масштаб ответа. Не только в том, как именно люди в их нынешнем состоянии должны на это отвечать, но и в том, как именно люди должны выходить из своего нынешнего состояния, переходить в другое состояние и в этом состоянии адекватно отвечать на происходящее. Обсудив на примере убийства Буданова вызовы, я перехожу к обсуждению ответов.

ОТВЕТЫ, С ПОМОЩЬЮ КОТОРЫХ МЫ МОЖЕМ ИЗБЕЖАТЬ НАДВИГАЮЩЕЙСЯ ОКОНЧАТЕЛЬНОЙ КАТАСТРОФЫ

По этому поводу есть известный юмористический сюжет… не знаю — анекдот, притча. Я ее когда-то рассказывал в 2008 году, когда Владимир Путин решил стать национальным лидером партии «Единая Россия».

Зайчикам в лесу стало совсем плохо… Волки их заедают, болезни какие-то, вирусы специальные — вообще жить невозможно. И они решили, что надо что-то делать, и самый мудрый старый заяц сказал: «Пусть посланцы заячьего племени пойдут к филину. Филин мудр, он обязательно скажет, что нам надо делать».

Посланцы — выбранные самые умные и тактичные зайцы — пришли к филину и говорят: «Филин, только ты можешь нас спасти. Скажи, пожалуйста, заячьему племени, что же надо делать, ведь беда-то так велика…»

Филин сказал: «Я знаю твердо, что надо делать. Надо переделаться в ежиков, тогда волки вас не тронут, вирусы перестанут действовать, в лесу тогда найдется пища для ежиков, и, вообще, будет все идеально».

Зайцы восхитились и побежали к своим собратьям рассказывать, что именно надо сделать. Прибегают… Сидят старики, собралось вообще все заячье племя. И рассказывают: «Знаете, филин сказал гениальную вещь — нам надо переделаться в ежиков». Все аплодируют: «Гениально! Фантастически! Правильно! Да, да, нам надо переделаться в ежиков, в ежиков!»

Наконец, самый старший из зайцев говорит: «Скажите, пожалуйста, а филин сказал, как это сделать? Я понимаю, сколь умна и глубока эта мысль. Но он сказал, как это сделать?»

«Да как-то не сказал. Мы его не спросили. Мы так увлеклись…»

«Ну, хорошо. Идите к нему снова. Извинитесь перед ним, побеспокойте еще на 10 минут. Он наверняка расскажет, как переделаться в ежиков».

Те же посланцы приходят к филину, говорят: «Филин, извини, еще раз побеспокоим. Все, что ты сказал, принято на ура. Мы восхищены твоей мудростью, но просто добавь еще вот малость — скажи, как нам в этих ежиков-то из зайчиков переделаться?»

Филин отвечает: «Ну, знаете, я стратег, а это вопросы сугубо тактические, я ими не занимаюсь».

Может показаться, что призывы перестать быть «ням-ням», изменить качество и пр. — это такие вещания пророка-филина по поводу того, что надо переделаться из зайчиков в ежиков, а неизвестно, как. Но на самом-то деле мне кажется, что я достаточно точно понимаю, как. Что я, в отличие от этого филина, готов отвечать на тактические вопросы вплоть до деталей.

И определенные рекомендации по этому поводу дают не только истории, свидетельствующие о том, как человек в критических ситуациях перестраивается фундаментальным образом, меняет все программы своего поведения, как он действительно становится другим, как в нем просыпаются эти возможности, как он начинает вести себя иначе. Есть много книг, которые описывают технологии, направленные на процесс просыпания, как религиозные (скажем, суфийские или иные), так и вполне светские, психологические.

