Информационно-политическая технология
Информационно-политическая технология
Самой главной приметой оранжевой революции следует признать резонансный характер ее механизмов. Нам представляется это верным объяснением, поскольку реальных экономических причин для такого развития событий не было. Если в Грузии объективно было экономическое ухудшение, то столь же объективно следует признать, что в Украине наступило экономическое улучшение. В таком случае речь может идти о нарушенных ожиданиях, состоящих в медленном варианте улучшений. Эти ожидания, вероятно, можно сознательно активировать, поскольку так происходило не раз. Вспомним, что одно из первых реальных голосований на территории Украины проходило под влиянием прогноза «Дойче банка» по поводу наилучших стартовых экономических условий Украины.
Резонанс возникает, когда, например, факты подтверждают слухи, которые давно ходили в обществе. Например, на слухи о коррупции накладывается арест имущества какого-нибудь министра. Такой факт облетит все население очень быстро. Резонанс демонстрирует тот феномен, что малое событие может разрушить большую систему, если это оно резонирует со структурой системы, ее потенциальными дефектными состояниями.
В случае оранжевой революции резонанс как способ разрушения системы должен лежать в несоответствии определенных действий системным представлениям, за счет чего может произойти разовое разрушение системы. Резонанс можно увидеть в том, что оппозиция «разбудила» нереализованные желания 1991 года. Действительно, многие участники митинга повторяли, что это было так, как тогда, когда все выходили на бесконечное количество митингов периода перестройки.
Возникает потребность определения конкретных лозунгов, которые вели к тем мотивациям, которые могли активировать массовое сознание. Мы предлагаем разграничить поверхностные и глубинные мотивации и соответствующие лозунги. Набор лозунгов может предстать в следующем виде:
• свобода, социальные изменения;
• экономическое улучшение;
• против фальсификации выборов, против преступного режима.
Следует также подчеркнуть, что более действенными, следовательно, тяготеющими к поверхностному использованию являются лозунги «против», по этой причине лозунги «за» уходят в число более глубинных. Итак, лозунги «против» – это против фальсификации выборов, против преступного режима, лозунги «за»– это за свободу, социальные изменения, экономические улучшения.
По отношению ко всем бархатным революциям, включая и оранжевую, возникает закономерный вопрос: являются ли они революциями. Проблема состоит в том, что сегодня нет нужды выводить всех на площади, достаточно транслировать эту картинку на экране телевизора, чем создается соответствующий эффект присутствия. Компонент «народ» в бархатных революциях трансформировался в компонент «телезритель».
Если в революцию 1917 года победа должна была быть достигнута в физическом пространстве, за чем последовали информационные и когнитивные изменения, то бархатные революции идут по другой модели: сначала информационное пространство, затем когнитивное и лишь затем физическое (см. рис. 28).
Рис. 28. Структура достижения победы
Собственно говоря, это модель любой избирательной технологии, которая сначала убеждает, потом подводит к конкретному физическому действию – голосованию. Это вариант политической войны, а не собственно революции.
«Дракон» Евгения Шварца, который в виде фильма «Убить дракона» активно транслировался в этот период оппозиционными телеканалами, все же мог дать только очень косвенный результат, поскольку аналогии, лежащие в основе, являются слишком условными. Для уличной борьбы нужен театральный плакат, а не акварельный рисунок. Но все равно это было попыткой подвести ситуацию под вполне конкретное метаправило.
Визуальная картинка была сделана для внутреннего и внешнего глаза. Внутренний работал на создание объединения в единую силу тех, кто находился за пределами Майдана, внешний работал на создание внешнего прессинга. По этой причине толпа жестко удерживалась от каких бы то ни было насильственных действий. В этом плане интересно наблюдение над явлением, как его обозначил автор, «показной цивилизованности»: «Одни из лучших его проявлений – армянские и грузинские митинги и «революции». Казалось бы, эмоциональный, недисциплинированный, горячий в повседневной жизни армянский или грузинский парень, превращаясь в митинговую или революционную толпу, должен быть вдвойне подвержен эмоциям. Ан нет. И одна из причин в том, что армянин или грузин, которому всегда кажется, что «весь мир следит за ним», воспринимает свой митинг как очередной месседж, невербальное послание в «большой мир». Грузинская революция – прекрасный пример. Никто не будет бить витрины, поджигать и переворачивать автомобили и прочее. Не потому, что «мИ» такие «хАрошие», а по другим причинам, в том числе по той, что в такие моменты для «нас» намного важнее «казаться», а не «быть». «Мы» пишем коллективное невербальное письмо» [20]. Это снова внешнее поведенческое и визуальное требование. Подобно тому, как все научились показывать знак победы двумя поднятыми кверху пальцами, что опять-таки стало чисто визуальным знаком, привнесенным из другой культуры.