Но есть также художественная литература, есть искусство, которое иногда говорит больше, чем любые инструкции. Есть такой известный американский фильм «Три дня на побег». Суть этого фильма заключается в том, что жену одного американского школьного учителя арестовывают по ложному обвинению и заключают в тюрьму на очень долгий срок. Ясно, что она не выдержит этого срока. Чувствуя, что она или сойдет с ума, или сломается, или умрет, учитель вдруг осознает, как именно он любит свою жену, что он не может без нее жить. У учителя есть маленький сын…

Учитель понимает, что его шансы доказать невиновность жены равны нулю. И начинает готовить побег жены из тюрьмы, из которой никогда никто не сбегал. Это считалось невозможным. Он находит человека, который ему за деньги рассказывает, что нужно делать, как именно себя вести. Он впитывает рекомендации этого человека и начинает их исполнять. Он прорабатывает до деталей некий план, но он понимает при этом, что у него практически нет шансов. И еще он понимает, что он простой школьный учитель, что против него будут работать блестящие специалисты-полицейские, которые начнут загонять его, как зверя, в ловушки. И он не сможет им противостоять.

Но каждый раз, встречаясь с женой, он понимает, как ее любит и что он не сможет жить без нее. Он просто все более и более точно и конкретно понимает, насколько он ее любит. И с каждой новой встречей, с каждым новым приливом остроты и ясности понимания, что без этого жить невозможно, что это нельзя потерять, он становится чуть-чуть другим.

Он до деталей, безжалостно, точно прорабатывает план. И вдруг понимает, что времени осталось совсем немного, что потом жену куда-то переведут, а у него все только наполовину подготовлено. И он осуществляет побег вопреки воле жены, которая вначале боится, кричит, что он сошел с ума, и так далее. Он тянет ее за собой и проходит через все ловушки, которые выставлены очень опытными полицейскими. Он находит в себе силы для того, чтобы обмануть всех этих полицейских. Он невероятно точен, как Джеймс Бонд. Школьный учитель, он ничего этого не знает, но вдруг становится Джеймсом Бондом. И, как Джеймс Бонд, проводит всех полицейских, которые гоняются за ним. Когда же, наконец, шеф полицейских понимает, кто именно их провел и как именно, у него происходит глубокая ломка. Ему хочется, чтобы за спиной у этого школьного учителя кто-нибудь стоял — какие-нибудь могущественные силы или сам Господь Бог. Хоть кто-нибудь… Ему невыносима мысль, что его может обыграть простой школьный учитель, не владеющий никакими профессиональными навыками.

Это происходит очень часто в жизни. Есть матери, которые, осознав, в какой степени болен ребенок и как они его любят, совершают чудеса. И, помимо прочего, становятся блестящими специалистами. Я видел таких матерей не раз. Тут все определяет преобразующая сила любви и способность человека открытыми глазами смотреть на бесконечный ужас происходящего. Открыть глаза вовремя, увидеть весь этот ужас, всю его непристойность, предельность, бесконечность. Это называется «встать на краю бездны». Если в этот момент есть любовь, то найдется и все остальное. Поэтому, как переделываться из зайчиков в ежиков, в общем-то, известно.

По этому поводу есть еще разного рода рекомендации, которые можно почерпнуть из открытой литературы, в том числе из песенного фольклора. Я не очень люблю «Наутилус Помпилиус» и никоим образом не являюсь поклонником этой группы, но я все время вспоминаю один из текстов:

С причала рыбачил апостол Андрей,

А Спаситель ходил по воде.

И Андрей доставал из воды пескарей,

А Спаситель — погибших людей.

И Андрей закричал: «Я покину причал,

Если ты мне откроешь секрет!»

(Того, как переделываться из зайчиков в ежиков. — С.К.)

И Спаситель ответил: «Спокойно, Андрей!

Никакого секрета здесь нет.

Видишь там, на горе, возвышается крест:

Под ним десяток солдат. Повиси-ка на нем.

А когда надоест, возвращайся назад,

Гулять по воде, гулять по воде, гулять по воде со мной…»

Есть масса людей, которые за всем хотят видеть секреты. Вот как это — нет секрета? Секрет обязательно есть… пока не будет этого секрета, мы с места не сдвинемся!

Но никогда не понятно, действительно ли люди верят в то, что за каждым сюжетом подобного типа, в том числе и за тем, который не без умной иронии описан в песне группы «Наутилус Помпилиус», стоят какие-то секреты. Есть книги, в которых секреты данной ситуации тоже описываются, как «Священная загадка», и пр. Есть такая конспирологическая туфта на данную тему.

Верят ли люди, которые ищут секретов, в то, что за каждым сюжетом мировой истории стоит секрет, то есть что на все исторические свершения всегда назначают: Ленина — немцы или англичане, Наполеона — масоны? Всех — назначают. Что такая жизнь. Верят ли они в это действительно или ищут в этом себе оправдание за бездействие? Потому что все время возникает такое ощущение, что если я маленький человек, что если за мной не стоят силы, то и «чё ловить-то, ловить нечего». А все, кто пытается со мной разговаривать и убеждать, что я что-то могу, это тоже ставленники каких-нибудь сил. Ловцы, которые ручками машут, машут, а потом в нужный момент все это упакуют и куда-нибудь переведут или сольют.

Пагубность данного очень популярного мировоззрения (а это очень популярное мировоззрение: конспирология сейчас — одна из самых популярных теорий; теория заговора, как говорят в таких случаях, цветет и пахнет) состоит в том, что оно почти правильное. И, опять же, как в тех ситуациях, которые я вам описывал, была тупая версия официоза — и лживая версия, кажущаяся убедительной. Так вот, как в тех случаях, о которых я говорил перед этим, так и в данном случае беда-то заключается в том, что конспирологической версии противостоит официальная версия, согласно которой заговоров вообще нет, все, кто о них говорит, идиоты, параноики и все прочее.

В связи с этим тоже расскажу анекдот.

Стоит стадо коров. И одна из коров говорит другой: «Знаешь, у меня какие-то странные подозрения. Мне кажется, что люди нами питаются. Сначала они доят наше молоко, а потом, когда они все выдоят, они забивают нас на мясо». Товарка ей отвечает: «Слушай, молчи, не смей никому об этом рассказывать. Это же конспирологическая теория! Тебя засмеют».

Я вспоминаю еще тексты последнего времени, в которых справедливо говорится, что конспирологической теорией сейчас называют все, что не отвечает официальной версии американской пропаганды. Американская пропаганда, да и пропаганда вообще, настолько тупая, что люди тянутся к конспирологическим теориям. Тянутся потому, что там больше правды. Там действительно больше правды. И в мире есть огромное количество заговоров и огромное количество сил, которые манипулируют очень, и очень, и очень многим. Все это вместе называется «игра элит». Игры элит.

Так вот, в мире этого очень много. И когда люди понимают, что этого очень много, они и начинают верить в конспирологию. А разница между конспирологией и правдой состоит в том, что этого очень много, но к этому все не сводится, а конспирология говорит, что к этому сводится все.

Как только вы попадаете в ловушку, согласно которой к этому сводится все, вы уже никогда не превратитесь из зайчика в ежика. Вы уже никогда не станете альтернативой тому «ням-ням», которое уже погубило однажды страну и которое готовится погубить страну в очередной раз. Вы никогда не станете альтернативой тому, о чем писал Бертольд Брехт:

Шагают бараны в ряд,

Бьют в барабаны, —

Кожу для них дают

Сами бараны.

А вы должны стать этой альтернативой. Почему этому мешает конспирологическая теория, которая, подчеркиваю, чуть-чуть преувеличивает наличествующее, чуть-чуть искажает наличествующее, но в любом случае является гораздо более правдоподобной, чем тупой официоз: американский, общемировой, наш отечественный — понимаете? В конспирологии больше правды, но тем ядовитее ложь. И это вопрос, который надо обсудить с теоретической точки зрения, — о чем здесь идет речь?

Здесь речь идет о двух категориях: история и игра. Вот та самая игра элит, упрощенным, профанным вариантом исследования которой является конспирология. Конспирология не лжет напрямую — она утрирует, извращает, упрощает и затягивает в свою ловушку. Добро бы только в ловушку интеллектуальную — вы теряете след, реальный след происходящего. Вместо него появляются совсем не те следы, и вас уводят в сторону. Но это еще и ловушка моральная, экзистенциальная и так далее. Вот это — игра.