Интересно замечание Ярослав Лесюка, что теплые тона оранжевого цвета не могли полностью раскрыться в июле во время выдвижения, свой максимальный позитивный эффект они раскрыли зимой на Майдане [21]. Оранжевый цвет был действительно находкой этой кампании, поскольку позволял понять, какое большое число людей находится на этой стороне. В этой же роли выступили и массовые акции протеста. Как пишут аналитики: «Украинский народ постепенно привыкал к мысли, что выйти» [10].
Вспомнили также PR-опыт Ленина и Октябрьской революции в виде красных бантов и сделали кампанию «Оранжевая лента», чтобы показать, что нас много, что есть чувство локтя, братство незнакомых людей [11]. В результате возникает свой собственный вариант символизации, не сводимый к чужим вариантам.
Оранжевая революция также закрепила свой вариант когнитивного взрыва, разрушившего прошлые идентичности. Хотя подобные попытки несколько раз предпринимались и до этого, именно в этот период окончательно закрепилась новая идентичность, оттеснившая старые представления на периферию.
Можно представить три этапа введения разрушающих прошлую систематику сообщений:
• введение неоднозначных сообщений;
• введение противоречащих системе сообщений;
• введение новых сообщений.
Соответственно происходит разрушение прошлой системы ценностей и построение новой, которая затем обязательно закрепляется. В переходный период будут люди, владеющие двумя системами, затем старая постепенно станет уходить в сторону.
Закрепление нового набора ценностей происходит тем же способом, что и имело место в случае прошлых ценностей:
• создание своего канонического набора (например, Ющенко – наш президент);
• выделение своих «жрецов», отвечающих за правильность / неправильность высказываний;
• популяризация своего набора в массовом сознании;
• закрепление своего набора в массовом сознании.
Одним из методов популяризации и закрепления является «запуск» этой систематики в массовую культуру, когда возникает сообщение с тем же содержанием, но выданное в иной форме – например, Майдан породил песенные варианты своей идеологии. То есть виды популяризации при сохранении канонического текста таковы:
• смена говорящих;
• смена формы при переходе в массовую культуру (песню, политический театр и так далее);
• смена слушающих;
• смена пространства: захват физического пространства в виде блокировки зданий;
• смена коммуникаций: вербальная в визуальную (оранжевый цвет).
Это позитивные трансформации, но одновременно идут негативные трансформации действительности, которые оперируют с негативными стимулами:
• блокировка чужих источников информирования (информационная и физическая);
• тиражирование своих сообщений с запретом на тиражирование чужих;
• вытеснение чужих авторитетов;
• создание карикатурного образа чужой действительности;
• разрушение чужих систем коммуникации и принятия решений;
• перевод на свою сторону колеблющихся;
• введение остракизма по отношению к главным символическим фигурам прошлой системы.
Ситуация когнитивного взрыва не дает возможности адекватно интерпретировать действительность, поскольку произошли два существенных изменения:
• трансформировалась действительность;
• трансформировался инструментарий по ее интерпретации.
По сути, в ситуации оранжевой революции имели место два типа основных потоков, направленных на массовое сознание:
• интенсивный информационный поток, который поставлял события и их интерпретации;
• интенсивный психологический поток, если можно воспользоваться таким обозначением, задачей которого стала активация массового сознания с помощью подключения его к точке зрения, объявленной победившей.
Вернемся еще раз именно к психологическому контексту, что будет более точным словом. Здесь ставились две задачи:
• разбудить социальную активность, доведя значимость Майдана до максимума, по аналогии с выборами, где подчеркивается важность голоса, здесь подчеркивалась важность присутствия на Майдане;
• блокировать противника, что особенно удалось на Западной Украине: если в Киеве выход с бело-голубой символикой был как бы неприличен, то на Западной Украине просто невозможен.
Информационный поток реализовывался в газетах, листовках, стикерах. Новым для коммуникации можно считать захват физического пространства (палатки на Крешатике, блокирование административных зданий), что также действовало коммуникативно, создавая ощущение досрочно достигнутой победы. Это одновременно с массовостью моделировало именно наличие революции.