Существует ли игра элит, искаженным, лубочным описанием которой является конспирология? Да, она существует. Она есть, и она имеет огромное значение. Но, кроме нее, есть история. А героем истории является маленький человек, человек из народа, который вдруг перестает быть «ням-ням». Который сам себя в отчаянных ситуациях переделывает из зайчика в ежика. Который открывает глаза, встает на край бездны, чувствует бесконечную любовь к тому, что у него хотят отнять, и побеждает вместе с другими.

Вот это и есть история. История — это когда новой великой мечтой, новым великим идеалом воспламеняется большое количество людей, которое начинает это воплощать и движет человечество вперед. Как только это движение начинается, к этому движению примазывается все что угодно и, прежде всего, та же самая элитная игра. Но, пока горит великий огонь истории, игра не может господствовать. Она может подстраиваться, греться у огня, жарить на нем свои вонючие шашлычки, ухмыляться, сжигать в огне великих людей. Но она не может оседлать окончательно человечество, превратив его в послушный скот, в это «ням-ням» навсегда. В этом суть истории.

Порой огонь этот остывает. В последний раз он, конечно, всерьез зажегся в ходе Великой Октябрьской социалистической революции, когда русский народ, все народы империи, действительно воспламенившись, двинули человечество вперед.

Иногда, чтобы погасить этот огонь, используют его альтернативу. «Весна-красна», — поется в песнях, но есть еще «черная весна» («black spring»). Вот такой черной весной был фашизм, с помощью которого хотели погасить огонь навсегда. Но оказалось, что с помощью фашизма огонь, по крайней мере на нашей территории, погасить не удается. И тогда изобрели другое: вот это самое «онямнямывание», «озайчикование», этот консьюмериат общества потребления, дешевых соблазнов, мещанства, атомизацию, войну всех против всех — все эти блюда предложили в виде великого счастья. На них польстились, и сейчас мы пожинаем плоды.

Значит ли это, что история закончилась совсем? Известный американский политолог и философ Фрэнсис Фукуяма написал давным-давно, лет двадцать назад, статью «Конец истории», в которой никакого особенного содержания не было, но она очень увлекла всех, потому что всем хотелось этого конца истории. Потому что конец истории — это и есть начало игры.

У Гессе есть такой роман «Игра в бисер». Когда кончается история, начинается игра, игра элит. И нет ничего, кроме этой игры. Не так давно еще казалось, что игра и будет нашим всем, ибо народ уснул или оказался онямнямлен окончательно. Но это была иллюзия.

Страшный удар, нанесенный по Идеальному народа, по его внутренней истории, тому, что Мигель де Унамуно называл интраисторией, по его ядру культуры, которое так хотелось раздробить господину Ракитову, одному из советников Ельцина, и всем, кто стоял за господином Ракитовым, — этот страшный удар не смог уничтожить наш народ до конца.

Совершены определенные преступные действия, налицо определенные повреждения, иногда очень глубокие, но окончательного уничтожения не произошло. Это вызывает страшную ярость. Поэтому, в частности, поднимается новая волна ненависти и новое желание уничтожить все окончательно.

Конспирология есть страшная ловушка, согласно которой ничего, кроме игры, нет вообще, есть только игра. Значит, нет маленького человека как героя истории. Нет у него никакого шанса стать чем-либо, кроме «ням-ням». Его просто нет. И достаточно внушить ему, что его нет, вообще нет…

В моем театре шел когда-то спектакль «Воспитание по доктору Споку» (сценарий был написан по одноименному произведению Василия Белова). Герою этого спектакля все время говорили: «Побольше юмора, старик, будь спок», — то есть будь зайчиком. Постепенно он спивается и по любому поводу хочет юморить. Так вот, там в какой-то момент вспоминается ранняя история этого человека. Эта история состоит в том, что он мальчиком-детдомовцем пытался получить на себя какие-то документы в каком-то ведомстве… Перед ним — страшная тетка, он плачет, просит документы, а тетка ищет все по каким-то ящикам, потом поворачивается, как Баба-Яга, и говорит ему: «Нигде тебя нет».

И он как-то запоминает, что его просто нет. Ему раз и навсегда внушают: «Ты маленький, и ты никогда не будешь другим. Ты зайчик, и ты никогда не станешь ежиком, ты „ням-ням“, и это навсегда, это forever. Ничего другого быть не может».

К сожалению, приходится констатировать, что вызовы, стоящие перед нашей страной, столь велики на сегодня, а желание ее добить столь неистово и носит столь изощренный характер, что нет другого выхода, кроме как технологизировать все, что касается превращения из зайчиков в ежиков, из «ням-ням» в нечто противоположное. Это надо технологизировать. Нельзя быть филином и не говорить, как именно это делается: «Это тактика, а я стратег, и меня это не касается». Нет, нет и нет! Только тактика здесь и важна. То, как это делается, намного важнее констатации того, что это надо делать. Но ведь и констатация необходима.

Технология-то и заключается в том, что ты вдруг понимаешь, что нет альтернатив этому. Что так надо. Что это твой жизненный путь, это твоя судьба и что это хорошо.

В связи с тем, что мы начали уже конкретную политическую борьбу с противниками, весьма опасными и ставящими перед собой весьма масштабные политические цели, мы удостоились захаживания на наш сайт и вполне грязнотехнологических структур с очень ясными адресатами. Уже очень ясно, кто это.

В частности, все время говорится: «Кто стоит за спиной Кургиняна, чей он проект?» И так далее, и тому подобное. Конспирация… А что это за конспирация? Какие силы, какие могущественные структуры? «Ну, ведь вы же все понимаете, что иначе не бывает». Это, например, обсуждается в связи с программой «Суд времени».

Так вот, программа «Суд времени», замысленная определенными тележурналистами, достаточно крупными, была мне предложена в таком формате, что, если бы этот формат был принят, никто бы ничего не обсуждал. Была бы очередная потеха, и ничего больше. Я воспротивился, у журналистов хватило ума вступить в диалог. Они сами были высокопрофессиональны и могли предлагать что-то новое. В результате, в ходе этого диалога, родилась качественно другая передача. Возникли структуры, серии, был скорректирован состав участников. Поэтому смешно и противно слушать о том, что это было «придумано, запущено». Уж моим ли коллегам, которые в этом во всем участвовали и преобразовывали эту передачу из одного формата в другой, этого не знать.

Далее, это нужно было все выдержать. Нужно было, чтобы люди, находящиеся рядом с тобой, освоили для себя фактически новую профессию — полемику по ключевым конкретным вопросам истории. Нужно было выдержать это самому и так далее. Нужно было что-то сделать.

Начните что-то делать. Конкретно. Шаг за шагом. И постепенно заячья природа превратится в природу ежика. Если, конечно, эти действия будут носить характер тотальной жертвы на алтарь великого дела. Будут, будут эти преобразования. А когда они будут — вам начнет что-то удаваться, то пошляки и идиоты будут рассуждать о том, какие за вами стоят силы и как эти силы к чему-нибудь пристраиваются.

Что является первым шагом на этом пути? — отказ от тех форм жизни, которые неизбежно делают тебя «ням-ням», которые засасывают тебя, как болото, которые заворачивают тебя в какие-то определенные нисходящие воронки. Вот ты чувствуешь уже, что если поживешь так еще пару — тройку лет, то потом тебе и не будет никуда хотеться. Потом ты будешь всем говорить: «Ну и что, что я зайчик? Зайчик — это самое лучшее существо на свете. Ну, съедят и съедят, в конце концов. Не надо меня пугать. Это все торговля страхом. Бизнес на катастрофе. Все мы рано или поздно умрем. Уж побегаю как следует, повиляю хвостиком».

У каждого человека есть период, когда его еще не засосало. Когда он понимает, что еще может из зайчика стать ежиком, когда он понимает, что может выйти из «ням-ням», что может начать этот свой, как говорят в исламе, джихад (там говорят, что джихад внешний, джихад меча, малый джихад — это только часть большого джихада — джихада духа). Вот человек еще готов к этому. Он еще понимает, что в нем что-то есть такое, что требует реализации и отказ от чего есть капитуляция. Что после капитуляции жизни не будет. Счастья не будет. Будет удовольствие. А это разные вещи.