Возникла своя информационная аксиоматика Майдана, когда два кандидата были полностью заданы только позитивными или только негативными характеристиками:
• народный президент – антинародный кандидат;
• моральная сторона – хозяйственная сторона;
• власть – бандиты.
Из подобного «словаря» можно было построить только заранее планируемый тип текста. В результате из Януковича получился «оппозиционный» кандидат, который никак не сочетался с будущей властью. Информационное пространство предопределило пространство политическое.
Массовое сознание требует четких признаков нужного варианта сигналов, поэтому был продемонстрирован ряд понятных вариантов управления ситуацией новыми силами, что выразилось в следующем:
• демонстрация своей легитимности и нелегитимности власти;
• демонстрация своей силы и бессилия власти;
• демонстрация своей поддержки населением и отсутствие такой поддержки у власти;
• демонстрация информационной поддержки: все СМИ постепенно перешли на сторону оппозиции;
• демонстрация международной поддержки.
Получали развитие две параллельные линии: избирательная и революционная, причем революционная могла идти то в виде фона, то становилась основной. На третьем туре выборов они стали одновременно основными:
• этап первый (до начала выборов) – избирательное доминирование, революционный фон;
• этап второй (после второго тура выборов) – революционное доминирование, избирательный фон;
• этап третий (переголосование второго тура) – революционное доминирование, избирательное доминирование.
Захват внимания происходил на нескольких уровнях, среди которых наиболее важными были следующие:
• захват телевизионных потоков;
• захват внимания международных игроков.
Это удалось сделать за счет преобразования Майдана в отдельного политического игрока. Майдан стал наглядной демонстрацией протестных отношений в обществе, из которого можно было делать как телевизионную картинку, так порождать процессы легитимизации своих действий, так осуществлять попытки управления с помощью силы.
Оранжевая революция реализовала новый вид управления – управление с помощью ультиматумов, когда требования на данный момент легитимной власти выдвигает на данный момент нелегитимная власть. В ультиматуме содержится, как правило, требование кардинальной смены ситуации, для принуждения к выполнению которой требуется демонстрация силы. Отсюда захваты и блокирование административных зданий и улиц, митинги и демонстрации. Сила для действенности ультиматума обязательно должна быть продемонстрирована. Демонстрация протекает в рамках физического и информационного пространств.
Управление ультиматумами становится возможным только после завоевания своей собственной легитимности, поскольку в противном случае требования будут отвергнуты. Легитимность же завоевывается не за один день.
Можно выделить следующие типы порождения легитимности:
• легитимность освещением: чем положительнее освещение, чем безальтернативнее оно проводится, тем создается большая легитимность, что достигается захватом физического пространства;
• легитимность действием: чем больше действий оказываются разрешенными в физическом пространстве, тем большая легитимность присутствует, поскольку при этом совершается переход от объекта контроля к субъекту контроля;
• легитимность «когнитивного взрыва»: определенный «когнитивный взрыв», под которым мы будем понимать смешение норм, правил и запретов, вносит сумятицу в когнитивную картину мира, если не разрешая, то уже не столь остро отрицая то, что было до этого запрещено;
• легитимность, создаваемая обвинением оппонента: оппонент, как правило, заранее вплетен в нарратив революции, поэтому его неправильные действия служат оправданием нарушения системности поведения, а оправданное поведение уже заранее объявляется верным;
• легитимность, создаваемая дискредитацией институций: если первый вид разрушения направлен на личности, то здесь он направлен на имеющиеся институции, если они неверны, то неадекватно и поведение, которое они инсталлируют.
Революция движется по пути нарастания, которое делает неотвратимым планируемый результат. Этого необходимо достичь с помощью выполнения следующих двух задач:
• расширение своего пространства;
• сужение чужого пространства.
Причем речь идет не просто о захвате: речь идет об установлении контроля чужого пространства, поскольку свое контролируется по определению.
В случае оранжевой революции под вариант контроля физического пространства можно отнести следующее:
• блокировка административных зданий;
• установление палаток на Крешатике;
• проведение непрекрашаюшегося митинга на Майдане Незалежности.
Контроль информационного пространства состоял в переходе от провластной к прореволюционной позиции в один момент всех каналов ТВ от ситуации, когда на таких позициях стоял только один «Пятый канал».
Контроль когнитивного пространства становился результатом контроля физического пространства (например, множество оранжевого цвета как сигнал всеобщности) или пространства информационного. Все это становилось прямым и косвенным сигналом доминирования новой силы.