Счастье — это одно. Радость великая, которая существует, когда ты движешься к тому, что является твоим же идеальным, — это одно. А удовольствие — это другое. Когда потеряна эта радость, это счастье, то потом начнут срывать цветы удовольствий, запутываться, особенно если люди к чему-то большему предназначены судьбой. И окончательно скурвятся, будут смотреть на других и говорить, что они все чей-нибудь проект, у них за спиной кто-то стоит. Злопыхать, поплевывать, похихикивать. Достоевский это очень хорошо описал в «Записках из подполья», в «Бобке», в других произведениях. Почитайте, что происходит с теми, кто сначала сам себя предает, а потом смотрит на других и фыркает. Очень жалкая, стыдная роль.

У меня у самого была в жизни развилка, когда я был режиссером самодеятельного театра и уже заканчивал МГРИ. Мне было понятно, как дальше будет разворачиваться моя жизнь: как я защищаюсь, что дальше со мной происходит… Было понятно, что находящиеся рядом со мной люди тоже пойдут каждый по своей дороге, которая задана им выбранными константами профессии… Как-то после одного из спектаклей мы пошли в парк. Друзья мои завалились на травку, а я сел сбоку на скамейку. И вдруг с ослепительной ясностью увидел, во что именно превратятся эти друзья через 10 лет и во что превращусь я сам.

Мне это «ням-ням» стало ясно вдруг, сразу. Я испытал глубокое отвращение, а затем довольно быстро явлено мне было и нечто другое: как в этом самодеятельном театре пренебрегают всем, что касается работы, творчества, как это приносится в угоду вечеринкам, жизненным удовольствиям. Когда мне это было явлено, я разогнал свой самодеятельный театр. И предложил тем, кто готов идти за мной, создать нечто другое, невозможное тогда в Москве, немыслимое — паратеатр, профессиональный, да еще который будет влиять на идеологию. Шансов на это было ровно 0,0% и даже 0,00 и даже, наверное, 0,000.

Но нашлось несколько людей, которые в это поверили, пошли до конца. Они и сейчас рядом со мной. Их четверо. Это было в конце 70-х годов. Если я являюсь чьим-то проектом, то я являюсь проектом этих людей, а также моих учителей, моих родителей и той публики, которая пришла в мой театр в поисках смыслов, в поисках истины, в поисках желания не быть «ням-ням». Не было бы всего этого — не было бы ничего. Это и есть микроистория.

Каждый, наверное, из вас попадал когда-нибудь в такие ситуации и знает их по себе. Просто сейчас их очень важно осмыслить. Каждому свои. Свои ключевые события, свою ключевую драму этого типа. Самим.

Кто только не пристраивался, не хотел погреть себе руки на волнах этого успеха, сыграть в свою игру… Где эти люди? Как сказал герой Киплинга: «В чем могли, они подражали, но им мыслей моих не украсть — Я их всех позади оставил потеть и списывать всласть».

Любая история складывается из микроисторий. Нельзя, чтобы потух великий огонь — тот самый, про который так гениально сказал Фет:

Не жизни жаль с томительным дыханьем,

Что жизнь и смерть? А жаль того огня,

Что просиял над целым мирозданьем,

И в ночь идет, и плачет, уходя.

Этот огонь не должен плакать, уходя. Это и есть главная задача человечества — не превратиться окончательно в «ням-ням», не позволить игрокам расчленить род человеческий на некие разновидности. И не позволить этим элитным негодяям установить на земле порядок, по отношению к которому и проект «Великий инквизитор», описанный Достоевским в романе «Братья Карамазовы» (где Иван Карамазов рассказывает об этом брату Алексею), и гитлеровский проект окажутся просто небольшими гуманистическими эскизами, потому что все это померкнет перед тем, что будет создано.

Вот этого позволить нельзя.