Образовывались такие убеждающие цепочки:
• митинг – телевидение – переход на сторону;
• блокирование административных зданий – освещение в газетах – переход на сторону;
• цветы в щиты ОМОНа – нейтрализация.
Нельзя сказать, что это была беззатратная цепочка. К примеру, подсчеты оппонентов говорят, что Майдан обходился в 5–6 миллионов гривен ежедневно (Тарас Чорновил в программе «Постскриптум» 11 декабря 2004 года).
Устная передача информации всегда строится на более ярких и «кричащих» примерах, чем коммуникация официальная, поэтому такие способы удержания внимания должны были быть во всех семи вариантах коммуникаций, которые были на Майдане:
• лидер – толпа, где был разговор с трибуны;
• командир – группа, куда подпадет и организация жизни в рамках палаточного городка и организация пикетов;
• член группы с другим членом группы;
• протестующие – киевляне;
• протестующие – домашние за пределами Киева;
• протестующие – милиция;
• журналист – зритель / читатель.
Нахождение на площади должно было также стать событием жизни для всех. Кстати, визуальная сторона была наиболее сильной частью этой кампании со времени выдвижения Виктора Ющенко: она идеальна для глаз и для телекартинки. Недаром возникло название именно оранжевой революции.
Существенной проблемой для лидеров стало удержание протестующих от агрессивных действий с одновременной борьбой с наступающей депрессией от их отсутствия. По отношению к милиции нужно было заранее порождать неагрессивность, чем снимается чувство боязни у самих протестующих. Нужно было также создать и усилить ощущение единства у них, чему способствовала большая повторяемость речевок и событий на Майдане. Треугольник «Майдан – лидеры оппозиции – телевидение» действовал синхронно, когда нужно, подменяя один другого. Причем символически подчеркивалось главенство именно Майдана, хотя фактически управление было в руках лидеров. Когда же они не хотели подчиниться, они говорили, что люди их не слушают.
И конфликтная тактика в виде управления ультиматумами также держалась на коммуникативной составляющей. Кстати, здесь проявилась сильная сторона нескольких депутатов-агитаторов, способных удерживать толпу, как и вся режиссура протестного действа.
Когда есть только один источник информирования, пользующийся авторитетом (лидеры оппозиции плюс «Пятый канал» как ретранслятор), то это уже потенциальная возможность для любых искажений. По крайней мере, две решаемые задачи можно было увидеть в ситуации общения на Майдане:
• постоянная отсылка на стоящих на площади по модели одобрения («Вы так решили?» – «Да!»);
• раскрепощение, мобилизация активности масс с помощью своих собственных слов и действий, которые в обычной ситуации могут быть запрещены;
• отрицание правильности любых других источников информирования.
Большое число людей само по себе автоматически становится объектом внушения, подчинения не своему, а коллективному разуму. Сам человек никогда бы себя так не вел ни на футболе, ни на митинге. Он, с одной стороны, становится в толпе анонимным, с другой – его влекут высокие порывы коллективной души. А реагирование в рамках протеста оказывается возможным только с помощью черно-белых кодов: только «за» или только «против». Есть также такой закон: когда люди стоят локоть к локтю, они находятся на пике внушаемости.
Искусственное удержание людей в состоянии активности столь длительный период времени привело в результате к созданию особой психологической службы, направленной на снятие напряжения. Исходную ситуацию смены настроений на Майдане хорошо описывают наблюдения профессора Татьяна Титаренко: «Состояние эйфории, возникшее после решения верховного суда, снова сменилось тягостной неопределенностью. Толпа, как маленький ребенок, плохо переносит такие перепады. Ей требуется ежедневная подпитка в виде встреч с лидерами, авторитетных комментариев по поводу происходящего, четко артикулируемых планов на ближайшее будущее» [12]. Кстати, все это чисто информационные функции.
Что касается поднимаемой сразу после Майдана проблемы возникновения информационного общества, то следует сказать нечто обратное: вряд ли сейчас можно говорить именно об информационном обществе. Информация просто стала нужнее, что всегда является приметой кризисной ситуации. Но ее отсутствие не может быть характеристикой информационного общества. Тут можно скорее говорить о появлении активного сетевого сообщества, объединенного своим протестом, которое выросло в противовес влиянию провластных СМИ.
При наличии информационного вакуума, резко возросшей динамики происходящего колоссально вырос спрос на информацию. Возникла представленность другой точки зрения во всех СМИ. Задачей теперь становится сохранение двух точек зрения и в дальнейшем. Общество выговаривается, и ему в таких ситуациях не надо мешать.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.