У нас здесь огромная роль. А главное, что первыми, кого уничтожат, сотрут в порошок, превратят в рабов, в слизь, в обитателей ада, будут русские. Это начнется здесь. Это главный плацдарм. Здесь попробуют совершить это окончательное уничтожение человека. С этой точки процесс начнет разворачиваться по земному шару. Я мог бы много рассказать о том, что эта точка действительно является таковой, и не только в геополитическом, но и в ином, метафизическом, историософском плане. Но об этом хотелось бы чуть позже. В следующей серии передач.

Здесь же важны две вещи: вызовы и ответы. Вызовы носят абсолютно конкретный характер. А люди не хотят этого понимать и, когда им на это указывают, обижаются. Вот обижаются националисты: как можно так разговаривать с нашими авторитетами… А как сейчас разговаривать-то, ребята? Чего вы обижаетесь? Не надо обижаться. Ситуация слишком серьезная.

Давайте с вами порассуждаем, как именно разваливают любые большие государства.

Вот есть государство, называется империя. Тут надо уточнять, какая империя. Потому что империя Британская построена по принципу острова и колоний. А империи типа Австро-Венгерской, или Османской, или Российской, или Советского Союза, или Китайской, да и Индийской (что бы ни говорила нам о себе Индия, она ведь тоже империя) — такие империи строятся по другому принципу. Там всегда общежитие (общая жизнь): есть компромисс очень многих племен, народов, этносов. Не будем сейчас даже углубляться в то, как именно называются эти монады, из которых собирается большое целое.

Вот Австро-Венгерская империя. Она собиралась определенным образом. Или Османская, или Российская. Каковы основные черты подобного устройства государств? У них всегда есть некое ядро — народ-держатель. И периферия — это народы, интегрированные, как планеты, в его орбиту.

Это напоминает всегда планетарную систему с неким солнцем. Османская империя — это империя с турецким ядром. Между прочим, это очень оспаривалось арабами и многими другими. Российская империя — это империя с русским ядром. Или Австро-Венгерская империя — империя, по большому счету, с немецким ядром, австрийским. Ее же назвали Австро-Венгерской: она постепенно была построена на компромиссе Австрии и Венгрии.

Между ядром и перифериями (или периферией) строятся сложные отношения, более или менее гармоничные, более или менее равноправные. Да, речь идет о единстве и о каких-то правах, которыми наделяются слагаемые. И всегда есть некое солнце, которое согревает этот мир, и есть планеты… Идет жизнь.

Что нужно, чтобы убить подобного рода государство? И что постоянно разбирается в теориях, связанных с подобным убийством?

Надо, во-первых, зажечь сепаратизм окраин. Неважно — кавказских, азиатских, украинских (У-край-на), прибалтийских… Но если только поджечь окраины, начинать по краям эту империю поджигать, бунтовать малые народы (можно разбудить чувство, что они находятся под игом большого народа), то этого недостаточно, потому что большой народ — вот это ядро — подавит подобный сепаратизм окраин и не даст развалиться. Обязательно нужно заслать вирус в ядро.

Что такое вирус? Вирус — это такое тело, которое обманывает иммунитет. Оно сторожу, стоящему на воротах этого иммунитета, говорит: «Да ты что, я же не враг, я же свой, я настоящий». И сторож пропускает вирус в ядро. После чего вирус расправляется с ядром, как повар с картошкой.

Нужно обязательно одновременно с поджиганием окраин (возьмем для примера чеченскую) поджечь и ядро: запустить в ядро вирус, заставить это ядро выполнять ту программу, которая содействует распаду. Вот такой вирус уменьшительного национализма, псевдонационализма, управляемого национализма бесценен для противника. И противник столетиями тренировался в том, как создавать такие вирусы.

Когда ты говоришь вирусам, что они вирусы, они очень обижаются. Но ведь все так просто: нужно пройти тест на невирусный характер, и все.

Можно негодовать сегодня по поводу неравноправного положения русских в микроимперии, которой является Российская Федерация. Можно и должно негодовать по этому поводу. Да, по очень многим параметрам русские являются весьма и весьма фрустрированным народом и имеют все основания для того, чтобы предъявлять по этому поводу счет. Говорим ли мы, что люди, которые предъявляют этот счет, — это негодяи, посягатели на национальное равноправие? Нет, мы этого не говорим.